Выступал ли на собраниях и митингах с большевистскими речами?
      От какой организации прошел Енукидзе в состав ЦИК? По чьему списку? Перед кем отчитывался? Этот вопрос можно и должно проверить по протоколам Первого съезда Советов и ЦИК
      После корниловщины Енукидзе сдвинулся влево. Но каково было его поведение перед Октябрем и в Октябре? Насколько я помню, он не присутствовал ни на одном из многочисленных заседаний, где большевики готовились к захвату власти. Я не могу категорически утверждать, что в этот период Енукидзе не был с большевиками. Если и был, то оставался скорее в сторонке, выжидал. Во всяком случае, нужно выяснить, пришел ли (или вернулся ли) Енукидзе в партию до победы или после победы?
      Кроме того, я оставляю за собою право назвать ряд свидетелей того, что в наиболее критический период (май-август) никто тов. Енукидзе в большевистской среде не видал.
      Л. Троцкий 12 сентября 1927 г.
      ТОВ. ЗИНОВЬЕВУ
      Григорий Евсеевич.
      Посылаю Вам набросок тезисов по вопросу о новом этапе китайской революции*. Дело представляется мне в высшей степени неотложным. Надо не позволить обвинять нас в том, что мы критикуем задним числом. В случае, если тезисы эти будут посланы за коллективной подписью, надо будет изменить тот пункт, который ссылается на "Вiсти".
      Как Вы увидете из текста, центром тяжести является вопрос о замене лозунга диктатуры пролетариата и крестьянства лозунгом диктатуры пролетариата.
      Я сейчас в Нальчике, к 25 буду в Кисловодске. До 25 можно писать и телеграфировать в Нальчик.
      Л. Троцкий 17 сентября 1927 г.
      ТОВ. ЗИНОВЬЕВУ
      Григорий Евсеевич.
      Посылаю критические тезисы против статьи Лозовского.** Эта статья показала мне еще больше, в какой мере необходимо своевременное и твердое заявление наше по вопросу о характере новейшего лапа китайской революции. Думаю, что, независимо от общих тезисов, набросок которых я послал в прошлый раз, эта моя работа, представляющая,
      * См. перечень неопубликованных документов, No 3089. - Прим. сост. ** См. перечень неопубликованных документов, No 3091. -Прим. сост.
      в сущности, статью, могла бы быть отправлена в редакцию "Большевика" для напечатания или же послана в Политбюро. Главное - послать своевременно.
      Л. Троцкий
      22 сентября 1927 г.
      Нальчик.
      КАК ОНИ БОРЮТСЯ С ОППОЗИЦИЕЙ *
      Самой характерной чертой сталинского партийного режима явля
      ется его полнейшая беспринципность в борьбе за свое существование.
      Каждая партия, имеющая глубокие корни в своем классе, встречает пре
      дел для своих маневров, для своей демагогии и беспринципности как
      раз в интересах самого класса. Сталинский режим, ближайший оплот ко
      торого является верхушечно социальный строй зарывающейся рабочей
      бюрократии, советской и партийной, может позволить себе почти безгра
      ничную беспринципность именно вследствие отрыва от масс рабочего
      класса и беднейших слоев деревни. На протяжении двух лет он мог по
      зволить себе прыжок от бухаринского лозунга "обогащайтесь", до при
      зыва к борьбе с кулаком в манифесте, от нажима на интенсивность тру
      да рабочих к посулам семичасового рабочего дня и т. д. Во внутрипар
      тийной политике сталинская группа еще менее разборчива в приемах
      борьбы за власть. Вот некоторые из таких приемов:
      Как известно интернационализм является важнейшим завоевани
      ем мирового рабочего дня, начиная с коммунистического манифеста
      Маркса и Энгельса, интернационализм не мирится с национальной огра
      ниченностью и провинциальной мелкобуржуазной тупостью при решении
      всех проблем рабочего движения. Он требует при этом широкого и
      постоянно возобновляемого изучения мировой ситуации, изучения со
      временного капитализма не только по книгам, но и на основе личного
      знакомства руководящих элементов ВКП (б) с живым капитализмом
      наших дней. Руководящие товарищи из оппозиции знают капитализм и
      постоянно изучают все происходящие в нем процессы. Для авторов са
      мобытной отсебятины насчет построения "полного социалистического
      общества в одной стране" это важное преимущество руководящих кад
      ров оппозиции превратилось в недостаток. Отсюда реакционнейшие
      речи, вроде молотовской (в прошлом году) против эмигрантщины из
      оппозиции. К числу самых видных эмигрантов во времена царизма, как
      известно, принадлежал Ленин. Он был убежденнейшим коммунистичес
      ким западником в том смысле, что был интернационалистом, он ненави
      дел в нашей жизни все остатки азиатчины, византийства, мужицкого
      тупоумия, бюрократического и комбюрократического чванства, интри
      ганства, хамства и вульгарщины, т. е. всех этих самобытных свойств
      молотовско-сталинского "руководства".
      3) Отнюдь не случайно то обстоятельство, что возникновение "тео
      * Не знаю, кто писал. Не я. - Л. Троцкий.
      рии" Сталина-Варейкиса о построении полного социалистического общества в одной стране совпало с неслыханно быстрым ростом антисемитизма в СССР. Антисемитизм захватил и известные партийные круги. Никакой серьезной борьбы с этим позорнейшим остатком средневеков-щины и национального шовинизма в партии не велось и не ведется. Мало того. В советской печати появлялись стишки и карикатуры антисемитского характера против некоторых лидеров оппозиции, встречая одобрительно-ехидные смешки со стороны "строителей социализма" из очень ответственных руководителей партии. Прошлогодняя карикатура в "Рабочей газете" "при пиковом интересе", направленная против тт. Троцкого и Зиновьева. Так как среди лидеров оппозиции есть евреи, то беспринципная сталинская группа не прочь черпануть в своей внутрипартийной борьбе кое-что из мутного и грязного антисемитского источника. Отсюда ее дружественный нейтралитет по отношению к растущему антисемитизму.
      4) Сначала в борьбе с оппозицией сталинская группа пыталась осуществить такой план: лидеров оппозиции не трогать, оставляя их в партии, но зато тем сильнее обрушиться на оппозиционные низы и средние кадры. План состоял в том, чтобы "оставить вождей без армии". Этот план провалился, потому что несмотря на исключения десятков и сотен рядовых оппозиционеров, переброски, лишение куска хлеба и пр., к оппозиции приходят тысячи рабочих-коммунистов. Теперь по всем данным начинает проводиться обратный план: оставить оппозиционную армию без вождей. В Контрольной комиссии начинают "ласковей" говорить с рабочими-оппозиционерами. Им говорят: "Мы вас не хотим трогать. Вас втянули в дело ваши вожди. Им-то ничего, а вам приходится плохо. Теперь мы примемся за них". Это метание от одного приема к другому кончится полным провалом. Рядовые оппозиционеры не дадут вбить клин между ними и их вождями, которые лишь раньше и отчетливее формулируют то, что назревает в самой массе рабочих-коммунистов при виде банкротства сталинской политики. Переход к оппозиции всей рабочей части партии неизбежен. Чиновники останутся со Сталиным. Рабочий класс будет с оппозицией.
      сентябрь 1927 г.
      "ТЕЗИС О КЛЕМАНСО" И РЕЖИМ В ПАРТИИ
      Кампания вокруг так называемого "тезиса о Клемансо" была проведена под большим нажимом. Но в конечном своем результате кампания эта доказала не то, что собиралась доказать. Пора подвести ей некоторые предварительные итоги.
      Посмотрим для начала, как формулирует "вопрос о Клемансо" Агитпроп ЦК и МК ВКП (б) в своих "Материалах к докладу об итогах объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП (б) (29 июля - 9 августа 1927 г.)". Правда, Агитпроп МК имеет дурную славу. Тезисы его назывались представителями большинства - и на пленуме и в печати - неудачными,
      плохими и даже дурацкими. Но здесь на помощь Агитпропу МК пришел Агитпроп ЦК. Мы имеем, следовательно, наиболее авторитетный пропагандистский документ. Что же мы в нем читаем по вопросу о Клемансо? "В своих нападках на партию и Коминтерн оппозиция выдвинула следующие утверждения:
      а) руководство ВКП (б) и Коминтерна переживает в настоящее вре
      мя период термидорианского перерождения;
      б) неизбежна смена этого руководства по примеру переворота Кле
      мансо во Франции в 1914 г." (Подчеркнуто нами.)
      Центральное место этой цитаты составляют слова: "По примеру переворота Клемансо во Франции в 1914 г." В этом утверждении верно, однако, только то, что Клемансо действовал во Франции. Никакого переворота Клемансо не совершал. Если же под "переворотом" понимать пришествие группы Клемансо к власти, то это произошло не в 14, а в 17 г. Но и в 17 г. не было никакого переворота. Буржуазный парламент вручил власть группе Клемансо, считая ее более способной разрешить военные задачи империалистской буржуазии. Парламент есть тот механизм, при помощи которого буржуазия в нормальном порядке разрешает свои государственные дела. Почему же объединенный Агитпроп ЦК и МК говорит о перевороте Клемансо0 Потому что если не говорить о перевороте, то нельзя будет приписать оппозиции намерения последовать на этом пути примеру Клемансо. Тут установка строго целевая. Почему же переворот Клемансо отнесен на 1914 г.? А не все ли равно, -ответим мы, - на какой год отнести событие, не существовавшее в ис-тории? Придираться к таким пустякам могут только злокозненные оппозиционеры.
      Ученик не может быть выше учителя. Официальнейшим теоретиком нашей партии является тов. Бухарин. В своем докладе Ленинградскому партактиву Бухарин говорил, что оппозиция ставит своей задачей "произвести на свой лад клемансистский переворот в нашей стране, даже в том случае, если бы враг стоял на расстоянии 80 километров от центров нашей революции". В другом месте той же речи говорится о "клеман-систском переворотике", причем слова эти взяты в кавычки, точно цитата- не из материалов ли Агитпропа ЦК? Только вместо переворота, сказано "переворотик". Это совсем по-бухарински: если прилгнуть, то в ласкательной форме, - выходит почти буферно. В этом и состоит суть "особой линии" Бухарина во внутрипартийных спорах. Рыков сказал бы в этом случае: "Клемансистский переворотище", демонстрируя этим железное расположение духа. Бухарин говорит о "переворотике". Объективный Агитпроп ограничивается переворотом. В природе же, -по крайнему недоразумению, -- не было ни того, ни другого, ни третьего. Но на то и существует шпаргалка против оппозиции, чтобы исправлять природу вещей.
      Чего же, в таком случае, требовать от Ярославского? Основной особенностью его, как оратора и писателя, является его неспособность передать без искажения ни одной сколько нибудь сложной мысли, -даже если он в искажении прямо и не заинтересован. Это его способ
      ность (или неспособность) ужасающе растет, питаемая безнаказанностью. Из "тезиса о Клемансо" Ярославский делает негодующий вывод: "Оппозиция непрочь почерпнуть примеры для своей тактики у чуждого класса". Обвинение сразу получает форму гигантского исторического обобщения. Вступать за Ярославским на этот путь было бы потерей времени. Сей Саул, назначенный в пророки, и не подозревает, какую роль в формировании всей теории и политики марксизма послужили примеры "чуждых классов". Революционерам не раз доводилось учить массы даже на примерах реакции, разъясняя, что реакционеры, в отличие от либералов и соглашателей, "не краснобаи, а люди дела". С другой стороны, ниспровержение феодализма французской буржуазией сыграло, как известно, роль немаловажного "примера" для выработки учения о диктатуре пролетариата. Без примеров тактики чуждых классов вообще шагу ступить нельзя. Нужно только правильно этими примерами пользоваться. А это прежде всего исключает историческую фальсификацию.
      Небезызвестный Н. Кузьмин*, пользуясь тем же "тезисом о Клемансо", как неисчерпаемым источником познания, развивает в "Комсомольской правде" следующую мысль: Клемансо-де домогался власти для того, чтобы мерами беспощадной расправы над рабочими и крестьянами заставить французскую армию довести войну до конца; оппозиция, не верящая в крестьянство, хочет получить власть, чтобы, "по примеру Клемансо", учинить расправу над крестьянами. Конечно, с Кузьмина взятки гладки - он может так, может и иначе. Но не случайно же, не от своего ума, - и при том именно в "Комсомольской правде"! - Кузьмин развивает эти свои гнусности, от которых на расстоянии километра воняет термидорианством.
      Между тем, марксист отнюдь не откажется использовать и в этом вопросе "пример Клемансо" -- только в соответствии с классовой лини-ей пролетариата. Клемансо вел империалистскую войну, и вел ее по-настоящему. Империалистская война находилась в коренном противоречии с интересами пролетариата и крестьянских низов. Вести с успехом такую войну, особенно на четвертом ее году, можно было не иначе, как путем беспощадной расправы над передовыми рабочими и революционными крестьянами. Наша война будет социалистической войной. Ее можно вести, только опираясь на идеализм пролетариата и крестьянских низов, только держа в тисках буржуазно-кулацкие, термидорианские элементы страны. Клемансо опирался на шовинистический "идеализм" буржуазной и мелкобуржуазно-кулацкой молодежи, обманывая и от-равляя рабочих и крестьян и подавляя всякую попытку критического
      * Кузьмин небезызвестен, между прочим, тем, что умеет писать и так и иначе -- в зависимости от конъюнктуры. По поводу моих книг "Как вооружалась революция" Кузьмин писал в свое время почти что вдохновенные дифирамбы (см,, например, "Известия" No 115 от 22 мая 24 г.). Теперь пишет наоборот. Мое отношение -- думаю, что далеко не только мое - к писаниям Кузьмина и к их автору было и остается одинаковым при всех "диалектических", чтобы не сказать хамелеонских, превращениях Кузьмина.
      отношения к войне. Мы будем опираться на героизм и решимость пролетариата и деревенской бедноты, увлекающих за собой массу середняков. Поддерживать и укреплять их революционный идеализм мы можем, только говоря трудящимся всю правду и только правду о действительном положении, о действительных друзьях и о действительных врагах. Вот почему, в частности, термидорианское лганье в духе Кузьмина наносит величайший вред делу обороны, ибо внушает рабочим и крестьянам ложные представления о том, где друг и где враг.
      Пройдем мимо писаний Варейкисов, Саратовских и инык. Возьмем орган Иваново-Вознесенского губкома "Рабочий край", газету, которая обслуживает пролетарскую массу одного из важнейших наших промышленных районов. Поясняя все тот же гибельный тезис о Клемансо, "Рабочий край" пишет в номере от 12 августа:
      "В своем тезисе о Клемансо тов. Троцкий проводит мысль, аналогичную мысли Клемансо, который в 1871 г., когда германская армия наступала на Париж, заявил, что прежде чем бороться с внешним врагом - с германской армией, - надо покончить с внутренним врагом".
      Вы этого не знали? Теперь будете знать! Эти замечательные слова представляют собою наиболее законченное, наиболее, так сказать, "принципиальное" и, во всяком случае, наиболее целесообразное истолкование тезиса о Клемансо. Беда только в том, что ничего похожего на историческую справку "Рабочего края" никогда не существовало. Но такая ли уж это беда? Если Агитпроп ЦК спутал 1917 год с 1914-м, то почему "Рабочему краю" не спутать 1917 год с 1871? Правда, в так называемом тезисе Троцкого о Клемансо совершенно ясно говорится об империалистской войне 1914-18 гг., называются министерства Пенлеве, Бриана и пр.; правда, клемансистского переворота не было ни в 1914, ни в 1917, ни в 1871гт.; правда, ни в одном из этих годов Клемансо не говорил, что раньше нужно низвергнуть внутреннего врага, а потом оборонять Париж; правда, ничего вообще похожего на эти вымыслы не было и быть не могло, - но если уж подгонять историю под потребности шпаргалки, то приходится решительно предпочесть иваново-вознесен-ский вариант, как более отвечающий своему назначению, т. е. клевете на оппозицию.
      Число таких и подобных образцов обработки оппозиции под Клемансо, с предварительной обработкой самого Клемансо под шпаргалку, можно было бы умножить почти без конца, причем не пришлось бы даже выходить за пределы речей и статей руководящих органов и работников в центре и на местах. Всякий без труда поймет, в каком виде эти откровения преподносятся в уезде, в волости, на иваново-вознесенской фабрике или саратовским крестьянам. Трудно вообще себе представить более систематическое отравление сознания! Все это не проходит бесследно, все это накопляется, все это подготовляет "отдачу", которая может прийтись не только по шпаргальщикам, по ученикам, подмастерьям и мастерам травли, но и по партии в целом.
      Вслед за Сталиным и другими, Ярославский в цитированной нами статье "Партия и оппозиция" говорит о неудачной брошюре Агитпропа
      МК "О войне и военной опасности". Эту неудачную брошюру другие называли дурацкой. Она полна невежественных утверждений с черносотенным оттенком. Каким образом Агитпроп пролетарской столицы, Москвы, мог издать такую брошюру - и не просто брошюру, а инструкцию для политической учебы -- по такому основному вопросу, как война и военная опасность? Да, каким образом это могло случиться? На беду нельзя даже обманывать себя ссылкой на то, что это "случайность". Шпаргалка того же Агитпропа МК по вопросу об Англо-Русском комитете имеет -- если возможно - еще более скандальный характер. В ней утверждалось, что АРК станет центром борьбы против военной опасности, главным орудием международной мобилизации революционных сил и пр. и пр. Когда оппозиция указала в июле 1926 г. на этот позорящий партию документ, то осудили не Агитпроп МК, а оппозицию. По вопросу о китайской революции тот же Агитпроп МК выпустил инструктивную брошюру, одновременно с брошюрой о войне и военной опасности, и совершенно того же качества и уровня. Наконец, после всех этих опытов и после их разоблачения издается брошюра Агитпропом ЦК и МК, в которой сообщается миру о намерении оппозиции последовать "примеру переворота Клемансо во Франции в 1914 г.".
      Каким образом это стало возможно? Ответ бесспорен: благодаря общему режиму в партии и связанному с режимом человеческому отбору. Люди пишут не то, что знают, не то, что придумали и не то, что хотят сказать, а то, что с них требуется для данного момента. Всякий пишущий заранее знает, что с него снята всякая ответственность, если только он свое невежество или мещанское тупоумие направит против оппозиции. Всякий пишущий знает, что ему незачем утруждать себя справками или изучением вопроса, потому что оппозиция все равно не сможет опровергнуть лжи и еще потому, что всякий, кто пожелал бы опровергнуть или восстановить факты, будет немедленно зачислен в оппозицию. Режим удушения внутрипартийной критики, режим замкнутой аппаратной круговой поруки, господство шпаргалки и безответственности роковым образом снижают со ступеньки на ступеньку официальный теоретический уровень партии.
      Между тем, вся кампания вокруг так называемого "тезиса о Клемансо" поднята была не потому, что враг стоит в 80 километрах от Москвы, и не потому, что оппозиция собирается совершить переворот по примеру Клемансо, который переворота не совершал, а для того, чтобы еще больше придушить внутрипартийную мысль и тем самым еще больше разнуздать аппаратную безответственность.
      Пример с Клемансо, пример из политического опыта враждебного нам класса был приведен мною для иллюстрации одной-единственной и очень простой мысли: правящий класс, в лице своего руководящего авангарда, должен сохранять способность перестраивать в самых трудных условиях свои ряды - без внутренних потрясений, без катастрофического расщепления сил. Диктатура пролетариата в стране, окруженной капиталистическими государствами, не допускает ни существования двух партий, ни фракционного дробления единой партии. Но та же
      диктатура требует такого режима единой и единственной партии пролетариата, который давал бы ей возможность - теми методами, которые ей свойственны, как революционной партии, методами демократического централизма -- контролировать и в самых трудных условиях все свои органы, т. с. направлять их политику, проверять их на деле, назначать и смещать.
      Диктатура есть очень острое орудие. Этим орудием надо правильно владеть, чтобы не притупить и не раздробить его. Обвинения оппозиции в том, будто она тянет в сторону демократии, вздорно. Обвинение это, поскольку оно добросовестно, выростает из непонимания того, что, рассуждая теоретически, режиму диктатуры - при неблагоприятных условиях и неправильной политике --угрожает не только сползание на демократию, но и перерождение в режим бонапартизма. Исторически этот второй вариант более реален, чем первый. Нарушение соответствия между демократией и централизмом, превращение демократического централизма в бюрократический, и есть партийная предпосылка бонапартистской опасности.
      Называя эту опасность по имени, мы заранее предвидим возможную на этот счет свистопляску обвинений и травли. "О бонапартистском перерождении диктатуры говорил ведь меньшевизм!" Да, говорил. Меньшевизм исходит из неизбежности перерождения диктатуры в бонапартизм, если диктатуру не сменит своевременно демократия. Для нас же и демократия, и бонапартизм являются только разными путями возврата к капитализму. В нашей крестьянской стране, с традициями революций и гражданских войн, бонапартизм есть гораздо более реальный путь возврата к буржуазному обществу, чем демократия. Отрицать наличие исторической опасности только потому, что на эту опасность спекулируют меньшевики, значило бы идти ей навстречу с закрытыми глазами.
      Устрялов мечтает о бонапартистско-фашистском сдвиге - в рассрочку - на буржуазные рельсы. В противовес Устрялову, соглашательскому (до поры до времени) представителю новой буржуазии, меньшевики боятся бонапартистского режима, предпочитая ему демократию, которая дает возможность мелкой буржуазии сохранять за собой некоторую видимость политической роли. На устряловский вопрос - тактика или революция? - Ленин отвечал в том смысле, что тактика может перейти в эволюцию. То же самое и с партийным режимом. Сталин думает, что удушение всякой критики, замена коллективной идейной жизни всемогущей шпаргалкой и непрерывные репрессии являются только временным злом, необходимым для поддержания равновесия партии. На самом же деле, эти меры все более и более нарушают необходимое соотношение между демократией и централизмом и питают вполне реальную историческую опасность бонапартистского перерождения диктатуры.
      Разумеется, корни этих процессов лежат не во внутрипартийных отношениях, изолированно взятых, а во взаимоотношениях классов, в отношениях между классами и государством, в отношениях между партией и классами, в общей линии партийной политики. Отрицать
      прогрессивное ухудшение внутрипартийного режима за время после смерти Ленина до настоящего дня может либо честный бюрократический тупица, либо бессовестный авантюрист, которому нет дела до завтрашнего дня. Красноречивые последствия этого ухудшения в области идейной жизни партии мы видели выше: первая организация в стране, московская, издает по важнейшим вопросам партийной политики - Англо-Русский комитет, китайская революция, военная опасность, внутрипартийные отношения - директивные брошюры совершенно низкопробного характера. И этот по существу дела ужасающий факт не только проходит безнаказанно, но покрывается усилением репрессий по адресу тех, кто указывает на в корне ложную линию руководства Московского Комитета.
      И Сталин, и Молотов, и Угланов, и Каганович, и др. наиболее яркие представители бюрократического перерождения партийного руководства вовсе, разумеется, не стремятся к бюрократизму, наоборот, хотели бы проводить свою политику методами партийной демократии, т. е. хотели бы, чтобы партия одобряла их политику и переизбрала тех, кто ее готов проводить. Но они наталкиваются на какое-то глухое сопротивление партии и все более и более вынуждены навязывать свою политику сверху. Партийный съезд для них лишь неизбежное зло. В полном противоречии с уставом партии они оттягивают это зло на лишний год. Дискуссию они объявляют абсолютным злом, помехой практической работе, а между тем только и делают, что потрясают партию непрерывной дискуссией, маленький образчик которой мы видели выше, на примере с тезисом о Клемансо. Одностороннюю дискуссию они сочетают с непрерывными оргвыводами, жестоко бьющими по практической работе. Исключения из партии сыплются градом. За что? За распространение "секретных" документов. Между тем, действительное преступление состоит в том, что речи и статьи, которые должны быть достоянием всей партии, объявляются -- да еще за два месяца до съезда! - секретными документами. Вместо осуществления провозглашаемой на всех последних съездах внутрипартийной демократии, приходится прибегать ко все более сильно действующим средствам внутрипартийного зажима.
      Подготовка XV партсъезда была еще издалека поставлена под знак военной опасности. Дискуссия объявлена вдвойне недопустимой потому, что нас окружают враги. Чтобы запутать партию, создана была злокачественная легенда о том, будто оппозиция угрожает переворотом "по примеру Клемансо". По существу дела, все это направлено к тому, чтобы добить остатки внутрипартийной демократии, окончательно заменив ее всевластием аппарата. А это и есть - при соответственных классовых сдвигах в стране и при соответственном сдвиге политики партруководства -- предпосылка бонапартистской опасности.
      Угроза войны не есть какое-либо случайное, эпизодическое, кратковременное явление. Мировые противоречия сгущаются. Возможные смягчения отношений между нами и капиталистическими государствами будут иметь скорее кратковременный характер. Основная же линия развития идет на обострение антагонизмов, на усугубление военной
      опасности. По логике нынешнего режима это значит, что с мыслями о внутрипартийной демократии надо распрощаться навсегда. Кампания по поводу "клемансистского переворота", как и ряд других подобных же кампаний, как и вся нынешняя непрерывная дискуссия, потрясающая партию сверху, должны окончательно выбить мысль о возможности возвращения партийной жизни на рельсы демократии.
      В этом именно смысле остается бесспорным, что из всех опасностей наиболее грозной является внутрипартийный режим. По поводу этих слов также проведена была необузданная и безыдейная кампания -- в печати и на собраниях. А между тем, они совершенно бесспорны. Если мне грозит враг, а у меня завязаны глаза или рука привязана к лопатке, то я скажу, что главная опасность - не враг, а связанность моих движений. Ложь, будто опасность войны, или даже война, исключают самодеятельность партии, обсуждающей и решающей все вопросы, направляющей и проверяющей все свои органы, снизу доверху. Если бы враг оказался в 80 километрах под Москвою, то самодеятельность партии нужна была бы в десять раз большая, чем в других условиях. Но ведь задача состоит в том, чтобы не допустить до такого состояния, чтобы предотвратить его. Осуществить это способна только самодеятельная, полной жизнью живущая партия. Значит, первым делом надо менять партийный режим.
      Л. Троцкий 24 сентября 1927 г.
      ПИСЬМО РАКОВСКОМУ
      Дорогой друг!
      Спешу сообщить тебе следующее. Третьего дня, на объединенном
      заседании Преизидиума Исполкома и ИКК (Интернациональная Конт
      рольная Комиссия), когда нас с Вуйовичем исключали из Исполкома,
      всплыл в прениях вопрос о нашей международной политике, о француз
      ских долгах и пр. Сталин сказал приблизительно следующее: "Пускай
      оппозиция не говорит, что нам соглашение с Францией обходится или
      может обойтись слишком дорого. В Париже сидит оппозиционер Раков
      ский. Правда, он из всех оппозиционеров наиболее честно выполняет
      директивы Политбюро. Но поскольку он проявляет инициативу, он
      всегда предлагает дать больше, заплатить дороже и пр, так что Полит
      бюро всегда вынуждено его одергивать. Так было все время. И это мож
      но доказать по документам. В частности, так было в последний момент
      в вопросе насчет 30 милл. франков. Раковский просто предлагал предо
      ставить эти 30 милл. французскому правительству для раздачи держате
      лям. Мы же согласились предоставить эти деньги лишь при условии
      урегулирования вопроса о кредитах..." ,
      Я с места возразил примерно следующее: "Раковский только выполняет директивы Политбюро. А если бы вы приняли в свое время советы Раковского, то соглашение с Францией обошлось бы нам гораздо дешевле. Это и Рыков признал в одной реплике". Сталин ответил пример
      но: "Рыкова здесь нет и мы не знаем, что он сказал. Но остается фактом, что Раковский всегда предлагал давать больше и пр.".
      Что Сталин нисколько не постеснялся излагать (т. е. извращать) переписку Политбюро с полпредом -- это в порядке вещей. На заседании было человек 60-70. Сегодня уже вся Москва знает, несомненно, а завтра узнает и вся Европа, что Раковский склонен к большим уступкам, чем Политбюро. Это есть прямое приглашение по адресу французской буржуазии: нажимай дальше. Дело на этом, конечно, не остановится. Вопрос о французских долгах обрушился как камень на голову партии. Об этом много говорят в рабочих кругах. Можно не сомневаться, что сталинцы понесут завтра во все ячейки выдержки из переписки меж-ду Политбюро и Раковским, будут, разумеется, лгать, извращать, т. е. изображать дело так, будто Политбюро спасло СССР от Раковского, который вел дело к закабалению СССР Францией. Вопрос этот будет, по всем данным, играть огромную роль в предсъездовской дискуссии.
      Нам, поэтому, всем кажется, что Раковский должен немедленно же реагировать на попытку Сталина трусливо спрятаться за спину Раковского. Как? В виде, например, письма в Политбюро с кратким, но категорическим изложением действительного хода вещей и с решительным протестом против сталинской инсинуации. Правда, данное выше изложение речи Сталина не дословно, так как под руками у меня нет стенограммы. Но смысл сталинских слов передан вполне точно. Я собирался Сталину тут же возразить примерно следующее:
      а) Раковскому приходилось вести политику в той обстановке, кото
      рую создавало Политбюро.
      б) Наиболее благоприятный момент для соглашения, указывавший
      ся Раковским, был упущен.
      в) В условиях ухудшавшегося международного положения Полит
      бюро требовало от Раковского соглашения с Францией во что бы то ни