По старой кавалерийской привычке он любил находиться в самых трудных местах, участвовать в атаках.
      Генерал Рахимов познакомил меня с тем, как построена оборона противника в Грауденце. Этот старинный польский город с крепостью на северной окраине представлял сильный опорный пункт. На подступах к нему гитлеровцы в течение нескольких лет создавали разнообразные оборонительные сооружения. С северо-востока, востока и юга город опоясывали две полосы обороны, состоявшие из нескольких траншей с пулеметными площадками и железобетонными огневыми точками. В самом городе, на главных улицах, были возведены баррикады, каменные здания приспособлены к обороне.
      Штаб гарнизона находился в крепости. Ее прочные каменные стены служили для него надежным укрытием при артиллерийских обстрелах и налетах авиации.
      О численности гарнизона точных сведений мы не имели. Разведка 37-й гвардейской дивизии считала, что в Грауденце 2750 вражеских солдат и офицеров. По данным разведотдела армии, гарнизон насчитывал 4 тысячи человек. На самом же деле, как выяснилось впоследствии, численность его достигала 8 - 9 тысяч. Комендантом гарнизона был генерал-майор Людвиг Фрике.
      - Наиболее слабо укреплены юго-восточные подступы к Грауденцу, - сказал мне Рахимов. - Считаю, что именно здесь надо сосредоточить основные усилия. Одновременно следует проводить демонстративные действия на северо-восточном участке, чтобы противник не смог маневрировать резервами.
      Мы не знали, будет ли противник упорно защищать Грауденц, или под угрозой полного окружения постарается отвести свои войска из города. Я поручил организацию боя за Грауденц своему заместителю генералу Хабарову.
      Он принял решение, которое предусматривало окружение и ликвидацию гарнизона Грауденца либо в самом городе, либо на западном берегу Вислы. Перед дивизией Рахимова генерал Хабаров поставил задачу: "К исходу 16 февраля овладеть городом Грауденц и выйти на западный берег Вислы в готовности, взаимодействуя со 142-й стрелковой дивизией, преследовать противника на западном берегу Вислы".
      Ознакомившись с боевым приказом, я посчитал, что такая задача 37-й дивизии будет непосильна. Дивизия генерала Рахимова была малочисленной, личный состав ее утомлен предшествовавшими длительными боями. Поэтому я счел нужным изменить пункт приказа и сформулировать задачу дивизии следующим образом: "...С переходом частей корпуса в наступление всеми огневыми средствами активно воздействовать на противника. В случае его отхода из Грауденца перейти в решительное наступление и полностью очистить плацдарм на восточном берегу реки Вислы".
      Общий замысел боев по ликвидации плацдарма на восточном берегу Вислы заключался в том, чтобы, нанося удар тремя стрелковыми дивизиями, прорвать оборону противника и окружить Грауденц. А затем, оставив небольшую часть сил для ликвидации окруженного гарнизона, продолжать наступление по западному берегу Вислы в северном направлении.
      Развитие событий показало правильность принятого решения. Немецко-фашистское командование, исполняя приказ Гитлера защищать Грауденц "до последнего солдата", намеревалось упорно оборонять город даже в условиях полного окружения, чтобы сковать наши силы и замедлить продвижение вдоль Вислы. Наша же задача состояла в том, чтобы форсировать наступление в направлении на Данциг и поэтому задержать у "Грауденцского котла" возможно меньше сил.
      Дивизия генерала Рахимова уплотнила свои боевые порядки за счет передачи значительного участка соседям.
      - Сосредоточьте основные усилия в полосе не более двух километров. сказал я Рахимову. - Противник намерен упорно сопротивляться.
      Бои за Грауденц начались 16 февраля. За двое суток удалось преодолеть всю полевую систему вражеских укреплений вокруг города.
      Дивизия генерала Рахимова значительно продвинулась вперед, овладела рядом населенных пунктов. В ночь на 18 февраля гвардейцы Рахимова несколько раз врывались в город, но, встречая сильное сопротивление врага, отходили к окраинам. Генерал Рахимов, возбужденный, разгоряченный боем, находился то в одном, то в другом полку.
      Между тем соединения 108-го корпуса на западном берегу Вислы тоже не теряли времени. Наступая на север, они перерезали последнюю дорогу и завершили окружение Грауденца. Полки 142-й стрелковой дивизии полковника Г. Л. Сонникова находились непосредственно против города. Теперь их отделяла от него только река.
      Вечером 19 февраля я приехал на берег Вислы. Стояла оттепель. Днем температура воздуха поднималась выше нуля. Лед на реке был иссечен трещинами, здесь и там чернели полыньи. Переправа по нему была опасна даже для пехоты. На это и рассчитывал генерал-майор Фрике, который сосредоточил главные силы гарнизона против наших войск, действовавших на восточном берегу Вислы.
      "А что, если попробовать форсировать реку? - подумал я, расхаживая по берегу. - Риск большой, но зато какой эффект будет, ведь противник не ожидает удара со стороны Вислы!"
      Приказал провести тщательную инженерную разведку ледяного покрова реки. Результаты оказались малоутешительными: местами лед уже начинал двигаться, количество трещин и полыней с каждым часом увеличивалось.
      Все-таки будем форсировать, решил я. Очень уж заманчивым было нанести удар в неожиданном для противника месте.
      Начальник штаба армии генерал-лейтенант П. И.Кокорев, приглаживая свой аккуратный пробор, поддержал меня:
      - Опасно, конечно, но риск оправданный. Началась подготовка к форсированию реки и штурму города. Мы создали в частях, расположенных на западном берегу, значительное число штурмовых групп. Саперы заготовили 600 деревянных щитов для прокладки дороги через полыньи и трещины.
      В ночь на 22 февраля полк первого эшелона 142-й дивизии стремительным броском по льду переправился через Вислу, овладел траншеей, идущей вдоль берега, а затем захватил казармы на окраине города.
      В это время дивизионные саперы продолжали укреплять дорогу по льду, используя деревянные щиты. Через час на восточном берегу Вислы был второй полк, а к концу дня и третий.
      Утром следующего дня настолько потеплело, что о дальнейшей переправе по льду нечего было и думать. Пришлось артиллерию оставить на левом берегу. Оттуда она и поддерживала наступавшие штурмовые группы.
      Но главное было сделано. Полки 142-й дивизии, упорно продвигаясь, соединились с частями дивизии генерала Рахимова и вынудили противника отойти в южные кварталы Грауденца.
      Судьба города была решена, однако враг продолжал сопротивляться. В Грауденце находились отборные войска - учебная бригада "Герман Геринг" под командованием полковника Майера. Надо отдать должное солдатам этой бригады: они цеплялись за каждый дом, широко применяя фаустпатроны.
      Методически, день за днем наши войска овладевали кварталами города. Генерал-майор Фрике наконец понял безнадежность своего положения. Несмотря на категорический приказ штаба 2-й немецкой армии во что бы то ни стало удерживать крепость, 6 марта Фрике капитулировал.
      Мы взяли в плен более 4100 вражеских солдат и офицеров, захватили значительные запасы снарядов, мин, патронов, продовольствия.
      Остатки учебной бригады "Герман Геринг" отказались подчиниться распоряжению коменданта города о капитуляции и пытались пробиться из крепости, но были разгромлены. Командир бригады полковник Майор попал в плен.
      Небезынтересна, на мой взгляд, следующая выдержка из показания генерал-майора Фрике. Фашистский комендант крепости Грауденц писал: "Окончательно неблагоприятный исход оборонительных боев наметился тогда, когда русские переправились через Вислу и овладели казармами, расположенными на краю города. С этого времени началась борьба в домах, а в этой борьбе русские благодаря своему превосходству, а также легко перевозимой артиллерии ПТО и минометам стояли выше наших солдат. Результатом был непрекращающийся, хотя и медленный отход наших частей от квартала к кварталу.
      Утром 6 марта русские прорвались в форт с юга через остатки сводных частей. Сам я, намереваясь покинуть свой КП, был неожиданно атакован русским пехотным капитаном с 20 солдатами и захвачен в плен".
      Пленного генерал-майора Фрике я приказал привести ко мне. Услышав об этом, он так разволновался, что попросил валерьянки.
      Меня интересовал только один вопрос: почему Фрике несколько дней назад не ответил на наше предложение о капитуляции, кто виновен в напрасном кровопролитии?
      - Вы хотите, чтобы я сослался на приказ Гитлера? - осторожно спросил Фрике.
      - Отвечайте, как считаете нужным, - возразил я. - Мне думается, что вы прекрасно понимали всю безнадежность сопротивления.
      Фрике долго молчал, потом, с трудом выдавливая из себя слова, сказал:
      - Я был готов принять условия капитуляции. Но полковник Майер, личный друг Геринга, грозил расстрелом за прекращение сопротивления.
      - Все ясно. Теперь вот что, господин генерал. Ваши саперы по вашим планам, но под наблюдением наших офицеров должны произвести разминирование города и оборонительных сооружений. Это мое требование. Учтите, что, если от заложенных вами мин пострадает хотя бы один советский солдат, отвечать будете лично вы! Вам понятно?
      Фрике кивнул головой. Разговор был закончен, но я заметил, что пленный комендант Грауденца мнется, словно желая о чем-то спросить. И действительно, он встал и попросил разрешения обратиться ко мне не как военнопленный, а как генерал к генералу. Я пожал плечами:
      - Спрашивайте. Мое право отвечать или нет.
      - Кто отдал приказ о переправе через Вислу по движущемуся льду?
      - Приказ был отдан мной.
      - Но вы понимаете, что произошло бы, если бы мне удалось об этом заблаговременно узнать? Весь ваш рискованный план был построен на неожиданности.
      - Я был уверен, что мы сможем добиться полной неожиданности.
      - Да, мы проявили беспечность. На берегу, в том месте, где переправлялись ваши подразделения, находились только патрули. Я не предполагал, что вы пойдете на такой риск, - задумчиво сказал Фрике.
      В Грауденце был быстро установлен надлежащий порядок. Заместитель командира 142-й дивизии полковник Кириллов, назначенный комендантом города, принял решительные меры для обеспечения 30-тысячного населения продовольствием и водой. Вскоре была пушена электростанция. Возобновили работу некоторые предприятия.
      Город к этому времени находился уже в глубоком тылу. У нас были полностью высвобождены силы для наступления на север. Я отдал начальнику штаба карту Грауденца и его окрестностей и положил в свою полевую сумку другую, в самом верхнем углу которой был обозначен большой город Данциг. Перед войсками армии теперь стояла задача стремительно двигаться к морю.
      Вскоре мне пришлось распроститься с генералом Сабиром Рахимовым. Его 37-я гвардейская дивизия вновь отошла в состав 65-й армии.
      Рахимов приехал ко мне на командный пункт попрощаться. Я пригласил его присесть. Он скинул шинель, оставшись в гимнастерке, на которой блестели орден Суворова, четыре ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды.
      - Спасибо за науку, товарищ командующий, - сказал Рахимов, сдвинув широкие брови, почти сходившиеся у переносицы. - В боях за Грауденц я многому научился.
      - Спасибо и вам за вашу боевую работу, - ответил я. - Только напрасно вы, товарищ Рахимов, всегда стремитесь быть непременно в боевых порядках. Все ценят вашу храбрость, но вы - командир дивизии, вам нужно управлять боем, а не поднимать полки в атаку.
      Мы тепло простились. Больше видеть этого достойного сына узбекского народа мне не пришлось. 26 марта в нескольких километрах от Данцига Сабир Рахимов погиб смертью героя.
       
      Глава XI. Последние залпы
      По широкому асфальтированному шоссе в бесконечной веренице автомашин двигался небольшой обоз: грузные короткохвостые немецкие лошади тащили обтянутые брезентом фургоны на высоких колесах. Из фургонов доносился звонкий смех, а из-за брезента то и дело высовывались девичьи головы в пестрых затейливых шляпках. Я недоуменно смотрел на странные повозки:
      - Это еще что такое? Бродячий театр или цыганский табор?
      - Нет, товарищ командующий, девчонки вроде наши, русские, - сказал адъютант. - Да вон и солдат сидит на переднем фургоне.
      И верно, впереди важно восседал пожилой, лет сорока пяти, ездовой с пышной рыжей бородой. Он степенно шевелил вожжами, баском покрикивал на лошадей - ни дать ни взять, как в своем колхозе, где-нибудь на Смоленщине.
      - Ну-ка позови ко мне этого бородача, - сказал я шоферу.
      Солдат с неожиданной легкостью соскочил с облучка, четко приложил руку к видавшей виды шапке-ушанке.
      - Кто такие?
      - Банно-прачечный отряд второй ударной армии, товарищ генерал!
      - А почему ваши девушки в таких нелепых нарядах?
      Ездовой широко улыбнулся:
      - Так ведь война-то кончается, товарищ генерал. А девки - они девки и есть, до разных нарядов охочи.
      Да, война подходила к концу. Это чувствовалось по всему. Наши войска углублялись все дальше на территорию Германии, и никакое сопротивление врага не могло остановить их. Всем было ясно: окончание войны - дело ближайших месяцев. Солдаты все чаще вспоминали о доме, о семьях, строили планы на будущее, и от. того, что бессмысленное упорство гитлеровцев оттягивало осуществление этих планов, дрались еще яростнее, еще смелее и решительнее.
      Командующий 2-м Белорусским фронтом решил рассечь померанскую группировку противника, отрезав Данциг от Гдыни, и разбить врага по частям. 13 марта он приказал нашей армии готовить удар на левом фланге в направлении южной окраины Данцига. 65-я армия должна была наступать на северную часть города.
      В Данциге, куда стекались остатки разбитых частей восточно-прусской группировки и беженцы, фашистское командование непрерывно формировало боевые группы, пополняя ими действующие части.
      Для усиления боеспособности своих войск гитлеровское командование принимало самые строгие меры. Гиммлер грозил офицерам, проявлявшим трусость, жесткими карами. "Довожу до сведения, - писал он в одном из приказов, - что бывший командующий войсками СС и начальник полиции г. Бромберг фон Залиш за трусость и сдачу своего города расстрелян на месте. Полковник Хассенштайн, который без приказа и без всякого основания оставил порученный ему район обороны, был приговорен судом к расстрелу: приговор мной утвержден и приведен в исполнение".
      14 марта войска 2-го Белорусского фронта начали наступление против данцигско-гдынской группировки врага. В нашей армии главный удар наносили соединения 98-го и 116-го стрелковых корпусов, действовавшие с юго-запада и с запада. 108-й стрелковый корпус наносил вспомогательный удар в северо-восточном направлении.
      Гитлеровцы сопротивлялись с упорством обреченных. В течение недели шли напряженные бои. Противник, опираясь на сильные укрепления, предпринимал многочисленные контратаки. В отдельные дни наши войска продвигались всего на один - два километра, а то и вовсе на несколько сотен метров.
      Наконец 27 марта войска 2-й ударной армии прорвали внешний обвод укреплений и завязали бои непосредственно за Данциг.
      Здесь нам пришлось перестроить боевые порядки, переменить тактику. Гитлеровцы использовали для обороны каменные здания, чердаки и подвалы. К тому же узкие улицы, местами заваленные обломками зданий, засыпанные грудами битого кирпича, сковывали маневр наших танков, задерживали продвижение орудий прямой наводки.
      В полках опять действовали штурмовые группы, усиленные танками, самоходно-артиллерийскими установками, огнеметами, подразделениями саперов. В ходе упорных боев части форсировали три широких канала и, повернув фронт почти на 90°, ударом с тыла овладели сильно укрепленной цитаделью.
      Используя опыт, приобретенный в боях за Эльбинг и Грауденц, наши подразделения успешно очищали от противника дом за домом, улицу за улицей. Хорошо проявили себя штурмовые группы коммунистов старшины Франца и сержанта Прокопенко. В сопровождении артиллерийского подразделения, которым командовал лейтенант Кулаков, и пулеметной роты капитана Байсарина эти группы очистили несколько улиц.
      Гитлеровцы, вынужденные оставить крупный пригород Ора, отошли за канал и заминировали мост. Не замедляя темпов, стрелковая рота капитана Берзина и саперный взвод лейтенанта Шабалина вышли к берегу канала и быстро обезвредили заложенные на мосту заряды. Помогла в этом бойцам украинская девушка Зина Карпенко, освобожденная из фашистской неволи. Она показала места, где были заложены фугасы. По уцелевшему мосту вслед за стрелками капитана Берзина перешли через канал танкисты гвардии старшего лейтенанта Демидова и артиллеристы майора Акатова.
      В то время как мы вели бои за южную часть Данцига, соединения 65-й армии генерала П. И. Батова вслед за левофланговыми частями нашего 116-го стрелкового корпуса ворвались в центральную часть города, а войска 49-й армии генерала И. Г. Гришина и 70-й армии генерала В. С. Попова овладели его северной частью.
      К исходу 30 марта Данциг был взят. Данцигская операция явилась последней значительной операцией 2-й ударной армии. Соединения прошли с боями свыше 100 километров, очистили от противника более 200 населенных пунктов, захватили богатые трофеи.
      Овладев городами Данциг и Гдыня, 2-й Белорусский фронт завершил разгром восточнопомеранской группировки врага. Тем самым был надежно обеспечен фланг советских войск, действовавших на берлинском направлении.
      2-я ударная армия, совершив 300-километровый марш, передислоцировалась в Западную Померанию на восточный берег Штеттинской бухты.
      26 апреля мы переправились через Одер и вступили в Штеттин, оставленный противником без боя. В городе произошло лишь несколько перестрелок. И тем обиднее было, что в одной из этих случайных перестрелок погибла известная в нашей армии снайпер Нина Павловна Петрова.
      Я знал ее лично. Знакомство наше произошло следующим образом.
      Как-то после боев под Эльбингом я подписывал представления к правительственным наградам. Внимание привлек наградной лист, заполненный на снайпера старшину Петрову, которая представлялась к ордену Славы I степени. Вероятно, во всей Советской Армии еще не было женщины кавалера ордена Славы всех трех степеней. Но еще больше поразило меня другое: в наградном листе указывалось, что Петровой 52 года.
      Я не хотел верить своим глазам. Неужели ей действительно больше пятидесяти?
      Спрашиваю начальника штаба:
      - Может, машинистка допустила опечатку?
      - Нет, товарищ командующий, все правильно: Петрова уже не молодая.
      - Ничего себе, не молодая! Она, можно сказать, пожилая! Вызовите ее ко мне, надо познакомиться. Воюет-то она лучше иных молодых!
      К вечеру Петрова прибыла. Она оказалась худенькой, седой, но еще крепкой с виду женщиной, с простым, морщинистым, рябоватым лицом. На ней были изрядно засаленные ватные брюки и солдатская гимнастерка, которую украшали два ордена Красного Знамени, орден Отечественной войны и два ордена Славы. Быстрые уверенные движения Петровой никак не соответствовали ее возрасту: чувствовалось, что в молодости она была спортсменкой.
      - Это верно, что вы уничтожили больше ста гитлеровцев? - спросил я.
      Петрова подтвердила: да, на ее счету 107 фашистов. Кроме того, она обучила снайперскому делу около четырехсот солдат.
      - А как вы попали в армию? Как стали снайпером?
      Вначале Петрова заметно смущалась, но потом разговорилась.
      - На фронт пошла добровольно. Не хотели брать, но я настояла, рассказывала Нина Павловна. - Я работала перед войной инструктором Осоавиахима в Ленинграде, была капитаном женской хоккейной команды, участвовала в трехкилометровых заплывах, увлекалась лыжами, стрельбой, баскетболом.
      Оказалось, что два сына и дочь Нины Павловны тоже на фронте. Сама она воюет с зимы 1941 года, все время на передовой, но ни разу не была ранена.
      - Знаете, товарищ генерал, если бы мне кто раньше сказал, что я в мои годы смогу так много ходить пешком с полной выкладкой, я бы не поверила! Посчитала бы за шутку! Но вот, оказывается, хожу и ничего. Здоровье у меня крепкое. Иной раз по нескольку дней приходится лежать в болоте, в грязи. И не болею. Вообще никогда не простужалась.
      Я предложил Петровой пообедать у меня. За столом беседа продолжалась. От рюмки водки Нина Павловна отказалась:
      - Не пью...
      - Солдаты вас не обижают?
      - Что вы, товарищ генерал! Они меня мамашей зовут, относятся с уважением. - Петрова усмехнулась и добавила: - Сказать откровенно, меня сам ротный немного побаивается. Молод он еще, в сыновья мне годится, ему всего двадцать три года.
      - Нина Павловна, я прикажу, чтобы вам выдали новое обмундирование. И пусть подгонят его в здешней мастерской военторга.
      - Зачем? - Петрова равнодушно пожала плечами. - Щеголять я стара, а ползать по передовой мне и в этих брюках удобно. Привыкла к ним. Вот новую винтовку я бы не возражала получить. У моей нарезы в канале ствола поистерлись.
      Нине Павловне выдали снайперскую винтовку с оптическим прицелом. На прикладе укрепили золоченую пластинку с надписью "Старшине Н. П. Петровой от командующего армией". Кроме того, я наградил отважную патриотку часами.
      Почти через всю войну прошла эта смелая женщина и оставалась невредимой. А вот теперь, когда победа была так близка, шальная пуля сразила ее...
      От Штеттина соединения армии направились на Анклам - довольно крупный город и важный узел дорог. Двигались быстро. Часто приходилось менять командный пункт армии. Однажды при очередном переезде на узкой улице какой-то деревни моя машина вынуждена была остановиться. Дорогу преградило несколько танков. По огородам проехать нельзя - земля под ярким, весенним солнцем оттаяла и размякла.
      У танков - никого.
      - Не иначе, спят танкисты или обедают, - сказал я адъютанту. - Какая возмутительная беспечность!
      Я вылез из машины и направился к ближайшему дому с красной черепичной крышей. Из открытых окон его доносились голоса.
      Миновав прихожую, оказался в просторной комнате. Посередине ее стояли два больших сдвинутых вместе стола, уставленных закусками и бутылками. За столами сидело человек двадцать танкистов в шинелях и бушлатах. Их покрасневшие лица и громкие голоса свидетельствовали о том, что обедают они уже давно.
      Когда я вошел, кое-кто из присутствующих встал. На мое приветствие ответили вразброд, недружно. Разговоры сразу смолкли. Все смотрели выжидательно.
      Случись это несколько месяцев назад, я бы крепко отругал их, может быть, даже отправил под арест. Но сейчас так поступить не мог.
      Война кончалась, и все это чувствовали. У людей было приподнятое настроение от сознания скорой победы, близкой перспективы возвращения домой, встречи с родными и близкими. В такое время не хочется думать о предстоящем бое, о возможной смерти. А танкистам завтра предстояло брать Анклам, который гитлеровцы намеревались прочно удерживать. Правильно ли в таких условиях учинять разнос, наказывать солдат?
      Я решил поступить иначе. Неторопливо, делая вид, что не замечаю настороженных взглядов танкистов, подошел к столу, спросил:
      - За что пьете, товарищи?
      - За победу, товарищ генерал!
      - Что ж, за это и я с вами, пожалуй, выпью. Налейте-ка.
      Мне подали наполненную рюмку. Все сразу почувствовали себя свободнее, поняли: командующий ругаться не будет.
      Я поднял рюмку.
      - Давайте, товарищи, выпьем за победу, которая близка, за сокрушительную силу наших последних ударов, за Родину!
      Все встали. Мы чокнулись и выпили.
      - Ну а теперь - по машинам! Будем добывать победу, за которую только что пили!
      В тот же день "солдатский телеграф" разнес чуть ли не по всем частям, что командующий армией пил с танкистами за победу.
      Не знаю, вероятно, я поступил неправильно. Но иногда бывают обстоятельства, когда приходится отойти от установленных форм взаимоотношений начальника с подчиненными.
      На следующий день, 29 апреля, войска 2-й ударной армии с боем овладели городом Анкламом. В бою участвовал танковый корпус генерал-лейтенанта Попова. Среди танкистов, очевидно, были и те, с кем я накануне повстречался на фронтовой дороге.
      30 апреля мы вступили в город Грайфсвальд, знаменитый своим старинным университетом. Гарнизон города капитулировал без боя.
      В ночь на 30 апреля из Грайфсвальда в одну из дивизий армии прибыла немецкая легковая автомашина с белым флагом. В ней находился парламентер заместитель коменданта города подполковник Вурмбах. Мы потребовали от него подготовить город к сдаче к утру 30 апреля.
      В десять часов утра старший инструктор политотдела армии капитан Цыганов в сопровождении нескольких солдат поехал в город. Его встретил подполковник Вурмбах.
      - Господин капитан, - доложил он, - город готов к сдаче. Части гарнизона сложили оружие и собираются у ратуши. Мы приняли все меры, чтобы не допустить кровопролития, но просим учесть, что могут найтись отдельные фанатики, которые... вы сами понимаете...
      - Хорошо, - сказал Цыганов, - учтем.
      Наш представитель в сопровождении Вурмбаха направился к ратуше. Из окон и с балконов домов свисали белые флаги. Население толпилось на улицах. Появление советских военнослужащих жители встретили довольно приветливо.
      Бургомистр города Шмидт вызвался лично съездить и передать командиру вступающей в город дивизии, что Грайфсвальд готов к приему победителей.
      Через час в ратушу приехал генерал-майор Лященко. Комендант города, сухопарый, прихрамывающий полковник Петерсхаген, одетый в полную парадную форму, с орденами, доложил ему о капитуляции гарнизона.
      Мы подумали, что, возможно, и другие города последуют примеру Грайфсвальда. Полковнику Петерсхагену предложили связаться по телефону с комендантом города Штральзунда, сообщить ему, что капитуляция Грайфсвальда прошла организованно, и посоветовать также без кровопролития сложить оружие, ибо сопротивление все равно бесполезно.
      Однако комендант Штральзунда оказался человеком несговорчивым, ярым гитлеровцем. Штральзунд - город и порт на побережье Балтийского моря - нам пришлось занимать с боем.
      Быстрым выходом на побережье Балтики в районе Штральзунда мы обеспечили правый фланг 2-го Белорусского фронта.
      Форсировав пролив Пеене, соединения армии переправились на остров Узедом. очистили его от врага и 5 мая совместно с войсками 19-й армии овладели крупным портом и военно-морской базой гитлеровцев на Балтийском море - городом Свинемюнде.
      108-й стрелковый корпус после боев за Штральзунд готовился форсировать пролив Штральзундерфорвассер и переправиться на остров Рюген, где находились довольно значительные силы противника. Стремясь избежать напрасного кровопролития, мы предложили гарнизону капитулировать, но ответа не получили.
      Тогда я предложил генералу Поленову через бургомистра Штральзунда послать на остров Рюген делегацию из местных жителей для вручения начальнику гарнизона условий капитуляции. Вскоре делегация была собрана.
      Я приехал в штральзундскую ратушу - мрачное старинное здание с колоннами, длинными коридорами, в которых гулко отдавались шаги, прошел в кабинет бургомистра.
      В кабинете находились двое мужчин и две женщины.
      - Кто возглавляет делегацию? Вперед выступил высокий, с седыми висками лютеранский священник, наклонил голову:
      - Поручено мне, господин генерал.
      - Передайте начальнику гарнизона, - сказал я ему через переводчика, - что если завтра к двенадцати часам все войска, находящиеся на острове, не капитулируют, то Рюген, один из красивейших уголков Германии, будет покрыт развалинами. Сегодня мы пошлем самолеты для уточнения объектов бомбардировок. По ним не должно быть сделано ни одного выстрела, иначе бомбардировка начнется немедленно.
      Священник подтвердил, что все понял и в точности передаст начальнику гарнизона.
      Через несколько часов делегаты вернулись. Вместе с ними явились два гитлеровских генерала и три старших офицера. Они заявили Поленову, что ультиматум принят, но начальник гарнизона острова просит отложить капитуляцию на двое суток.
      Поленов доложил об этом мне.
      - Ни одного часа отсрочки, - сказал я. - К двенадцати часам шестого мая гарнизон острова должен сложить оружие и построить переправу через пролив.
      Гитлеровцы просили отсрочки, надеясь вывезти с острова морем хоть некоторую часть войск и боевой техники. Однако фашистский начальник гарнизона оказался вынужденным принять все наши требования.
      Еще до истечения срока ультиматума был построен пешеходный мост через пролив. Немецкие солдаты начали сдавать оружие.
      С овладением островом Рюген боевые действия для войск 2-й ударной армии, по существу, закончились.
      Соединения разместились в Штральзунде, в его окрестностях и на острове Рюген. Мы принимали меры к тому, чтобы наладить нормальную жизнь в городах и населенных пунктах, где находились наши войска. Надо было позаботиться о восстановлении электростанций, об обеспечении гражданского населения продуктами питания и медикаментами. А следует сказать, что положение немцев было очень тяжелым. Дошло, например, до того, что в штральзундской городской больнице больные оказались без пищи. Пришлось распорядиться о выделении им некоторого количества продуктов.
      Много забот потребовала и организация боевой учебы, улучшение бытовых условий личного состава. Проведя много дней в непрерывных боях, люди устали.
      Сейчас появилась возможность дать им заслуженный отдых.
      На морском побережье было много особняков, покинутых хозяевами при нашем приближении. Мы решили Осмотреть их и выбрать что-нибудь подходящее для отдыха наших офицеров.
      Вместе с членами Военного совета армии и командирами корпусов поехали по курортным местам острова. Наше внимание привлек красивый коттедж, расположенный в глубине большого сада.
      - Заглянем сюда, - предложил кто-то из спутников.
      У входа стоял пожилой человек с аккуратно подстриженными седыми усиками. При виде нас он снял шляпу, с достоинством поклонился.
      - Шпрехен зи руссиш? - спросил я.
      - Я, ваше превосходительство, хорошо знаю русский язык.