Джимми Гейдж (№1) - Дрожь

— Оливия тут ни при чем.

— Как скажешь.

— Я знаю, что ты ушел с вечеринки, — сказал Джимми, пытаясь вывести брата из равновесия. — Вероятно, случилось что-то важное, раз ты бросил своих гостей.

— А, это, кажется, называется у вас сенсацией. Или жареной уткой? — Лицо Джонатана ничего не выражало. Затем он резко засмеялся и хлопнул в ладоши, охваченный необъяснимым восторгом. — Я так скучал по тебе, правда. Тебя слишком долго не было.

— Теперь я вернулся, Джонатан.

— Чудесно! Мне надо собираться на работу, но в субботу надеюсь тебя увидеть. Вечером в опере будет благотворительный бал, и я тебя приглашаю. Там и продолжим нашу беседу.

— Не знаю.

— Пожалуйста, приходи. Я заказал столик. — Джонатан поправил халат. — Я приберегу тебе местечко рядом с собой.

Солнце над головой Джонатана, и как Джимми ни пытался, он так и не смог разглядеть глаза брата.

Глава 17

Садовники оглянулись на скрип массивных железных ворот и снова склонились над цветами, заспорив о чем-то на испанском. Их умелые руки проворно сновали над ярко-красными цинниями и желтыми маргаритками. Окружающие здания смотрелись неважно, на дорожках валялись грязные велосипеды, а сады выглядели запущенными. На их фоне двухэтажный дом Пилар казался диковинным оазисом с аккуратными газонами и ухоженными фруктовыми деревьями. Участок был отгорожен восьмифутовым забором с колючей проволокой и камерами слежения.

Джимми прошел по петляющей тропке. Садовники спорили о том, какой автомобиль лучше — «камаро» или «бьюик». «Камаро» бесспорно отличался особым шармом и привлекательностью, но «бьюик» был удобнее в вождении. Джимми уже собирался отдать свой голос в пользу «камаро», как открылась входная дверь.

— Эй, парень! — В дверном проеме выросла впечатляющая фигура рестлера Блейна, блондина в шортах и с голым торсом.

— Салют! — проговорил Джимми, подняв руку.

Блейн засмущался и приобнял Джимми, легко подняв его одной рукой.

— Я прочитал твою статью в «Таймс», отличная работа, парень! Просто клевая. Я и не знал, что ты был на матче. — Силач осторожно поставил Джимми на ноги. — А когда увидел тебя, сразу решил, что ты пришел взять у меня интервью. Я так и сказал Пилар: «Я звезда». Но она лишь рассмеялась. Думаю, она завидует моей славе.

— Слава — известная стерва, — заметил Джимми, поглядывая на красно-синие следы от зубов вокруг правого уха Блейна. Именно туда его цапнул Конго во время матча. Блейн тогда взревел, схватил противника за ногу и, сломав ее, словно спичку, снискал овации. — Как ухо?

— Ноет! — пожаловался Блейн. — Ты же знаешь мистера Маклена, да? Он пообещал всем борцам выдать кассету с записью матча, но мне так и не досталось. Я попросил Акулу, чтоб он помог, но тот открестился, мол, его это не касается, не в его компетенции и все такое. Я вот подумал, может, ты поговоришь с мистером Макленом... Джимми? Эй, меня подожди!

Джимми прошел мимо Блейна в дом. На стенах висели картины, имитирующие живопись ацтеков и репродукции полотен Дали. В комнатах было некуда ступить: везде высились горы кофеварок, плейеров и компьютеров. Пилар оказалась в гостиной. Она сидела на софе, скрестив ноги, и смотрела телевизор. На коленях у нее стояла тарелка с цыпленком табака. Пилар была невысокой толстошеей латиноамериканкой сильно за сорок, в кожаных штанах с серебряными клепками и майке, обнажавшей мощные руки. Ее черные блестящие волосы были собраны в хвост. На полу возле софы стояла бумажная коробка, наполненная апельсинами из собственного сада Пилар.

Женщина бросила беглый взгляд на Джимми и вернулась к телеэкрану. Плохой знак. Пилар приветствовала его, выливая стакан чаю на голову, проклиная и оскорбляя, а однажды даже поцеловала в щеку и громко засмеялась, увидев оставшийся ярко-красный след от помады (кстати, Джимми не мог его стереть до конца вечера). Но никогда не оставалась равнодушной. Джимми уже готов был извиниться и выйти вон, но вспомнил об обещании, данном Ролло.

— Не хочешь взять у меня интервью? — напомнил Блейн. Мягкий взгляд округлых глаз делал его еще моложе. — Мне есть о чем тебе рассказать, например, о моей философии, о тренировках, ну и всем таком прочем.

— В другой раз. — Джимми дружески похлопал Блейна по массивной спине и присел рядом с Пилар. — Привет, дорогая!

— Хочешь? — Пилар протянула ему апельсин.

— Может, попозже.

— А кто тебе сказал, что позже я снова предложу? — Пилар небрежно бросила апельсин обратно в коробку.

— Я все же рискну.

— Ну давай, — кивнула Пилар. Черты ее лица были крупными, мясистыми, а смуглые щеки испещрены оспинами. — Ты долго ждал, перед тем как прийти за своими деньгами, Джимми. — Она говорила с легким акцентом, поэтому его имя прозвучало как Шимми. — Наверное, сильно спешил уехать из Калифорнии.

— А может, мне просто нравится знать, что ты моя должница? — Джимми положил ноги на кофейный столик, на котором валялись шкурки от апельсинов, помповое ружье, коробка от кроссовок, пульт от телевизора, бутылка из-под диетической колы и банка из-под оливок, о которой упоминал Ролло. Там же размещался наполовину собранный пазл с «Ангелами Чарли». Джимми потрогал помповое ружье фирмы «Моссберг». — Что случилось с «Юзи»?

— Этот тупица заснул в кинотеатре и оставил его на кресле. «Моссберг» в два раза больше. Пусть только попробует его где-нибудь забыть!

— Я не виноват! — пробурчал Блейн.

Пилар потянулась к коробке из-под кроссовок, доверху набитой стодолларовыми купюрами, отсчитала десять бумажек и положила их на стол.

— Теперь мы квиты, — сказала она. — Глупое было пари. Ты бы и сам не смог назвать всех из Чертовой Дюжины.

— Обычно забывают Хименеса. — Джимми не притронулся к деньгам.

— Как насчет армрестлинга? Удвоим ставку?

Джимми пощупал свой бицепс и отрицательно покачал головой.

— Нет! — На каждом запястье у Пилар красовалось по татуировке в виде браслетов из маленьких розовых цветков. Они выглядели по-девичьи нежно. Вероятно, Пилар сделала их еще молоденькой девушкой. — Не хочешь поесть?

— Нет, спасибо, мне надо идти.

— Джимми надо идти! Джимми занятой человек! — Пилар посмотрела на него пронизывающим взглядом. — Ну а о Ролло поговорить время наверняка найдется, не так ли?

— Ты абсолютно права.

— Честный ответ, ценю. Однако Джимми всегда правдив, когда его правда не имеет особого значения.

— Ролло в панике. Он звонит мне по два-три раза на дню и спрашивает, ходил ли я к тебе. Ты его напугала.

Пилар заерзала, и ее кожаные штаны заскрипели.

— Он и должен быть напуган! — Она облизала вилку. — Принеси мне лазанью, буду ее есть. — Она посмотрела, как Блейн отправился на кухню. — Знаешь, как долго мне пришлось его воспитывать? Этого Блейна? И все старания насмарку! Из-за твоей статьи, между прочим. Он потерял внимание, злобу, хватку. Теперь только и говорит об интервью и прочей дребедени.

Джимми рассмеялся. Он надеялся, что Пилар сделает то же самое, но ошибся.

— Он скупил все экземпляры газеты в округе... Эй, тупица! — крикнула она. — Сколько у тебя копий статьи Джимми?

Блейн высунул голову из кухни.

— Триста восемь, — облизал он губы. — Ты бы... ты бы называла меня по имени, хорошо? Особенно в присутствии прессы.

Пилар вскочила с софы, увидев, как Джимми пытается собрать пазл, пристраивая кусочек тела Фарры.

— Можешь помочь с другими ангелами, если хочешь, но не трогай Фарру! — резко сказала она, убрав то, что положил Джимми. — Если пришел по просьбе Ролло, лучше скажи, где его можно найти.

— Я не знаю. Он постоянно в движении.

— Он звонит тебе и умоляет поговорить со мной, — Пилар отхлебнула из банки с колой и вытерла губы, — а ты не знаешь, где он?!

— Точно.

— Какое благородство! Ты просто святоша, Джимми. Дамы в черных одеяниях должны молиться на тебя и ставить свечки, а также просить Господа Бога, чтобы их мужья были такими же верными, как и ты. Только вот не жди в ответ благодарности и такого же благородства. — Пилар посмотрела на свои ноги. — Я слышала, твоя девчонка вышла замуж за твоего брата.

Она громко засмеялась, сотрясая столик, и банка из-под оливок упала и покатилась в сторону Джимми.

— На следующей неделе мы пойдем на Джерри Спрингера, — сказал Джимми, поймав банку. Теперь он собственными глазами увидел в ней сморщенный белый человеческий палец, плавающий в жидкости, и посмотрел на Пилар.

— Би-бип! — Блейн вышел из кухни, изображая робота. В руке он держал разогретую в микроволновке лазанью, которую поставил на столик.

Пилар взяла упаковку и сняла с нее пластиковую крышку. От лазаньи шел густой пар, похожий на туман.

— Забирай свои деньги, Джимми. Не хочу быть твоей должницей.

— Возьми их в залог за Ролло. Он ведь тебе задолжал. Ролло просто хочет спокойно возвращаться домой. Раз он не в состоянии вести бизнес, значит, не может вернуть тебе деньги...

Пилар ткнула руку Джимми вилкой.

— Не указывай, что мне делать! — Она снова уколола его вилкой, и на коже у Джимми остался след. — Понял?

— У меня идея, Пилар, — сказал Блейн. — Может, послать Конго цветы в больницу? А Джимми это сфотографирует, и тогда поклонники увидят, что я не злюсь на то, что Конго укусил меня за ухо.

— Гордишься собой? — Пилар взглянула на Джимми. — Из-за тебя с твоей статьей Блейн возомнил, что способен думать. — Она взяла со стола тысячу долларов и положила Джимми в карман. — Я возвращаю свои долги. Передай Ролло, чтобы возвратил свои.

Джимми потер руку в том месте, куда Пилар его уколола, и медленно встал.

— Проводи Джимми, Блейн. — Пилар подняла вилку с лазаньей. — Но сначала покажи парочку своих приемов.

— Он не профессионал, Пилар. Ему будет больно.

Пилар улыбнулась и отправила лазанью в рот.

Блейн загородил проем, когда Джимми попытался выйти.

— Пилар? — сказал он, не зная, что делать. — И вообще тут негде драться, Джимми что-нибудь обязательно разобьет, ну, что-нибудь важное.

— Не сомневаюсь! — бросила Пилар.

Джимми ударил Блейна по лицу, а потом еще раз, изо всех сил. Блейн схватил его и отбросил к противоположной стене. Не дав Джимми встать, он нанес ему удар в грудь, одновременно стукнув головой о стену. Пилар наблюдала, жуя с открытым ртом.

— Я сказал правду, — прорычал Джимми. — Я не знаю, где Ролло.

Пилар теперь собирала пазл.

— Это тебе не за Ролло, — безучастно сказала она. — Блейн, покажи Джимми свой особый прием. Как его там называют? «Бросок в каньон»?

Блейн поднял Джимми над головой, покрутил и бросил себе на согнутое колено.

Джимми лежал на полу, тщетно пытаясь дышать.

— Клево, да? — усмехнулся Блейн.

— Дерешься как девчонка, — с трудом выдавил из себя Джимми.

— Я сейчас вернусь, не уходи. — Блейн сделал вид, что не расслышал последних слов Джимми.

Пилар прижала деталь пазла ладонью.

— Блейн по натуре своей слишком мягок, поэтому приходится время от времени его встряхивать как следует. Ты ему нравишься, поэтому, побив тебя, он отлично потренировал волю. Теперь, я думаю, с ним все будет в порядке.

— Рад... рад, что оказался полезным.

— Скажи Ролло, чтобы он позвонил мне, и мы все уладим, — криво улыбнулась Пилар.

— Так и сказать? Все забыто и прощено?

Пилар пожала плечами.

Блейн ворвался в комнату с газетой и наклонился к Джимми.

— Подпишешь мне один экземпляр, ладно? — Он достал ручку и покраснел. — Напиши: «Будущему чемпиону», — хорошо?

Газета тряслась в руке Джимми. На странице «Таймс» находилась фотография с матча, где Блейн ломал ногу сопернику. Джимми поставил автограф.

— Дождаться не могу, когда покажу это маме, — радостно сказал Блейн, бережно складывая газету, и наклонился поближе. — Ты был прав насчет «девчачьего» удара, я специально так слабо тебе врезал, — шептал Блейн. — Только Пилар не говори, о'кей?

— Замолчи, Блейн, — приказала Пилар. — Я хочу дать Джимми совет.

— Не надо советов.

— Тогда пусть это будет моим подарком. Одна мудрая мексиканская пословица поможет зарасти ране на твоем сердце. Ты лишился женщины, которую считаешь уникальной, незаменимой, не похожей на других, единственной королевой. Но помни, Джимми, — Пилар подняла указательный палец, — «todas son reinas en la oscuridad», что означает «в темноте все женщины королевы». Каждая из них, Джимми.

Глава 18

— С добрым утром, Донна, — с нарочитой бодростью сказала Хоулт, подавив желание поверх ее плеча заглянуть за дверь лаборатории. — Мне нужен отчет об отпечатках по вчерашнему делу. Донна лениво оторвала взгляд от номера «Космопо-литен». Это была крашеная блондинка с жирно подведенными синей тушью ресницами, так что казалось, будто ей стоило неимоверных усилий держать глаза открытыми.

— Перед вами большая очередь. Мы ни для кого не делаем исключения, у нас тут нет любимчиков.

— Конечно, я понимаю, — натянуто улыбнулась Хоулт. «Ах ты, лживая сука, лучше скажи это своему красавчику Бартоли с его усами и мускулами». Но вслух сказала: — Я просто спросила. Попытка не пытка.

Джейн увидела двух сотрудников, работавших над освещенным столом, и Марию, сидевшую на своем обычном месте.

— Что-нибудь еще? — осведомилась Донна. — У меня много дел.

— Кофе у вас свежий? — вежливо спросила Хоулт.

— Отвечать на подобные вопросы не входит в мои обязанности. Я вам тут не дегустатор кофе, — отрезала Донна, возвращаясь к журналу.

— Ну, он должен быть получше тех помоев, что у нас наверху, — сказала Хоулт.

— Не забудьте заплатить за кофе, — буркнула Донна. — Вы, детективы, всегда приходите сюда и пьете бесплатно.

Хоулт направилась к кофеварке и обрадовалась, заметив, что Синоа выглянула за дверь. Она налила себе кофе и демонстративно бросила долларовую купюру в банку, предназначенную для оплаты. За стеклянной стеной кабинета был виден доктор Чакабарти. Он сидел за компьютером, вероятно, занятый очередной статьей для специализированного научного журнала.

Хоулт подула на кофе. Она пришла пораньше, надеясь опередить лейтенанта Дифенбахера, игромко выругалась, увидев его сверкающий «форд» на парковке. Джейн; не сомневалась, что он следил за каждым ее шагом и, возможно, даже завел на нее папку. Дифенбахер распорядился не проводить в лаборатории никаких исследований, связанных с делом Яйца, без его предварительного согласия и специального разрешения. Хоулт глотнула кофе и снова заглянула в лабораторию.

Синоа, делая вид, что усердно работает, незаметно кивнула Хоулт. Она выглядела взволнованной. Это была невысокая полнеющая женщина с безмятежным лицом и тонкими пальцами пианистки. Она работала в лаборатории почти тридцать пять лет. Однажды за ленчем Мария призналась Джейн, что сначала хотела стать детективом, но потом поняла, что больше тяготеет к лабораторным исследованиям. Синоа была очень ответственным работником, настоящим въедливым ученым, трепетно относящимся к своим обязанностям. Однако если Хоулт просила о помощи, она не могла ей отказать.

— Похоже, у тебя тут мяч бейсбольной звезды, — сказала Хоулт, подходя к рабочему столу Марии. Она взяла мячик и сделала вид, что читает автограф, оставленный на его поверхности.

— Мой кузен Эрнесто поймал его на матче на прошлой неделе, — громко ответила Мария.

Донна взглянула на них поверх журнала.

Хоулт посмотрела на дверь и незаметно положила пакетик со снимком Джонатана на стол Марии.

Она взяла его в руки и мельком глянула. Она не подала виду, что смущена или ошарашена, всего лишь приподняв толстую бровь. Положила фото под увеличительное стекло и наклонилась. На шее у нее висела тоненькая цепочка с золотым распятием. Хоулт подумала, что бы сказал доктор Джонатан Гейдж о бархатистой коже Марии. Синоа отодвинула седеющую прядь.

— Сейчас не могу сделать анализ. Харрисон все утро возится с микроскопом, не знаю, когда закончит.

Хоулт пододвинула бейсбольный мяч.

Мария спрятала снимок в ящик стола.

— Спасибо, — прошептала Хоулт, мечтая поскорее выбраться отсюда. Она собиралась навестить Оливию Гейдж и узнать, что же все-таки произошло на вечеринке в то воскресенье. А главное, выяснить, дала ли Оливия своему мужу повод заподозрить, что накануне она встречалась с Джимми.

Стоило Хоулт выйти из лаборатории, как она заметила спускавшегося по лестнице лейтенанта Дифенбахера. Черт! Джейн ускорила шаг, спеша скрыться от шефа в дамской комнате. Но не тут-то было.

— Вот ты где, Джейн! А я тебя ищу.

Джейн застыла у двери туалета.

Дифенбахер подошел ближе.

— Я хотел попросить прощения за свой злой юмор. Просто нас урезают в бюджете, разные организационные проблемы, я замотался...

— Вам... не нужно извиняться, сэр.

— Знаю, это одна из привилегий начальников, — усмехнулся Дифенбахер, но вновь посерьезнел. — Я по-прежнему считаю, что ты могла бы стать нашим лучшим детективом, Джейн. Если я был неучтив и строг с тобой в последнее время, то только потому, что ты слишком зациклилась на бредовом деле этого Яйца. Я видел, какие люди ломались, увязнув в бессмысленных расследованиях. Не хочу, чтобы то же произошло и с тобой.

— Я ценю это, — сказала Хоулт.

— Вот и хорошо. — Дифенбахер уже собрался уходить, но остановился. — А что ты тут, собственно, делаешь?

— Спрашивала в лаборатории насчет вчерашнего дела, автомобильной кражи. Хотела узнать, может, уже готовы результаты по отпечаткам пальцев.

— Господи Иисусе, Джейн! Об этом я и говорил, — вспылил Дифенбахер. — Ты же знаешь их напряженный график, у них все расписано на неделю вперед, а ты всерьез полагаешь, что ребята бросят все свои дела и будут возиться с никчемной автомобильной кражей!

— Я просто хотела узнать.

— Не надо, Джейн. Я не позволю своим детективам нарушать расписание доктора Чакабарти. Не хватает только получить от него еще одно электронное письмо с жалобами на ваши требования. Кстати, копии письма он отправил шефу и финансовому директору. Джейн, хватит воспринимать себя независимым агентом, пора понять, что ты работаешь в команде.

— Да, сэр, — ответила Хоулт, пытаясь прервать лекцию до того, как их увидит кто-нибудь из лаборатории.

Дифенбахер подозрительно прищурился. — Вы видели мой отчет? Я оставила его у вас на столе?

— Да, я видел отчет. — Он поправил галстук, все еще недоверчиво глядя на Хоулт. — Ты начала работать над кражей в магазине?

— Магазин закрыт до одиннадцати.

Дифенбахер демонстративно проверил время, взглянув на свои стальные водонепроницаемые часы. Хоулт чуть не стошнило от вида его белесых волос на красноватом запястье.

— Может и неплохо, что ты приехала пораньше. Встреться с менеджером, когда она придет, пусть знает, что ты на работе.

— Сейчас же приступлю, — с готовностью ответила Хоулт.

Лицо Дифенбахера смягчилось, и он широко раскрыл перед Хоулт дверь в уборную.

— Иди по своим делам, Джейн. Главные из них надо делать в первую очередь.

Глава 19

— Я только что говорил с Пилар, — сказал Джимми в трубку. — Все в порядке.

— А что у тебя с голосом? — спросил Ролло.

— Мы с Блейном боролись.

— О! — Ролло секунду переваривал информацию, а потом вернулся к делу: — Ты уверен, что с Пилар все о'кей? Она больше не злится на меня?

— Она просто хочет получить свои деньги. Ты должен ей позвонить. — Джимми повесил трубку, высыпал из флакончика шесть таблеток аспирина, прожевал их и запил горечь большим глотком холодного пива. После этого медленно поплелся к машине.

Проходившая мимо молодая мамаша с ребенком испуганно шарахнулась от него в сторону.

Гейдж взглянул на свое отражение в витрине: волосы всклокочены, воротник надорван, в руке банка пива. И все это в десять утра. Он еще раз глотнул пива. «Не надо жалеть себя, Джимми. Ты живешь в южной Калифорнии, на родине Диснейленда, „Макдоналдса“ и лифчика без бретелек. У тебя необременительная внештатная работа и комната, за которую не нужно платить. Надо бы купить лотерейный билет, Джимми, — сегодня твой день». Он мог бы улыбнуться, но не сделал этого.

Джимми полез в карман за ключами и заметил невдалеке машину Блейна. Он сделал еще глоток, дышать стало легче, боль слегка отступила. Совестливый этот борец! Джимми не возражал против Блейна. Возможно, тот еще отвезет его домой и будет всю дорогу извиняться.

Выйдя от Пилар, Блейн помог ему дойти до машины, практически донес его. А еще сказал, чтобы Джимми не волновался, если пару дней будет мочиться кровью. Мол, с ним такое регулярно происходит.

Блейн вышел из автомобиля с металлической покрышкой в руках и направился к автомату с газетами.

Джимми бросил банку с пивом и открыл дверцу машины.

Блейн взломал автомат покрышкой и направился обратно с пачкой газет.

— Ты выронил свое пиво, чувак!

Джимми поднял банку. Там еще оставалось немного на дне.

— Пилар сказала, чтобы я проверил, как ты тут. Ты должен в целости и сохранности доехать до дома. Но думаю, ты и сам доберешься. А мне надо потренировать парочку приемов, подготовиться к важным боям.

— Ты уже готов, — сказал Джимми и потер затылок.

На дороге появились два нескладных подростка в мешковатых штанах и рубашках, застегнутых под горло, и нерешительно подошли к Блейну.

— Ты — это он, да? — завороженно вымолвил белокожий парнишка с всклокоченными волосами.

— Ты Серфингист, да? — вторил ему чернокожий приятель.

Блейн встал в картинную позу, газеты полетели у него из-под мышки.

— Ух ты! — восторженно заорали подростки.

Блейн многозначительно посмотрел на Джимми, но внимание того привлекло маленькое красное родимое пятно за ухом белого парня. Оно напомнило ему мертвого Стива Дегерру, лежавшего на беговой дорожке с дыркой в черепе. Джимми видел его на поляроидном снимке в домике и заметил на глянцевой поверхности отражение луны. Интересно, а видел ли собственное отражение Джонатан, свое настоящее лицо, которое, по его словам, помогает раскрыть йога?

— А когда тебя покажут по ящику, дружище? — спросил темнокожий парнишка, пока белый поднимал рассыпавшиеся по земле газеты.

— Еще не знаю, скоро, думаю, позовут, — важно ответил Блейн, подписываясь на двух газетах. — Хорошо учитесь, — напутствовал он мальчишек, убегавших, прижимая к груди газеты, и медленно, степенно удалился.

У Джимми зазвонил мобильный. Странно, пять минут назад телефон не работал, получив мощный удар рестлера, а теперь вдруг запиликал. Номер, появившийся на определителе, показался Джимми абсолютно незнакомым.

— Алло?

— Ты уже сегодня завтракал, дорогой? — заворковали в трубке.

— Нино? — Джимми потер шею и застонал от боли, отдавшейся по всей спине.

В ответ Напитано подленько захихикал. Грязный смешок грязного мелкого человечка.

— Надеюсь, я не отвлек тебя от самого важного для мужчины дела?

— Ничего подобного. — Джимми, морщась, помассировал спину.

— Покажи ей все, что умеешь, ну и от меня добавь пару раз, — снова усмехнулся Напитано. — Каждый рассвет встречай несокрушимой эрекцией, друг мой, но никогда не кончай до начала рабочего дня! Никогда! Потеряешь охотничий инстинкт, и никакой пользы от тебя не будет.

— После разговора с тобой мне всегда хочется продезинфицировать телефон, Нино. Он краснеет от твоей грязной болтовни. — На самом деле Джимми нравился Напитано, он восхищался его умом, твердостью, волей, решимостью, с которой тот сжигал мосты и начинал новую жизнь, а также абсолютным бесстыдством. Ликвидировав европейские медиа-холдинги и бежав от налоговой полиции Италии, Напитано переехал в Лос-Анджелес с единственной целью: взойти на Олимп этого города, возродившись из пепла.

Полгода спустя был основан его журнал. По этому поводу устроили шикарную вечеринку в боулинг-центре. Помещение задекорировали под римский Колизей, а напитки разносили симпатичные гладиаторши. Олимпийскую сборную США по водному поло переодели в диких зверей. Высокопоставленные гости щеголяли в кашемировых тогах и громко аплодировали приглашенному Паваротти. «Таймс» назвал журнал «открытием сезона», и в течение нескольких месяцев Напитано вносили в списки гостей всех главных мероприятий Лос-Анджелеса. Нино же с удовольствием сорил деньгами, не скупясь на щедрые пожертвования.

Напитано бредил Лас-Вегасом, но, как и во всех своих любовных связях, быстро остыл и заскучал. Он велел журналистам «мочить» всех, с кем еще недавно пил коктейли, превознося до небес. Папарацци дополняли разоблачающие материалы не менее скандальными снимками. Количество заказов на рекламу в «Слэп» резко упало, а приглашения на вечеринки перестали приходить вообще. Напитано и в ус не дул, расцветая, словно лилия на пруду.

— Чем могу быть полезен, Нино? — проворчал Джимми.

— Я накормлю тебя отличным ленчем. Полный комплекс витаминов и минералов. Короче, все, что поможет восстановить растраченные тобой силы.

— Ты же меня уволил. Уже забыл?

— Джимми, ты хотел слинять на безвременный срок, — сказал Напитано. — Что мне еще оставалось делать?

— У меня был контракт на издание книги.

— Ну да, точно... Только книжка приказала долго жить. Или вообще не родилась? — Напитано издал какие-то странные хлюпающие звуки. Он обладал зверским аппетитом и каждое утро и днем за обедом съедал дюжину устриц и тарелку черной икры. — Отведай прекрасные блюда со мной, Джимми, — последовала новая серия хлюпающих звуков. — Я прочитал твою статью в «Таймс», просто жуть.

— Ты позвонил, чтобы сообщить мне об этом? Тебя бесит, что я работаю на кого-то еще.

— Плевать они хотели на твою работу, — сказал Напитано. — Примитивная фотография, неважная верстка и расположение внизу страницы. — Он выразительно причмокнул. — Позавтракай со мной, и заодно обсудим твое будущее.

Джимми посмотрел на двух подростков, носившихся невдалеке с подписанными Блейном газетами. Белый парень, тот, что с родинкой, заметив взгляд Джимми, сделал неприличный жест.

— Не сегодня, — ответил он Напитано.

— Тогда до завтра. И не забудь прихватить с собой аппетит, дорогой мой.

Глава 20

— Могу я называть вас по имени, детектив? — улыбнулся Джонатан. — Думаю, можно обойтись и без формальностей, мы ведь уже знакомы.

— Что же такое важное заставило вас просить меня о срочной встрече, доктор?

— Пожалуйста, зовите меня Джонатаном, — мягко сказал он. Его губы едва двигались, голос был нежным как бархат, и казалось, что этому мужчине никогда в жизни не приходилось повышать тона. — Знаю, наше знакомство вдомике с бассейном вышло не слишком удачным... — Его бледные щеки покрылись румянцем, и Хоулт было трудно представить, что в понедельник утром Джонатан показался ей высокомерным и самоуверенным. — Я прошу прощения за тот неловкий момент и смущение, которое вы испытали по моей вине.

— Я не смутилась.

Они сидели на веранде «Эрмитажа», отличного французского ресторана, расположенного в старинном особняке на берегу океана в Ньюпорте. Столик с видом на закат, озарявший залив, был постоянно заказан для Джонатана. На докторе безукоризненно сидел бледно-синий костюм с тонкой шелковой рубашкой цвета сливок с ванилью. Легкий бриз играл его мягкими волосами. Он вел себя по-мальчишески элегантно, расточая свое обаяние не только в адрес Хоулт, но и трех блондинок в бриллиантах за соседним столиком.

— Я искренне рад этому. Джеймс иногда так бестактен в своих шутках. Нет, я ничем не лучше и порой разыгрывал его не самыми честными способами. — Джонатан поднял свой бокал и, чокнувшись с нетронутым бокалом Хоулт, глотнул мартини. — Вы уверены, что не хотите коктейль? Фернандо их делает просто великолепно.

— Я не пью. — Хоулт пригубила минеральной воды.

— Понимаю. Заботитесь о самоконтроле. Однако положительный антистрессовый эффект от алкоголя перекрывает небольшое побочное действие, — снова улыбнулся Джонатан. — Послушайте мою лекцию. Нелегко забыть о работе, n'est-ce pas?[5] Люди, подобные нам, везде таскают за собой свои дела. Мы не умеем отключаться. — Он поправил свои каштановые волосы. — Я очень ценю то, что вы мне перезвонили. Когда я попытался найти вас на работе, женщина, взявшая трубку, сказала, что вас не будет ближайшие две недели. Я просто не знал...

— Мой начальник настоял на том, чтобы я взяла отпуск. — Хоулт положила лед в свой стакан. Ей было достаточно одного взгляда на лицо Дифенбахера, чтобы понять — дела плохи. Он вызвал ее к себе в кабинет и устроил взбучку, негодуя, что Хоулт нарушила его приказ и принесла еще один из «чертовых снимков» в лабораторию. Однако больше всего его «взбесила ее ложь». Он заявил, что отправляет Хоулт в оплачиваемый отпуск, а дальнейшая ее судьба будет решаться позже. В тот момент Дифенбахер выглядел не рассерженным, а скорее разочарованным. Плюс ко всему Мария Синоа была весь день занята и не успела поработать со снимком. Теперь за ней наблюдали столь пристально, что ни один шаг не смог бы укрыться от глаз ее босса. Черт, черт и снова черт! Хоулт глотнула воды, мечтая, чтобы на ее месте оказался джин. — Вы сказали, у вас ко мне важное дело?

— Да, конечно... Покончим с формальностями. — Джонатан провел по краю бокала пальцем и принял серьезный вид. — Я беспокоюсь о Джеймсе. Я знаю, у вас более чем рабочие отношения...

— Думаю, доктор, вы слишком много себе позволяете.

Джонатан собирался ответить на не слишком вежливое замечание Хоулт, но сдержался.

— Вероятно, я ошибся, — учтиво поправился он. — Я видел, как вы дали ему пощечину, и трактовал это несколько однобоко.

— Просто вы стали свидетелем моей бурной реакции на то, что я не обнаружила тех снимков, которые обещал мне Джимми, — сказала Хоулт. Ветер гулял по белому песчаному пляжу, поднимая облака пыли, летавшие вокруг веранды. — Я попросила у него прощения и напомнила о праве подать на меня иск.

— О, Джеймс никогда бы этого не сделал. Никогда. — Джонатан опустошил бокал с мартини. — Даже будучи ребенком, он никогда не жаловался и не ябедничал. Если честно, Джимми умеет хранить секреты и не показывать обиды. Я уверен, вам нечего бояться.