В первое время до приезда Ленина позиция большевистского руководства не только не считалась с той модификацией, которую претерпела ленинская установка в связи с империалистической войной, но она находилась в полном противоречии даже с большевистской установкой 1905 года. В самом деле, разве формулу "постольку-поскольку", которую разделяли в марте и питерские руководители большевистской партии (см. ст[атьи] Каменева, Сталина и др [угих]) по отношению к буржуазному правительству, можно как-нибудь согласовать с борьбой за "революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства"? Разве это отношение поддержки буржуазного Временного правительства, давления на него и т. д. и т. п. могло вести к отрыву мелкой буржуазии от буржуазии и привлечения ее на сторону пролетариата? Ведь это была типичная староменьшевистская тактика 1905 года, которая исходила из того, что буржуазную революцию должна проводить буржуазия, и которая неизбежно
      271
      должна была на дальнейшее время закрепить зависимость мелкой буржуазии от буржуазии.
      На это совершенно правильно указал тов. Ф. Дингелыптедт в дискуссии с тов. Радеком. Подчеркивая значение "фальсификаторских махинаций, применявшихся оборонцами в деле организации Совета, в котором они состряпали себе искусственное большинство", тов. Дингелыптедт с большим основанием заявляет: "В первые дни Февраля, даже после организации соглашательского большинства в Совете можно было бы еще повернуть дело на рельсы демократической диктатуры (до момента сдачи власти Временному правительству, до наступившей вследствие этого деморализации масс). Если бы наше руководство в начале марта взяло на себя смелость выступить перед массой с апелляцией против соглашателей и призвало бы массы выразить недоверие попытке организовать власть из состава подлежавшей разгону царской думы (см. массу резолюций, посвященных этому требованию), то соглашатели, еще тогда недостаточно сильные, вынуждены были бы отказаться от буржуазной власти так же, как отказались (под напором массы) от регентства Михаила... Между тем наше руководство (т. е. питерское Бюро ЦК) не помогало, а мешало массам на этом пути".
      Если даже и не согласиться с той категоричностью с какой тов. Дингелыптедт заявляет, что "соглашатели... вынуждены были бы отказаться от буржуазной власти", то все же совершенно бесспорным является, что колоссальную помощь меньшевикам оказала мартовская линия большевиков. Тот факт, что не был ясного и четкого отграничения позиции большевиков по вопросу о власти от позиции остальной части т[ак] наз[ываемой] "революционной демократии", что разногласия были как-то смазаны, несомненно способствовало подчинению пролетариата мелкобуржуазному влиянию. Каждый участник событий тех дней в Питере (в особенности, если он был агитатором, как пишущий эти строки) не может не знать о тех настроениях питерских рабочих в первые дни организации власти, которые я бы назвал настроениями недоумения и злобного возмущения: неизменно задавался один и тот же вопрос: "Как же это так? Почему Милюков и Гучков в правительстве? Зачем припутали Государственную думу?" и т. д. и т. п. Это недовольство рабочих не только не нашло своего политического выражения в тактике большевистской партии (я уже не говорю о нас -- "межрайонцах"342, которые в этих вопросах просто плелись в хвосте большевистских руководителей), но было просто притушено... Поэтому Ленин был прав именно тогда, когда он своим гениальным чутьем революционера сразу при отсутствии точной информации понял, что новое правительство вырвало власть из рук победившего
      в героической борьбе кровавой пролетариата (см. "Набросок тезисов 17-го марта"). Основные массы рабочих своей власти добровольно не сдали, как не сдают они ее сами никогда, а их "представители" за их спиной проделали это...
      Но почему же эти не желавшие сдавать власть рабочие примирились с этим фактом, почему они не переизбрали своих представителей, оказавшихся "представителями" (в кавычках)? Могут мне возразить. И на этот вопрос тов. Дингелыптедт дает вполне исчерпывающий ответ. Он очень кстати приводит следующее место Ленина: "один из главных, научных и практически-политических признаков всякой действительной революции состоит в необыкновенно быстром крутом, резком увеличении числа "обывателей", переходящих к активному, самостоятельному, действенному участию в политической жизни, в устройстве государства...
      Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику" (т. XX, с. 114 -- 115). Вот почему мелкобуржуазному руководству пролетариата удалось притушить временно недовольство рабочих фактом передачи власти буржуазии. То же фактически имело место и в германской революции 1918 года.
      Ну, а требование правых большевиков "общесоциалистического" правительства: "от энесов до большевиков" -- разве оно исходило из ленинской концепции 1915 г. о допустимости "участия социал-демократов во Временном революционном правительстве вместе с демократической мелкой буржуазией... но только не с революционерами-шовинистами". Ведь этим правые большевики подписывались целиком и полностью под левоменыпевист-ским изданием старой ленинской формулы 1905 года, которая во время империалистической войны при шовинизме мелкобуржуазных партий превращалась в карикатуру на "революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства". Ведь не только энесы, но эсеры, и меньшевики в это время целиком оставались на своей оборонческой, шовинистической позиции, а поэтому и не были "последовательно революционными даже в смысле демократической революции".
      Какую же "революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства можно было осуществить в блоке с ними?
      Итак, мы видим, что позиция правых большевиков расходилась не только с новой установкой Ленина 1917 г., но и с его установкой 1915 г.
      Они требовали блока с "революционерами-шовинистами", надеясь на неизбежный переход мелкой буржуазии на сторону про
      273
      летариата, несмотря на весь опыт за период февраль--октябрь 1917 г. Это уже было фактической сдачей "беспомощно на милость мелкой буржуазии", как предупреждал в своих "Письмах о тактике" Ленин, и которая, как совершенно правильно отмечает Л. Д. [Троцкий], вытекала из "действительной паники перед мужиком" (из его Послесловия к "Что же дальше?" -- "Июльский пленум и правая опасность"), ибо, как нельзя было до Февральской революции ориентироваться только на неизбежную контрреволюционность мелкой буржуазии, так нельзя было после Февральской революции продолжать строить свои расчеты только на неизбежный переход мелкой буржуазии на сторону пролетариата для завершения буржуазно-демократической революции.
      Установка Ленина после Февральской революции характерна именно тем, что она не исключала этой возможности, но не допускала ориентироваться на нее, даже как на наиболее вероятный этап развития революции. "Я абсолютно застраховал себя в своих тезисах от всякого перепрыгивания через неизжившее себя крестьянское или вообще мелкобуржуазное движение, от всякой игры в "захват власти" рабочим правительством, от какой бы то ни было бланкистской авантюры, ибо я прямо указал на опыт Парижской коммуны. А этот опыт, как известно и как подробно показал Маркс в 1871 г. и Энгельс в 1891 г., совершенно исключил бланкизм, совершенно обеспечил прямое, непосредственное, безусловное господство большинства и активность масс лишь в мере сознательного выступления большинства. Я свел дело в тезисах с полнейшей определенностью к борьбе за влияние внутри Советов рабочих, батрацких и солдатских депутатов" (т. XX, с. 104, курсив Ленина).
      Таким образом, форма власти Советов предохраняла от перепрыгивания через "неизжившее себя крестьянское или вообще мелкобуржуазное движение". Мало того, как мы раньше видели уже, Ленин иногда эту власть Советов называл даже "рев[олю-ционно]-демократической] диктатурой пролетариата и крестьянства".
      Но почему же он в таком случае с такой резкостью и непримиримостью выступал против сохранения лозунга "рев[олю-ционно]-демокр[атической] диктатуры пролетариата и крестьянства"?
      Почему можно было сказать: "Совет раб [очих] исолд[атских] депутатов" -- вот вам уже осуществленная жизнью "рев [олюци-онно]-дем[ократическая] диктатура пролетариата и крестьянства ("Письма о тактике", т. XX, с. 101) и почему нельзя, борясь за власть этого Совета, выдвигать лозунг "рев[олюционно]-дем[ок-ратической] диктатуры пролетариата и крестьянства"? Почему
      в это же время эта формула оказывается "устарелой", "никуда не годной", "мертвой" (там же, с. 105). Это основной вопрос ленинской политической установки. Без разрешения этого "противоречия" нельзя ничего понять в ленинских взглядах 1917 г. Без правильного разрешения этого вопроса вся ленинская концепция 1917 г. предстанет в виде нагромождения сплошных противоречий.
      Надо помнить следующее: если во время революции, когда классовая борьба выходит на улицу, "действительность показывает нам... факт классового сотрудничества буржуазии и крестьянства" (там же, с. 103), то приходится прийти к заключению, что "неизвестно, может ли теперь быть еще в России особая революционно]-демократическая] диктатура пролетариата и крестьянства, оторванная от буржуазного правительства", а "на неизвестном базировать марксистскую тактику нельзя" (там же, с. 105 -- 106).
      При этих условиях "необходимо разделение линии мелкой буржуазии и наемного пролетариата" (Ленин, т. XX, с. 180).
      Ведь одно дело, когда устанавливаешь теоретически, что в осуществляющейся пролетарской диктатуре, делающей "шаги к социализму", есть элементы "рев[олюционно]-дем[ократической] диктатуры пролетариата и крестьянства", поскольку она в союзе с крестьянством разрешает задачи, не разрешенные предшествующим этапом буржуазно-демократической революции, и совсем другое дело выдвигать лозунг "рев[олюционно]-дем[ократичес-кой] диктатуры пролетариата и крестьянства", т.е. ориентировать партию, рабочий класс и само крестьянство на то, что мелкая буржуазия еще может быть революционной.
      Но, скажут мне, если пролетарская диктатура осуществляет эти буржуазно-демократические задачи в союзе с крестьянством, то это ведь и есть "рев[олюционно]-дем[ократическая] диктатура пролетариата и крестьянства".
      Однако в действительности это совершенно безжизненная, схоластическая постановка вопроса.
      В самом деле. Когда пролетарская партия идет к крестьянству с лозунгом "революционно]-демократической] диктатуры пролетариата и крестьянства", то она этим самым как бы ему говорит: на данном этапе интересы пролетариата и крестьянства совпадают. Поэтому давай идти в блоке. Ты выберешь своих представителей -- крестьян или интеллигентов, членов крестьянской партии, а рабочие выберут рабочих или интеллигентов, членов рабочей партии, и они вместе создадут революционную власть.
      Когда же пролетарская партия идет к крестьянству с лозунгом "диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство", то она этим самым говорит: интересы пролетариата и огромней
      275
      шего большинства крестьянства совпадают. Поэтому давай идти в блоке. Но имей в виду, что твои обычные представители, т. е. наиболее культурные, наиболее зажиточные крестьяне, а также твоя старая крестьянская партия находится уже в союзе с буржуазией и притом "не случайно".
      Поэтому выбирай таких представителей, которые являются членами не этой предавшей тебя крестьянской партии, а членами рабочей коммунистической партии. Они уж вместе с рабочими представителями организуют действительную революционную власть, которая разрешит задачи аграрно-демократической революции, а затем перейдет к осуществлению и таких мероприятий, которые с неизбежностью диктуются обстоятельствами и которые "в своей сумме и в своем развитии... были бы переходом к социализму" (Ленин, т. XX, с. 47).
      Резюмирую: отношение к империализму создало новую ситуацию. В чрезвычайно популярной и ясной форме Ленин формулировал это положение в своем заключительном слове на Петроградской общегородской конференции: "Объективное положение 1905 г. было таково: пролетариат и крестьянство являлись единственным революционным элементом, а кадеты стояли за монархию...
      Теперь оборончество показало, что мелкая буржуазия отошла от рабочего класса и перешла к буржуазии крупной. Бедному крестьянину, частью живущему трудом в городах, эта война не нужна. Этот класс должен быть противником войны". Поэтому "необходимо разделение линии мелкой буржуазии и наемного пролетариата", ибо "будущее диктатуры пролетариата и крестьянства: мелкобуржуазное крестьянство, стоящее на точке зрения оборонческой, может быть, за монархию" (т. XX, с. 180).
      Из всего этого вытекает, что "кто руководится в своей деятельности только простой формулой "бурж[уазно]-дем[ократи-ческая] революция не закончена", тот тем самым берет на себя нечто вроде гарантии за то, что мелкая буржуазия способна на независимость от буржуазии.
      Тот тем самым сдается в данный момент беспомощно на милость мелкой буржуазии" (там же, с. 106).
      * * *
      Самый характер моей темы заставил меня несколько злоупотребить "цитатным методом" аргументации. Но это было необходимо для выяснения действительных взглядов Ленина. Вопрос этот приобретает в настоящее время сугубо важное значение в связи с разногласиями относительно характера следующего этапа китайской революции. Кто имеет большее основание ссылаться в этом вопросе на Ленина: сторонники ли ло
      зунга "рев[олюционно]-дем[ократическая] диктатура пролетариата и крестьянства" или сторонники лозунга "диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство"?
      Само собой разумеется (излишне, пожалуй, даже специально оговаривать это), что одними ссылками на Ленина, одними лишь аналогиями с русской революцией вопроса этого решить нельзя. Но все же, помимо конкретного изучения своеобразия развития китайской революции, необходимо в качестве общей методологической предпосылки выяснить те элементы ленинской концепции революционной стратегии, которые носят общепринципиальный характер и применимы в качестве "руководства к действию" во всякой типичной революции в аграрной стране в нынешнюю империалистическую эпоху. Только под этим углом зрения я и пытаюсь использовать в отношении к китайской революции те выводы, к которым я пришел в результате исследования эволюции взглядов Ленина за период 1905 -- 1917 гг.
      Прежде всего необходимо остановиться на следующем вопросе, выдвигаемом тов. Преображенским против Л. Д. [Троцкого] : "Мы имели,-- пишет он,-неудачную буржуазную революцию 1905 г., несмотря на то, что буржуазия уже тогда показала себя как контрреволюционная сила (во время декабрьского вое
      )
      Ч4Ч , наша партия ориентировала пролетариат на новую
      буржуазно-демократическую революцию как необходимый этап к дальнейшей борьбе за социализм в новом сочетании сил. Был ли прав Ленин или ошибался, когда еще в 1915 -- 1916 гг., т. е. после лозунга превращения империалистической войны в гражданскую, он для России считал необходимым ориентироваться на бурж[уазно]-демократическую] революцию, а не диктатуру пролетариата, а позицию Бухарина и Пятакова (говоривших о лозунге непосредственно социалистической революции) считал ребячеством. Я думаю, Ленин был прав".
      Уже один этот аргумент указывает на то, что, во-первых, тов. Преображенский совершенно игнорирует ту модификацию, которую претерпела установка Ленина в связи с империалистической войной и которую я подробно выяснил выше, и во-вторых, тов. Преображенский смешивает обнаружение контрреволюционности буржуазии с превращением мелкой буржуазии в контрреволюционную силу. Конечно, факт обнаружения контрреволюционности буржуазии еще не снимал с очереди лозунг "рев-[олюционно]-дем[ократической] диктатуры пролетариата и крестьянства", ибо именно явная контрреволюционность буржуазии давала основание рассчитывать на то, что революционная мелкая буржуазия в деле борьбы за свои интересы пойдет в пределах бурж[уазно]-дем[ократической] революции на блок с пролетариатом. Совсем другая ситуация создается тогда, когда
      277
      мелкая буржуазия во время революции оказывается на стороне буржуазии, рассчитывая на то, что "порозовевшая" под влиянием временных обстоятельств буржуазия удовлетворит ее интересы, сумев одновременно сохранить "порядок" и отразить всякие покушения на буржуазную собственность со стороны пролетариата. Этих двух вещей нельзя смешивать.
      Каково же нынешнее положение китайской революции? Соответствует ли оно положению, создавшемуся у нас после поражения революции 1905 года? Или большее сходство можно обнаружить в нем с ситуацией, создавшейся после Февральской революции? На первый взгляд этот вопрос может показаться даже странным: как же, ведь китайская революция потерпела поражение, а Февральская революция победила. Ясно, как будто, что сравнивать нынешнее положение китайской революции можно лишь с положением после 1905 г. у нас. Между тем, если не удовлетвориться этим формальным сходством, а вникнуть в расстановку классовых сил (что обязательно для марксиста), то станет очевидным, что, вопреки тов. Преображенскому, сравнивать нынешнее положение китайской революции можно именно с положением, создавшимся у нас после Февральской революции. В самом деле. Разве не ясно, во-первых, что к Китаю после революции 1925 -- 1927 гг. в известной степени применимы слова Ленина, сказанные им после Февральской революции в отношении России: захватившее власть "правительство не случайное сборище лиц. Это представители нового класса, поднявшегося к политической власти... класса капиталистических помещиков и буржуазии, который давно правит... страной экономически" (т. XX, с. 17), с той особенностью, что в Китае он правит вместе с иностранными империалистами.
      А ведь "переход государственной власти из рук одного класса в руки другого класса есть первый, главный, основной признак революции как в строго научном, так и в практически-политическом значении этого понятия. Постольку буржуазная или буржуазно-демократическая революция... закончена" (Ленин, т. XX, с. 100).
      Разве не ясно также, во-первых, что эта революция 1025 -- 27 гг. привела к превращению мелкой буржуазии, а не только буржуазии крупной, в силу контрреволюционную, ибо "интересы и политика наемного рабочего и хозяйчика на деле уже разошлись, притом по такому важнейшему вопросу, как... отношение к империализму" (у Ленина: империалистической войне -- см. т. XX, с. 107). Разве в период уханского правительства "хозяйчик"-кулак не громил с такою же беспощадностью, как и крупный буржуа чанкайшистского "оттенка" движение рабочих и деревенской бедноты? Разве бесславный конец уханского правительства не тождественен по своим социальным последствиям с перио
      дом добровольной сдачи русской мелкой буржуазией (меньшевиками и эсерами) власти буржуазии? Сходство дополняется поведением коммунистической партии: дряблость, растерянность, капитуляция перед мелкой буржуазией характеризует как поведение Питерского бюро ЦК до приезда Ленина, так и поведение руководства китайской компартией. В Китае пока не оказалось Ленина, который мог бы вовремя выправить линию компартии, и поэтому, только поэтому судьба революции 1925 -- 1927 гг. в Китае имела другие результаты, чем русская революция 1917 г. Кит [айская] компартия помогала китайской мелкой буржуазии дурачить рабочих и революционных крестьян, пока эта мелкая буржуазия укрепляла свой союз с крупной буржуазией, а потом, когда обе части буржуазии вместе расправились с пролетариатом, они распространили свою расправу, конечно, и на компартию.
      Разве не та же судьба ожидала русскую революцию 1917г. при продолжении тактики, проводившейся большевистским руководством до приезда Ленина?
      А если это верно (а это, несомненно, верно), то не вытекает ли из этого, что отстаивание для следующего этапа китайской революции лозунга "революционно]-демократической] диктатуры пролетариата и крестьянства" означает, по существу, перенесение в Китай каменевско-рыковской тактики, которую они отстаивали в 1917 г., уже после приезда Ленина, вплоть до после Октября. Ведь ни для кого не подлежит сомнению тот факт, что эта каменевско-рыковская концепция после приезда Ленина логически вытекала из позиции, занятой ими до его приезда. Не является ли поэтому ныне рекомендуемая противниками точки зрения Л. Д. [Троцкого] тактика в Китае логическим следствием сталинско-бухаринской тактики в Китае в продолжение 1925--[19] 27 гг. Если лозунг "рев[олюционно]-дем[ократическа-ой] диктатуры пролетариата и крестьянства" отстаивается теперь Сталиным и Бухариным, то это еще понятно, но когда этот же лозунг отстаивают товарищи Преображенский и Радек -- это уж очень даже непонятно.
      Но,-- могут нам возразить,-- в русской революции 1917 г. мелкая буржуазия повернула к шовинизму, оборончеству, т. к. дело происходило во время войны и т. к. она была, как говорил Ленин, традициями царизма развращена палачеством над другими народами и до известной степени заинтересована в аннексиях и банковых прибылях. Разве это применимо к мелкой буржуазии полуколониального Китая? Все это возражение столь же основательно, как и вся аргументация руководителей Коминтерна в 1925--[19]27 гг. о том, что буржуазия колониальных и полуколониальных стран неизбежно должна быть антиимпериалис
      279
      тичной. Действительность уже обнаружила, что как в отношении буржуазии, так и в отношении мелкой буржуазии Китая это оказалось неверным. Теперь уже и некоторые наиболее добросовестные из наших противников в Коминтерне начинают кое-что понимать, и Беннет нашел даже соответствующее место у Ленина, которое до сих пор почему-то забывалось. Вот эта цитата: "Между буржуазией эксплуатирующих и колониальных стран произошло известное сближение, так что очень часто, пожалуй даже в большинстве случаев, буржуазия угнетенных стран, хотя она и поддерживает национальное движение, в то же время в согласии с империалистической буржуазией, т. е. вместе с ней борется против всех революционных движений и революционных классов". Но это же должно быть отнесено и ко всей буржуазной демократии и ее политическим представителям. Революция 1925--[19]27 гг. показала, что и мелкая буржуазия (не без содействия компартии, точь-точь как и у нас в марте 1917 г.) "качнулась" к буржуазии, и в основе этого факта лежит опять-таки именно отношение к империализму. В нынешнюю эпоху во всех революциях этот вопрос является тем "оселком", на котором испытывается революционность классов.
      "Борьба" китайской мелкой буржуазии в лице уханского "левого Гоминьдана" против империализма была того же порядка, что и "борьба" наших меньшевиков и эсеров против империализма. "А северный поход?!"344 -- воскликнут сторонники тов. Радека. Северный поход,-- отвечу я,-- по своим результатам оказался войной агентов империализма американского против агентов империализма англо-японского. Т[аким] о[бразом], он оказался по своему объективному значению явлением того же порядка, что и июньское 1917 г. наступление Керенского...345
      После опыта русской и китайской революций совершенно непонятным остается, как может тов. Преображенский выдвигать в качестве аргумента в пользу лозунга "рев[олюционно]-дем[ократическая] диктатура пролетариата и крестьянства" то соображение, что "в Китае предстоит еще огромная, ожесточенная, длительная борьба за такие элементарные вещи, как национальное объединение Китая, не говоря уже о колоссальной проблеме аграрного буржуазно]-демократического] переворота". Но ведь именно потому, что национальное объединение Китая невозможно без ожесточенной и т. д. борьбы с империализмом, нельзя ориентировать пролетариат и беднейшее крестьянство на возможность блока с мелкой буржуазией и ее политическими представителями, ибо они уже оказались предателями народных масс Китая в этой борьбе с империализмом. А из этой неспособности к последовательной борьбе с империализмом вытекает у мелкой буржуазии, как показал Ленин еще в 1915 г.,
      и непоследовательность даже в смысле демократической революции. Ведь надо же учесть то новое, что вносит в эту проблему отношение к империализму различных классов современного общества.
      "Буржуазная республика решить вопроса о войне не может, ибо он может быть разрешен лишь в международном масштабе",-- говорил Ленин в 1917 г. (т. XX, с. 80). В полном согласии с ним пишет и Л. Д. [Троцкий]: "Объединение Китая есть сейчас интернациональная задача... Разрешить эту задачу можно только путем "огромной, ожесточенной, кровавой, длительной борьбы" с мировым империализмом и его экономической и политической агентурой в Китае, буржуазией, в том числе и "национальной"*.
      Ведь это только такой политический пошляк, как Пеппер, может так переворачивать вещи вверх ногами и заявлять: "когда теперь кит [айской] компартии преподносят теорию перманентной революции, когда ей говорят, что бурж[уазно]-дем[ок-ратическая] революция в Китае больше не существует, что нужно бороться не против империализма, а непосредственно (!) за коммунизм, то очевидно, что китайским товарищам дают плохой совет346.
      Ведь в том-то и дело, что для успешной борьбы против империализма оказывается необходимой борьба за коммунизм. В этом-то вся соль и заключается.
      Когда тов. Преображенский начинает противопоставлять характеристику революции по субъекту действия и по объективному социальному содержанию процесса, то он упускает из виду, что и в субъектах действия, и в объективном социальном содержании процесса в Китае (как было и в России в 1917 г.) будут элементы и из бурж[уазно]-дем[ократической] революции, и из социалистической революции. Пролетарская партия, возглавив следующий этап китайской революции, неизбежно очутится перед необходимостью предпринять ряд шагов, которые будут "с безусловной неизбежностью предписываться теми условиями, которые создала" борьба с империализмом (у Ленина: "война" -- в отношении России)... и которые "в своей сумме и в своем развитии были бы переходом к социализму, который непосредственно, сразу, без переходных мер, в Китае (у Ленина: в России) неосуществим, но вполне осуществим и насущно необходим в результате такого рода переходных мер" (Ленин, т. XX, с. 46 -47).
      Бухарин теперь (в своем заключительном слове по вопросу о программе)347 уже заявляет, что "с самого начала здесь (т. е. в диктатуре пролетариата и крестьянства) дан процесс перерастания" ("Правда" 19 авг[уста]).
      Но ведь не в этом заключается основной вопрос. Бухарин теперь, как и Каменев в 1917 г., "отводит внимание в сторону, на пу
      281
      стой, якобы научный, на деле бессодержательный, профессорски мертвый вопрос о расчете на немедленное перерождение" (Ленин, т. XX, с. 107).
      Для революционной стратегии важно знать, как ориентировать революционные классы, на блок с мелкой буржуазией или на борьбу с ней из-за влияния на гигантские слои беднейшего крестьянства, которые только из-за своей темноты и невежества поддаются обману мелкой буржуазии и передоверяют ей защиту своих интересов. Когда мелкая буржуазия революционна, то это не так опасно, хотя и тогда, как учили Маркс и Ленин, необходим такой же неослабный контроль за этим союзником, как и за врагом, ибо он может ежеминутно предать. После же того, как мелкая буржуазия уже изменила и к тому же во время революции, которая "просвещает,-- как говорил Ленин,-- со сказочной быстротой", после этого идти и пропагандировать блок с этой мелкой буржуазией (а ничего другого, как я пытался показать, диктатура пролетариата и крестьянства не означает) это не что иное, повторим мы еще и еще раз за Лениным, как сдача беспомощно на милость мелкой буржуазии.
      Тов. Преображенский приводит еще следующий довод: "сейчас еще ничего нельзя сказать, выдвинет ли китайская мелкая буржуазия какие-либо партии, аналогичные нашим эсерам, или такие создадутся из отколовшихся правых коммунистов и т.д.". Если речь идет о партии, аналогичной правым эсерам, то "левый Гоминьдан" и есть такая партия (даже лозунг "социализма" имеется в его программе) и создавать ее незачем поэтому. Если тов. Преображенский имеет в виду партию, аналогичную левым эсерам, то ведь, как мы знаем из опыта нашей революции, ориентировка партии на диктатуру пролетариата не помешала нашему временному блоку с такой партией, когда она у нас создалась. Напротив, именно решительный и последовательный курс нашей партии на пролетарскую революцию и способствовал быстрому оформлению партии левых эсеров у нас.
      Что касается того соображения тов. Преображенского, что, в отличие от нынешнего положения в Китае, у нас Февраль уже создал "условия для массовой организации рабоче-крестьянских Советов", то этот аргумент бьет мимо цели, ибо точка зрения Л. Д. [Троцкого], в полном соответствии с установкой Ленина после Февраля, не исключает возможности какого-либо дополнительного этапа бурж[уазно]-демократической] революции. "Я допускаю,-- пишет он,-- что первый этап движения может в сокращенном виде повторить в известной форме уже пройденные этапы революции (например, какую-нибудь новую пародию на "общенациональный фронт" против Чжан Цзоли-на). Но этот первый этап будет достаточен разве только на то,
      чтобы дать компартии выдвинуть и провозгласить перед народными массами свои "Апрельские тезисы", т.е. свою программу и стратегию завоевания власти пролетариатом. Если же мы войдем в новый подъем, который будет развиваться несравненно более быстрым темпом, чем предшествующие, с запоздалой уже сегодня схемой "демократической диктатуры", то можно заранее дать голову на отсечение, что в Китае найдется очень много Лядовых348, но вряд ли найдется Ленин, для того чтобы (против всех Лядовых) произвести тактическое перевооружение партии на другой день после революционного толчка".
      Поэтому основная задача теперь в Китае, как и в России после Февраля 1917 г.,-- "разделение линии мелкой буржуазии и наемного пролетариата" (Ленин, т. XX, с. 180). Это предлагает нам Л. Д. [Троцкий], и поэтому именно его установка в этом вопросе есть основа "Апрельских тезисов" для Китая.
      20 сентября 1928 г.
      Краткий конспект доклада Угланова
      на совещании секретарей ячеек
      московской организации 25/ГХ-[19]28 г.
      в доме Красной Армии по вопросу
      "О ЗАДАЧАХ МОСКОВСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ"
      Хозяйственное положение очень трудное. География уро
      жая такова, что она создает добавочные затруднения с хлебо