Щелкали вспышки фотокамер; из толпы раздавались восторженные крики. Поклонники, туристы и просто любопытные проталкивались к ограждениям, чтобы оказаться поближе к знаменитостям, прибывающим на просмотр новой картины с участием Ричарда Гира.
      Джетта и Нико расположились на заднем сиденье длинного белого лимузина и ожидали своей очереди в веренице машин, выстроившихся перед входом в «Чайниз Тиэтер» на Голливудском бульваре.
      Из автомобиля, стоящего впереди них, выходила Элизабет Тейлор. Ее осаждали репортеры с микрофонами.
      Джетта схватила Нико за руку.
      – С ума сойти! – воскликнула она. – А теперь наша очередь.
      Для этого случая Джетта купила белое вечернее платье от Нины Риччи: броское, с тройным воланом, оно оставляло открытыми ее плечи и намного не доходило до колена. К нему она подобрала огромные белые клипсы и белое боа из страусовых перьев.
      – У кинозвезд любимое занятие – пускать пыль в глаза, – проворчал Нико со скучающим видом.
      Опустив тонированное стекло, Джетта высунулась из окна. Короткое платье задралось еще выше. Нико протянул руку и одернул воланы. Его прикосновение было неожиданно осторожным.
      – Не забывайся, – предостерег он, – кругом телекамеры. И лиф тоже поправь: он и так мало что прикрывает.
      – Тут поправь, там поправь, – огрызнулась Джетта. – А что такого? Долли Партон себе вообще ничего не прикрывает, а мне нельзя?
      – Нашла с кем себя сравнивать, с этой дешевкой, – отрезал он. – У тебя другой уровень, запомни.
      Водитель обошел вокруг машины и открыл дверцу. Джетта ступила на красную ковровую дорожку.
      Не успела она сделать и шага, как к ней ринулись журналисты. Они совали ей в лицо микрофоны и сыпали вопросами.
      – Джетта! Джетта! Это правда, что вы встречаетесь с Ричардом Гиром?
      – С Гиром? О нет, это всего-навсего рекламный ролик, – начала Джетта.
      – Разве вы не были его любовницей? Ведь вы...
      – Не задерживайся, – приказал Нико, сжимая ее локоть. – Все, больше никаких вопросов. Отстаньте от нее.
      Они прошли в фойе, где уже стоял гул бесчисленных голосов. Актеры, руководители киностудий и рекламных бюро, агенты, режиссеры, состоятельные любители кино, раздобывшие пригласительный билет, – все оживленно беседовали, держа в руках бокалы. Мужчины были в смокингах, женщины – в дорогих изысканных платьях.
      – Не сердись, – шепнула Джетта, когда они с Нико направлялись к одному из четырех баров. – Эти дурацкие вопросы... Ричард Гир. Да я никогда в жизни... Конечно, в нем море обаяния, но мне не нужен никто, кроме тебя.
      – Поверю тебе на слово.
      – Правда-правда!
      За минувшие три года Джетта узнала Нико так, как его не знала ни одна другая женщина. Тем не менее он иногда ее озадачивал. Наедине с ней Нико был мягким, ласковым и заботливым. Но стоило им оказаться на людях, как он сразу начинал вести себя отчужденно. Джетта объясняла это тем, что он – siciliano,о чем он сам нередко ей напоминал. По его словам, сицилийцы не выставляют напоказ своих слабостей, а любовь к женщине у них считается не чем иным, как проявлением слабости.
      В отношениях с Джеттой Нико всегда стремился быть полновластным собственником. Однажды, после того как они четыре часа подряд занимались любовью, а потом в изнеможении лежали рядом, он сказал:
      – Ты слишком сильно любишь меня, Джетта.
      – В каком смысле? – переспросила она.
      – Ты любишь меня безоглядной любовью, хотя ничего обо мне не знаешь. Для тебя я только возлюбленный, малышка Джетта. Но я представляю собой нечто большее. И тебе предстоит узнать меня совершенно с другой стороны, когда в моей семье произойдут кое-какие перемены. А от тебя я требую только одного.
      – Чего же?
      – Чтобы ты никого не пускала туда, где бываю я.
      Джетта сделала вид, что не поняла, хотя ей уже все стало ясно.
      Нико положил руку на ее мягкий, влажный пушок в низу живота.
      – Это принадлежит мне. Только мне и больше никому.

* * *

      В фойе, как и у входа, сновали газетчики и фоторепортеры. Нико извинился перед Джеттой и отправился в курительную комнату. К Джетте тут же подскочила Ширли Эдер, известная журналистка, снабжавшая светскими новостями сразу несколько популярных изданий.
      – Конечно, я бы с удовольствием снялась в кино, – ответила на ее вопрос Джетта. – Но я слишком дорожу своей ролью в «Кэньон-Драйв». Мне известно множество случаев, когда актрисы в погоне за славой отказывались от ролей на телевидении, после чего их имен никто не вспоминал.
      Ширли лихорадочно строчила в миниатюрном блокнотике.
      – Кто вас сегодня сопровождает, Джетта? Ваш спутник просто неотразим. Он актер?
      – О нет, он бизнесмен из Чикаго.
      – В какой области он работает?
      – В области предпринимательства, – туманно пояснила Джетта. – Он заключает различные контракты.
      Когда Ширли отошла в поисках очередного объекта, Джетта обернулась, ища глазами Нико. Она случайно встретилась взглядом с интересным, высоким мужчиной, чье лицо показалось ей знакомым. В ее памяти всплыла свадьба Александры: это был Дерек Уинтроп, брат невесты. Джетта вспомнила, что напропалую кокетничала с ним и в чем-то даже вышла за рамки приличий. Она не смогла сдержать улыбки.
      – Вы затмили всех, – сказал Дерек, приближаясь к ней. Его голубые глаза тоже улыбались.
      – Даже Элизабет Тейлор? – игриво спросила Джетта.
      – Ну, ей-то вы просто дадите сто очков вперед.
      – Неужели?
      – Я всегда говорю то, что думаю. Вы потрясающе красивы. – Дерек перешел в наступление. – Меня всегда можно застать в Сенате. Звоните моему референту, вас сразу соединят.
      Джетта была польщена. Ее с детства окружали знаменитые личности, но политических деятелей среди них не было. Пусть Дерек не отличался такой эффектной внешностью, как Нико, но в нем угадывалась властность. Это интересно. Очень даже интересно.
      Она состроила ему глазки:
      – Возможно, когда-нибудь позвоню...
      – Надеюсь.
      В это время вернулся Нико, и они вместе с толпой устремились в зал.
      – Здесь даже водопроводные краны сделаны в виде драконов, – сообщил он и без всякого перехода спросил: – Что за субъект?
      – Да так. Просто подошел поболтать.
      Он взял Джетту за локоть и сжал так, что она чуть не вскрикнула.
      – Расскажи это кому-нибудь другому. Он к тебе приставал.
      – А хоть бы и так! – не выдержала Джетта. – Нико, вокруг меня все время крутятся мужчины. Пойми, это в порядке вещей. Я же актриса.
      Этого говорить не следовало.
      В голосе Нико зазвучало нескрываемое бешенство:
      – В порядке какихвещей?
      – Ну, в актерской среде. Нико, если человек с кем-то заигрывает, он таким способом выражает свою симпатию – и ничего больше. – Джетта начала злиться. – И вообще, какая тебе разница? Ты же не собираешься на мне жениться, правда? Тебе подавай непорочную итальянку.
      Его глаза вспыхнули холодным блеском:
      – Да, представь себе, я ценю непорочность.
      – Скажите на милость, он ценит непорочность! – вскипела Джетта. – Не смеши меня! Ты без возбудителей в постель не ложишься! У тебя целый склад искусственных членов, вибраторов, смазок и черт знает чего. До встречи с тобой я о таких штуках и понятия не имела.
      – Джетта... – предостерегающе начал он.
      – Да что там говорить! У тебя одно на уме: поскорее уложить меня под себя. Я тебе только для этого и нужна!
      – Замолчи, – процедил он сквозь зубы. – Кругом люди.
      – Не замолчу. Я тебе не подстилка. Мне каждый раз...
      – Прекрати – или я встану и уйду, – перебил Нико. Через пять минут он так и поступил.
      Джетта сидела в темном зале, уставившись на экран, но не могла сосредоточиться. Ее душила обида. После просмотра она взяла такси и поехала к Сибилле Шеперд, которая пригласила к себе избранных гостей.
      У Сибиллы собралась пестрая голливудская компания. Из динамиков неслась оглушительная музыка: Линда Ронштадт пела новую балладу Александры Уинтроп. Для Джетты это была ничем не примечательная вечеринка. Много воды утекло с тех пор как она, дрожа от волнения, входила с матерью в дом Брэдли Голдфарба. Теперь она стала своей в этом кругу.
      – Надо же, мы снова встретились. – Рядом с ней неожиданно возник Дерек Уинтроп.
      – Вы проникли сюда хитростью?
      – Сознаюсь, виноват, – усмехнулся он. – Помогли друзья из высших сфер. Послушайте, а что если мы отсюда удерем, посидим где-нибудь в баре, немного поболтаем?
      Джетта ответила не сразу. Если Нико узнает, ей это даром не пройдет.
      – Поверьте, я вас не съем. Просто посидим где-нибудь вдвоем.
      – Подождите, я только что вошла. Не знаю, возможно... Мне бы хотелось выпить крюшона. Сладкого, с тропическим вкусом и с кусочками ананаса, только не слишком калорийного.
      – Я знаю, где такой подают, – заверил Дерек.
      Не прошло и двух месяцев, как Джетта и Дерек Уинтроп стали оченьблизкими знакомыми. Он заинтриговал ее некоторой загадочностью и остроумием, а также абсолютной уверенностью в своей неотразимости. Действительно, какая-то сила притягивала к нему окружающих. Джетта с интересом наблюдала, как в ресторанах Бостона к их столику стекалась масса людей, которые желали завести знакомство не с ней, а с Дереком.
      Их роман разворачивался на двух побережьях. Каждую пятницу Дерек присылал Джетте цветы, а дважды в месяц заказывал для нее билеты в Бостон на выходные дни.
      Она находила Дерека посредственным любовником. За предварительные ласки она бы поставила ему «четыре», а за выносливость – едва-едва «троечку». Как только приближался кульминационный момент, он заставлял ее говорить непристойности и даже сдавливать самые чувствительные места, чтобы ему было больно.
      Джетта мирилась с этими безобидными причудами. Она рассудила, что иначе он будет вообще ни на что не способен. С Дереком ей не приходилось рассчитывать на полное удовлетворение. Видимо, Нико Провенцо был единственным мужчиной, с кем она могла разделить миг высшего наслаждения.
      Сенатор и мафиозо. Кто бы мог подумать...
      Теперь, когда она ловко манипулировала двумя любовниками, ее жизнь приобрела особую остроту. Дерек и Нико не подозревали о существовании друг друга, хотя оба нередко наезжали в Лос-Анджелес: Нико – по таинственным «семейным делам», а Дерек – на конференции по торговле с Латинской Америкой.
      Чтобы разделить две фазы своей интимной жизни, Джетта использовала автоответчик. Принимая у себя одного из любовников, она отключала звонок и до минимума уменьшала громкость, так что ее ответ, заранее записанный на пленку, в доме был не слышен.
      Но однажды в июне, когда Нико появился в Лос-Анджелесе и остался на выходные, она утратила бдительность.
      Они с Нико лежали в спальне, изящно отделанной бледно-лиловым ситцем, и читали воскресный номер «Лос-Анджелес таймс». Покрывало сбилось в сторону. Над постелью витал мускусный запах разгоряченных тел и пряный аромат огромной пиццы, ждущей своего часа в картонной коробке между ними.
      Когда белый с золотом телефон залился трелью, Джетта мгновенно прокляла свою забывчивость. Нико всегда расспрашивал, кто ей звонит, и, если она не снимала трубку, требовал объяснения причин.
      Джетта подбежала к аппарату.
      – Алло?
      – Детка, это я, – раздался у ее уха вкрадчивый голос Дерека Уинтропа.
      – Вы не туда попали, – быстро ответила она и повесила трубку.
      Телефон немедленно зазвонил снова, и опять Джетта подскочила как ужаленная.
      – Вы ошиблись номером, – раздраженно крикнула она и незаметно отключила звонок, соображая, что можно будет наврать Дереку.
      Вернувшись к кровати, Джетта плюхнулась рядом с Нико.
      – Вот черт! – воскликнула она. – Прямо хоть меняй номер. Постоянно звонят какие-то идиоты.
      – Какие идиоты? – Нико оторвался от газеты. Его мускулистый торс был покрыт блестящими черными завитками; можно было подумать, что он позирует для эротического журнала.
      Джетта нервно рассмеялась.
      – Не знаю, куда деваться от этих дурацких звонков. А ты бы посмотрел, какие я получаю письма – можно подумать, кругом сплошные психи. Один предлагает мне руку и сердце, другой скорбит, что я в последней серии сделала аборт, третий возмущается, зачем я ношу манто из меха убитых животных. А недавно один полоумный написал, будто Господь Бог нам с ним повелел произвести потомство, которое спасет мир. – Она захихикала. – Честное слово! Сибилле тоже пришло почти такое же письмо.
      Нико пронзил ее взглядом.
      – Любопытно, – тихо сказал он.
      Джетта прильнула к нему, выхватила газету и проникновенно заговорила:
      – Миленький мой, зачем ты забиваешь себе голову этими несчастными биржевыми сводками? Такая скука, и все одно и то же, разве нет? Купи, продай, сколоти капитал.
      Под его пристальным взглядом Джетта поежилась и замолчала. После некоторого раздумья Нико заговорил:
      – Люди покупают и продают акции без разбора. Большей глупости не придумаешь. Я предвижу крах фондовой биржи в ближайшие год-два. Если у тебя есть акции, надо поскорее сбыть их с рук.
      – Этими вопросами занимается мой поверенный.
      – Тебе надо с ним поговорить. А лучше поручи это мне.
      Нико потянулся к Джетте и покрыл поцелуями ее лицо и шею. От прикосновений его быстрого, чувственного языка Джетта блаженно постанывала. Только сейчас ей удалось расслабиться. Нельзя забывать про автоответчик, иначе недолго потерять Нико.

* * *

      В тот год у Александры вышел третий платиновый диск. Баллада «Женщина простит», написанная для Кенни Роджерса и Барбары Мэндрелл, получила международное признание и вошла в «топ-твенти».
      В названиях всех песен Александры так или иначе фигурировало слово «женщина». Оно сделалось ее фирменным знаком.
      В июле у Коксов гостила Джетта. Она прилетела на уикэнд. Как назло, все выходные не переставая лил дождь.
      – Что новенького в музыкальном мире? – спросила она.
      Александра светилась от радости.
      – У меня столько замыслов! Настоящий творческий подъем. Я разговаривала с дирекцией «Ариста рекордс» – они собираются выпустить целый альбом с моими балладами в исполнении разных певцов.
      – Потрясающе!
      Александра подошла к белому роялю, который занимал центральное место в гостиной Коксов.
      – Хочешь послушать, что я написала совсем недавно?
      – Хочу, но сперва сыграй мне «Ласковую женщину», хорошо? Я могу ее слушать сколько угодно. Она в точности передает мои чувства к Нико.
      Джетта забралась с ногами на длинный, обтянутый нарядной тканью диван и закрыла глаза.
      По комнате разлился теплый голос Александры. «Всю нерастраченную ласку я сберегала для тебя» —пела она. Джетта слушала как зачарованная. Песня проникала в самую душу, вызывая светлую, щемящую грусть.
      – Бесподобно, – вздохнула она, когда смолкли последние ноты. – Бесподобно. Просто нет слов! Как тебе удается выразить такую печаль?
      – Как, Джетта, разве это печальная песня?
      Джетта не успела ответить, как в комнату притопал Трип, а следом за ним вошла няня с трехмесячным Энди на руках.
      – Мама, мама! – Трип подбежал к Александре. Красивые дети, круглолицые, беленькие, хоть снимай их для рекламы, подумала Джетта. Она не сводила глаз с Трипа. Уже сейчас можно было представить, в какого неотразимого мужчину он превратится, когда вырастет.
      – Трип услышал звуки рояля и попросил, чтобы вы ему что-нибудь спели, – улыбнулась Брауни.
      – Вот и хорошо. Я как раз сочинила для него песенку – закончила прошлой ночью.
      – Песенку, – нетерпеливо просил Трип. Руки Александры застыли над клавишами.
      – Песенка про белочку, – объявила она. – Про веселую белочку.
      Прозвучал вступительный аккорд.
      – Про беличку? – Трип только-только начинал говорить. В год и три месяца он значительно обгонял в развитии своих ровесников.
      – Про белочку, – отчетливо повторила для него Александра. – Жила-была попрыгушка и хохотушка белочка. Больше всего на свете она любила танцевать.
      Песенка звучала легко и задорно. Джетта не удержалась и принялась притопывать ногами в такт. Трип, стоя возле рояля, отбивал ритм пухлым кулачком. Джетта рассмеялась, с умилением глядя на малыша. Так или иначе, Александра получила все, к чему стремилась. У нее любящий муж, который не только хорош собой, но и сказочно богат. Двое прекрасных детей. И, конечно, творчество: можно было подумать, что музыка дается ей легко, без малейших усилий.
      Александра не превратилась в типичную жену миллионера, думала Джетта. Она всегда сохраняла свою индивидуальность.
      Песенка кончилась.
      – Еще про беличку! Еще!
      Александра со смехом сгребла сына в охапку и усадила за рояль рядом с собой. Джетта попросила дать ей подержать маленького Энди и почувствовала, как ее согревает частичка счастья этой семьи.
      Нельзя сказать, чтобы ее собственная жизнь сложилась неудачно. Вовсе нет. Миллионам женщин такая жизнь и во сне не снилась. Тогда почему же она отчаянно завидовала своей подруге? Почему вдруг почувствовала себя обделенной?
      Няня увела детей спать. Джетта и Александра потягивали вино и не могли наговориться друг с другом. Они позвонили Мэри-Ли, которая не сумела в тот день присоединиться к ним. Каждая взяла трубку, после чего они болтали без умолку добрых два часа.
      – Я до сих пор в сомнениях насчет замужества, – призналась Мэри-Ли, закончив рассказ о своей новой программе – она брала интервью у Генри Киссинджера. – Не знаю, нужно мне это или нет. Джейк поставил мне ультиматум: либо за полгода я выбираю обручальное кольцо, либо через полгода мы расстаемся.
      Подруги обсудили все за и против. Александра полагала, что Мэри-Ли не должна упускать своего счастья, потому что Джейк искренне любит ее. Джетта, в свою очередь, считала, что все сомнения Мэри-Ли объясняются ее прохладным отношением к Джейку.
      – Я-то думала, вы мне дадите дельный совет, – сказала Мэри-Ли через час. – Но, похоже, вынесение вердикта откладывается. Еще я вам хотела сказать, что моя мама в больнице – возможно, вы слышали. Ее положили на обследование: почему-то она стала терять память.
      – Терять память? – поразилась Джетта.
      – Да, именно так, – взволнованно подтвердила Мэри-Ли. – Знаменитая Мариетта Уайлд, написавшая Бог весть сколько романов, с трудом вспоминает, куда засунула ключи. Не знаю, заметили вы или нет, но за последние три года она не опубликовала ни одной новой книги. У нее был в запасе роман на китайском материале, но издатель его отверг. Говорит, что это «непечатное произведение».
      – Что с ней стряслось? – спросила Александра.
      – Могу тебе сказать, – ответила Мэри-Ли. – Врачи у нее усматривают то авитаминоз, то побочное воздействие снотворного, то нарушение мозгового кровообращения. Но я-то знаю, что это такое. Здесь витаминные пилюли не помогут.
      – Какое же это заболевание? – снова спросила Александра.
      В голосе Мэри-Ли послышались горькие нотки.
      – У нее синдром Альцгеймера. Вот ведь ирония судьбы, правда? Она пыталась мне внушить, что у меня страшная болезнь, а теперь оказалось, что болезнь поразила ее самое. Мне, конечно, придется взять на себя заботу о ней. Получается, что она, хоть и таким изощренным способом, все равно будет сживать меня со свету.
      Потом Джетта с Александрой еще долго сидели в спальне и, откупорив вторую бутылку вина, смеялись и болтали. Джетта начала рассказывать то, о чем невозможно было говорить по телефону. Она описала их ночные безумства с Нико, не скрыла, что он давал ей возбудители, и посетовала, как сложно крутиться с двумя любовниками.
      Но даже в порыве откровенности Джетта умолчала об одном. Она не назвала имени своего второго возлюбленного, опасаясь, что Александра не одобрит такой связи.
      В половине второго ночи зазвонил телефон.
      – Вероятно, это Ричард, – сказала Александра, подливая в бокалы еще вина. – Он снова в Финиксе; уже третья поездка за этот месяц. Возьми, пожалуйста, трубку: у меня заняты руки.
      Подходя к телефону, Джетта почувствовала легкое головокружение от выпитого вина.
      – Я слушаю.
      –  Джетта?Это ты? – В трубке звучал изумленный и недовольный голос Дерека.
      – Зачем ты сюда звонишь? – зашептала она.
      – Что за вопрос? Александра, между прочим, моя родная сестра.
      Джетта передала трубку Александре, которая в замешательстве остановилась с графином в руке. Она еще больше удивилась, когда узнала, что это Дерек.
      Разговор с братом был недолгим. Они согласовали какие-то подробности очередного благотворительного вечера.
      – Джетта... – нерешительно произнесла Александра, повесив трубку, – почему ты спросила Дерека, зачем он сюда звонит? Что в этом особенного?
      Джетта смущенно пожала плечами и отвела глаза. Александра нахмурилась.
      – Джетта, а Дерек случайно не тот... не с ним ли ты встречаешься в Калифорнии? Он в последнее время часто летал на побережье, и я все не могла понять, какие у него там дела.
      Джетта поднесла к губам бокал, не зная, что ответить. Александра проявляла настойчивость:
      – Слушай, Джетта, успокой мое сердце. Не может же быть, чтобы ты закрутила роман с моим братом? Я не хочу сказать ничего плохого, наоборот, я тебя очень люблю, но Дерек должен проявлять осмотрительность, ведь он политический деятель.
      Джетта опустила бокал на стол.
      – Объясни, что ты имеешь в виду.
      Они обе выпили больше, чем следовало. Соломенные волосы Александры растрепались, щеки горели румянцем глаза блестели.
      – Ты мне никогда не рассказывала, чем занимается твой Нико, но я слышала о нем в «Аристе».
      Джетта смотрела в сторону.
      – Я устала, пойду ложиться.
      Александра шла за ней по коридору.
      – Наверно, я совсем пьяна и ничего не понимаю. Ты хочешь сказать... ты живешь одновременно и с мафиозо, и с моим братом?
      – Ну и что такого? Подумаешь, переспали пару раз! – досадливо отмахнулась Джетта, входя в пышно обставленную спальню для гостей.
      – Джетта, – умоляюще выговорила Александра.

* * *

      Был уже полдень, когда Джетта наконец выбралась из кровати и направилась в столовую. На ней были узкие джинсы и длинный жилет с бахромой. На шее и на запястьях позвякивали бесчисленные экзотические цепочки с кожей и бирюзой. Блестящие черные волосы рассыпались по спине непокорными кудрями. На лице не было ни тени косметики.
      – Ты сегодня выглядишь как дочь племени краснокожих, – заметила Александра. Она сидела у стола за чашкой черного кофе.
      Джетта обиженно фыркнула:
      – Извини, забыла, что я в Чикаго. У нас в Лос-Анджелесе Чикаго считается провинцией.
      Они молча смотрели друг на друга. Потом Джетта с грохотом отодвинула стул, села и мрачно уставилась на кувшин со свежим апельсиновым соком и теплые круассаны, которые бесшумно внесла горничная.
      – Прошу прощения. Я на еду смотреть не могу.
      – Я тоже. Меня очень беспокоит судьба Дерека. Дело кончится тем, что ты опорочишь его имя, а потом уйдешь в сторону.
      – Какая чушь! – выкрикнула Джетта со слезами на глазах. – За что ты меня возненавидела? Пойду-ка я лучше заказывать такси.