Таковы общие причины, в силу которых мы, левая оппозиция, выступаем, как меньшинство, тогда как коммунисты типа Мартынова, Шмераля, Пеппера, Тельмана и пр. громят нас от имени большинства. По вопросу об Англо-Русском комитете пленум санкционировал неслыханную берлинскую капитуляцию перед штейкбрехерами и изменниками. Хотите вы этого или не хотите, -- это есть линия на Амстердам. Более того, если эта линия еще продержится, внутри Коминтерна неизбежно родятся стремления перекинуть мост ко Второму Интернационалу. Мы видим уже сегодня, как эти тенденции складываются. Мы предупреждаем о них. Мы заранее объявляем им непримиримую борьбу.
      Расчеты на помощь реформистских верхов Англии против войны оказались жалкой иллюзией. Поведение вождей Генсовета и рабочей партии перед дипломатическим разрывом, как и в момент разрыва, продиктовано трусостью и подлостью. Оба эти качества будут только возрастать по мере действительного приближения войны.
      По вопросу о китайской революции пленум принял решение, санкционирующее ошибочную линию прошлого и подготовляющее новые поражения и в будущем. Руководящие в Ханькоу гоминдановцы, типа Ван Тинвея и К°, заигрывают с буржуазией, тормозя аграрное и рабочее движение, а если им не удастся затормозить его, они объединяться с Чан Кайши против рабочих и крестьян. Кто выступает в этих условиях простив Советов и за подчинение компартии Гоминдану, т. е. Ван Тинвею, тот подготовляет новое, может быть, еще более жестокое поражение китайской революции. Мы заявляем, что этой линии нет оправдания. Мы обязуемся всеми силами вести внутри Коминтерна борьбу за изменение этой грубо-оппортунистической политики.
      Вы не допустили сюда тов. Зиновьева, который в течение семи лет был председателем Коминтерна. Наши речи и статьи не печатаются. Работы самого Исполкома окружены плотным молчанием. Разве так готовят рабочий класс к опасностям войны? Но теперь уже недостаточно замалчивать речи и статьи оппозиции. Приходится все чаше замалчивать факты. Каждый день от партии и рабочего класса скрываются телеграммы из Китая, Англии, отовсюду, только потому, что ход событий идет вразрез с ложной линией руководства. Таким путем партия разоружается, ошибки накопляются и подготовляются новые поражения.
      Попытка представить борьбу с оппозицией, как борьбу с троцкизмом, представляет собой, особенно в свете китайских событий, жалкую трусливую маскировку правого уклона. Вы пытаетесь искусственно оживить расхождения Троцкого с большевизмом, ликвидированные Троцким задолго до того, как большинство здесь присутствующих приобщилось к большевизму. Тщетно! Наиболее законченное выражение официальной линии в китайском вопросе дал здесь Мартынов, который в трех революциях занимал активную контрреволюционную позицию. Он повторяет ныне в применении к Китаю все то, что говорил в 1905 и 1917 гг. Вождь меньшевизма Дан признает позицию Мартынова в китайском вопросе правильной и подлинно меньшевистской. Основные взгляды Ленина на революцию вы именуете "троцкизмом", чтобы оправдать мартыновскую борьбу против них. При идейном сползании, такая маскировка неизбежна. Но она не поможет. Взгляды, которые мы отстаиваем, представляют собой проверенные всей историей нашей партии взгляды большевизма.
      Около сотни старых большевиков, коренных строителей нашей партии, подали на днях в ЦК заявление о своей солидарности с основными взглядами оппозиции. Этот факт окончательно разбивает поддельные ссылки на "троцкизм". В числе подписавших заявление - выходцы из других партий составляют во много раз меньший процент, чем в руководстве Коминтерна или ВКП.
      Покушение на исключение из Исполкома Коминтерна тт. Троцкого и Вуйовича представляет собой такое же вопиющее попрание устава Коммунистического Интернационала, как и недопущение тов. Зиновьева на заседание Исполкома. И то и другое есть выражение идейной слабости и бюрократического произвола. И то и другое ярче всего выражают линию Сталина, против опасности которой предупреждал Ленин в своем завещании. Вместо того, чтобы исправлять явные и очевидные ошибки руководства, столь дорого обошедшиеся партии и международному пролетариату, Сталин хочет избавиться от тех, кто эти ошибки раньше видит и о них предупреждает. Непосредственная цель недопущения Зиновьева и попытки исключения Троцкого и Вуйовича - оградить VI мировой конгресс от критики. За этим должно последовать исключение оппозиционеров из ЦК ВКП, дабы и на XV съезде, соответственно подготовленном, не дать места ни одному голосу критики. Такого рода недостойными мерами можно только подорвать авторитет VI конгресса Коминтерна. Тем временем созыв VI конгресса неожиданно отложен вчерашним решением Исполкома, без обсуждения, еще на целый год (четыре года после
      V конгресса). Цель этой отсрочки в том, чтобы поставить Интернационал перед совершившимися фактами, в особенности в отношении оппозиции, и потребовать от Интернационала лишь освещения задним числом того, что произошло. Это есть тот грубый и нелояльный, по выражению Ленина, метод, при помощи которого хотят сделать невозможным для партии исправление линии нормальными партийными путями. Но это не поможет. Линия будет исправлена. Только Коминтерну и международному пролетариату придется за это исправление гораздо дороже заплатить.
      В ожидании нашей резолюции ведется работа по подготовке новых и еще более грубых репрессий. Ваша резолюция должна освятить их. Но это ни на шаг не продвинет дело вперед. Правота на нашей стороне. Период международных потрясений, в который мы вступаем, будет обнаруживать нашу правоту с каждым днем, разрушая всякую фальшь и двойственность. Во внесенных нами документах мы изложили свою точку зрения. Вы нас осудили. Но международный рабочий класс имеет право знать, за что вы лас осудили. Скрывать наши документы можно только при явном сознании собственного бессилия. Можно спрятать статьи, но фактов спрятать нельзя. Вам придется пересмотреть ваши решения. Мы подготовляем завтрашний день. Мы ограждаем преемственность революционного большевизма. После этого пленума мы больше, чем когда бы то ни было, уверены в том, что революционный большевизм победит, ибо вне его только растерянность шатания, рецидивы меньшевизма и поражения.
      Да здравствует Третий Интернационал.
      Да здравствует революционный большевизм.
      Л. Троцкий [начало мая 1927 г.]
      ПИСЬМО Ф. ГЕТЬЕ ft И. ТРОЦКОМ
      Глубокоуважаемая и дорогая Наталия Ивановна! Ваши планы относительно поездки в окрестности Парижа для лечения малярии, откровенно скажу, мне не по душе. Не по душе, во-первых, потому, что не знаю, насколько здорова местность, в которой Вы будете жить, во-вторых, в какие врачебные руки Вы попадете. Правда, я не могу и в Левико рекомендовать Вам врача, но если туда ездят лечиться от хронической малярии, то, думается, там можно скорее найти подходящего врача. Что касается сезона в Левико, то он официально начинается с 1 апреля старого стиля и, следовательно, в мае Вы найдете достаточное количество врачей. К кому обратиться? Я бы на Вашем месте не спешил тотчас по приезде в Левико обращаться к врачу, а употребил бы дня два на ин
      тервьюирование больных (отнюдь не служащих в отеле!!) на этот предмет. Так делал я сам и некоторые больные, которых я посылал на курорты, и, надо сказать, довольно успешно. Если я настаиваю так упорно на возможно скорой поездке Вашей в Левико, то потому, что курорт этот самый известный по лечению хронической малярии, затем потому, что мне хочется, чтобы Вы вернулись совершенно здоровой и, наконец, чтобы Вы вернулись поскорее, а пребывание под Парижем, мне думается, пропащее время.
      Простите, что я так настойчиво гоню Вас в Левико, но верьте, что в этом мною руководит искренняя привязанность к Вам и Вашей семье и желание видеть Вас здоровой.
      Льва Давидовича видел вчера (3 мая). Он выглядит довольно хорошо, гораздо свежее и бодрее, чем до поездки. Температура изредка поднимается до 37,0 - 37,1, но уже не ослабляет его; дело идет к лету, к теплу, и я очень надеюсь, что он скоро совершенно оправится. Любопытно, что охота с ее физическим утомлением, с пребыванием на довольно свежем воздухе, с сидением в шалаше и пр. совершенно не отзывается вредно на нем.
      Пока до свидания, дорогая Наталия Ивановна. Не сердитесь на меня. Буду ждать с нетерпением Вашего письма из Левико.
      Преданный Вам
      Ф. Гетье* 4 мая 1927 г.
      П. С. С Фед. Никол. Петровым переговорю сегодня Будьте покойны -- все устроим.
      * ГЕТЬЕ Федор Александрович (1863-1938) - крупный специалист по внутренним болезням, руководитель московских больниц: главный врач Басманной, а затем основатель и первый главный врач Боткинской (быв. Солдатенковской) больниц. С первых дней организации Лечебно-санитарного управления Кремля был приглашен туда на работу. Был врачом семьи Ленина и семьи Троцкого. - Прим. сост.
      ПОЛИТБЮРО ПРЕЗИДИУМУ ЦКК
      Политбюро постановило 12 мая не печатать мои статьи. Речь, оче
      видно, идет о двух статьях, - о статье "Китайская революция и тезисы
      тов. Сталина", которую я послал в "Большевик" и о статье "Верный путь"
      которую я послал в "Правду". При обсуждении этого вопроса в Полит
      бюро, я не был вызван, хотя этого требовало соблюдение хотя бы внеш
      ней лояльности.
      Причиной непомещения статей указывается то, что они критикуют
      ЦК, имеют дискуссионный характер. Другими словами, устанавливается
      правило, вследствие которого все члены партии и вся партийная печать
      могут только подпевать ЦК, что бы он ни сказал, что бы он ни сделал и
      каковы бы ни были обстоятельства.
      Я считаю линию ЦК в китайском вопросе в корне ложной. Именно
      эта в корне ложная линия обеспечила успех апрельского переворота ки
      тайской контрреволюции. Вопреки широко пущенной лжи и клевете
      насчет того, что оппозиция "спекулирует на трудностях", мы с тов. Зино
      вьевым предложили обсудить вопрос и дальнейшей линии в Китае и все
      важнейшие вопросы нашей политики на закрытом Пленуме. Уже это
      одно свидетельствует о нашем намерении рассматривать и решать эти
      вопросы по существу, деловым образом, без стенограммы, следователь
      но, без стремления "использовать". Политбюро, вместе с Президиумом
      ЦКК,* отказало в созыве такого рода пленума. Таким образом, попытка
      исправить в корне ложную и гибельную по своим последствиям линию,
      путем серьезного обсуждения вопроса в ЦК, не удалась по вине Полит
      бюро, автоматически поддержанного, как всегда, Президиумом ЦКК.
      После этого, в порядке внезапности, появляются тезисы тов. Стали
      на, представляющие собою закрепление и усугубление наиболее ошибоч
      ных сторон в корне ошибочной политики. И наконец, в довершение все
      го, Политбюро, отказавшееся обсудить китайский вопрос вместе с нами
      на закрытом Пленуме (на "частных" совещаниях - без нас - он, конечно
      же, обсуждался), санкционировал тезисы Сталина, после чего запрещает
      кому бы то ни было поставить в печати вопрос о том, почему так легко
      победил Чан Кайши, почему китайский пролетариат оказался так непод
      готовлен, почему наша партия ужасающе завязла в сетях мартыновщины,
      почему тезисы Сталина толкают китайскую компартию и весь Интернаци
      онал в болото оппортунизма, почему "Социалистический Вестник" так
      решительно одобрял вчера статью Мартынова, сегодня -- тезисы Сталина
      (9 мая 1927).
      5. Неужели же китайская революция и вся линия Коминтерна есть
      такая мелочь, которую можно загнать в бутылку? Неужели так можно
      помочь воспитанию китайской компартии? Неужели так могут развивать
      ся иностранные секции Коминтерна? Неужели наша партия может жить
      * Президиум ЦКК ни в одном вопросе элементарного партийного права ни разу вообще не проявил ни малейшего оттенка самостоятельности по отношению к Политбюро, Оргбюро, не говоря уже о Секретариате.
      таким путем? Мыслима ли такого рода бюрократическая утопия?
      6. Резолюция Политбюро говорит, что мы хотим навязать партии
      дискуссию. Если под дискуссией понимать аппаратный грохот, свист и
      крики заранее заготовленных "отрядов", затопление ячеек специальны
      ми боевиками, подготовленными для расправы с оппозицией, оглушение
      рабочих ячеек угрозами и криками о расколе, - то, разумеется, такой
      "дискуссии" мы не хотим. Но как раз такого рода дискуссиями полна
      наша партийная жизнь. Мы хотим партийного обсуждения вопроса о ки
      тайской революции, начиная, по крайней мере, с теоретического и с
      центрального органов партии.
      Да, мы хотим обсуждения вопроса о судьбах китайской революции
      и, стало быть, о наших собственных судьбах. Почему такие обсуждения
      считались нормальными при Ленине в течение всей истории нашей партии?
      Неужели же кто-нибудь может думать, что тезисы, декретированные
      Сталиным, Молотовым и Бухариным представляют собою для партии,
      в каждый данный момент, последнее слово исторического развития? Да,
      мы хотим обсуждения этих вопросов, чтобы доказать партии, чтобы разъ
      яснить, что тезисы эти в корне ошибочны и что проведение их угрожает
      свернуть шею китайской революции.
      ЦК не хочет дискуссии. Но ведь дело идет о критике самого ЦК.
      Можно сказать, что по общему правилу, у каждого ЦК будет тем меньше
      вкуса к дискуссии, чем более ошибочна оказалась его линия, чем ярче и
      грознее она опровергнута событиями. Я не думаю, чтобы в истории нашей
      партии были ошибки, сколько-нибудь подобные тем, которые сделаны
      Сталиным и Бухариным в китайском вопросе и в вопросе об Англо-Рус
      ском комитете. Но дело не во вчерашнем дне. Каждый из нас готов был
      и сейчас готов поставить на нем крест. Но эти ошибки, в порядке прика
      за, переносятся в удесятеренном виде на завтрашний день. Вот об этом
      я говорю. Что Политбюро "не хочет" дискуссии, это можно понять. Но
      вправе ли Политбюро запрещать обсуждение вопроса, где дело идет о
      коренных ошибках самого Политбюро в вопросах всемирно-историчес
      кого значения?
      Политбюро не хочет дискуссии. Почему? Очевидно, чтобы "не дер
      гать" партию. Но ведь Политбюро открыло искусственную, сверху сфаб
      рикованную дискуссию по поводу мнимоантипартийного выступления
      тов. Зиновьева на мнимонепартийном собрании. Партии ничего не гово
      рят о том, что сказал тов. Зиновьев (что касается меня, то я подписыва
      юсь под каждым сказанным им словом). Речь тов. Зиновьева не публи
      куется. Дело изображается так, будто собрание было беспартийным,
      тогда как на самом деле, все собрание имело партийный характер, несмот
      ря на то, что на нем, может быть, и присутствовало некоторое количество
      беспартийных. "Дискуссия" против тов. Зиновьева в полном ходу. ЦКК
      молчит. ЦКК не вмешивается. Когда "дискуссию" проведут конвейерным
      способом, тогда ЦКК вынесет и свой "Приговор".
      10. Сейчас по всей стране, при обсуждении китайского вопроса, специ
      ально введены открытые собрания партячеек для того, чтобы не дать ни
      кому высказаться по поводу ошибок революционного руководства,
      и чтобы иметь возможность каждого выступающего с критикой привлекать за выступление на беспартийном собрании против партии. Это система. Это система, организованная сверху. Это система, организованная сверху для удушения партийной мысли. Можно в самом деле подумать, что у членов большевистской партии нет острой необходимости обменяться мнениями по вопросу о китайской революции, особенно теперь, когда стало ясно, что Политбюро, вместо того, чтобы учиться на своих ошибках, в декретном порядке навязывает эти ошибки партии. Поставленный в необходимость выбора при таких условиях, каждый честный партиец должен сказать: "Неизмеримо больше опасности, если я скрою свою критику от партии, чем если мою критику, против моей воли, услышит некоторое число беспартийных".
      Мы хотим партийного обсуждения условий и причин шанхайской
      катастрофы. Чтобы помешать этому, ЦК превращает архиспокойное,
      архиумеренное выступление тов. Зиновьева в партийную "катастрофу".
      Несмотря на острый момент, на трудности, на опасности и пр. и пр., пар
      тию сверху поднимают на дыбы, партию дергают, партию терроризируют,
      партии заведомо ложно кричат в уши, что Зиновьев мобилизует беспар
      тийных против партии. При помощи односторонней, ожесточенной, отрав
      ленной дискуссии по искусственно раздутому поводу хотят помешать
      партии спокойно обсудить основные вопросы китайской революции. Под
      звон, шум и треск односторонней аппаратной дискуссии запрещается
      печатание наших статей. Почему запрещается? Потому что Сталину нечем
      на них ответить. Потому что жалкие, безыдейные, наспех слепленные
      фразы его тезисов, столь удовлетворившие Дана, разлетятся прахом
      при дуновении критики.
      Запрещают обсуждение самых коренных вопросов со ссылкой на
      трудности положения, опасности извне, надвигающуюся угрозу войны.
      В отношении этих несомненных опасностей оппозиция отличается только
      тем, что она раньше их предвидела и глубже оценивала. Опасности налицо
      и притом гигантские. Но ведь каждая из этих опасностей становится во
      сто раз опаснее вследствие ошибок руководства. Главный источник опас
      ностей - в поражении китайской революции, столь быстро поднявшейся
      вверх без необходимой революционной классовой базы. Ложной полити
      кой мы помешали эту базу своевременно создать. Это на данном этапе
      подсекло революцию и ударило по нашему международному положению.
      Если пойдем дальше по пути тезисов Сталина, то положение китайской
      революции, а значит, и наше, станет еще хуже (см. речь Чен Дусю). Тогда
      можно будет ссылаться на вдвойне ухудшившееся положение и вдвойне
      запрещать всякий голос критики. Чем ошибочнее будет руководство, тем
      меньше - при этом курсе - его можно будет критиковать.
      Весь вопрос здесь вывернут наизнанку. При благоприятных усло
      виях можно еще продвинуться и по неправильной линии. Тяжелая же
      обстановка требует правильной линии тем более властно, чем она тяжелее.
      Если линия неправильна и если упорство руководства на неправильной
      линии грозит рабочему государству и международной революции новыми
      поражениями и потрясениями, то молчать по поводу ошибок - если их
      видишь и сознаешь, - может только жалкий, обезличенный чиновник или подлый карьерист, которых, кстати сказать, немало вертится вокруг нас. Подавлять принципиально политическое обсуждение спорных вопросов треском, грохотом и улюлюкиванием искусственно сфабрикованной "дискуссии" против тов. Зиновьева - значит терроризировать и обезличивать рядового партийца, еще более возвышая над ним аппаратчика, и позволяя карьеристу плавать, как рыба в воде.
      14. Я называю все вещи своими именами, ибо полуслова в такой обстановке помочь не могут. Механически можно временно все подавить: и критику, и сомнения, и вопросы, и возмущенный протест. Но такие методы Ленин и назвал грубыми и нелояльными. Не потому они грубы и нелояльны, что их форма неприятна, а потому, что они внутренне несовместимы с характером партии. Нельзя китайскую революцию загнать в бутылку. Это никому не удастся. Конспиративно подготовляемый разгром оппозиции может удаться только внешним, механическим образом. Линия, которую мы защищаем, проверена в огне величайших событий мировой истории, закреплена всем опытом большевизма и снова подтверждена, хоть и в обратном виде, трагическим опытом китайской революции и Англо-Русского комитета. Подавить эту линию не удастся. Но причинить непоправимый вред партии и Коминтерну вполне возможно.
      Вот это я и хочу ясно и точно сказать ЦК и ЦКК.
      Л Троцкий 16 мая 1927 г.
      БОРЬБА ЗА МИР И АНГЛО-РУССКИЙ КОМИТЕТ *
      1. Война есть продолжение политики - другими средствами. Борьба против войны есть продолжение революционной политики против капиталистическою режима. Понять эту мысль значит найти ключ ко всем ошибкам оппортунизма в вопросах войны. Империализм есть не внешний самодовлеющий фактор, но высшее выражение основных тенденций капитализма. Война является высшим орудием политики империализма. Борьба против империалистской войны может и должна быть высшим выражением всей политики международного пролетариата.
      Оппортунизм или радикализм, линяющий в сторону оппортунизма, всегда имеет склонность рассматривать войны, как такое исключительное явление, которое требует изъятия из основных принципов революционной политики. Центризм мирится с революционными методами, но не верит в них. Поэтому в критическую минуту он всегда склонен - со ссылками на своеобразие момента, на исключительные обстоятельства и пр. - заме
      * Ко времени майского пленума ИККИ 1927 г. была выдвинута Бухариным новая теория: Англо-Русский комитет есть не выражение политики единого фронта в профессиональной области, а дипломатическое орудие в борьбе за СССР. Настоящий документ внесен был Троцким на пленум ИККИ. [Примечание Троцкого.]
      нять революционные методы оппортунистическими. Особенно резко такой перелом в политике центризма или мнимого радикализма вызывается естественно опасностью войны. Тем с большей непримиримостью на этом оселке надо проверять основные направления коммунистического Интернационала.
      2. Сейчас уже для всех ясно, что Англо-Русский комитет надлежит
      рассматривать не как профессиональную организацию, в которую комму
      нист входит для борьбы за влияние на массы, а как своеобразный полити
      ческий блок, имеющий своей целью, в первую голову, противодействие
      военной опасности На опыте и примере Англо-Русского комитета надо
      поэтому с удесятеренным вниманием проверить методы борьбы против
      войны, чтобы открыто и точно сказать революционному пролетариату,
      чего не делать, если мы не хотим погубить Коминтерн и облегчить крова
      вую работу империализма против международного пролетариата и СССР.
      Тов Бухарин выдвинул на Президиуме ИККИ 11 мая новое истол
      кование нашей берлинской капитуляции перед Генсоветом. Оказывается,
      эту капитуляцию надо рассматривать не в плоскости международной ре
      волюционной борьбы пролетариата, а в плоскости "дипломатического"
      противодействия наступлению империализма на СССР. Мы располагаем
      различными орудиями международного действия: партия (Коминтерн),
      профсоюзы, дипломатия, пресса и пр. Наши действия по линии профсою
      зов должны диктоваться задачами классовой борьбы. Но это лишь "по
      общему правилу" В некоторых случаях, в виде изъятия, нам приходится
      - по Бухарину - органы профессионального движения использовать, как
      орудия дипломатического действия. Так именно и произошло в данном
      случае с Англо-Русским комитетом. Мы капитулировали перед Генсове
      том, не как перед Генсоветом, а как перед агентурой английского прави
      тельства. Мы обязались невмешательством не по партийно-политической
      линии, а по линии государственной. Такова сущность нового толкования
      берлинской капитуляции, которое, как мы сейчас покажем, делает ее
      еще более опасной.
      Берлинская сделка ВЦСПС с Генсоветом обсуждалась на недавнем
      апрельском пленуме Центрального Комитета нашей партии. С защитой
      решений берлинского совещания выступали: тт. Томский, Андреев,
      Мельничанский, т. е. виднейшие наши профессионалисты, а не дипломаты.
      Все эти товарищи, защищая берлинскую капитуляцию, обвиняли оппози
      цию в том, что она не понимает задач и методов профессионального дви
      жения; что воздействовать на массу профессионалистов нельзя, разрывая
      с аппаратом; что воздействовать на аппарат нельзя, разрывая с его вер
      хушкой; что именно этими соображениями продиктовано поведение
      наших профессионалистов в Берлине.
      Теперь тов. Бухарин разъясняет, что решения берлинского совещания представляют собою, наоборот, изъятие, исключение из принципиальных большевистских методов воздействия на профдвижение - во имя временных, но острых дипломатических задач. Почему тов. Бухарин не разъяснил этого нам, а заодно и тов. Томскому на последнем пленуме нашего Центрального Комитета? Ведь стенограмма апрельского пленума, в каче
      стве инструктивного материала, пойдут -- надо надеяться - по партии. Новая теория тов. Бухарина также, надо полагать, станет достоянием, по крайней мере, партийных кадров. Мы будем, следовательно, иметь два одинаково официальных, одинаково авторитетных объяснения: по одному из них -- наша берлинская политика есть принципиальная большевистская политика в профдвижении. По другому, - наша берлинская политика есть временный отказ от принципиальной большевистской политики.
      Откуда взялось на протяжении нескольких недель такое чудовищ
      ное противоречие? Оно выросло из невозможности держаться на апрель
      ских позициях хотя бы в течение месяца. Когда наша делегация ехала в
      Берлин, она не имела бухаринского объяснения будущих своих действий.
      Вряд ли сам тов. Бухарин имел тогда это объяснение. Во всяком случае,
      оно нигде и ни в чем не обнаружилось. На апрельском пленуме тов. Буха
      рин молчал. Оппозиция, несмотря на краткость отрезанного ей времени,
      успела показать полную несовместимость нашей берлинской политики
      с элементарнейшими основами большевизма. Докладчик (тов. Томский)
      даже не пытался в заключительном слове ответить на наши аргументы.
      Стенограмма апрельского пленума еще не успела выйти из печати (наде
      емся, что она все-таки выйдет) ,* а мы имеем уже новое, с иголочки,
      объяснение нашей берлинской капитуляции. Совершенно ясно: это объяс
      нение придумано задним числом.
      Дело станет еще яснее, если мы отойдем назад, так сказать, к ис
      токам вопроса. После подлейшего срыва генеральной стачки Генсоветом,
      где "левые" тред-юнионисты соперничали с правыми, оппозиция ВКП (б)
      но требовала немедленного разрыва с Генсоветом, чтобы тем облегчить
      и ускорить освобождение пролетарского авангарда из-под влияния преда
      телей. Большинство ЦК противопоставило нам ту точку зрения, что, не
      смотря на контрреволюционную политику Генсовета во время стачки,
      сохранение Англо-Русского комитета требуется будто бы интересами
      нашего революционного воздействия на английский пролетариат. Именно
      в этот момент Сталин выдвинул теорию "ступеней", через которые "нель
      зя перепрыгивать". Под "ступенью" понимается в данном случае не полити
      ческий уровень масс, разный у разных слоев, - а консервативная вер
      хушка, отражающая давление буржуазии на пролетариат и ведущая не
      примиримую борьбу с передовыми слоями пролетариата.
      В противовес этому, оппозиция утверждала, что сохранение Англо-Русского комитета, после явной и открытой измены его, закончившей предшествующий период "полевения", будет иметь своим неизбежным последствием недопустимое смягчение нашей критики вождей Генсовета, по крайней мере его "левого" крыла. Нам возражали - прежде всего тот же Бухарин, - что это возмутительная клевета; что организационная связь ни в малейшей степени не ограничит нашей революционной критики; что ни на какие принципиальные уступки мы не пойдем; что Англо-Русский комитет будет для нас только организационным мостом к массам. Никому и в голову не приходило тогда оправдывать сохранение
      * На самом деле протоколы не были напечатаны, чтоб не обнаруживать скандальных ошибок и противоречий.
      Англо-Русского комитета ссылкой на соображения дипломатического порядка, требующие будто бы временного отказа от революционной пинии. Более того: если бы кто-либо из оппозиции высказал такое предположение, он был бы немедленно подвергнут тем грубым отравленным приемам "критики", которые все больше прививаются за последний период, заменяя растерянный идейный багаж.
      7. Оппозиция письменно предсказывала, что сохранение Англо-Рус
      ского комитета будет все более укреплять политическую позицию Ген
      совета, и что бы из обвиняемого неизбежно превратиться в обвинителя.
      Эти предсказания объявлялись плодом нашей "ультра-левизны". Была
      создана особая, совершенно, впрочем, смехотворная теория, будто тре
      бование разрыва Англо-Русского комитета равносильно требованию
      выхода рабочих из профсоюза. Этим самым политика бережения Англо
      Русского комитета должна была получить характер исключительной
      принципиальной важности.
      8. Уже очень скоро обнаружилось, однако, что приходится выбирать между сохранением организационной связи с Генсоветом и между правом называть изменников изменниками. Большинство Политбюро все больше склонялось в пользу сохранения организационных связей во что бы то ни стало Для достижения этой цели не приходилось, разумеется, "перепрыгивать через ступеньки", но зато пришлось политически спускаться со ступеньки на ступеньку. Это ярче всего можно проследить по трем конференциям Англо-Русского комитета: в Париже (июль 1926 г.), в Берлине (август 1926 г.) и снова в Берлине (апрель 1927 г.). С каждым разом наша критика Генсовета становилась все более осторожной, совершенно обходя "левых", т е. наиболее опасных изменников рабочего класса.
      9. Генсовет, путем последовательных нажимов, почувствовал, что прочно держит представителей ВЦСПС в своих руках. Из обвиняемого он превратился в обвинителя. Он понял, что если большевики не порвали на генеральной стачке, имевшей исключительное международное значение, то они не порвут и дальше, какие бы требования им не предъявить. Мы видим, как Генсовет все решительнее наступал на ВЦСПС под давлением английской буржуазии на Генсовет. ВЦСПС отступал и уступал. Эти отступления объяснялись соображениями революционной стратегии в профессиональном движении, а никак не дипломатическими соображениями. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть доклады Томского, Андреева и других, и прения на пленумах нашего Центрального Комитета и в Политбюро. Мы не говорим уже о сотнях статей нашей и международной коммунистической печати по поводу нашей "ультралевизны" в англо-русском вопросе. Следовало бы, в виде хрестоматии, издать избранные места из этих речей и статей, расположив их в хронологическом порядке