Глава 20

Фиона растерянно заморгала, и Реймонд подумал, что это наверняка случилось с ней впервые в жизни. У чародейки не нашлось что ответить.

Однако блаженное молчание было очень недолгим.

Она вырвалась из его объятий и попятилась.

— Значит, пока ты не знал о моем происхождении, я не была достойна такой чести, а теперь ты готов снизойти до меня — благодаря моей матери? Но я даже родилась не в этих стенах! Я появилась на свет в лесу, под сенью деревьев и под охраной фей! Великие силы благословили меня даром, с которым ты до сих пор не в состоянии смириться, и хотя мне придется выйти за тебя ради счастья моего народа…

— А как насчет нашего с тобой? — сердито перебил де Клер.

— Разве ты думал обо мне, когда все эти племенные кобылы гарцевали перед тобой по кругу?

Ревность, прозвучавшая в ее голосе, ранила его сердце.

— Да, я думал! — Она застыла, не смея шелохнуться. — Думал каждый миг! — Он подходил к ней медленно, неслышно. — Стоило мне посмотреть на них и попытаться выбрать хотя бы одну, с которой я мог бы связать свою судьбу, — и перед глазами вставала ты! И я видел, что ни одна из них не стоит твоего мизинца!

Фиона затрясла головой, не желая верить ни единому слову.

— Я хотел взять в жены равную себе, а не быть нянькой у избалованной соплячки! Мне нужна была женщина, а не девчонка! — Реймонд подошел так близко, что уже мог расслышать ее частое, неровное дыхание. — Выходи за меня!

Фиона боялась, что сердце не выдержит такой пытки.

— Нет, — сдавленно прошептала она.

— Какого черта? — помрачнел Реймонд.

— Такого, что я слишком стара!

— Это кто же тебе сказал? — язвительно поинтересовался он, откровенно раздевая ее глазами.

— Я не племенная кобыла для случки, а ты все еще не веришь в то, кто я на самом деле.

— Я… мог бы смотреть на это сквозь пальцы, — заметил де Клер, сам не понимая толком, зачем это сказал. То ли ему хотелось разозлить Фиону еще сильнее, то ли он не надеялся, что ее обманет простое обещание поверить в колдовство.

Чародейка с воплем отчаяния воздела руки.

— А я взамен должна смотреть сквозь пальцы на то, что ты так и остался полным олухом, да к тому же английским?

Реймонд хищно ухмыльнулся.

— Прикажешь поцеловать тебя, чтобы доказать, как чудесно мы подходим друг другу?

— Не трогай меня! — Она отшатнулась, выставив перед собой руки.

Однако Реймонд медленно приближался, любуясь замешательством на прелестном лице.

— Реймонд! — строго воскликнула Фиона, чувствуя себя совершенно беспомощной под взглядом его серых глаз. Он сделал еще шаг. И чародейка привычным жестом выставила перед собой ладони.

Де Клер задержался на миг, чувствуя сопротивление, но сейчас он не собирался ломать голову над ее фокусами. Реймонд понимал, что Фиона снова пытается возвести между ними стену, оставив его терзаться от одиночества. И он проиграет, если не разрушит эту стену навсегда. Отчаянным усилием преодолев невидимую преграду, он обнял чародейку за талию, стараясь не обращать внимания на волну колдовского жара, ударившую его в грудь.

— Твоя магия не остановит меня, Фиона.

Эта простая истина окончательно лишила ее сил.

— Ох, Реймонд, — жалобно промолвила она, — за десять лет окружавшие меня страх и ненависть пустили слишком глубокие корни, и наша свадьба ничего не изменит. Я боюсь, что это только добавит ярости нашему неведомому врагу, и из-за меня пострадают еще многие люди.

— Я не позволю ему разгуливать на свободе.

— Взяв меня в жены, ты больше проиграешь, чем выиграешь.

— По-твоему, я хочу жениться на тебе ради выгоды? Хорошо же ты обо мне думаешь!

— Но ты англичанин…

— Да-да, я знаю, и вдобавок полный олух. Но мне все же хватило ума разглядеть, что нас связывает не только простое желание. Нас связывает гораздо большее. Признайся, что сегодня во дворе ты не испытывала ко мне ничего, кроме обычного физического влечения, — и я даже близко к тебе не подойду.

— Нет, не могу…

— Тогда выходи за меня.

— Но я же ведьма! — напомнила Фиона.

— Я верю, что ты владеешь некими чарами, перед которыми я бессилен. Иначе я не влюбился бы в тебя.

Она охнула от неожиданности. Реймонд не стал дожидаться, пока Фионой снова овладеют сомнения и страх, и поцеловал ее так, что она позабыла обо всем на свете, кроме их близости.

— Я хочу тебя, Фиона! Теперь мне кажется, что я мечтал о тебе всю жизнь!

Чародейка упивалась его словами, его ласками, чуть не плача от счастья. Так и должно было быть: Реймонд лишил ее способности рассуждать и сопротивляться. Мыслей больше не было, остались одни чувства и острое желание утолить физический голод, терзавший ее все эти годы.

— Твоя рана, — запоздало вспомнила она. — Позволь мне ее промыть!

— Ерунда, царапина! Нет, я не хочу отвлекаться! — Он глубоко вздохнул, когда острый язычок прошелся вокруг его соска, и уточнил: — Вернее, не могу!

Реймонд покрыл жадными поцелуями шею и грудь Фионы, распустив завязки на платье. Она застонала, откинув голову, вздрагивая от наслаждения.

— Выходи за меня, — вдруг повторил он.

— Если так пойдет и дальше, — задыхаясь, отвечала Фиона, — то я сама не замечу, как пообещаю тебе все, что угодно!

— Значит, мне стоит постараться! — вкрадчиво произнес Реймонд и взял в рот розовый сосок. Он припал к этому чудесному бутону с такой алчностью, будто это был глоток воды после долгого пути через пустыню.

Через минуту Реймонд отстранился и снял с нее платье, залюбовавшись стройной фигурой под чудесной вуалью из темных волос с вплетенными в них серебряными цепочками. Они тихонько звякнули, когда Фиона протянула руку к завязке на его штанах.

— Вы такая дерзкая, миледи! — поддразнил де Клер, укоризненно качая головой и лаская ее ноги.

— Можно подумать, ты об этом не знал! — Чародейка решительно дернула за конец тесьмы. Завязка ослабла, штаны упали на пол, и Реймонд чуть не задохнулся, когда горячие пальчики прошлись по его ожившему копью.

— Фиона! — прохрипел он, а та улыбнулась и ответила:

— Я женщина, а не девчонка, и меня не нужно учить, как добиться своего! — Ее пальчики действовали проворно и умело, и Реймонд зажмурился, отдаваясь ей во власть. Вскоре он так возбудился, что не в силах был больше ждать. Подхватив Фиону на руки, он припал к ее губам и понес свою драгоценную ношу на кровать.

По комнате пронесся неведомо откуда взявшийся сквозняк.

Чувства Реймонда внезапно обострились настолько, что каждая мелочь стала казаться значительной и важной: прерывистое дыхание чародейки, ее пальцы, вцепившиеся в его плечи, влажные податливые губы, отвечавшие на его поцелуй… В какой-то момент ему показалось, что он способен ощутить все, что сейчас ощущает Фиона.

Они оказались возле кровати, и он раздвинул коленом ее ноги, усадив к себе на бедро. Она с силой обхватила его ногу и прижалась так, чтобы он почувствовал жар, исходящий из ее лона.

— Ты дрожишь? — лукаво поинтересовалась она.

— Я так тебя хочу, что боюсь сделать тебе больно!

— О нет, мой рыцарь, — покачала головой Фиона, — вам не следует терпеть! Ибо я этого не потерплю! — Она снова обхватила пальцами его копье, предлагая не медлить.

Вздрагивая от возбуждения, де Клер опрокинул ее на кровать. Фиона лежала совершенно спокойно, не стесняясь своей наготы. Как будто не было у нее на спине тех ужасных шрамов, что заставляли страдать ее душу. Реймонд снова взял в рот сосок и задохнулся от восторга, услышав сдавленный стон Фионы и почувствовав, как она схватила его за плечи.

Ее волосы разметались по подушке, словно черное пламя, цепочки и амулеты загадочно поблескивали в шелковистых черных прядях.

Не спуская с Фионы восхищенного взгляда, де Клер осторожно провел пальцами по влажной ложбинке между ее ног. Она оказалась горячей и влажной, готовой принять его, и это открытие едва не лишило Реймонда остатков выдержки. А Фиона подалась ему навстречу и положила руку поверх его руки, заставляя проникнуть еще глубже. Она стонала все громче, позабыв о том, что в замке полно людей и что их могут услышать. Главное — чтобы Реймонд не прекращал свои ласки, приносившие ей такое блаженство.

Он приподнялся, и она приподнялась вместе с ним, чтобы снова взять в руку его копье. Реймонд охнул, а она рассмеялась и поцеловала его в живот, спускаясь все ниже, ниже… Горячий язычок прошелся по длинному шраму у него на бедре, и де Клер напрягся всем телом, опустив на нее потрясенный взор.

— Черт побери, ты сошла с ума, Фиона!

Она посмотрела на него, кончиками пальцев лаская влажную шелковистую головку его копья.

— Мне давно об этом говорили!

Ее язык пришел на помощь пальцам. Реймонд не выдержал: запрокинул голову и взревел, как зверь, выпущенный на свободу. Она ласкала его ртом и гладила по бедрам, по ягодицам, не прекращая эту сладостную пытку и наслаждаясь своей властью над его огромным, могучим телом.

— Перестань! А не то я наброшусь на тебя, как сопливый мальчишка! — наконец взмолился он.

Фиона снизошла до его мольбы и выпрямилась, стоя на коленях и следя за ним с откровенной, кошачьей улыбкой.

— Ты не сопливый мальчишка! — промурлыкала она, явно довольная тем, что увидела.

Реймонд шагнул вперед и заставил ее улечься навзничь, не позволяя больше шаловливым пальчикам снова взять его в плен. Теперь пришла его очередь целовать свою любимую так, чтобы у нее темнело в глазах от восторга. Его пальцы щекотали и дразнили влажное лоно, всякий раз оставляя ее в каком-то шаге от блаженной разрядки. Фиона умоляла его прекратить эту пытку так громко, что ее мог слышать весь замок.

— Не стесняйся, кричи сколько угодно! Я хочу слышать твой голос, я хочу видеть твой восторг! — Он припал губами к влажным завиткам между ее ног и добавил: — Потому что я собираюсь отведать тебя на вкус!

Фиона ошеломленно посмотрела на него, но в следующий миг он уже опустил голову, чтобы целовать ее так, как не целовал ни один мужчина. Он осторожно покусывал ее, — — он ласкал ее языком, он помогал себе пальцами, пока она не обезумела окончательно, содрогаясь от предвкушения разрядки. И тогда он вошел в нее, навалившись всем телом, одним сильным, решительным рывком.

Фиона рассеянно улыбнулась, чувствуя каждый дюйм его горячего, напряженного копья и стараясь вобрать его в себя до конца, без остатка. Она обхватила Реймонда ногами и стала отвечать на его рывки, пока их обоих не ослепила вспышка острого, как боль, наслаждения. Они катались по огромной кровати, сплетенные воедино, содрогаясь от дикого, первобытного экстаза.

Наконец они затихли, все еще тяжело дыша и вздрагивая от возбуждения. Прохладный сквозняк прошелся по их влажным от пота телам. Где-то раздался грохот — наверное, слуги уронили кувшин. Но для Реймонда существовала только Фиона. Он слышал лишь ее частое дыхание и видел светившиеся от счастья бледно-голубые глаза.

— Я мечтал о тебе целую жизнь, — признался он. — И каждый раз мое сердце готово было разорваться от тоски, когда ты от меня ускользала!

— А мое обливалось кровью от горя! — отвечала Фиона и поцеловала его, не скрывая вновь проснувшейся страсти. Она уселась на него верхом и так умело изобразила наездницу, что Реймонд моментально возбудился, опрокинул ее на спину и снова овладел своей прекрасной любовницей. Как будто отполированный меч вошел во влажные, тугие ножны — так естественно было их слияние.

Время словно остановило свой бег. Его течение отмечали лишь невнятный ласковый шепот, вздохи и стоны — секунды и минуты того блаженства, о котором они не смели даже мечтать. Их тела блестели от пота, неистово напрягаясь в древнем, как мир, ритме.

Они двигались все быстрее и быстрее.

Балдахин над кроватью снова зашевелился от сквозняка, хотя и двери, и окна были закрыты. По комнате поплыл пьянящий аромат орхидей, пламя в камине внезапно проснулось и зашумело, грозя вырваться на свободу.

Но они были заняты друг другом и не замечали, что творится вокруг. Реймонд снова подвел свою неистовую кельтскую красавицу к тому волшебному обрыву, за которым лежало ослепительное блаженство, и она отвечала ему с такой же страстью.

— Фиона! — сорвалось с его пересохших уст, когда первые судороги разрядки прошлись по его телу. Фиона присоединилась к нему в этом вихре экстаза, вознесшего их на самый пик наслаждения.

Они долго лежали неподвижно на кровати, принадлежавшей когда-то ее предкам, и Реймонд не выпускал Фиону из объятий. Аромат орхидей внезапно усилился, и Реймонд медленно, заранее опасаясь того, что ему предстояло увидеть, приоткрыл глаза. Экзотические цветы прорастали прямо сквозь каменные стены, чтобы распуститься и через минуту поникнуть, превратившись в кучку легкой сверкающей пыли. Затем его взгляд привлекло большое зеркало, висевшее на стене. Фиона выглядела в нем особенно соблазнительно, плавные изгибы ее спины и бедер так и манили к ним прикоснуться. Высокородный Реймонд де Клер с благоговением смотрел на простую демонстрацию силы любви и волшебного дара женщины, которую он держал в своих объятиях. Он смотрел на абсолютно гладкую, безупречную спину Фионы. Ужасные шрамы, в течение многих лет заставлявшие ее мучиться от стыда и унижения, исчезли без следа.

Реймонд проснулся задолго до рассвета, встал и тихонько натянул штаны, рубаху и сапоги. Он прокрался к двери, но не удержался и еще раз оглянулся на Фиону, раскинувшуюся во сне поперек кровати. Она лежала на животе, согнув одну ногу, и являла собой живое воплощение женской красоты и совершенства. Шрамов на ее спине не было и в помине. Этот непреложный факт стал последней каплей. Больше Реймонд не мог отрицать то, что видел своими глазами. Магия существовала, хотел он того или нет. И Фиона была средоточием и источником этих чудес.

Он спустился в зал и прошел к выходу во двор, стараясь не потревожить сон людей, искавших защиты от неведомых налетчиков под его крышей. Только на кухне можно было обнаружить признаки жизни и то, что он искал. Вернее — кого он искал.

Изольда привычными размеренными движениями месила тесто для хлеба.

Реймонд не без основания считал ее самой старой обитательницей замка и надеялся получить от нее ответы на вопросы, с которыми не справилась бы даже Фиона.

— Стало быть, ты все-таки явился, чтобы расспросить меня? — негромко сказала старуха и рукой, измазанной в тесте, указала Реймонду на стул по другую сторону стола. Реймонд уселся и сложил руки перед собой. Изольда снова взялась за тесто.

— Как долго ты знаешь Фиону?

Она улыбнулась, и Реймонду стало ясно, что под сеткой морщин скрывается лицо, поражавшее когда-то своей красотой. Ее глаза выцвели от старости, но не стали равнодушными и водянистыми: в них все еще сверкал молодой задор.

— Я помогла ей появиться на свет. Я была личной служанкой у Эгрейн.

— Значит, ты видела все? И наказание?

— Да. Это был скорбный день для Гленн-Тейза.

— А это проклятие, что оно означает?

Изольда повернулась к соседнему столу, отрезала толстый ломоть хлеба, намазала его маслом и подала Реймонду.

— Прикажешь понимать это как приказ выложить всю правду?

— Да. — Он откусил от еще теплого ломтя.

Изольда посыпала стол мукой и снова принялась мять кусок теста.

— Союз Дойла и Эгрейн не задался с самого начала, а когда ушел Куинн — стало и того хуже.

— Куинн? Ах да, это брат Фионы! — Пендрагон рассказывал ему что-то об этом парне.

Изольда со стариковским терпением смотрела на него, дожидаясь, когда он снова соизволит вернуться к ее истории.

— Куинн ни за что не вернется сюда. Его долг — хранить всю Ирландию, а не только владения его отца4. Даже мать не могла убедить его остаться — пока он не объявил об избранной им судьбе. И вся тяжесть наследства легла на плечи Фионы. Ее обручили еще в детстве с сыном влиятельного вождя с владениями где-то возле Банн-Ривер. Конечно, она об этом не знала, — добавила Изольда, заметив, как Реймонд напрягся всем телом при этом известии. — Она была совсем крошкой. И отец заявил, что не хочет тревожить ее прежде времени. — Она пожала худыми плечами, разделила тесто пополам и стала придавать ему форму хлеба. — Но Дойл помнил об этом договоре и рассчитывал получить могучего союзника и много денег за свою дочь. Вот почему ее измена с Магуайром задела интересы столь многих вождей — не говоря уже про короля Тайрана. Магуайры были в ярости и требовали баснословного откупа — о таких деньгах здесь никогда не слыхали. О'Флинны и О'Каганы сочли себя оскорбленными, разорвали с Дойлом все договоры и союзы и превратились в его заклятых врагов. А король Тайран, этот насильник и самодур, стал требовать ее голову на блюде. Вот именно — на блюде, — повторила старуха, пронзительно глянув на Реймонда.

— И как же ей удалось выжить?

— Шивон не тратила времени даром и вышла за Тайрана, немного остудив его гнев и остановив войну в Коулрейне и Донеголе. Совет старейшин решил, что во всем виновата Фиона — особенно в том, что наложила чары ради собственной выгоды, не спросив Шивон. Их мало волновало то, что Йен ввел ее в заблуждение своей ложью и что Шивон не очень-то сопротивлялась, когда ее похитили. — По брезгливому тону Реймонд заключил, что старуха так и не простила Йена — в отличие от своей хозяйки. — Его выслали на три года из Ирландии, но отцу Фионы пришлось расстаться с владениями в западном Антриме и даже с Девятью Лощинами. В сущности, у него только и осталось, что этот замок да Круг Камней. — Изольда постаралась выпрямить согбенную спину и сурово посмотрела на своего нового лорда. — Дойл женился на Эгрейн ради ее земли. Ему еле удалось выторговать у совета старейшин ее руку, и когда он потерял почти все, что у него было, его ярость обрушилась и на дочь, и на мать. Он объявил, что выгоняет Фиону из дому на десять лет и один день, и выдрал ее как собаку. Он сам бил ее кнутом, и от каждого удара на спине лопалась кожа и открывалась рана, но ни одна из них не кровоточила. — Она вздохнула и понурилась. — Все тогда смотрели только на Фиону, и пока она не скрылась в лесу, никто не замечал, что Эгрейн лежит на ступенях замка и истекает кровью.

Он уже слышал это от Коннала и волей-неволей должен был поверить в правдивость этой истории.

— Я ухаживала за Эгрейн как могла, но она лишилась дочери, а с ней и желания жить. Однажды ночью, перед самым концом, Дойл не позволил мне войти в ее спальню. Он сам остался с ней, и я боялась, что он ее убьет. Поэтому я решила подслушивать под дверью. Не знаю, были они там вдвоем или к ним приходил кто-то третий, но я слышала слова.

Реймонд напряженно выпрямился на своем стуле, с замиранием сердца ловя каждое ее слово.

— «Пока леди Гленн-Тейза не вернется на свое законное место и не обретет заслуженную ею любовь — все земли, кроме заповедной лощины, не родят ни травы, ни зерна, и вечно будут холода и тучи!»

Лицо Реймонда превратилось в суровую маску. Он глубоко задумался.

— Наутро Эгрейн не стало, а над замком повисли тучи. Реймонд машинально доедал хлеб, все еще думая о чем-то своем. Изольда молча разглядывала этого чужака — англичанина, полюбившего ее Фиону.

— А что стало с ее отцом? — У Реймонда просто руки чесались вышибить этому типу мозги.

— Тело Эгрейн пропало, и те, кто был ей предан, обвинили Дойла в том, что он поскупился на похороны — если вообще не расчленил ее и не скормил свиньям. — Реймонд с полным ртом уставился на старуху, не скрывая ужаса. — Кое-кто даже хотел его убить. Один старый друид поплатился за это жизнью, — и она провела пальцем вокруг шеи, намекая на виселицу. — Замок пришел в упадок и скоро стал той развалиной, что досталась тебе. Люди отказывались подчиняться Дойлу, обвиняя его в том, что из-за него их землю прокляли. А какой же он господин, если у него нет вилланов? Его все забыли, и он умер один, никому не нужный, в одной из башен.

— А что это был за голос? Мужской или женский? — Изольда не спешила отвечать, и Реймонд сурово нахмурился.

— Не знаю! — воскликнула она и тут же спохватилась — так можно было переполошить весь замок! — Эгрейн была больна, ее голос звучал низко и глухо. Это могла быть она — или не она. Может, сам Куинн.

— Он что, тоже колдун? — Старуха кивнула. — А ее мать? — не унимался де Клер.

— Ох, можешь даже не спрашивать! — И Изольда с достоинством добавила: — Эгрейн была чистокровной колдуньей, все ее предки обладали волшебным даром. — Старуха склонила голову набок, и этот жест так напомнил ему Шинид, что он с трудом удержался от улыбки. — Ты ведь поверил в колдовство, не так ли?

— Я постоянно вижу вещи, не поддающиеся объяснению, — признался он, взъерошив волосы на затылке. — Как я могу не верить?

— Так-то оно так, но теперь ты веришь не умом, а сердцем. И с этого дня многое пойдет по-другому.

Он подозрительно прищурился.

— Я видела, как вы вчера целовались с ней во дворе. Весь замок это видел. А чем вы занимались всю ночь в хозяйской спальне? По-твоему, слуги слепые и глухие?

— Ты забываешь, с кем говоришь! — Реймонд попытался напустить на себя строгость.

Но Изольда только рассмеялась в ответ.

— Ты же любишь ее, де Клер!

— Да, — невольно улыбнулся он. — Люблю.

— Это правда, милорд? — раздался заспанный голос. Реймонд подскочил на месте и тепло улыбнулся при виде Шинид. Протирая кулачками глаза и смешно зевая, девочка брела к де Клеру, все еще не проснувшись до конца. Она не стала спрашивать разрешения, а просто подобрала подол длинной ночной рубашки, вскарабкалась к нему на колени и с довольным вздохом опустила головку ему на грудь. — Так правда или нет?

Реймонд несмело обнял эту маленькую лисичку и ответил:

— Правда, малышка. — Поцеловал Шинид в теплую макушку и добавил: — Я люблю ее.

— Это хорошо. Ей нужно, чтобы ее любили.

— Но ведь и ты тоже любишь свою маму? — прошептал он на ухо девочке.

Шинид охнула и испуганно заморгала. Реймонд улыбнулся, стараясь ее успокоить, но Шинид с тревогой переводила взгляд то на Изольду, то на него. Девочка явно была испугана.

— Я никогда не обижу тебя, Шинид! И никому не позволю обижать тебя или Фиону. Ты ведь это знаешь?

Она кивнула, но так и не решилась ответить Реймонду вслух. И у него не хватило духа настаивать на ответе, ведь Шинид наверняка поклялась хранить тайну своего рождения.

— Не тревожься, милая, ты ни в чем не виновата, — заверил де Клер, ласково погладив ее по голове.

Шинид снова свернулась калачиком и уютно устроилась у него на руках. Это трогательное доверие стало для Реймонда самой драгоценной наградой. Он понял, что готов был заботиться об этой малютке с их первой встречи. И поклялся про себя, что защитит ее от всех невзгод и опасностей этого мира, от проклятий и шрамов, а если повезет — то даже от разбитого сердца и несчастной любви.

Изольда продолжала возиться с хлебом, как будто понятия не имела, о чем шушукаются эти двое.

— Ну вот, — заметила она, звонко шлепнув по тесту. — Теперь дело за малым. Нужно уговорить Фиону выйти за тебя замуж.

— Выйдет, никуда не денется. Старуха засмеялась и воскликнула:

— Ты что, так и не понял, что ее ничем не проймешь, коли она упрется на своем?

Шинид у него на руках украдкой хихикнула, явно соглашаясь с Изольдой.

Глава 21

Утренний свет уже проникал в спальню через неплотно прикрытые ставни, когда Реймонд проснулся во второй раз. Первым делом он протянул руку к Фионе и обнаружил, что ее нет. Сна как не бывало. Он в панике оглянулся и тут же увидел Фиону в дальнем углу комнаты. Она с увлечением исследовала содержимое старого обшарпанного сундука. С удовольствием окинув взглядом ее нагое тело, де Клер удобно устроился в постели, подперев голову рукой.