Это была их первая ночь на берегу. Чудесная, теплая ночь. По темно-синему августовскому небу рассыпались белые точки первых звезд – долго, целое лето, не появлялись они перед обитателями здешних мест. Тихо шуршали волны прибоя, глухо постукивали о прибрежные валуны. С океана тянуло легким соленым ветерком, не способным развеять густой запах перепревших водорослей, разлившийся в теплом, влажном воздухе. Поверхность воды чуть мерцала зеленоватым светом; от камешка, брошенного в воду Ильзой, разлетелись сияющие брызги. Не верилось, что находишься у самых ворот грозных Северных Земель, а не где-нибудь на западном побережье благодатного Аполидия. Лишь черные пологие контуры Безрудных гор, что вставали на востоке мрачными громадами, напоминали о суровой действительности. Но думать о ней не хотелось. Настроение сделалось легкомысленным и беспечным. Было так приятно растянуться подле костра на песочке, еще хранившем дневное тепло, и не обращать внимания на упреки демона-убийцы, утверждавшего, что умные существа в здешних краях без укрытия не ночуют.
      Хельги знал, что говорил.
      Среди ночи Эдуарда вдруг разбудило странное ощущение. Он всем телом почувствовал слабые, но неприятные содрогания. Будто неподалеку кто-то вбивал в землю сваи. Или очень сильно топал… Кто-то чересчур большой, тяжелый…
      Принц в тревоге вскочил – и встретился взглядом с бывшим наставником. Хельги очаровательно улыбался и всем своим видом выражал: «Что я вам говорил!»
      – Тролль! – пояснил он. – Горный тролль вышел на охоту. И если мы ничего не предпримем, то станем для него дичью! – И добавил многозначительно: – Единственное надежное укрытие от тролля – это нора или щель настолько узкая, что он не сможет в нее пролезть.
      Как же они бежали! Сломя голову, не разбирая дороги, неслись вдоль кромки воды, по плотному влажному песку. Там, далеко впереди – Хельги отчетливо видел это, – пляж резко сужался, берег становился скалистым и обрывистым. Появилась надежда найти ту самую спасительную нору или щель. А топот позади становился все громче, все ближе. Не оставалось сомнений – тролль их учуял, вышел на след жертвы.
      Ильза неслась и боялась оглянуться. Ей чудилось, будто она слышит дыхание чудовища за своей спиной, представлялись огромные ручищи, уже занесенные над ее головой… На самом деле тролль не был таким проворным, как она предполагала. Они добежали-таки до обрыва и забились в расселину, такую узкую, что сами едва протиснулись. Не иначе это Силы Судьбы нарочно проковыряли ее в гранитной толще, чтобы вторую партию исполнителей их воли не постигла столь же печальная участь, что и первую.
      Они даже успели немного отдышаться, прежде чем в их поле зрения (весьма ограниченном) показался тролль.
      Единственным, кому уже доводилось встречаться с северным чудовищем, был Хельги. В ту пору ему было около пяти лет, поэтому свои впечатления от размеров твари он списывал на нежный возраст. «Не может двуногое, разумное существо быть таким огромным», – думал он. Оказалось, может. Детские воспоминания были совершенно верны. Тролль оказался раза в два выше самого высокого уриаша или островного киклопа. Рагнар, к примеру, едва достал бы ему до колена.
      Как он выглядел? Малопривлекательно. Почему-то на картинах троллей принято изображать если не одетыми в штаны и куртку по моде людей-лесорубов, то по крайней мере закутанными в шкуры. Увы, в действительности дело обстояло иначе. Может, троллю стало жарко или он шел купаться, а может, одежда была лишь художественным вымыслом.
      – Как же много в Средневековье голого народу! – пожаловалась Ильза, в смущении отворачиваясь.
      А смущаться, надо сказать, было от чего! Размеры впечатляли.
      Уж чем-чем, а слабоумием тролль не страдал. Он быстро понял, что жертва ускользнула и выцарапать ее из щели не удастся даже с помощью палки. Злобно зарычав на прощание, великан побрел восвояси, на поиски новых объектов охоты. На этом дело, пожалуй, закончилось бы. Но вдруг приключилось непредвиденное.
      Испустив воинственный клич, Эфиселия отпихнула Рагнара, выскочила из расселины и бросилась в атаку на чудовище! Как успела подумать практичная Меридит, у амазонки была бы небольшая надежда на успех, если бы она подкралась к троллю сзади и сразу перерубила сухожилия на ногах. Но крик заставил его обернуться, и единственно возможное преимущество – внезапность – было утрачено.
      Тролль резко развернулся и ловким, отработанным движением сцапал амазонку поперек туловища… и сразу потащил в рот. По слухам, тролли обычно подвергали свои жертвы хотя бы минимальной термической обработке. Но этот, видимо, здорово проголодался и решил закусить свежатиной.
      Деву Эфиселию вся компания успела здорово невзлюбить. Но смотреть, как новую спутницу пожирают заживо, оказалось выше их сил. Не сговариваясь, они устремились на помощь. Тихо. Молча. И так же не сговариваясь, Хельги и Меридит почти одновременно рубанули увлеченного добычей монстра по ногам. Тот взревел от боли, споткнулся и, широко размахнувшись, отшвырнул деву в сторону. Тело глухо стукнуло о камни.
      Нет, этот тролль был совсем не дурак. Следующее, что он предпринял, это схватил огромную каменную глыбу и завалил вход в расселину! Путь к отступлению был отрезан.
      Раны не лишили монстра возможности передвигаться, только умерили прыть. Бой шел с переменным успехом. Временами казалось, что чудовище начинает выдыхаться. Но скоро силы возвращались к нему, и он атаковал. Молотил направо и налево огромной дубиной, способной с одного взмаха развалить целый дом. Швырялся целыми каменными глыбами, хорошо, что не очень метко. Но от ударов о землю во все стороны отскакивали, разлетались камни помельче и колотили нещадно, оставляя страшные кровоподтеки и глубокие ссадины… Друзья могли бы убежать, если бы не неподвижное тело амазонки, к которому враг никак не позволял подобраться.
      И вновь в который раз уже они с сожалением вспоминали об инфернальном мече из драконьего серебра. Как бы он сейчас пригодился! Не брало тролля обычное оружие. Ранило, но не убивало.
      – Хельги, – взмолилась Энка, едва приходя в себя от удара по спине, на ее счастье скользящего, – попробуй его через астрал завалить! Сил больше нету!
      Попробовал. В магическом пространстве туша северного людоеда выглядела как серое, расплывчатое пятнышко величиной с орех. Такого не ухватишь, проскользнет между пальцами.
      – Тогда камни свои раскинь! О-ой! – Осколок рикошетом попал ей по колену.
      – Не выйдет… Ай! Демон побери!.. Спригганская магия на троллей не действует! Давно проверено!
      Оставалось одно – дожидаться спасительного рассвета.
      Как долго, как мучительно тянулось время! Казалось, не будет конца битве и надо либо пожертвовать амазонкой и отступить, либо смириться с неизбежной гибелью. Но конец приходит всему. Первый, очень робкий, очень бледный лучик солнца чуть озарил самый краешек неба над Безрудными горами.
      Тролль окаменел мгновенно. Он, наверное, даже не успел понять, что с ним происходит. Так и замер, как был, с дубиной в поднятой руке. Но превращение на этом не остановилось. Окаменевшая фигура продолжала обрастать камнем и в течение часа превратилась в бесформенную гранитную глыбу, сохранившую лишь общие очертания, отдаленно напоминавшие живое существо.
      В ее благодатной тени Аолен до самого полудня пользовал хворых и увечных.
      – Идиотка! – рычала Меридит, не обращая внимания на плачевное состояние организма амазонки. Если бы не бдительный Аолен, она бы, пожалуй, еще и треснула ее хорошенько! – Какого демона ты все это устроила?! Что за вожжа тебе под хвост попала?! Чуть не угробились из-за тебя!
      Дева взглянула надменно.
      – Спасать мир своими подвигами – вот мое предназначение. Я не намерена убегать от опасностей и отсиживаться по щелям подобно вам, жалким трусам!
      Такого обвинения не смогла выдержать даже рыцарская натура Рагнара.
      – Когда бы не мы, жалкие трусы, то вы, дамочка, теперь бы не с нами беседовали, а лежали кучкой троллячьего помета! – выпалил он и сам порадовался, как складно сказалось.
      Но верная себе диса все-таки поправила:
      – «Троллячьего» – так не говорят.
      – Чего вы с ней спорите, она же ненормальная, – вмешался Эдуард. – Вы посмотрите, у нее даже глаза дикие!
      Все послушно посмотрели. Ничего особенного не увидели, но опровергать слова принца не стали.
      – Думайте что хотите, – усмехнулась Эфиселия, – но именно благодаря мне подвиг совершен. Сделан первый шаг к спасению мира.
      Хельги сел, прислонившись к бывшему троллю. До него никак не доходила очередь на исцеление левой сломанной руки, поэтому к общению он был мало расположен. Но обстоятельства требовали.
      – Подвиг должен иметь цель, – сказал он, морщась. – Не абстрактную вроде спасения мира, а вполне конкретную. Он должен принести кому-то пользу. Иначе это не подвиг, а просто дурость. Бессмысленный риск, вызванный желанием повыпендриваться.
      На личные оскорбления амазонка не реагировала, но слова демона задели ее за живое. Бледное лицо пошло пятнами, ноздри возмущенно раздувались.
      – Я… Мы, – все-таки поправилась она, – мы истребили отвратительное чудовище, наверняка наводившее ужас на всю округу. Мы избавили от него здешних обитателей, подарили им спокойную жизнь. Мы действовали им во благо.
      Хельги невесело усмехнулся:
      – Не обольщайся. Как там Энка говорит?.. Сытное место пусто не бывает. Как только станет известно, что территория освободилась, сюда непременно явится другой тролль. К старому население уже привыкло: знали его повадки, часы охоты, умели спрятаться или откупиться. К новому надо будет приспосабливаться не один месяц. За это время поляжет куча народу. Вряд ли нам скажут спасибо!
      – Так что же ты сразу не предупредил?! – возмутился до глубины души Орвуд. – Стоило спасать эту свиристелку, – он кивнул на деву, – если от нее окружающим только вред! Пусть бы себе пропадала, если хотела! В другой раз полезет на рожон – пальцем не шевельну! А если сами надумаем геройствовать, нужно сперва разузнать, хотят того местные или нет… Может, они нам и приплатят когда, за подвиг-то…
      – Э нет! – оборвал его мечты Рагнар. – Вот об этом забудь! Слышал я одну притчу про древнего героя. Гераклом мужика звали. Ему тоже пришлось подвиги вершить. Десять или двенадцать, не помню… Он все больше с измененной живностью возился – кого истреблял, кого, наоборот, добывал. А однажды ему велели вычистить конюшни у какого-то аполидийского царя. Как его… Ав… Ав…. Забыл. Короче, вычистил он их. И что бы вы думали… – Он обвел слушателей взглядом, выдерживая театральную паузу.
      – Что?! – выдохнула заинтригованная Ильза.
      – Не засчитали за подвиг, вот что! А знаете почему? Он подрядился на работу за плату! Скотом хотел взять. Притом что и скот в Аполидии всегда гроши стоил, и царь его надул, не заплатил вовсе – неважно. Сказали, раз имел корысть, значит, не подвиг! Представляете, какая досада!
      Но Ильзу рассказ разочаровал. Не вызвал сочувствия.
      – Подумаешь, – сказала она пренебрежительно. – Я лично сотни раз чистила дядюшкину конюшню, и платить мне никто не думал. Но за подвиг все равно не засчитывалось. Что героического в уборке конюшни? Так все поступают.
      Рагнар нахмурился. Он смутно помнил: что-то с царскими конюшнями было не так, какая-то сложность существовала… Только герой мог их вычистить. А почему?.. Забыл, безнадежно забыл!
      – Вот неучи! – скорбно вздохнула Меридит. Она, как и большинство присутствующих, прекрасно знала историю с Авгиевыми конюшнями. – Хотя Рагнар, пожалуй, прав. Будем действовать бескорыстно. На всякий случай…
      – Конюшни конюшнями, а где у нас Бандарох Августус? – вдруг вспомнила сильфида.
 
      Бандароха Августуса не было. Нигде. Кричали, звали – не откликался. Искали – не нашли. Ценой невероятных усилий откатили каменную глыбу от входа в расселину – пусто.
      – Все! – драматически объявила Энка после очередной бесплодной попытки докричаться. – Значит, он отстал, когда мы бежали от тролля, и тот его сожрал. А мы и не заметили! Не уберегли! Бедный Бандарох! Давайте возведем ему символическую могилу, это будет трогательно!
      – Скажешь тоже! – возмутился рыцарь. – Как это – не уберегли! Я лично его всю дорогу волок, а потом запихал в трещину! Рядом со мной сидел, пока мы прятались!
      – Это обнадеживает, – немного разочарованно вздохнула сильфида. – Значит, он просто пропал, когда мы сражались. Испугался и убежал куда-то. Хельги, обернись-ка ты волком…
      – Ну вот еще! – обиженно перебил тот. – Не стану я никем оборачиваться. Тем более при посторонних. Это неприлично.
      – Если ты не обернешься, то не сможешь выйти на след, – миролюбиво пояснила сильфида. – Не бойся, мы отвернемся. А хочешь, превращайся частями, как прежде моих женихов распугивал. Лишь бы тебе было удобно вынюхивать.
      Хельги недовольно фыркнул:
      – Дался вам этот Бандарох! Не желаю его вынюхивать! У меня еще даже рука не срослась. Вот! – Он довольно энергично помахал кистью перед носом девицы.
      Тогда в дело вмешалась Меридит. Чмокнула брата по оружию в щеку и попросила:
      – Хельги, счастье мое, ну хватит уже изображать идиота! Быстренько оборачивайся и нюхай, не то я тебя стукну прямо по шее, честное слово!
      – Рука у меня не действует! – воззвал тот к ее состраданию. – Даже пальцы не шевелятся!
      Но диса логично и бессердечно возразила:
      – Ты ведь не пальцами нюхать будешь.
      Подменный сын ярла встал и обреченно потрусил к расселине. На полпути оглянулся и велел грозно:
      – Только не вздумайте подглядывать! – Хотя оборачиваться целиком он, разумеется, не собирался. Обошелся одной волчьей головой. Но даже она не помогла. Следы свидетельствовали однозначно: в расселину Августус проник, наружу не вышел. Прямо тут, внутри, и сгинул!
      – Значит, кобольды уволокли, – предложил новую версию Орвуд, памятуя о случае из собственной биографии. – У них есть тайные проходы в скалах.
      – В наше время кобольды у побережья не водились, – усомнился демон.
      – Мало ли что было… вернее, будет в наше время! Теперь все иначе, пора к этому привыкнуть.
      – Надо говорить не «теперь», а «прежде было». Мы ведь в прошлом находимся, – поправил гнома Эдуард.
      – Все я правильно сказал. Мы здесь, значит, прошлое для нас – настоящее и происходит сейчас, и нужно говорить…
      Тут Ильза громко и сладко зевнула.
      – Наш долг – спасать Избранника Августуса! – громко напомнила амазонка, решив, что беседа зашла не в то русло.
      Сильфида в ответ театрально развела руками:
      – Уж и не знаю, как нам быть! То ли Мир спасать, то ли Избранников! Разорваться впору! Хотя по мне, так мир важнее будет!
      Рагнар миролюбиво похлопал девицу по плечу:
      – Ладно, не вредничай. Не оставим же мы нашего Бандароха в беде!
      – Само собой! – продолжала иронизировать та. – Если мы даже эту особу, – она кивнула на Эфиселию, – бросились защищать как родную, разве сможем пережить потерю нашего, собственного Бандароха! Надо выручать боевого товарища!
      – Разве вы были знакомы прежде? – удивилась амазонка. Она до сих пор не поняла этого – слишком старательно избегала общения с новыми спутниками.
      – А как же! – усмехнулась Энка. – В последний раз мир вместе спасали. Нам, знаешь, не впервой. – И умолкла, предоставив деве возможность переварить услышанное.
      Несколько часов они просидели в расселине. Ждали, не захотят ли кобольды напасть, не откроют ли тайный ход в свои подземелья. За это время Хельги пришлось ровно десять раз втолковывать нетерпеливой сильфиде, что проникнуть туда сквозь стену он не в состоянии, потому что камень не серый, а вовсе даже красный. Типичный красный гранит-рапакиви, состоящий из сферических агрегатов калийного полевого шпата, окаймленных оболочкой олигоклаза! Неужели не ясно, что спригганская магия против такой породы совершенно бессильна?!
      Но неугомонная девица в магии смыслила мало, в петрографии – еще меньше, так что разговор «в пользу бедных» (по определению Орвуда) периодически возобновлялся. Под конец Хельги совсем потерял терпение и принялся угрожать скандалистке цикутой, которая якобы растет неподалеку. Надо только нарвать и в суп бросить. Энка, разумеется, в долгу не осталась, в расселине стало шумно. Так что диковинному существу, внезапно возникшему у входа, пришлось потрудиться, чтобы привлечь к себе внимание присутствующих.
      Первым его появление заметил Рагнар.
      – О! – обрадовался он. – Опять ты! Надо же, а я думал, ты мне спьяну померещился! Ну заходи, раз пришел, гостем будешь! – Он сделал широкий приглашающий жест, будто не в крошечную пещерку пришельца зазывал, а в царские хоромы.
      – Королева Мэб не забыла о вас! – объявил карлик, игнорируя приглашение. – Трепещите, твари, прогневившие королеву! Я, посланец Пурцинигелус, прибыл объявить волю ее! Один из вас отныне пленник королевы. Велено вам явиться к престолу и отдаться на милость ее величества, иначе жизнь пленника будет короткой, а смерть – долгой и мучительной. Повинуйтесь, презренные твари!
      На этом посланник Пурцинигелус хотел удалиться, но Орвуд его остановил. Не то чтобы гном собирался повиноваться, просто так, ради интереса, спросил:
      – Эй, как тебя? Куда являться-то? Где твоя Мэб обитает?
      Изжелта-бледное при дневном свете личико существа порозовело от возмущения, тонкий длинный нос смешно задергался.
      – Как смеешь ты… – начал он, но быстро взял себя в руки и ответил лаконично и гордо: – Ваш путь в Волшебную страну лежит через острова Эмайн.
      Сказал и исчез. Растаял в воздухе, как и не бывало.
      – А где это – острова Эмайн? – спросил Эдуард. – Никогда не слышал! А ведь я неплохо географию знаю.
      – Это старое название Замерзшего Архипелага, – удрученно вздохнул Хельги. Душу магистра Ингрема терзали противоречия. С одной стороны, вся его спригганско-фьордингская натура восставала против повиновения чужой воле. С другой – безумно хотелось посетить родину предков. Действительно, разорваться впору!
      Меридит незаметно погладила брата по рукаву, шепнула тихо:
      – Ну что ты мучаешься? Мы ведь и сами шли именно туда. Не станем же менять планы из-за какой-то королевы?
      Не стали, разумеется.
      – Интересно, почему на нас так взъелась эта Мэб? – рассуждал Рагнар по дороге. – Неужели только за то, что девчонку расколдовали? Мне думается, правящим особам подобная мелочность не к лицу. Представьте, что вышло бы, если бы я, к примеру, приказал у себя в Оттоне заколдовать всех, кто красивее… нет, не красивее, я же не дама!.. всех, кто умнее меня. Это сколько народу ни за что пропало бы!.. Нет, а чего вы смеетесь?! Я правду говорю!
      – Ты уж лучше заколдовывай тех, кто сильнее, – посоветовал Хельги, отсмеявшись. – Ущерб меньше будет.
      Рагнар взглянул на собеседника с искренним удивлением. Спросил без тени хвастовства, пожалуй, даже с сожалением:
      – Кто же это в Оттоне сильнее меня? Где я такого найду? Я с шестнадцати лет ни одного поединка не проиграл.
      Дева Эфиселия, шествующая, по своему обыкновению, впереди, но на сей раз не так резво, вдруг обернулась и снизошла до разговора.
      – Королевские отпрыски вообще редко проигрывают на поединках своим подданным, – сказала она с неприятной улыбкой, – и дело тут не в силе.
      – А в чем? – Рагнар не сразу понял намек. – Ты что, ты думаешь, соперники нарочно поддавались, потому что я принц?! Да если хочешь знать, мой папаша, чтобы держать меня в форме, в свое время обещал тому, кто меня одолеет, такую награду, что можно было бы… сам себя победил бы! Вот! – Рыцарь шумно перевел дух. Не привык он говорить так длинно и красиво.
      – Вот и вышел ты ослом! – укорил принца Орвуд. – У тебя что, надежного друга не было?
      – Почему не было? Был. Седриком звали. В Кобольдовых Ямах погиб. – Рагнар скорбно вздохнул.
      – Вот и надо было, пока не погиб, договориться. Ты бы ему на поединке поддался, он награду получил, потом пополам разделили бы или вместе прогуляли. И тебе, и ему хорошо.
      – Хорошо-то хорошо, – усомнился Рагнар, – да как-то не по-рыцарски… Хотя что теперь говорить. Нет его, Седрика.
      Орвуд успокаивающе похлопал товарища по плечу.
      – Не печалься! Вернемся назад, пойдем в Оттон, и я тебя с удовольствием победю… побежу? Тьфу! Как правильно-то?!
      Энка громко всплеснула руками:
      – Вы только подумайте! У самого в Оттоне на хранении целая куча драгоценностей из клада, не считая золотой ванны, а ему все мало! Еще и награду подавай!
      Но Орвуд не смутился:
      – Вы сами собрались весь клад на взятку пускать. Вот я и вынужден заботиться о своем будущем.
 
      Вот так, болтая ни о чем, вошли они во владения фьордингов. Но не в сами фьорды. Береговая линия в здешних местах была еще мало изрезанной, открывался широкий вид на три стороны горизонта.
      Ближе к закату им встретилась первая пристань. Длинная, грубой постройки, она была сложена из толстых, свежих, необработанных бревен, испещренных ржавыми пятнами лишайника. В дождь они делались скользкими, будто их облили киселем. Хельги ностальгически вздохнул. Когда-то в детстве он поскользнулся и здорово расшиб затылок на точно такой же пристани в отцовском фьорде. Впрочем, вспоминать об этом вслух при сильфиде не стоило. Она непременно сочинила бы какую-нибудь гадость про последствия удара.
      Ни людей, ни драккаров на пристани не было. Еще не вернулись с моря, из дальних походов и ближних набегов. Ловят последние летние дни.
      От пристани круто вверх уходила накатанная дорога. По обеим сторонам ее, будто обелиски на кладбище, теснились рунные камни. Одни стояли прямо, другие покосились и повалились от времени.
      Те из чужеземцев, кто не умеет разбирать фьордингские руны, думают, что в них сокрыта магическая сила и поставлены они для защиты. На самом деле на них пишут всякие глупости, не имеющие ни малейшего отношения к колдовству. Приходит из похода фьординг и, если ему не лень, ставит камень с письменами о том, какой он молодец: сколько селений разорил, сколько народу перебил, какую добычу привез. Чтоб славилось имя в веках.
      Фьордингам не нужна защитная магия. Сила воина в мече и доспехе, в стремительном драккаре и верном соратнике, а не в мертвом камне, вонючем зелье и подлом наговоре. Фьординги привыкли встречать опасность лицом к лицу, а не прятаться под охранными символами. Страх неведом им – королям Севера. Кто осмелится стать поперек их дороги? Робкий цверг? Низкорослый кобольд? Изнеженный южанин? С черных гор приходят тролли. Тролль – это как буря на море, как обвал в горах, как удар молнии – неизбежное зло, посланное судьбой. Но даже тролля можно одолеть силой и отвагой. И значит, не бояться надо, а побеждать.
      Такими они были всегда, люди фьордов, гордые, жестокие, бесстрашные…
      Они еще узнают свой страх. Когда по злой воле богов, демонов ли двинутся из Утгарда на земли смертных большие льды, оттесняя все дальше на юг границы жизни. Когда замерзнут Большие Острова со всеми, почти со всеми своими обитателями. Страх придет с запада, в облике странных тварей с дурной магией в крови. Он поселится в серых кольцах дольменов. Бесшумной звериной походкой прокрадется в прежде бесстрашные души. У Севера появятся новые короли, жестокие и опасные, не страшащиеся никого и ничего… ну разве что клопов и профессора Перегрина (не в обиду последнему будь сказано).
 
      Наученные горьким опытом, под открытым небом путники решили больше не ночевать. Берег становился все более изрезанным и скалистым, так что найти подходящее укрытие труда не составило. Это был очень удобный, сухой грот – надежная защита от поднявшегося к ночи шквалистого ветра. Вход в него располагался довольно высоко в скале, ни волны прилива, ни потоки дождя, хлынувшего после полуночи, не могли проникнуть внутрь.
      – Красота! – радовалась Энка. – В таком и жить можно, никакого дома не надо!
      И все-таки в полной безопасности друзья себя больше не чувствовали. Неизвестно, каким именно образом выкрали Бандароха Августуса, на что еще способны его похитители. Чтобы не быть застигнутыми врасплох, распределили дежурства.
      Ильзе выпало нести караул последней, под самое утро. Девушка была довольна: Аолен и Энка просыпаются рано, не придется долго скучать в одиночестве.
      Однако она просчиталась. И эльф, и сильфида, утомленные предыдущей бессонной ночью, подниматься с первыми лучами солнца на этот раз явно не собирались. Впрочем, и светало здесь, на севере, уж слишком рано. Полярный день в этих широтах длился до середины июля, потом солнце переставало кружить по небу как проклятое сутки напролет и начинало уходить за горизонт. Но ночи все равно оставались очень короткими.
      Сменив на рассвете моментально захрапевшего Рагнара, Ильза сперва просто сидела на песке, смотрела на спящего Хельги и думала о том, как же она его любит. И что, может быть, однажды настанет такой день, когда она наберется смелости и решится сказать ему об этом. Конечно, никакой новости она ему не сообщит. Стараниями излишне проницательной и недостаточно тактичной сильфиды трепетные девичьи чувства давно перестали быть секретом. Но, размышляла Ильза, одно дело, когда об этом говорят посторонние, и совсем другое – когда сама признаешься.
      Потом ей надоело размышлять, и она решила заняться стряпней. Здорово будет – все только проснутся, а еда уже готова. Получится настоящий завтрак в постели. Но для этого нужен огонь. Вообще-то оставлять спящих без присмотра караульному не полагалось. Но, мудро рассудила боец Оллесдоттер, если тайные враги не стали творить свои черные дела под покровом тьмы, на свету и подавно не полезут. Не будет большой беды, если она отлучится на несколько минут, соберет деревяшек для костра – они во множестве разбросаны вдоль берега.
      О том, что опасность может угрожать ей самой, Ильза как-то не подумала. И даже не вспомнила наставления дисы, которая не раз говорила: «В чужом краю хоть на минуту одна остаешься, пусть даже в кусты идешь, – меч держи при себе». Оставив оружие в гроте, девушка отправилась за топливом.
      Дерево от дождя отсырело, стало совсем темным и тяжелым. Выбирая топливо посуше под навесами скал, Ильза зазевалась и не заметила приближения врага. Человек, огромный, ростом почти с Рагнара, но еще более массивный, сумел подкрасться тихо, как хищник. С одежды и длинных волос его стекала вода. Доспехов на фьординге не было, из оружия имелся только легкий походный меч. Острие его было направлено точно Ильзе в живот. Но даже эта неприятная деталь не так испугала девушку, как глаза незнакомца – блеклые и мутные, будто испачканные. Холодное безумие отражалось в них.
      – Чья? – хрипло каркнул фьординг.
      – Что? – не поняла вопроса девушка.
      – Ты чья, спрашиваю. Чья баба?
      – Ничья. Своя собственная, – ответила Ильза с достоинством. А что? Пусть не надеется, будто она станет кричать и плакать.
      Фьординг усмехнулся странно, левой половиной лица. Правая оставалась каменно-неподвижной, только веко чуть дернулось.
      – Ничья, говоришь? Вот и славно. Моя будешь! – волосатая ручища потянулась к девушке…
      Будто огромный горячий пузырь ярости взорвался в ее душе. Вся ее ненависть к северным разбойникам вылилась в высказывание столь эмоциональное, что воспроизвести его в письменном виде не позволили бы приличия. Трудно сказать, что сильнее задело фьординга – эпитеты, относящиеся к нему лично, к его матери или народу в целом, но стерпеть подобное он, разумеется, не мог. Страшно представить, что ждало Ильзу, не подоспей помощь. Между ней и разъяренным противником встал Хельги. Откуда он взялся, оба не успели заметить. Вырос как из-под земли и спокойно, без малейшего вызова сказал фьордингу:
      – Пошел к демону!
      Глаза северянина побелели, веко задергалось еще сильнее. Лицо совсем перекосилось.
      – Ты еще кто какой?! – проревел он. – Скажи, чтобы я знал, кого убью!
      – Я, Хельги, сын ярла Гальфдана Злого, владельца Рун-Фьорда, буду тем, кто убьет тебя, – нагло глядя фьордингу в глаза, сообщил демон. Уточнение «подменный» он опустил. Для ясности. В Средние века детей фьордингам еще никто не подменивал, разве что изредка феи. Но на фею он явно не тянул.
      Фьординг оскалился:
      – Ты паршивая тощая тварь, не похожая на человека. У ярла не может быть такого сына.
      Хельги усмехнулся, сверкнув желтым глазом:
      – Не твое дело указывать свободному ярлу, каких сыновей ему иметь!
      В ответ противник промолчал, потому что это была чистая правда. И ярл, и даже простой фьординг имел полное право заводить потомство от кого угодно, хоть от троллихи, приключись у него такая фантазия. Так что крыть было нечем. А когда фьординг не знает, что сказать, он начинает действовать.
      Он с самого начала недооценил противника, и немудрено. Составить верное представление о силе Хельги по его внешнему виду не мог никто. Не в пользу фьординга было и то, что со времен Средневековья техника боя успела здорово усовершенствоваться. В чем в чем, а в области боевых искусств прогресс этого мира на месте не стоял.
      Убивать своего врага Хельги не собирался. Не по доброте душевной. Как раз наоборот. Для фьординга пасть на поле битвы – это большая честь и прямая дорога в Вальхаллу, куда все они почему-то стремятся. Зачем доставлять ему такое удовольствие? Куда приятнее оставить побежденного недобитым, чтобы тот в полной мере испытал унижение.
      Но вышло не так, как он хотел. Чем больше кровавых ран появлялось на теле человека, тем яростнее он сражался – не чувствовал боли, не слабел. Вид его был страшен: мокрый, окровавленный, лицо искажено яростью… Из оскаленного, с крупными желтыми зубами рта летели брызги слюны. Розовая пена пузырилась на губах. Глухой звериный рык вырывался из тяжело вздымающейся груди. Берсеркер! Одержимый безумием битвы!
      Из-за любопытства Хельги пропустил удар, меч врага рассек левую руку, ту самую, что пострадала в бою с троллем. Но он не обратил внимания, увлеченный зрелищем. Берсеркеры всегда интересовали подменного сына ярла. В том, собственном, времени ему довелось встретить нескольких, но его не покидало подозрение, что они были ненастоящими. Просто притворялись для пущей важности.