– Сожми мне руку, Ричард... Сильнее, Рич... О Боже мой... Вот... о...
      По лицу Ричарда струился пот.
      – Я с тобой, малышка. Дыши, как тебя учили.
      – О, Господи...
      Александра лежала в отдельной предродовой палате. Мокрые от пота волосы разметались по подушке, лицо искривилось от боли, но для Ричарда не было женщины прекраснее.
      Когда она опять закричала, Ричард чуть не задохнулся.
      – Осталось недолго, – мягко сказал он. – Доктор Лорд говорит, что раскрытие составляет пять сантиметров. Ты у меня просто молодчина.
      Его жена вдруг замерла, неподвижно глядя в потолок и прислушиваясь к чему-то, известному ей одной. Из самых глубин ее души вырвался протяжный стон.
      – Ричард... Мне кажется, ребенок пошел... очень быстро... Позови доктора...
      Она изогнулась и снова застонала от боли и нетерпения.
      Через пятнадцать минут Ричард, облаченный в белую шапочку и белый халат, стоял в родильной палате, где пахло лекарствами и дезинфекцией. До боли сжав кулаки, он наблюдал, как Александра в крови и муках дает жизнь его родному сыну Трипу.
      В руках у акушерки младенец сердито закричал. Женщина положила его Александре на живот. Счастливая, Александра повернула бледное, усталое лицо к мужу.
      – Какой красивый, – слабо прошептала она. – Ричард... Это наш сын...
      Ричард на шаг приблизился к ней. Сын. От счастья он терял рассудок.
      – Какая ты молодец, Лекси. Малышка моя. Он чудесный.
      Мальчуган умолк. Он смотрел перед собой широко раскрытыми глазами, сжимая крошечные розовые кулачки. Все его тело было уже настоящим, включая аккуратный и на удивление большой пенис. Ричард вздрогнул, как от толчка.
      Отныне ребенок будет частью его жизни; он продолжит его род, не даст ему прерваться.
      – Мистер Кокс, теперь я попрошу вас выйти. Вы сможете увидеть свою супругу через несколько минут.
      Ричард жестом отстранил акушерку. От вида жены с ребенком у него по щекам потекли слезы. Он не стеснялся врачей, находившихся в палате. Его переполняли любовь, надежда и нежность, к которым примешивалось ощущение чуда.
      Вечером Ричард пришел к Александре в палату. Она стояла у стеклянной стены и не отрываясь смотрела на ребенка, лежащего в крошечной детской. В палате повсюду стояли букеты роз и кашпо с весенними тюльпанами.
      К этому времени Ричард уже осознал себя в новом качестве. Он немного поел, успокоился и опять надел непроницаемую маску, которая надежно скрывала его чувства при общении с внешним миром.
      Они с Александрой поцеловались и долго стояли молча, прижавшись друг к другу. Александра, одетая в розовый атласный халат, выглядела отдохнувшей и совсем юной. Она вся лучилась от радости.
      Потом они вместе разглядывали малыша и говорили те слова, которые всегда произносят родители новорожденного первенца. В его личике были заметны черты сходства и с отцом, и с матерью, а также с Джеем Уинтропом, от которого малыш унаследовал аккуратную форму ушей и высокий лоб.
      Александра скоро устала. Ричард помог ей лечь в постель и укрыл легким одеялом.
      – Я тебе кое-что принес, – сообщил он, стараясь не выдать волнения, и протянул ей антикварный перламутровый футляр.
      – Какая прелестная вещица! – воскликнула Александра, разглядывая футляр.
      – Действительно, милая безделушка, но это еще не сам подарок.
      – Ты хочешь сказать, внутри что-то есть? О, Ричард... – Александра нащупала маленький золотой замочек, подняла крышку футляра и ахнула, не в силах вымолвить ни слова. На белом бархате лежало колье, созданное по эскизу Кеннета Лейна. Оно ослепительно играло и искрилось розовым при свете электрической лампы.
      – Невероятно, – выдохнула Александра.
      – Достань его из футляра.
      – Не могу. У меня дрожат руки.
      Ричард помог ей извлечь украшение из футляра. Бриллиантовая лента зазмеилась у них между пальцев. На любом приеме бриллиантам других женщин отныне суждено было меркнуть рядом с этим сверкающим великолепием. На него всегда будут устремлены восхищенные взоры. К нему надо будет подбирать неброские, гладкие платья.
      – Изумительно, – прошептала Александра. – Бог мой, это произведение искусства. Настоящий шедевр. Это... У меня нет слов, Ричард. Я люблю тебя.
      – Надень его. Разреши, я помогу.
      Он заранее продумал, что скажет ей в эту минуту, и заговорил охрипшим от волнения голосом:
      – Александра, дорогая, здесь пятьдесят крупных бриллиантов: столько счастливых лет я хочу прожить с тобой рядом. Сто восемь камней размером поменьше обозначают те черты, которые я в тебе люблю, но это лишь малая толика: всего, что я в тебе люблю, перечесть невозможно.
      Александра, не стыдясь своих слез, потянулась к Ричарду и обняла его. Ричард начал покрывать поцелуями ее шею. Он коснулся губами каждой из пяти бриллиантовых роз и согрел их своим дыханием.
      – Ты мое сердце, дорогая. Ты – смысл моей жизни.

* * *

      Как всегда, в Лос-Анджелесе стояла солнечная погода. Живая изгородь из тропического кустарника звенела от щебета птиц. Дэррил Бойер снимала в Беверли-Хиллз особняк, выстроенный в испанском стиле. За это удовольствие приходилось выкладывать по десять тысяч в месяц. Прошлой ночью она забыла задернуть шторы, и сейчас солнце нещадно било в глаза.
      На ночном столике у кровати стояла пустая бутылка от водки «Абсолют», а рядом – графин апельсинового сока. У Дэррил раскалывалась голова. В последнее время она старалась себя ограничивать, но вчера у нее был повод напиться.
      Ее сняли с роли в «Кэньон-Драйв». По словам Берни Эдлера, ее импресарио и поверенного в делах, причина заключалась в том, что «она осложняет съемочный процесс».
      Они обедали в гриль-баре «Муссо энд Фрэнк».
      – Дэррил, детка, как же можно рубить сук, на котором сидишь? – мягко выговаривал ей Берни.
      Дэррил оттолкнула тарелку. Салат не шел в горло. Она как-никак звезда, не хуже Линды Грей или Джоан Коллинз.
      – Они сказали, – продолжал Берни, – что разрывают контракт и согласны выплачивать неустойку. Считают, что лучше пойти на издержки, чем мириться с твоими выкрутасами. Я боролся за тебя как мог, Дэррил. Топал ногами, угрожал, стучал кулаком, даже пару раз припечатал их крепким словцом. Но это не возымело действия.
       – Не возымело действия?– переспросила Дэррил, не веря своим ушам.
      – Бэби, они говорят, что ты прикладываешься к бутылке прямо на съемочной площадке да еще орешь на технический персонал. Сцены с твоим участием приходится переснимать по двадцать раз. Ты вечно опаздываешь, а однажды вообще не явилась на студию и сорвала съемочный день. Дэррил, у них на тебя накопился целый кондуит. Если хочешь, могу показать.
      Она жестом остановила его.
      – В тот день я себя отвратительно чувствовала.
      – Ну и что? Могла бы принять таблетку. Кроме всего прочего, ты беспрестанно грызешься с другими актрисами, хотя бы с той же Джеттой Мишо.
      – Потому что она стерва, – проворчала Дэррил.
      – Да кому какое дело? Ты отдаешь себе отчет в том, что произошло? У тебя был контракт на пять миллионов – и он полетел псу под хвост. Теперь все студии будут от тебя шарахаться, как от чумы. Тебе не предложат даже открывать буквы в телевикторине.
      Она испепелила Берни взглядом, не решаясь повысить голос: из-за соседних столиков на нее глазели туристы.
      – Но это не все, – неловко добавил Берни.
      – Ну, что там еще?
      – Они говорят, что твой возраст дает себя знать – на экране.
      – Что? – Пальцы Дэррил судорожно заскользили по шее.
      – Милая моя, камеру не обманешь. Впрочем, теперь это уже неважно. Дэррил, почему бы тебе не подыскать место в какой-нибудь фирме, в отделе по связям с общественностью? У тебя есть имя. Будешь предлагать публике дорогую косметику или что-нибудь в этом роде. Могу тебе посодействовать.
      Вот такой разговор был у нее вчера с Берни. Придя домой, она постаралась забыться, но даже водка не помогала.
      А сегодня чуть свет, в девять утра, ей позвонила журналистка Керли Хингем, набившая руку на светских скандалах. Ей не терпелось услышать подробности «из первых уст».
      – Дорогая, все задают вопросы. Вы же сами заинтересованы, чтобы читатели узнали вашу точку зрения. Всем известно, что я всегда дотошно проверяю факты.
      – Проверяй лучше свою задницу. – Дэррил ничуть не раскаивалась, что поставила на место эту нахалку.
      В кухонном шкафу обнаружилась непочатая бутылка водки, а в холодильнике – остатки диетической кока-колы. Дэррил взяла большой хрустальный бокал, смешала себе коктейль и для виду украсила его ломтиком лимона. У нее постепенно вырисовывался план, простой и действенный.
      Что делает женщина, когда у нее неприятности? Обращается к мужчине. Был ли в жизни Дэррил такой мужчина – сверхбогатый, с неограниченными связями, да еще сходивший с ума по ее телу?
      Что стоит Ричарду Коксу сделать пару телефонных звонков?
      Если уж на то пошло, лихорадочно соображала Дэррил, Ричарда еще не поздно вернуть. Его нынешняя жена не представляет собой ничего особенного: ну, длинные ноги, светлые волосы, смазливое личико – такие пользовались успехом в пятидесятые годы. Этакая ласковая цыпочка, с презрением думала Дэррил, тихая скромница. Разве такая может за себя постоять?
      Отпивая глоток за глотком, Дэррил немного успокоилась. Ее план непременно сработает. Она умна, расчетлива и решительна. А самое главное, у нее нет другого выхода.

* * *

      – Дикки, голубчик, на прошлой неделе я увидела в газете твою фотографию. Ты на ней получился невероятно сексуальным. Я не удержалась, вырезала ее и повесила у себя над кроватью, – мурлыкала Дэррил в телефонную трубку.
      Ричард почувствовал подвох:
      – Что тебе нужно, Дэррил?
      – А... я завтра вылетаю в Чикаго. Буду на месте часов в одиннадцать. Вот я и подумала: не пообедать ли нам вместе? Или можно еще что-нибудь придумать.
      – Дэррил, я, конечно, рад слышать твой голос, но завтра я весь день занят на совещаниях, а вечером вылетаю в Ванкувер.
      – Ну что тебе стоит пригласить меня в ресторанчик? По-быстрому?
      – Что ты затеяла?
      – Мне просто до боли хочется тебя повидать, – ответила Дэррил, профессионально изображая безысходную тоску. – Прошло целых два года... Ты ничего не знаешь... О, Птенчик-Дикки, ты не можешь себе представить, какие у меня неприятности!.. Мне нанесли такое оскорбление! Я просто убита...
      Ричард молил Бога, чтобы этот разговор не слышали секретарши.
      – Успокойся, прошу тебя. Чем же ты так убита?
      – Меня выкинули из сериала! Из «Кэньон-Драйв»! Не думай, что я хочу тебя разжалобить, Ричард. Я просто в отчаянии: не знаю, что делать, кого просить о помощи. За меня некому заступиться. Неужели ты откажешься хотя бы пообедать со мной? Вот увидишь, я не позволю себе ни одного лишнего слова. – Она разрыдалась.
      Несмотря на серьезные сомнения в искренности своей бывшей супруги, Ричард уступил. Однако он решил предотвратить любые притязания с ее стороны. Местом их встречи он избрал маленький китайский ресторанчик «Мандарин Инн», который не располагал к любовным излияниям. Здесь стояли простые деревянные столы, разделенные перегородками, и деловито сновали усердные официанты – родственники хозяина. Никакой роскоши, никакого уединения.
      Дэррил пришла в дорогом черном платье, которое едва прикрывало ее крепкие силиконовые груди. Она так обильно надушилась «Опиумом», что этот запах, казалось, заполнил весь ресторан. Высветленные прядями волосы были взбиты в пышную прическу.
      – Дэррил! Мне неловко об этом говорить, но неужели нельзя было надеть что-нибудь более уместное? Из этого платья бюст выпадает наружу.
      – Нравится? – Ее огромные, влажные голубые глаза смотрели томно. – Я помню все, что тебе нравится, Ричард. Все твои интимные пристрастия. Помнишь, как мы с тобой...
      – Это все в прошлом, – поспешно прервал ее Ричард. – Расскажи, что произошло с твоей ролью в «Кэньон-Драйв».
      В течение следующих сорока минут Дэррил перечисляла свои обиды и сыпала жалобами, по-своему истолковывая подробности, известные ей от импресарио, режиссера и всей съемочной группы.
      – Короче говоря, тебе указали на дверь, – подвел итог Ричард.
      Ее глаза наполнились слезами.
      – Я хочу сниматься. Умоляю, сделай что-нибудь. Помоги мне вернуть эту роль.
      – Попытаюсь. Надо будет кое-кому позвонить. Но мое влияние вовсе не столь...
      – Оставь, пожалуйста, у тебя такие связи!
      – Что смогу – сделаю, Дэррил.
      – Ты только обещаешь. Хочешь поскорее унести ноги. Боишься, что тебя опять потянет ко мне. Боишься, что мы с тобой снова ляжем в постель и нам будет так же хорошо, как и прежде. И ты совершенно прав, Дикки. Мне ли не знать, от чего ты сходишь с ума! Я чувствую твое тело как никто другой. Я угадываю все твои желания...

* * *

      И Расти Коула, и Роберт Эрман, и Берни Эдлер – все как один уверяли Ричарда, что Дэррил не стоит того, чтобы за нее хлопотать.
      – Ее песенка спета, – ничуть не стесняясь, добавил Расти Коупа.
      – Пусть она останется хотя бы до конца сезона, – попросил Ричард.
      – Только через мой труп. Ее роль уже вычеркнута, и обратно мы эту змею не примем, хоть убейте.
      Не решаясь поручить неприятную миссию своему референту, Ричард сам позвонил Дэррил и признался, что ничего не смог для нее сделать. Тщательно выбирая выражения, он передал ей основное содержание всех телефонных переговоров.
      – Господи, – прошептала в трубку Дэррил, когда он замолчал.
      – Дэррил, это еще не конец. Будут другие постановки, другие роли. Твой импресарио подыщет что-нибудь приемлемое.
      Она сорвалась на крик:
      – Как же, подыщет! Будто ты не знаешь, что он предлагает! Он мне советует расхваливать перед покупателями какие-то идиотские мешочки для душа или резинку для трусов.
      – Мне очень жаль, что так получилось.
      – Жаль! Совсем тебе не жаль! Ты мужчина; мужчинам возраст только на пользу, а для женщины это смерть. – Ее речь перешла в пьяное бормотание. – Все упирается в возраст. Они мне сказали открытым текстом. У меня, видишь ли, морщины. Придется делать подтяжку. Надо было еще два года назад на это решиться, тогда бы сейчас не было никаких проблем.
      – Дэррил, ты выглядишь очень молодо, – сказал он совершенно искренне.
      – Ох, – рыдала она на другом конце провода, – не знаю, что бы я без тебя делала, Птенчик-Дикки. К тебе можно обратиться в любое время дня и ночи...
      Ричард застыл от неожиданности.
      – Дэррил, у меня жена и новорожденный сын. Я не собираюсь причинять неприятности своим родным.
      – Но я тебе тоже родная, – всхлипывала она.
      – Бывшая жена – это не родство.
      – Не бросай меня, – захлебываясь слезами, твердила Дэррил. – Не покидай меня.

* * *

      В окна стучал холодный, колючий ноябрьский дождь.
      Битси Ланком стояла в подъезде дома, где жила Ингрид, и старалась вставить ключ в замок почтового ящика. У нее отчаянно тряслись руки, и совладать с ключом удалось только с четвертой или пятой попытки. Она записалась на курсы программирования в Джорджтаунском университете, и эти занятия тянули из нее все жилы.
      В двадцать семь лет ее жизнь была по сути дела кончена. Если ее так выматывают курсы, о какой работе может идти речь? Да и кому она нужна – с такой-то физиономией?
      Пуля, отскочившая рикошетом от стены, угодила ей в правый глаз. Глаз вытек, веки обвисли. Врачи сделали ей пять пластических операций. Хирург и офтальмолог остались довольны своей работой, но Битси была в ужасе. Видя в зеркале искусственный глаз, она содрогалась от омерзения.
      Засунув руку в ящик, Битси вытащила три конверта. В двух были счета, пришедшие на имя Ингрид, а в третьем оказалось письмо от юридической фирмы «Хупер, Шварц, Кэнфилд и Ван-Вутен», услугами которой Битси воспользовалась, чтобы вчинить иск полиции Вашингтона.
      Дело было проиграно. Джанкарло действительно полез за револьвером, это показали несколько свидетелей. Точка.
      Она сунула письмо в сумку и побежала вверх по лестнице.
      – Ты зашла в супермаркет? – встретила ее Ингрид. На ней был один розовый комбидресс; она только что приняла душ.
      – Что?.. Ой, забыла.
      – У тебя, как я погляжу, все из головы вылетает. Тампонов не купила, пива не купила. Между прочим, ты в этом месяце еще не вносила плату за квартиру. Надеюсь, хоть это не забудешь.
      Деньги Битси лежали в банке под опекой. Ей выдавалось две с половиной тысячи в месяц; этого едва хватало на плату за обучение и гонорары адвокатам.
      – Ну ладно тебе, – буркнула она и повалилась на кушетку.
      – Господи, да что с тобой стряслось? – раздраженно спросила Ингрид.
      – Ничего...
      – Разве у тебя сегодня нет занятий?
      – Есть, только я ушла с первой лекции. На меня все глазеют.
      Ингрид шумно вздохнула.
      – Никто на тебя не глазеет, Битси. У тебя совершенно нормальная внешность. Когда до тебя это дойдет? Ты выглядишь как прежде, а может даже и лучше. Не забывай, что у тебя был сломан нос – твой французик постарался, – так врачи, можно сказать, тебе новый сделали.
      Глаза Битси наполнились слезами.
      – Внешность у меня дерьмовая, – причитала она. – Я уродина.
      – Что за чушь, – прикрикнула на нее Ингрид. – Терпеть не могу, когда ты на себя наговариваешь.
      Ингрид принесла из ванной фен и принялась сушить волосы.
      – Слушай, когда это кончится? – не выдержала она. – Я никого не могу в гости пригласить – ты на всех нагоняешь тоску.
      – За что они его убили? – спросила Битси.
      – Ну вот, опять завела свою пластинку! – с досадой воскликнула Ингрид. – К чему эти домыслы? Нечего было ему высовываться, – жестоко добавила она. – Если бы не дергался, так и не получил бы пулю в лоб. И хватит о нем вспоминать. Джанкарло, наркоман паршивый, сидел на моей шее. Ты хоть за квартиру платишь.
      – И все-таки я думаю, здесь что-то нечисто.
      – А я думаю, ты совсем рехнулась. И вот что я тебе еще скажу. Завтра ко мне приходят друзья – хочу раз в кои веки повеселиться. Если ты собираешься так же киснуть – можешь отправляться на все четыре стороны.
      – Ингрид, пожалей меня. Куда мне деваться?
      – Откуда я знаю? Сходи в кино. Или в бар.
      – В бар? – Битси содрогнулась. – Как я могу выйти на люди? На меня все будут пялиться... особенно парни.
      – Фу ты, черт! – вспылила Ингрид. – Говорю тебе, ты нормально выглядишь. Только волосы надо привести в порядок. Сделай химию, высветли несколько прядей – и будешь девушка что надо.
      Вечером, когда Ингрид ушла на работу, Битси обшарила всю квартиру, сантиметр за сантиметром. Она разгребла мусор под кроватью, перебрала пустые бутылки в стенных шкафах, потом сняла диванные подушки и тщательно ощупала каждую.
      Единственной находкой, достойной внимания, оказался пакет, задвинутый в глубь полки в шкафчике под раковиной. Битси извлекла на свет гоночный комбинезон и пару гоночных перчаток из несгораемого волокна. Комбинезон был засален и насквозь пропылен, словно его носил мусорщик.
      Битси долго разглядывала эту экипировку. Она в задумчивости потерла правую глазницу, которая теперь часто побаливала. За этим что-то кроется, подумала Битси. Она твердо решила докопаться до истины.

* * *

      Александра опять забеременела. Они с Ричардом были несказанно рады. Второй ребенок! Ричард с новыми силами окунулся в работу. Теперь у него появились все основания расширить свою империю.
      Однажды декабрьским вечером он вернулся в Чикаго после делового ужина в Нью-Йорке и сразу отправился к себе в офис. Он начал переговоры с Дэвидом Квоном и торопился продиктовать секретарше основные положения их последней беседы. Ричард неукоснительно вносил в картотеку все данные о финансировании своего бизнеса.
      Служебный лифт бесшумно остановился на сорок четвертом этаже. Ричард вышел в вестибюль, на ходу ослабляя галстук-бабочку.
      Дверь офиса была приоткрыта. Ричард раздраженно подумал, что секретарша, уходя, проявила небрежность. Он щелкнул выключателем.
      – Хелло, Птенчик-Дикки. – Ему навстречу выплыла Дэррил, совершенно голая, если не считать туфель на высоких каблуках. Ее силуэт отчетливо вырисовывался на фоне сверкающего огнями ночного Чикаго. Она улыбалась, поправляя растрепанные волосы. С ее шеи свисал кулон на длинной цепочке; сверкающий камень покоился в ложбинке между округлыми грудями.
      – О Господи, Дэррил!
      – Ну как? Нравится? Я еще хоть куда, правда? – Она покружилась перед Ричардом. Длинные стройные ноги и соблазнительные ягодицы по-прежнему были великолепны, гладкая кожа блестела от ароматического масла. – Где надо – подтянула, где надо – укрепила. Что скажешь?
      Ричард поспешно снял смокинг и протянул его Дэррил.
      – Умоляю тебя, накинь хоть это! Как ты сюда проникла?
      Дэррил отвела его руку, бросилась на мягкий кожаный диван и растянулась во весь рост. Ее пальцы поглаживали светлый пушок в низу живота.
      Ричард размашистым шагом подошел к дивану и прикрыл Дэррил смокингом, а затем так же решительно направился к телефону.
      – Служба безопасности? Срочно пришлите кого-нибудь сюда. Ко мне в кабинет! – прорычал он в трубку. – Здесь посторонний человек. И вызовите Слэттери.
      – Дорогой, зачем же так? – Дэррил пустила слезу. – Ричард, мне просто необходимо было тебя видеть. Мне нужна твоя поддержка. Я знаю, ты мне поможешь.
      – Тебе поможет только психиатр, Дэррил.
      – Ричард, ну прошу тебя, умоляю! – рыдала она.
      – Босс! Тьфу, черт... – В кабинет влетел начальник службы безопасности Джек Слэттери, а с ним двое охранников в форме.
      – Выставьте ее отсюда, – приказал Ричард. – Дайте ей что-нибудь надеть и посадите в такси. А завтра я с вами поговорю о том, как она сюда попала.
      Двое дюжих охранников едва справились с Дэррил. Она визжала и брыкалась, ее лоснящееся тело извивалось и выскальзывало у них из рук. Наконец они стянули у нее за спиной рукава смокинга, использовав его как смирительную рубашку. После этого один из них обыскал кабинет и за диваном нашел норковое манто и большую сумку с одеждой.
      – Только не вызывайте полицию! – умоляла Дэррил, размазывая по лицу слезы и подтеки грима. – Прошу вас! Я не вынесу такого позора.
      Ричарду меньше всего хотелось сейчас обращаться в полицию, но он не подал виду.
      – Тогда одевайся.
      Вздрагивая и хлюпая носом, она повернулась к ним спиной и с трудом натянула узкую кожаную юбку, а затем облегающий черный джемпер.
      – Ненавижу тебя! – бормотала она сквозь слезы. – Как я тебя ненавижу!
      Ричард добрался домой лишь к половине третьего ночи. Александра заснула с книгой в руке, не погасив лампу. Он невольно залюбовался спящей женой. Когда он ложился в постель, Александра зашевелилась и что-то прошептала одними губами.
      – У меня сегодня произошел неприятный случай, – начал было Ричард.
      – И у меня тоже... Представляешь, я легла спать без мужа. Никто меня не обнял, не согрел, – сонно говорила она, протягивая к нему руки. Ричард ощутил рядом с собой ее тепло.
      – Лекси, Лекси, – зашептал он.
      – Хочу к тебе, – тихо сказала она.
      Лаская гибкое, податливое тело жены, Ричард забыл обо всем.

* * *

      В течение следующих трех недель Дэррил звонила Ричарду в общей сложности шестьдесят два раза. Вся охрана была начеку; секретарше приказали держать язык за зубами.
      Глория работала у Ричарда пятнадцать лет. Умудренная жизненным опытом женщина, она после развода в одиночку воспитывала троих детей.
      – Мистер Кокс, может быть, имеет смысл посодействовать ей? Пока она не получит роль, вы от нее не отделаетесь.
      – Никто в Голливуде о ней и слышать не желает.
      – Ну и что? Кино снимают и в других странах.
      Ричард ухватился за эту мысль. Он тут же позвонил Дэвиду Квону.
      – Мне хотелось бы вложить средства в постановку двух-трех фильмов, а вы, насколько я знаю, предпочитаете брать на главные роли блондинок из Америки. Думаю, мы сможем быть друг другу полезны.
      – У вас уже есть кто-то на примете? – заинтересовался Квон.
      – Не кто-то, а актриса с громким именем, – веско сказал Ричард. – Единственное условие – чтобы съемки проходили в Гонконге.

* * *

      Весь год после рождения Трипа Ричард был одержим идеей создания династии.
      Его империя росла и ширилась, а вместе с ней множились проблемы. Однажды в декабре – Трипу было восемь месяцев – Ричард беседовал у себя в офисе с Робби Фрейзером, главой Американского профсоюза гостиничных служащих.
      – Надо понимать, вы метите высоко, очень даже высоко, – начал профсоюзный деятель. Его акцент выдавал в нем выходца из шотландской семьи.
      – И поднимусь выше всех, – заявил Ричард. – За три года. Ну, самое большее, за четыре.
      – Для этого придется прокрутить немалые деньги, причем не только ваши, – заметил Фрейзер.
      – Я готов рискнуть, но своего добьюсь. – В голосе Ричарда не было ни тени сомнения.
      – Только не за счет членов моего профсоюза, Кокс. У нас остается целый ряд нерешенных вопросов.
      – Каких же?
      Фрейзер минут двадцать перечислял претензии профсоюза, а под конец дал понять, что не исключает возможность забастовки. Эта скрытая угроза не ускользнула от внимания Ричарда.
      – Мне понятна озабоченность профсоюза, но все, что отдает шантажом, вызывает у меня только отвращение. Запомните, Фрейзер: таким способом никто меня не заставит пойти на уступки.
      – А вы, Кокс, запомните следующее, – парировал Фрейзер. – Времена меняются, и профсоюз меняется вместе с ними. Приходят новые люди, жесткие, горластые и напористые. Их главный аргумент – кулак. Не могу сказать, чтобы они были мне по душе, но приходится с ними считаться.
      – Это, видимо, Танк Марчек?
      – И не он один, – со вздохом признал Фрейзер. – Поэтому я вас и предупреждаю: возможно, не сейчас и даже не на будущий год, но гром все равно грянет. Они знают, чего хотят, и свое возьмут.
      – Пока я стою у руля, этому не бывать.
      – У руля может оказаться и кто-то другой, – тихо возразил Фрейзер.
      – Как это понимать?
      – Понимайте как хотите, Кокс, только я не зря вас предупреждаю. Покамест мы плывем по течению и много не просим, но пройдет год-другой – и ветер переменится. Вам придется выполнить все наши требования, иначе начнется массовая забастовка. Против нее вам не устоять.
      Когда за Фрейзером закрылась дверь, Ричард откинулся на спинку стула. Может быть, и в самом деле стоит слегка сбавить обороты. Каждый новый отель требовал многомиллионных капиталовложений, даже скромный по размерам, но роскошно-изысканный «Парк-Ройял Фитцджеральд» близ Центрального парка в Нью-Йорке – последнее приобретение Ричарда. В экономике наметились опасные тенденции к спаду – они способны пошатнуть достигнутое равновесие.
      Ричард предвидел такое положение дел и обезопасил себя, пригласив к сотрудничеству Дрексела Лэмберта, крупнейшего специалиста по ценным бумагам. Если сейчас выпустить на пятьсот миллионов акций с процентной ставкой чуть выше среднего уровня, то в ближайшие года два можно будет жить спокойно. Но сейчас Ричард не собирался сбавлять темпы. Машина была запущена и набирала ход.

* * *

      Александра подняла глаза на большие часы, висевшие на стене родильного отделения: стрелка подвинулась всего на пять минут. Она попыталась найти более удобное положение, выгибая спину от боли, которая мучила ее вот уже шесть часов подряд. Доктор Лорд определила у ребенка ягодичное предлежание и предупредила Александру о необходимости кесарева сечения. Теперь предстояло ждать, пока освободится операционная.