35. АГИН, ящик 510, папка 24. Итоги русского эксперимента (Пути развития российского большевизма). 1917-1941, с. 4.
      36. АГИН, ящик 478, папка 21. Письмо Николаевского Г.Эккерту от 26 декабря 1962 г., стр. 2.
      37. К своему напарнику по переговорам, как наверное и Радек, Раненау относился без особого уважения. В феврале 1922 года Ратенау в беседе с виконтом Д'Арбеноном, английским послом в Берлине, сказал о Радеке: "Это нечистоплотный тип, настоящий подлый жидснок". Ленин как-то сказал, что после разговоров с Радеком он испытывает желание вымыться с ног до головы.
      38. АГИН, ящик 18, папка 27. От бюро печати при полномочном представительстве РСФСР в Эстонии. 9 августа 1921 г. С. 2.
      39. Ruth Fischer. Stalin und der Deutsche Kommunismus. Frankfurt am Main, 1950, S. 251.
      40. Густав Штюбель в "Ди Цайт" No 3, 13 января 1989, в статье, посвященной 70-летия со дня смерти Розы Люксембург и Карла Либкнехта.
      41. Записки Теодора Либкнехта, с. 29.
      Заговор шестой:
      Тайна смерти Ленина
      Вопрос о болезни и смерти В. И. Ленина в историографии был окутан тайной. Между тем его следует назвать отправным моментом советской истории. Считалось, что к ускорению смерти Ленина мог иметь отношение И. В. Сталин. По крайней мере именно его видели чуть ли ни единственным советским руководителем, незаинтересованным в вызродовлении председателя СНК. В настоящей главе будет показано, что Ленин был смещен с поста председателя СНК уже в середине 1922 года, что происшедшие события были равносильны государственному перевороту, что заговор, в результате которого Ленин оказался изолированным вплоть до самой своей смерти, носил широкий характер и что руководителями этого заговора были, скорее всего, Дзержинский и Сталин.
      В 1983 году этой теме посвятил статью А. Авторханов, назвав ее: "Убил ли Сталин Ленина?"(1). "В высших партийных кругах Грузии, -- писал А. Авторханов, -- [...] упорно распространялся слух, что Ленин не умер, а покончил жизнь самоубийством, приняв яд, данный ему Сталиным. Слух этот передавался в разных вариантах -- то Сталин дал Ленину яд по его настойчивому требованию, чтобы избавиться от адских мук, то этот яд Сталин дал Ленину через своего агента-врача [...] (называли даже имя). Был и такой вариант -- Сталин разыскал для Ленина в Грузии народного целителя, [...] а на самом деле этот целитель не лечил, а залечивал Ленина ядовитыми травами. Интересно, что во всех вариантах слухов неизменно присутствует яд, будто Сталин так и ездил к Ленину с флакончиком яда"(2).
      Авторханову вторил один из американских биографов Ленина: "В последующие годы коммунисты, знавшие Ленина, собирались и шепотом обсуждали странный слух о том, что его отравил Сталин"(3).
      Формальное назначение Сталина на пост генерального секретаря партии в апреле 1922 году было не началом восхождения Сталина к власти, а признанием того факта, что Сталин уже сосредоточил в своих руках необъятную власть. Возможность восхождения Сталина к власти в самом начале 1920-х годов предопределялась двумя факторами: болезненным состоянием Ленина, помешавшем тонкому психологу внутрипартийной борьбы прозевать восхождение своего политического (и даже физического) убийцы; и личными качествами Сталина. В историографии, особенно западной, было принято сохранять определенный язык, не называть вещи своими именами. Здесь не место искать первопричины самоцензуры многочисленных западных авторов. Отметим только, что с крушением Советского Союза почувствовали себя свободней и западные исследователи. Вот как характеризует Сталина в своей последней книге известный американский историк, дипломат, политический, общественный деятель Дж. Кеннан:
      "Сталин представляется мне человеком, применительно к которому слово "негодяй" -- огромная недооценка. Зависть, подозрительность, с явная наклонностью к садизму, поистине безграничная и сумасшедшая ревность в дополнение к столь же безграничным амбициям были его главными качествами"(4).
      С этой характеристикой Сталина трудно не согласиться. Именно этот человек в 1922 году, заимствовав, говоря языком Кеннана -- самые гадкие черты Ленина и Свердлова, стал восходить к руководству в партии и государстве.
      До VIII съезда РКП(б) "генсеком" был Я. М. Свердлов. Секретариат ЦК, как тогда говорили, находился в его записной книжке. Ответственным секретарем ЦК была Е. С. Стасова, затем Н. Н. Крестинский, затем В. М. Молотов. Из членов Политбюро, избранных после Одиннадцатого съезда партии (Ленин, Зиновьев, Л. Б. Каменев, А. И. Рыков, Сталин, Томский, Троцкий) выбор, как на генсека, пал на Сталина. Отметим, что до начала болезни Ленина никаких политических разногласий между Лениным и Сталиным не было. 28 марта 1922 года Ленин публично защищает Сталина против Е. А. Преображенского, показывая всем делегатам Одиннадцатого съезда, на чьей он стороне, причем защищает Ленин Сталина по тем направлениям, на которых буквально через несколько недель он начнет с ним войну: национальная политика и Рабкрин(5).
      О болезни Ленина, начиная с декабря 1920 года, мы знаем из многих источников. 3 марта 1921 г. Ленин пишет записку Каменеву, впервые опубликованную в 1989 году:
      "Вижу, что на съезде. вероятно, не смогу читать доклада. Ухудшение в болезни после трех месяцев лечения явное: меня "утешали" тем, что я преувеличиваю [...] и за умным занятием утешения и восклицания "преувеличиваете! мнительность!" -- прозевали три месяца. По-российски, по-советски. Я попробую готовиться. Но готовьтесь и Вы. На съезде и пленуме Цека важен и мой доклад. Очень боюсь, что ни там, ни здесь не смогу. [...] Разговоров и заседаний хуже не выношу, чем "сказануть раз в полгода". [...] Имейте в виду, что обмен коротенькими записочками [...] нервы выносят лучше разговоров (ибо я могу обдумать, отложить на час и т. д. Оч[ень] прошу поэтому завести стенографистку и чаще посылать мне (перед Пол[ит]Бюро) записки в 5-10 строк. Я подумаю час-два и отвечу"(6).
      Думать час-два над запиской в несколько строк? Это уже не Ленин 1917 года!
      О болезни Ленина писал Троцкий: "Здоровье Ленина резко надломилось в конце 1921 года"(7). В конце ноября 1921 года Ленина перед отъездом за границу посетила Андреева. 29 января 1924 года, скоре после смерти Ленина, она рассказывала в письме Горькому об этой встрече, оказавшейся последней: ,,Он долго что-то слушал, а потом вдруг говорит: "Какая вы еще, Мария Федоровна, молодая! Даже румянец во всю щеку от волнения... Краснеть не разучились. А вот я -- уставать стал. Сильно уставать"''(8).
      Наблюдательный Сталин не мог не знать, что Ленин заболевает. Отметим также, что 1921 год, когда писалась записка Ленина Каменеву -- год введения НЭПа, второго, после Бресткого мира, оппортунистического шага Ленина. По непопулярности в кругах партийно-коммунистической номенклатуры НЭП мог сравниться только с Брестом. Точнее -- компромисс на внутреннем фронте (НЭП) явился следствием компромисса на фронте внешнем (Брестское соглашение). А поскольку именно об этом и предупреждали Ленина многочисленные противники мира, от Троцкого до левых коммунистов, провозглашение НЭПа было со стороны Ленина обманом и издевательством над партией.
      Однако, если при подписании Брестского мира его сторонники (в лице Ленина) и его противники (в лице всех остальных) с одинаковым рвением подчеркивали недолговечность Бреста, к НЭПу отношение было совсем иным. Насколько именно вводился НЭП и к каким последствиям он мог привести -- в 1921 году не знал никто. Трудно сказать, насколько буквально воспринимал Ленин собственную фразу о том, что НЭП вводился "всерьез и надолго". По крайней мере этот лозунг ни у кого не должен был вызвать восторга. При хладнокровном анализе системы НЭПа должно было стать очевидным, что мирного сосуществования между всевластным, вооруженным, но бедным и голодным коммунисте, с одной стороны, и безоружным, сытым и богатым нэпмане, с другой, быть не может. Либо коммунист убьет нэпмана, либо нэпман отнимет власть у коммуниста. Случилось первое.
      Во внутрипартийной борьбе в этот период Ленин и его оппоненты учли уроки Брестского мира. Было ясно, что Ленина не возьмешь открытой критикой, как делалось это спрошь и рядом во время дискуссии о мире в 1918 году. Одновременно Ленин пытался избежать теперь открытой дискуссии, приведшей в 1918 году к расколу партии и фактическому остранению Ленина от власти. При внешней поддержке Политбюро (которой в вопросе НЭПа никогда не было и не могло быть) Ленин круто изменил внутриполитический курс правительства, искренне считая, что в 1921 году он преодолел оппозицию легче, чем в 1918.
      Но Ленин ошибся. Опорой Сталина в борьбе против Ленина, открыто начавшейся в 1921 году (и еще незаметной широким слоям партии) служили безликие партийные функционеры, уступающие по вине Ленина власть нэпману. В списке поражений Ленина НЭП, являвшийся следствием предшествующей оппортунистической политики (Бреста), стоял на последнем месте. Во главе списка были: несостоявшаяся из-за Брестского мира революция в Европе; поражение в войне с Польшей (открыто саботируемой Сталиным); Кронштадское восстание 1921 года; крестьянские восстания, из которых лишь по случайному недоразумению Тамбовское считается самым крупным... Кого же было винить в этих провалах, как не главу правительства? И вот теперь этот же руководитель единоличным решением бросал партию в новую крайность -- НЭП.
      О борьбе за власть между Лениным и Сталиным в это время можно судить лишь по намекам. 4 июня 1921 года Ленин пишет письмо в Берлин Г. Л. Шкловскому. Это письмо М. И. Ульянова шарактеризует как сообщение Ленина Шкловскому о том, "что под В. И., так сказать, подкапываются. Кто и как -это остается тайной"(9). Впрочем, эту тайну легко разгадать, если посмотреть, кто же в партии именно в этот период поднимается выше всех по иерархической лестнице. Этот человек -- Сталин. В. П. Наумов пишет: "Со второй половины 1921 года Политбюро поручает ему вести организационную работу в Центральном комитете. Ему вменялась подготовка пленумов ЦК, сессий ЦИК и другое, то есть по существу он исполняет обязанности секретаря ЦК"(10).
      24 декабря 1921 года "Правда" за No 294 публикует басню Демьяна Бедного (Е. А. Придворова)(11). Следует отметить, что пролетарский поэт Бедный был старым партийным функционером. В 1910 году он познакомился с В. Д. Бонч-Бруевичем, будущим секретарем и помощником Ленина. Бонч-Бруевич, в свою очередь, познакомил Бедного со многими большевиками. С 1911 года Бедный печатался в большевистской "Звезде", позднее переименованной в "Правду". В середине апреля 1912 года Бедный знакомится со Сталиным, затем с Молотовым и Свердловым. В том же году Бедный вступает в партию, заочно, через переписку, знакомится с Лениным, который ему очень покровительствует и талант которого ценит. В 1914 году Бедный знакотся с Горьким. Во время первой мировой войны -- с сестрами Ленина М. И. Ульяновой и А. И. Елизаровой. В апреле 1917 года Бедный встречается с Лениным и с апреля по июнь помогает ему при редакторовании "Правды", не теряя связи со Сталиным. Сталин публикует в "Правде" статью "Американские миллионы", направленную против министра-меньшевика Церетели. Бедный пишет против Церетели стихотворение "Коалиционное". Сталин пишет в "Правду" статью "Заговор против революции" (против Корнилова). Бедный пишет о том же стихотворение "Песня". После неудавшейся июльской попытки захватить власть, когда Ленин прячется от ареста, Бедный, как и Бонч-Бруевич, рядом с Лениным(12).
      Но самые близкие отношения сложились у Бедного со Сталиным. "В Кремле, как и во всей Москве, шла непрерывная борьба из-за квартир, которых не хватало", -- писал Троцкий о 1919 годе(13). Приближенный Сталина, Бедный умудрился прожить в Кремле с марта 1918 до начала 1933 года, когда развелся с женой -- Верой Руфовной Придворовой -- и переехал, оставив кремлевскую квартиру жене, в особняк на Рождественском бульваре, 16. Бедный занимал половину особняка. Во второй половине размещался Государственный литературный музей, директором которого был старый знакомый Бедного -- В. Д. Бонч-Бруевич.
      Можно считать, что это было второе поражение Бедного в квартирном вопросе. Первое он потерпел в 1920 году -- от Троцкого. И поскольку очевидно, что отказав Бедному в его требовании председатель РВС республики, занимавший пять комнат в Кавалерском корпусе, нажил себе еще одного совсем не безобидного врага, приведем выдержки из этого любопытного документа:
      "Дорогой Лев Давидович!
      Препровождаю Вам 5 моих листовок и 1 книжечку, изданные на Западном фронте [...] В пятницу снова уезжаю для агитации -- "До Советской Варшавы!", если не последует иных указаний [...].
      Что касается не разъездной, а оседлой работы, то я предвижу, что, проработав минувшую зиму самое большое в половину своей мощности, скоро я сойду на одну треть... У меня нет рабочего кабинета. Я -- писатель, работающий на ночном горшке. Справа у письменного стола -- две кровати -семейная и детская. У меня 2 комнаты с третьей -- полусартиром.
      Естественно, что Кремлевское домоуправление -- по своему заявлению -сочло необходимым дать мне соседнюю с отдельным ходом комнату (щ 6 белого коридора) для рабочего кабинета. Ордер был написан, но [член Президиума ВЦИК] Лутовинов его зачеркнул, а [секретарь Президиума ВЦИК] Енукидзе исправить такое свинство отказался [...].
      Не поставить Вас в известность об этом я не мог. Моисей как-то ударил по скале палкой и из скалы брызнула живая вода. Вы меня осенью и зимой ударите партийной палкой десять раз, и ни черта из меня не брызнет. Или брызнет вода, а нужны боевые стихи.
      Рядом со мной живут Петропавловские [семья комиссара Кремлевских военных курсов], [...] а дальше за ними -- т. Никитин [зав. финансовым отделом ВЦИК] [...] Я предлагал: дать мне соседнюю комнату (щ 6) Петропавловских, а им отрезать комнату от Никитина.
      Казалось бы, просто. И необходимо. Для дела. И Кремлевское домоуправление в таком смысле и составило ордер, отмененный Лутовиновым. Теперь я упираюсь в милейшего Енукидзе, который рассуждает как ишак [...].
      Хоть для очистки совести: знайте, дескать, дорогие товарищи, что после этого можно с меня спрашивать?
      Уважающий и любящий Вас Демьян Бедный.
      Приложения: 1) Листовки 2) План вышеперечисленных квартир"(14).
      После переезда правительства в Москву в начале 1918 года в Кремле жило все советское руководство. Иногда к Бедному заходил Ленин. Иногда Сталин. Дружил Бедный и с секретарем ЦК Стасовой, бывал в секретариате, по ее словам, чуть ли не ежедневно. Для разъездов по фронтам гражданской войны в агитационных целях Бедному был выделен личный вагон первого класса (раньше принадлежавший одному из великих князей), который подцеплялся к поездам. Кажется, Бедный стал единственным писателем, удостоенным такой чести (причем вагон оставался в собственности Бедного чуть ли не до 30-х годов). Наградам Бедного не было конца. С 1922 года первым из советских писателей Бедный стал депутатом Моссовета. В Пензенской области его именем назвали город Беднодемьянск. В Одессой губернии -- Демьянобедновскую волость. По Волге пустили пароход "Демьян Бедный". В пожизненное пользование Бедный получил дачу в Мамонтовке. К личной даче прибавилась еще и государственная. К личной машине с личным шофером -- еще и казенная с казенным шофером.
      Может быть самой большой наградой писателя следует считать его контракт с Госиздатом на издание полного собрания сочинений. Контракт был подписан, видимо, в конце 1922 года. Первый том вышел в 1925 году. До 1934 года, когда Бедный впал в немилость Сталина, успело выйти 19 томов, охвативших произведения до февраля 1932 г. В августе 1934 года, выступая на съезде писателей, Бедный говорил о двадцати томах своего собрания сочинений, еще не зная, что 20-й том опубликован не будет.
      Печатался Бедный в основном в "Правде". Насколько политизированным было творчество Бедного, следует из стихотворения "В защиту басни", написанного им в 1936 году, после того, как летом 1935 года Сталин амнистировал Бедного и пригласил его к себе на дачу, самолично за ним заехав; после того, как Новый 1936 год Бедный также встречал на даче Сталина:
      И можно ли забыть, чьим гением она
      Была тогда оценена?
      Чтоб я не бил по дичи мелкой,
      А бил по зубрам бы, бродившим по лесам,
      И по свирепым царским псам,
      Моею басенной пристрелкой
      Руководил нередко Ленин сам
      Он -- издали, а Сталин -- был он рядом,
      Когда ковалась им и "Правда" и "Звезда",
      Когда окинувши твердыни вражьи взглядом,
      Он мне указывал: "Не худо бы сюда
      Ударить басенным снарядом!"
      Отдав должное Ленину, Бедный все-таки указал, что Ленин был далеко, а Сталин -- близко. Понятно, что именно близкий Сталин и руководил творчеством Бедного (когда и если это творчество требовало руководства). 17 октября 1921 года Бедный дарит Ленину только что вышедшую свою стихотворную повесть "Царь Андрон"(15), законченную 20 мая 1921 года. Вот как анализирует это произведение специалист по творчеству Деньяна Бедного Н. В. Гамалий:
      "В [...] повести ,,Царь Андрон'' рассказывается, как крестьяне свергли Советы, выгнали из Москвы и Петрограда большевиков. И сейчас же в стране возрождаются буржуазные партии. Возвращаются из-за границы старые царские чиновники, заводчики, банкиры и помещики. Не доверяет им крестьянский царь, но чтобы идти против них, надо призывать рабочую рать, а этого Андрон не хочет. Постепенно он становится марионеткой в руках своих и международных капиталистов [...]. Народ вновь в кабале. [...] Революционно настроенные трудящиеся во главе с большевиками ломают режим Андрона. Советская власть восстанавливается, а Андрон, переодевшись в сермягу, с позором бежит из дворца"(16).
      Как когда-то бежал Керенский. Так Бедный протестовал против введения НЭПа, намекая Ленину, что тот превращается в царя Андрона. А поскольку Бедный протестовал лишь при Ленине и не протестовал при Сталине, следует заключить, что он был не столько искренним коммунистом, сколько послушным пером будущего генсека. В свете всего вышесказанного и нужно рассматривать басню Бедного "Не для чего иного", опубликованную в "Правде" 24 декабря:
      Кузнец, Вавила Аникеев,
      Зайдя в лакейскую и увидавши в ней
      Навзрыд рыдающих лакеев:
      "Ну, ж ваша барыня -- с прислугой лютый змей!
      -- Сказал сочувственно Вавила,
      -- Побила морды вам?.. Расчет вам объявила?.."
      "Побила?.. Пальчиком ей шевельнуть невмочь...
      Едва не померла она об эту ночь..."
      -- Вавиле горестно лакеи отвечали.
      "Так вот с какой ревете вы печали!"
      "С та-ко-о-й!.. Позвали мы врача...
      Предвестья у нее нашел паралича:
      Слышь, ходит под себя. Вот третьи сутки кряду
      Поочередно мы дежурим у нее:
      Простынку ль подвернуть, подать ли ей питье"...
      "Питье... -- вздохнул кузнец, -- часик бы... тас...
      Мне подежурить тож... Я б дал ей, стерьве, яду!"
      В Европе с "желтыми" придется заключать
      Нам сделку некую, прибавлю: не навечно
      И не затем, конечно,
      Чтоб с ними сообща их барыню лечить(17).
      Для непосвященных это была басня о том, как пролетарий-кузнец, вполне в духе пролетарского сознания, предлагает отравить умирающую барыню-эксплуататоршу, в то время как несознательные лакеи, собравшиеся вокруг барыни, скорбят из-за очевидной и скорой ее смерти. Для посвященных это была басня о планируемом или по крайней мере обсуждаемом Сталиным отравлении больного Ленина.
      Итак, кто есть кто в басне Бедного. "Кузнец" -- (кующий СТАЛЬ), конечно же Сталин. "Вавила" -- сирийское имя, намекающее на нерусское происхождение Сталина. "Аникеев" -- от Аника -- воин-победитель, ассоциация также указывающая на Сталина, который, прийдя к Ленину ("барыне"), видит грустные лица большевистских лидеров. Сталин думает, что Ленин устроил им нагоняй и именно этим вызвана грусть на лицах. Но оказывается, что врачи обнаружили у Ленина прогрессивный паралич (сифилис). Услышав, что "лакеи", все-таки боящиеся остаться без Ленина, попеременно дежурят у больного, Сталин с присущей ему грубостью замечает, что если бы у него была возможность подежурить у Ленина, то вместо питья он дал бы "стерьве яду". Остается только гадать, пытался ли Бедный предупредить Ленина, что против него зреет заговор, или же, списав Ленина со счетов, издевался над теряющим власть председателем Совнаркома. Здесь нам несколько помогает мораль басни.
      Обычно мораль -- самое ясное в басне четверостишье. У Бедного "мораль" -- самая сложная часть. "В Европе" -- значит среди европейцев, эмигрантов, к каковым относились, в отличие от "подпольщиков", те, кто дожидался революции 1917 года в эмиграции -- Ленин, Троцкий, Зиновьев, Радек... К подпольщикам относились, соответственно, Сталин, Свердлов Каменев... "С желтыми" -значит с продажными, т. е. с теми "лакеями", которые все еще идут за Лениным. "Нам" -- это Сталину и его сторонникам -- прежде всего Зиновьеву и Каменеву. "Сделка" -- это соглашение между фракцией Сталина и сторонниками Ленина оставить Ленина у власти, но -- "не на вечно", и не ради Ленина ("чтоб барыню лечить"), а потому что без Ленина оставаться пока еще страшно.
      Басня не осталась незамеченной, и 27 марта 1922 года Ленин, до сих пор любивший Бедного, раскритиковал революционных поэтов из "Правды". Так как Бедный печатался в "Правде" чуть ли не каждый день, осведомленному читателю Ленина было ясно, кого именно критикуют. Бедный и те, кто за ним стоял, а за ним главным образом Сталин, в долгу не остались. 31 марта раскритикованный поэт публикует в "Правде" ответ Ленину -- пространное стихотворение "Как надо читать поэтов":
      Он, как всегда, я знаю, прав,
      Но я, однако ж, не шарманщик,
      Чтоб сразу дать другой мотив.
      Если же учесть, что в описываемый период редактором органа ЦК партии (следует уточнить: органа секретариата ЦК, т.е. органа Сталина) был бывший левый коммунист и будущий союзник Сталина Н. И. Бухарин, невинные басни и стихи члена партии с 1912 года Бедного читаются совсем по-другому.
      23 мая Ленин уезжает в Горки на отдых, и именно там в спокойной нерабочей обстановке у отдыхающего Ленина 25-27 мая случается первый серьезный приступ его болезни, повлекший частичный паралич правой руки и ноги и расстройство речи. 29 мая доктор А. М. Кожевников выехал с медсестрой М. М. Петрашевой брать у Ленина пункцию костного мозга. "У Владимира Ильича было расстройство речи, -- вспоминает Петрашева. -- Врачи просили его назвать какой-нибудь предмет, а он не мог. Просили написать, тоже не мог. Жаловался, что у него парализована то рука, то нога. Это были мгновенные параличи, быстро проходящие. Когда он начал ходить, был случай он упал во время такого паралича. [...] Сирени в саду было много, но он не переносил никакого резкого запаха, а когда я приносила полевые цветы, он был доволен... Предписания врачей он выполнял очень строго и точно. Помню, мы решили убрать из его комнаты книги. Читать ему в это время не разрешалось"(18). В июне Ленину разрешили вставать, постепенно он стал сам умываться, относительно поправился и Петрашеву отпустили(19).
      Сведения о болезни Ленина и возможном выходе его в отставку проникают в прессу. Белоэмигрантская газета "Руль", издающаяся в Берлине, аккуратно собирает всякие слухи. Уже 22 марта в передовице Руля "В потемках" Ленин назван "Кремлевским узником". 26 марта в передовице "Загадка" газета пишет:
      "Совнарком занят обсуждением вопроса, какие меры следует принять на случай неизбежного выхода Ленина из состава правительства. Здоровье Ленина таково, что [...] возвращение его к правительственной деятельности совершенно исключено. [...] В экстренном заседании Совета народных комиссаров в понедельник [20 марта 1922 г.] обсуждался вопрос о мерах, которые надлежит принять в случае выхода Ленина из состава правительства. Председатель московского совета [Каменев] заявил, что рассчитывать на участие Ленина в правительственной деятельности по состоянию его здоровья в настоящее время не представляется возможным. Недавно на съезде металлистов Ленин, неожиданно выступивший с речью, заявил, что он сам едет в Геную, а сегодня большевистские газеты вновь оповещают, что во главе делегации будет стоять Чичерин, о поездке же Ленина речи быть не может".
      В том же номере газета сообщает о заявлении Раковского, сделанном им в Берлине: "Положение Ленина не внушает опасений. По предписанию врачей Ленин в течение двух месяцев должен отказаться от всякой деятельности. Большевики надеются, что авторитет вызванного в Москву проф. Клемперера побудит Ленина исполнить это предписание. Само собой разумеется, что Ленин не в состоянии выехать в Геную".
      29 марта в передовице "Странная болезнь" "Руль" писала:
      "Инцидент с болезнью Ленина все более и более осложняется и прежде всего, благодаря самим большевикам, которые как будто нарочно стремятся возбудить всеобщее недоверие. На днях берлинская советская миссия разъяснила, что поездка проф. Клемперера никакого отношения не имеет к состоянию здоровья Ленина, которое значительно улучшилось. В тот же день г. Раковский заявил, что Ленин страдает переутомлением, требующим двухмесячного отдыха, которого, однако, Ленин не хочет себе позволить. Проф. Клемперер должен-де убедить Ленина согласиться на отдых. Сегодня же оказывается, что авторитета одного Клемперера оказалось недостаточно. Пришлось выписать еще одного профессора из Стокгольма [-- Нюнстреда].
      Далее еще оказывается, что вопрос идет не только об отдыхе. Ленин не только не согласен отдыхать, он стремится к активной работе. В последней своей речи он неожиданно заявил, что сам поедет в Геную [...]. Насколько это заявление было сделано серьезно, можно судить по тому, что в адресованной швейцарскому правительству просьбе о пропуске советской делегации через Швейцарию имя Ленина красовалось в списке делегатов на первом месте. Фактически же Ленин не только не едет, но, как выражаются советские источники, об этом и речи быть не может. [...] Если к этому прибавить, что [...] поставлен на очередь вопрос об освобождении Ленина от тягот власти, что декреты все чаще подписываются Цюрупой с титулом Ленина -- председатель Совнаркома, -- то совершенно ясно станет, что состояние Ленина вызывает в Москве серьезное политическое осложнение.
      Чем болен Ленин -- это усердно и настойчиво скрывается. Но возможно, что болезнь и выражается в таких странных и неопределенных формах, что ей трудно дать определенное, понятное непосвященным название. Факт тот, что Ленин как бы взят под опеку. Под предлогом, что ему необходимо отдохнуть, Ленину предлагают отойти от дел, он же, напротив (может быть, в этом болезнь его и проявляется), рвется к непосредственному участию в управлении и хочет овладеть вновь рулем советского корабля, выпавшим из его рук.
      Если это так, то понятно, почему болезнь окружена такой таинственностью и почему она вызывает столько противоречивых известий. Если между Лениным и Совнаркомом происходит борьба, если фактически он взят под опеку, то каждый информатор окрашивает свои сообщения в тот или другой цвет, в зависимости от того, как он сам относится к этой борьбе, на чью сторону он становится. Информация уже не ставит себе целью осведомить об истинном положении, а содействовать при помощи информации тому исходу, какой данному лицу представляется наиболее желательным. Болезнь Ленина пришлась больше чем не кстати. Поэтому официальные учреждения, заботящиеся прежде всего о нерушимости Генуэзской конференции, уверяют, что Ленин вполне здоров. Лица, кои интересуются устранением Ленина, высказывают надежду, что Ленин подчинится медицинскому диагнозу и уйдет на покой. И чем больше версий и противоречий, тем яснее, что инцидент болезни грозит превратиться в катастрофу".
      В том же номере печатаются отрывки из письма частного лица из Петербурга, опубликованные в газете "Morning Post": "Влияние Ленина с каждым днем падает и число его сторонников уменьшается постепенно, параллельно с прогрессирующим упадком страны".
      30 марта газета публикует телеграмму из Ревеля от 28 марта "У Ленина прогрессивный паралич": "По сообщениям из советского источника призванные к Ленину врачи установили прогрессивный паралич".
      4 мая в передовице "Ширма" "Руль" пишет:
      ,,Вся эта история с болезнью Ленина вызывает вполне понятное недоумение. Советские газеты "опровергают" вообще всякие "слухи" о болезни Ленина, и только он сам неожиданно проговорился об этом. Когда проф. Клемперер отправился в Москву, нас уверяли, что они едут для генерального медицинского освидетельствования советских чиновников, рвущихся за границу для поправки здоровья. Но когда проф. Клемперер вернулся, он сообщил, что ездил именно к Ленину. [...]
      Да и вообще, почему вся эта история окружена такой непостижимой таинственностью. Почему с такой тщательностью стараются представить дело так, что ничего особенного не случилось, что все остается по-прежнему, а Ленин сам неожиданно заявляет, что он уже несколько месяцев не у дел? [...] По всем данным Ленин остается просто ширмой, его именем большевики продолжают действовать, хоть фактически он всякой власти лишен. Высокое его выступление подтверждает, что он в "оппозиции", но эта оппозиция никакого практического значения не имеет. Недавно он проявил себя выговором по адресу Радека и Ко, посланных для объединения пролетарского фронта. Советская печать ни одним словом не обмолвилась по этому выступлению, они его просто игнорируют, как нечто, не то незаслуживающее внимания, не то, как весьма неудобное, но что из пиетета и во избежание обострений приходится молча терпеть.
      Да! Ширма мешает, но она нужна? Без нее теперь не обойтись! Пока есть эта ширма, можно еще скрывать кое-как, что происходит за нею. Но уберите ширму -- и тогда истинное положение и взаимоотношения предстанут перед всеми и неустойчивое равновесие погибло. Положение таково, что приходится опасаться малейшего толчка. Пусть поэтому Ленин неудобен, пусть он опасен своими неожиданными выступлениями; нужно все сделать, чтобы опасность умалить; сегодня невропатолог, завтра хирург, послезавтра быть может готов экстренный поезд для новой знаменитости. Но ширма должна оставаться''.
      13 июня в статье "Советский триумвират -- заместитель Ленина" газета сообщила: "Ввиду того, что возвращение Ленина к государственным делам предоставляется маловероятным, в Москве, по слухам, образована тройка для руководительства деятельностью советской власти. В эту тройку входят Рыков, Бухарин и Преображенский".