23 августа 1923 года, т.е. по прошествии более чем года, Зиновьев попросил Сталина выдать Моору "100 червонцев, а то он доит лично Радека". В тот же день на заседании Секретариата ЦК было принято решение, поступившее на хранение в "особую папку" Политбюро, Секретариата и отделов ЦК, где лежали особо секретные постановления, не вносимые в общие протоколы заседаний (это было еще одно указание на то, что деньги, требуемые Моором, не были деньгами Моора): "Согласиться с предложением т. Зиновьева о предварительной выдаче т. Моору 100 червонцев, но с тем, чтобы весь вопрос был решен совместно с т. Молотовым по его приезде".
      Прошло еще два года. Моор так и сидел в Москве, клянча деньги. 23 сентября 1925 года он написал письмо на имя бывшего управляющего делами СНК Н. П. Горбунова:
      "Убедительнейше прошу Вас сделать все, что возможно, чтобы была найдена нужная переписка и чтобы возврат 35 000 долларов был произведен мне до Вашего отъезда в 2-месячный отпуск.
      Если Вы уедете прежде, чем будет разрешен этот вопрос, то у меня потеряна последняя надежда и я здесь погибну.
      На всякий случай, прошу Вас настоятельно -- дайте мне несколько строк, что Ильич отдал Вам распоряжение, чтобы мне был возвращен заем, и что это должно было быть сделано в несколько дней, а также, что Вы это распоряжение передали дальше.
      Эти несколько строк я у Вас, на всякий случай, убедительнейше прошу. Не оставьте меня в затруднительном положении".
      Горбунов просьбу Моора выполнил. 26 сентября он составил памятную записку по этому вопросу для Ганецкого, помощника Генерального секретаря ЦК И. П. Товстухи и помощника управляющего делами СНК СССР, заместителя управляющего делами СНК СССР И. М. Мирошникова:
      "Ко мне явился Карл Моор и снова поставил вопрос о выдаче ему той суммы денег, которую он в июле-августе 1917 г. одолжил партии. Его претензии сводятся к 35 000 долларов. Моор в 1921 г. был у тов. Ленина, свидания не получил, но Владимир Ильич прислал ему записку, в которой обласкал Моора и указал, чтобы по всем деловым вопросам он обратился ко мне. На основании личного указания Владимира Ильича я говорил тогда с Вами и тов. Радеком, передал мнение Владимира Ильича немедленно рассчитаться с Моором и направил К. Моора к Вам. Теперь Моор вновь появился у меня с заявлением о том, что он до сих пор не может добиться получения денег и считает себя в чрезвычайно тяжелом и унизительном положении, т. к. в этих деньгих он очень нуждается и не может от них отказаться. В разговоре со мной Моор просил дать ему в письменном виде справку о том, что в свое время Владимир Ильич дал указание о необходимости произвести с ним расчет. Я Моору отказался выдать такую справку, сославшись на то, что у меня никаких писем и документов нет и что на основании своей памяти я такой справки дать не могу. Вам же настоящим письмом подтверждаю, что фактически я от Владимира Ильича такое указание имел.
      Так как Вы лучше всего это дело знаете и имеете данные, на основании которых можете проверить рассчеты Моора и установить сумму, которую он должен получить от нас, и ввиду того, что я уезжаю в отпуск и не знаю обстоятельств, при которых Моор выдавал нам деньги, прошу Вас это дело взять на себя, получить необходимые директивы и через тов. Мирошникова довести дело до конца. Карла Моора я к Вам не направляю и думаю, что переговоры с ним лучше вести через тов. Мирошникова, которого я предупредил и которому посылаю копию этого письма.
      Кроме того, я обратился в Секретариат РКП к тов. Товстухе и просил его доложить вопрос тов. Сталину и получить от него руководящие указания. Эти указания тов. Товстуха сообщит тов. Мирошникову, а тов. Мирошников -- Вам".
      В самом конце сентября 1925 года Моор получил в ЦК очень важный для себя документ: "Справку об оказании К. Моором помощи русскому революционному движению":
      "Тов. М[оор] более, чем кто-либо в его стране, занимался в течение 50 лет вопросами русского революционного движения. При каждом случае -- по поводу погромов, Кровавого воскресенья, событий 1905 г., дела шести думских депутатов, военно-полевых судов и прочих позорных деяний царизма -- он устраивал собрания и демонстрации. Он пробуждал симпатии рабочих и широких кругов, по мере сил поддерживал русское революционное движение, в особенности его левое течение.
      Но также и материально он оказывал широчайшую поддержку движению и отдельным его представителям. Так, например, в 1908 году он сразу уплатил свыше ста пятидесяти тысяч (150 000) швейцарских франков. Кроме того, много сотен тысяч швейцарских франков на революционные партийные нужды (Германии, Швейцарии, Италии, Скандинавии).
      Тов. М[оор] был прибежищем всех русских революционеров в их нуждах и во всем был готов помочь советом и действием. Тов. Нахимсон написал на одной фотографической карточке: "Милому старому товарищу М[оору], вечному покровителю в нужде всех русских революционеров". Кто-то сказал, что тов. М[оор] воплощал в своей деятельности задачи МОПРа задолго до основания МОПРа.
      Но здесь речь не обо всем этом.
      Здесь речь идет о суммах, которые тт. Воровский и Ганецкий потребовали у тов. М[оора] и определенно назвали их ссудой, обещав, что ссуда эта будет ему возвращена сейчас же после завоевания политической власти. Тов. Ленин знал об этом и очень благодарил тов. М[оора] за это. Это была помощь в самое тяжелое время 1917 г. и требовалась для удовлетворения необходимейших потребностей.
      В начале 1919 г. тов. Ленин предпринял шаги к возврату этой ссуды, но дело осталось лежать. В декабре 1921 г. тов. Ганецкий был очень удивлен, что вопрос этот еще не ликвидирован. По его совету тов. М[оор] написал Ленину, и последний ответил ему в очень дружеском письме от 11 декабря 1921 г., что дело будет улажено. Но распоряжение Ленина не было приведено в исполнение. После долгих стараний тов. М[оора] тов. Радек предпринял в августе 1923 г. один шаг. Об этом имеется постановление. Ряд попыток осенью 1924 г. опять-таки не имел успеха. Точно так же совершенно безрезультатными остались попытки в 1925 г. говорить по этому вопросу с тем или иным влиятельным товарищем.
      В августе 1925 г. тов. Бухарин написал тов. Андрееву, что надо, наконец, вернуть тов. М[оору] следуемую ему долговую сумму, приблизительно в 35 000 долларов, а не отделываться от него время от времени несколькими грошами. Результат: выплата в сентябре незначительной суммы.
      Тов. Горбунов, управляющий делами Совнаркома, был очень удивлен, узнав 23 сентября 1925 г., что заем не был возвращен уже давным-давно. Дело в том, что тов. Ленин отдал ему в декабре 1921 г. определенное распоряжение, что уплата должна быть произведена в течение нескольких дней. Тов. Горбунов передал дальше это распоряжение.
      Следует упомянуть, что в августе 1923 г. выплачено тов. М[оору] одна тысяча рублей, осенью 1924 г. пять тысяч и недавно тысяча рублей (7000 руб. равняются 3608 долларам).
      Кажется, что 8 (восемь) лет достаточный срок для того, чтобы окончательно было выполнено слово Ленина, Воровского, Ганецкого.
      У тов. М[оора] были потребованы и им выданы, частями, с неодинаковыми промежутками, в зависимости от поступивших срочных запросов:
      А. Шведские кроны: 8000, 9000, 15000, 8000, 12000, 6000, 8000, 7000. Итого: 73 000 швед. крон.
      В. Швейцарские франки: 35000 швейц. франков = 25 926 швед. кронам.
      С. Германские марки: 30 000 марок (2 марки = 1 швед. кроне) = 15 000 швед. кронам.
      Всего: 73 000 + 25 926 + 15 000 = 113 926 швед. крон.
      Об этой сумме долга, в круглых цифрах 114 000 шведских крон, был поставлен в известность тов. Ленин в феврале 1919 г. и он ее утвердил.
      К этому еще присоединяется заем в 15 000 марок в 1919 г. Тов. Радек был тогда, благодаря сильнейшим стараниям тов. М[оора] выпущен из Лертерской тюрьмы в Берлине, где на него уже было произведено покушение стрельбой, и интернирован в частном доме для безопасности его жизни. Тов. Радек просил тов. М[оора] одолжить 15 000 марок для вдовы расстрелянного тов. Левине. Требовалось всего 25 000 марок, тов. Копп мог дать не больше 10 000 марок. Радек сказал, что сейчас же по своем возвращении в Москву он возбудит перед тов. Лениным вопрос о возвращении этой суммы. Тов. М[оор] дал вдове Левине, которую к нему направил Радек, 15 000 марок. Радек обо всем этом деле совершенно забыл.
      Тов. Ленин узнал об этом займе только в 1921 г. и признал его. Сумма долга, таким образом, увеличилась с 113 926 шведских крон на 7500 шведских крон (= 15 000 германским маркам) до 121 426 шведских крон (= 32 837 долларов).
      Вследствие затяжки возврата тов-у М[оору] произошло осложнение; в связи с истечением срока обязательств и поручительства, которые тов. М[оор] выдал на большие суммы, он был вынужден в начале 1920 г. заложить ценные бумаги на 100 000 швейцарских франков, за что должен платить проценты, комиссии, провизии и т. д. 9%. Так как заложенные бумаги в среднем превосходят нарицательную стоимость на 4%, то он все же должен платить 5%. Это составляет с начала 1920 г. до конца 1925 г. -- 6 лет -- 6 х 5000 франков = 30 000 швейцарских франков (= 5850 долларам).
      Нужно отметить следующее: тов. М[оор] считает неполные 9%, которые он вынужден платить вследствие оттяжки, не им вызванной, т. е. он считает неполную сумму своей потери, равную 54 000 швейц. франкам (= 10 550 долларам), но он просит о возврате ему только 5%, т. е. 30 000 швейц. франков (= 5 850 дол.), которые он должен уплатить наличными сверх процентов, приносимых заложенными ценными бумагами.
      Справедливо и достойно ли, чтобы тов. М[оор] один понес эту сумму? М[оор] не виноват в затяжке дела в течение 8-ми лет. Наоборот, в течение 7-ми лет он делал все возможное, чтобы дело было ликвидировано. Но напрасно. Если бы Ильич сохранил свое здоровье, это крайне мучительное дело было бы давным-давно устранено. Затяжка этого дела в течение последних четырех лет очень повредила здоровью тов. М[оора] (сердцу и нервам). Кроме того, он не мог подвергнуть себя систематическому лечению и улучшить свои нездоровые жилищные условия. В его преклонном возрасте столь много потерянного времени имеет большое значение.
      Итак, за "бескорыстные большие услуги, которые он оказал партии в самое тяжелое для нее время", как выразился такими словами тов. Ленин, не следовало бы еще материально ему повредить и помешать ему выполнить многочисленные свои обязанности и привести в порядок свое финансовое положение.
      Следует отметить, что все вышеизложенное соответствует правде и действительности фактами и цифрами. Счет, само собой разумеется, велся в валюте страны, где была потребована и выдана ссуда, т. е. в шведских (не датских) кронах.
      Результат, значит, следующий:
      32 837 дол. (121 426 шв. крон) составляет сумма ссуды, 5850 дол. (30 000 шв. франков) -- потеря из-за проволочки, 38 687 дол. составляет требуемый к возврату долг. 3608 дол. (7000 рублей) возвращено. 35 039 дол. составляет остаток долга.
      Принимая во внимание продолжительность дела и ввиду политических выборов, которые должны произойти в октябре текущего года и в которых тов. М[оор] желает принять деятельное участие, надлежало бы выплатить вышеуказанную сумму в возможно более кратчайший срок, чтобы тов. М[оор] мог бы к началу октября вернуться в свою страну".
      Очевидно, что секретариат ЦК запросил по этому вопросу мнение Ганецкого, и 16 октября Ганецкий составил письмо, аналогичное письму Горбунова, на имя секретаря ЦК А. С. Бубнова и Мирошникова:
      "По поводу письма т. Горбунова от 26 сентября, касающегося Моора, могу сообщить следующее.
      Полибюро давно уже решило вернуть Моору деньги (еще раньше на этом настаивал Владимир Ильич), было лишь указано, по предложению т. Зиновьева, чтобы не сразу дать ему все деньги. Если я не ошибаюсь, ему тогда было выдано несколько тысяч рублей. Думаю, поэтому, что ему следовало бы сейчас выдать опять тысяч десять и в последующие годы постепенно выплачивать такую же сумму.
      Точный расчет полученных от Моора денег был в свое время мною представлен в ЦК и, вероятно, хранится в архивах последнего. Насколько мне память не изменяет, сумма эта составляла около 70 тысяч датских крон".
      Таким образом, Ганецкий предлагал преобразовать "долг" Моору в своеобразную пенсию размером в 10.000 рублей в год, что он вряд ли предложил бы сделать, если бы речь действительно шла о возврате Моору одолженных у него денег. В скором возвращении Моора в Швейцарию для участия в выборах советское правительство не было заинтересовано. Моор остался в Москве и, все еще надеясь получить деньги, потерял возможность участовать в парламентских выборах и работать в швейцарском парламенте следующие три года.
      30 октября 1925 года Моор "был приглашен в ЦК, где управляющий делами тов. Гузаков и заведующий финотделом тов. Иванов" сообщили ему о принципиальном решении его дела: "сумма в 25 000 долларов будет ему немедленно возвращена, т. е. как добавил т. Иванов, в течение недели. Остаток в 9600 долларов будет выплачен в дальнейшем, к 1 ноября 1926 г.". Однако никаких денег Моору не дали.
      15 ноября, в ответ на очередной запрос Бубнова, Управление делами и финансовый отдел ЦК ВКП(б) составили объяснительную записку "о задолженности К. Моору". Из этой записки следует, что деньги у Моора "одалживались" под честное слово, без соответствующих расписок, что вновь указывает на темное происхождение даваемых Моором денег:
      "В 1917 г. и последующие сроки Заграничное Бюро ЦК одолжило разновременно у Моора Карла денежные суммы, именно -- тт. Ганецким, Воровским и Радеком, всего -- 32 837 долларов.
      Из представленного объяснения расчета Моора видно, что об этом долге знал т. Ленин, но с нашей стороны документальных данных не имеется, кроме как:
      1. Письмо тов. Ганецкого к Вам.
      2. Письмо тов. Горбунова к тт. Мирошникову и Товстухе.
      Из них видно, что эти суммы действительно взяты как ссуда и с Моором нужно рассчитаться".
      В записке предлагалось "учитывая настояния Моора, уплату произвести следующим порядком -- 22 000 долларов сейчас, из этих денег у него пойдет 20 000 долларов на выкуп ценных бумаг и 2000 на жизнь, а остальную сумму в 13 079 долларов -- в первом месяце следующего бюджетного года".
      Все это время Моор жил в Москве "в маленькой сырой комнате, без телефона, без всяких удобств". В ноябре 1921 г. он приехал в Россию за деньгами уже в третий после Октябрьской революции раз, здоровым человеком. 11 декабря 1925 года в Москве он отпраздновал свое 73-летие человеком с больным сердцем, расшатанными нервами и сильнейшей грыжей. В конце года он получил воспаление легких (и был любезно помещен в Кремлевскую больницу, Воздвиженка, 6). Тем временем он пропустил еще одни швейцарские выборы -теперь уже кантональные, и возможность "кантональной парламентской работы на 4 года". Проценты же по его заложенным бумагам выросли за это время на 245 долларов (а сумма долга с 35 079 до 35 324 долларов).
      К январю 1926 года 73-летний Моор видимо помудрел и понял, наконец, что деньги ему возвращать не собираются. Тогда он пошел на примитивную хитрость и сообщил в ЦК о следующем:
      "Тов. М[оор] решил возвращаемую ему сумму не трогать, но рассматривать ее, как капитал. Он хочет для своего существования и также для прокормления 6 человек, материально от него зависящих, использовать только проценты с этой суммы. Тов. М[оор] сделает соответствующее распоряжение, чтобы после его смерти эта сумма была применена для дела пролетариата в его стране. Проценты, даваемые этой суммой, составляют около 1500 долларов С. Ш. = 7650 швейц. франков в год. На эти деньги 7 человек могут жить очень скромно, даже недостаточно". "Не дайте мне погибнуть в России", -- напоминал Моор 26 января благодарному советскому правительству, одновременно увеличивая сумму долга (в письме на имя Молотова) с 35 324 до 40 226 долларов.
      Нужно ли сомневаться в том, что и теперь Молотов не вернул Моору денег. Прошло еще почти два года, и 75-летний Моор, не выходящий из больниц и санаториев для ветеранов революции, неспособный уже ни просить, ни писать лично, обратился к Кларе Цеткин (выполнявшей роль судьи при дележе денег Шмидта) с просьбой о содействии. 19 августа 1927 года та написала письмо Молотову:
      "Идя навстречу заслуженному швейцарскому товарищу Карлу Моору, я сердечно прошу Вас помочь ему в его деле. В первую очередь, я прошу Вас принять и выслушать его представителя, т. к. он сам еще болен.
      Нижеследующее служит аргументом моей просьбы к Вам:
      Семидесятипятилетний тов. К. М[оор] был всю свою жизнь преданным и бескорыстным борцом в интересах интернационального революционного пролетариата. Он в особенности в самые тяжелые времена по отношению к русским нашим товарищам готов был на всякие жертвы, в одинаковой степени служил им политически и материально.
      Наш незабвенный Ленин назвал его своим другом и мы знаем, что он в этом смысле скуп был.
      Тов. К. М[оор] с нетерпением ждет окончательного решения своего дела, т. к. расшатанное здоровье его не переносит дольше этого климата. Он хочет у себя на родине применить свои последние силы и средства в интересах нашего революционного дела.
      Впрочем в принципе его дело уже ведь решено.
      В виду этого я надеюсь, что Вы, уважаемый тов. Молотов, поможете тов. Моору и пойдете навстречу ему.
      В этой надежде я благодарю Вас заранее и приветствую Вас с искренним уважением и симпатией".
      Под влиянием этого письма 9 сентября 1927 года Секретариат ЦК ВКП(б) принял решение "выплатить К. Моору оставшиеся 8254 дол. и считать этим вопрос об уплате долга Моора ликвидированным". Это все, на что мог рассчитывать теперь старик Моор. И поскольку Моор так и не покинул России, а умер в 1932 году в санатории для партийных работников, можно предложить, что он не увидел даже этой суммы. Надежда вернуть 40 226 долларов было последним, что покинуло душу этого скупого человека, никогда бы не выдавшего большевикам ни в 1917 году, ни до, ни после, ни единого франка, доллара, марки и кроны своих собственных денег. Животная беспредельная жадность Моора на деньги довела его до того, что одиннадцать лет (оказавшиеся последними годами его жизни) он выклянчивал "долг" у советского правительства, живя в коморке без туалета и ванной комнаты. Кто же поверит в то, что эти деньги не были немецкими? Или даже в то, что Моор требовал от советского правительства обещанный ему комиссионный процент за переданные большевикам куда более крупные суммы?
      Но вернемся в годы первой мировой войны. Очевидно, что два Остапа Бендера русской революции -- Ганецкий и Радек -- были связаны с Парвусом и Моором. Только лишенный какой-либо, в том числе и социалистической, морали Ленин мог взять себе в подручные столь скомпрометированных, но до поры до времени выгодных работников. "Революция -- дело тяжелое, -- говорил Ленин по воспоминаниям Войтинского. -- В беленьких перчаточках, чистенькими ручками ее не сделаешь... Партия не пансион для благородных девиц. Нельзя в оценке партийных работников подходить с узенькой меркой мещанской морали. Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец. [...] У нас хозяйство большое, а в большом хозяйстве всякая дрянь пригодится"(55).
      Такой "дрянью" были прежде всего Радек и Ганецкий. "Я, конечно, считаю Радека способным на сообщничество", -- писала итальянская коммунистка Анжелика Балабанова. -- "Когда Парвус приехал в Стокгольм я отказалась встречаться с ним и запретила Радеку приходить с ним в циммервальдское бюро, находившееся на моей квартире. Что касается Ганецкого, то я хотя имела с ним сношения на Циммервальдской конференции, но принципиально отказывалась бывать у него (он с семьей жил в роскошной квартире, куда по воскресеньям приезжали гости, в частности Радек). Что касается Воровского, то я полагаю, что он, несмотря на свою личную честность, способен был прибегать к большевистским методам для достижения фракционных результатов. Меня эта двойственность поражала, так как у меня с ним лично были хорошие отношения"(56).
      Оставляя в стороне вопрос о том, насколько существенной была роль Германии и Австро-Венгрии в деле организации большевистского переворота и смог бы произойти этот переворот без германских и австрийских субсидий, следует указать, что подрывная работа Германии в отношении России была лишь частью общей германской политики, направленной на ослабление противника. На так называемую "мирную пропаганду" Германия потратила по крайней мере 382 млн. марок (причем до мая 1917 года на Румынию или Италию денег было потрачено больше, чем на Россию, что не помешало и Румынии, и Италии выступить в войне на стороне Антанты). Десятки миллионов марок были истрачены на подкуп четырех газет во Франции. В России же ни одной газеты немцам подкупить, видимо, не удалось, и финансирование Германией ленинской "Правды" в 1917 году было, кажется, единственным исключением.
      Эта деятельность Германии не была секретом для контразведок Англии, Франции и России. После неудавшейся попытки большевистского переворота в июле 1917 года Временное правительство, заинтересованное в дискредитации большевиков, опубликовало кой-какую информацию о германо-большевистских связях. Сделано это было, однако, наиболее нелепым образом. Серьезных намерений расправиться с большевиками у Временного правительства не было. И хотя ряд большевистских руководителей были объявлены вне закона, никто из арестованных убит не был. А избежавший ареста Ленин скрылся в район станции Разлив и в августе эмигрировал в Финляндию(57).
      Примечания
      1. А. В. Луначарский. Сияющий дорогой гений. Доклад, произнесенный 21 января 1929 г., на торжественно-траурном заседании, посвященном пятой годовщине смерти Ленина. Стенограмма. -- ж-л. Диалог, 1995, No 3, с. 66.
      2. Я рад, что помог развалить всемогущий КГБ. Интервью Станислава Левченко с Олегом Калугиным. -- НРС, 26 апреля 1996 г. с. 12.
      3. Архив Гуверовского института при Стенфордском университете, коллекция Б. И. Николаевского (далее: АГИН), ящик 392, папка 4. В. М. Зензинов. Страничка из истории раннего большевизма.
      4. Письмо Ленина к А. И. Рыкову от 25 февраля 1911 г. -- в кн. В. И. Ленин. Сочинения, 4-е изд., т. 34, с. 389.
      5. АГИ, коллекция Н. В. Вольского, ящик 4, папка Л. Дан, переписка. Письмо Л. Дан Н. В. Вольскому от 1 мая 1961 г., с. 2.
      6. В. Валентинов. Малознакомый Ленин. Париж, 1972, с. 82, 83, 84, 88.
      7. Сегодня можно сообщить, что интервью бралось мною у О. А. Кавелиной -- внучки Анны Тимофеевны Карповой, урожденной Морозовой, сестры Саввы Тимофеевича Морозова.
      8. Т. П. Морозова. Загадочная смерть Саввы Морозова. - Отечество. Краеведческий альманах. Москва, Профиздат, 1997, с. 243.
      9. Там же, с. 238.
      10. М. Ардов, Б. Ардов, А. Баталов. Легендарная Ордынка. Сборник воспоминаний. Инапресс. СПБ, 1995, с. 211.
      11. Н. Думова. Московские меценаты. М., Молодая гвардия, 1992, с. 139-141, 143, 144, 146, с. 148, 150-152
      12. Русские писатели 1800-1917. Биогрфический словарь, т. 1. М., 1992, с. 649.
      13. В. И. Ленин, ПСС, т. 5, с. 369-370.
      14. АГИН, ящик 392, папка 4. В. М. Зензинов. Страничка из истории раннего большевизма.
      15. Валентинов, указ. соч., с. 107; Думова, указ. соч., с. 161; Б. И. Николаевский. Тайные страницы истории. М., изд. Гуманитарной литературы, 1995, с. 12; Протоколы пятого съезда РСДРП. Изд. Института Маркса-Энгельса-Ленина, 1935, с. 631.
      16. Морозова. Загадочная смерть Саввы Морозова, с. 245.
      17. Думова, указ соч., с. 162.
      18. Большая советская энциклопедия, 1-е изд., т. 62, с. 556.
      19. Воспоминания А. И. Рыкова. -- Известия, 2 октября 1918, с. 2.
      20. Валентинов, указ. соч., с. 109-110.
      21. АГИН, ящик 392, папка 4. В. М. Зензинов. Страничка из истории раннего большевизма.
      22. В. Войтинский. Годы побед и поражений, т. 2, 1924, с. 103.
      23. Л. Мартов. Спасители или упразднители? Париж, 1911, с. 20-21.
      24. См. С. П. Шестернин. Реализация наследства после Н. П. Шмидта и мои встречи с Лениным. -- в сб. Старый большевик. М., т. 5 (8), 1933, с. 153.
      25. См. там же, с. 155.
      26. Ю. Каменев. Две партии. Ленинград, 1924, с. 184; Валентинов, указ. соч., с. 116.
      27. Он же. Две партии. С предисловием Н. Ленина. Изд. ред. "Рабочей газеты", Париж, 1911.
      28. Цит. по кн. Валентинов, указ. соч., с. 117. В брошюре Каменева из конспиративных соображений Андриканис назван буквой "Z". Валентинов для удобства чтения письма "Z" заменил Андриканисом.
      29. См. Мартов. Спасители или упразднители.
      30. Там же, с. 20-21.
      31. Валентинов, указ. соч., с. 102.
      32. См. Шестернин, указ. соч., с. 155.
      33. Судьба семьи Морозовых была трагична. После смерти С. Т. Морозова его жена Зинаида вышла замуж за генерала Рейнбота, бывшего одно время московским градоначальником. Зинаида скончалась при неизвестных обстоятельствах в годы советской власти. Сын Саввы Тимофеевича окончил юридический факультет Московского университета, в 1916 году был призван на военную службу офицером, служил в Туркестане. "В одно из первых же выступлений большевиков в Туркестане во время Октябрьской революции, -пишет Зензинов, -- он был убит большевиками в Душанбе. Находившиеся в это время там были уверены, что убийство это было совершено по заранее подготовленному плану". Тот же Зензинов приводит рассказ о судьбе младшего брата Саввы Сергея, одного из совладельцев огромного состояния Морозовых: ,,Директором одной из фабрик Морозова был англичанин (по фамилии, кажется, Чешер). Он прожил в России 30 лет, но после большевистской революции уехал в Англию. В 1926 году англичане предложили советскому правительству восстановить работу всех фабрик Морозова, причем готовы были вложить в дело до 20 миллионов фунтов. Об этом велись длительные переговоры (из которых, кстати сказать, ничего не вышло) -- их вел от имени английских капиталистов Чешер, который с этой целью был командирован в Россию. И вот, зимой 1927 года, в одно из посещений им города Никольска, где находилась главная группа бывших фабрик Морозова, подходя к одной из этих фабрик, он заметил сидевшего у ворот сторожа, закутанного в огромную овчинную шубу. Вглядевшись в него пристальнее, он с удивлением и ужасом убедился, что это был брат Саввы -Сергей Морозов. "Сергей Тимофеевич, -- воскликнул он, -- что Вы здесь делаете? Не могу ли я чем-нибудь быть Вам полезен?" -- Сергей Морозов поднял на него глаза. -- "Уйдите немедленно и никому не говорите о нашей встрече. Это единственное, что Вы можете для меня сделать"'' (АГИН, ящик 392, папка 4. Зензинов. Страничка из истории раннего большевизма).
      34. Ленин. Сочинения, 4-е изд., т. 34, с. 345.
      35. См. Ем. Ярославский. Очерки по истории ВКП(б), т. 1. 1937, с. 204.
      36. См. Валентинов, указ. соч., с. 118-120.
      37. АИГН, ящик 786, папка 6. На эту запись указывал Николаевский в одном из своих писем В. Л. Бурцеву: "Рассказ его записан и хранится" (АИГН, ящик 475, папка 8. Б. И. Николаевский -- В. Л. Бурцеву, 6 июня 1931, с. 1).
      38. Там же.
      39. Там же.
      40. АИГН, ящик 475, папка 8. Бурцев -- Николаевскому, 10 июня 1931, с. 2.
      41. Русские издания этих книг: Вернер Хальвег. Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. Изд. Международные отношения, М., 1990; Германия и русские революционеры в годы первой мировой войны. -- в кн. Б. И. Николаевский. Тайные страницы истории, с. 238-390.
      42. Д. Б. Павлов, С. А. Петров. Полковник Акаси и освободительное движение в России (1904-1905 гг.) -- История СССР, 1990, No 6, с. 53.
      43. Там же, с. 58.
      44. В. Д. Бонч-Бруевич. Избранные сочинения, т. 2. М., 1961, с. 329.
      45. Запись беседы Г. А. Алексинского в Женеве, 1915 г. -- International Review of Social History (Amsterdam), 1981, vol. 26, No 3, p. 347. Публ. Самуэля Барона.
      46. Павлов, Петров. Полковник Акаси, с. 54.
      47. Там же.
      48. Там же.
      49. Там же, с. 65.
      50. Там же, с. 62-63.
      51. Там же, с. 71.
      52. Там же, 65.
      53. Там же, с. 65-66.
      54. Этот вполне правомочный вопрос историки неоднократно ставили. Николаевский поднимал эту тему в переписке (не считая правильным и своевременным обсуждать этот вопрос публично): "Был ли Ганецкий лично связан с Пилсудским?", -- спрашивал Николаевский. "Ганецкий был главным по тайным связям польских социал-демократов и именно он сносился от польских социал-демократов с Лениным" (АГИН, ящик 508, папка 48. Письмо Николаевского Ричарду (Г. И.) Враге от 15 июля 1960 г.). "Вкраце мой вывод, -- писал Николаевский в другом своем письме, -- исключительно для Вас лично: Ганецкий был связан с немцами или австрийцами еще с 1910-11 г.г. и переезд Ленина в Краков, произведенный при помощи Ганецкого, стоял в связи с новой политикой австро-немецких властей. Возможно, что как-то к этому был причастен и Пилсудский" (Международный институт социальной истории в Амстердаме (далее: МИСИ), коллекция Б. К. Суварина. Письмо Николаевского Суварину от 11 апреля 1957 г.). "Изучение материалов о связях большевиков с немцами привело меня к выводу о том, что настоящая линия связей идет не через немцев, а через австрийцев, и именно через австро-венгерский генеральный штаб и организации Пилсудского, причем линия к Ленину шла через Ганецкого". "Ганецкий сначала был связан с пилсудчиками, а затем, с 1915 г., с Парвусом" (АИГН, ящик 496, папка 3. Письмо Николаевского М. Н. Павловскому от 21 октября 1961 г.).
      55. Войтинский, указ. соч., с. 102--103.
      56. АИГН, ящик 292, папка 2. А. Балабанова -- Николаевскому, 19 марта 1962.
      57. В вышедшей в Германии биографии Г. Е. Распутина указывается, что от ареста в июле 1917 г. Ленина спас В. Бонч-Бруевич (см. Elisabeth Heresch. Rasputin. Das Geheimnis seiner Macht. Langen Muller, Munchen. 1995).
      Заговор второй:
      Брестский мир
      Безупречный авторитет Ленина в партии большевиков -- одна из многочисленных не соответствующих истине легенд советской историографии. Игнорирующий директивы Ленина ЦК партии, Петроградский совет, во главе которого стоит межрайонец и очевидный конкурент на место Ленина в революции Троцкий; собирающийся в октябре 1917 года Второй Всероссийский съезд Советов: ни один из этих институтов не смотрел на Ленина как на своего вождя и руководителя, ни один из этих составных элементов октябрьского вооруженного восстания в Петрограде не собирался подчиняться его воле.