Маг потерял терпение и отослал его прочь.
      Хельги совсем расстроился.
      – Это я виноват, что мы не можем вернуться. Кто бы мог подумать, что у меня такая ужасная репутация в обществе демонов! Из-за меня мы застряли тут навсегда!
      Но Мерлин не выглядел обескураженным неудачей и авторитетно заявил: где есть один путь, наверняка отыщется и другой. Поиском такового он прямо сейчас и займется – изучит старинные книги, призовет светлых и темных духов, то или иное подскажет ему ответ. А почтенных гостей гоблин покуда проводит в опочивальню (чтобы не путались под ногами – так рассудила Энка).
      Почивать средь бела дня «почтенным гостям» решительно не хотелось. Рагнар предложил побродить по городу. После дичи рыцарю требовалось хорошенько промочить горло, но к столу было подано лишь легкое кислое винцо, пригодное разве что для девы корриган, а уж никак не для настоящего воина.
      О нет! Бродить по городу маг им настоятельно не рекомендовал! Ольдон не то место, где чужеземцам дозволено свободно разгуливать по улицам. Чудо еще, что им удалось беспрепятственно достичь башни и патруль не задержал их по дороге.
      – Разве у вас война? – удивилась Меридит. – А на подступах вроде бы все спокойно, если не считать разбойников.
      Но нет, как раз войны в королевстве не было, причем уже почти два года – рекордный срок!
      – Тогда зачем на улицах патрули средь бела дня?
      Оказалось, порядок здесь такой. В Ольдоне всегда ценили порядок.
      – А какой сейчас век? Кто правит? – насторожился Эдуард.
      И ужаснулся, услышав ответ. Потому что не было в истории северного королевства правителя более жестокого и кошмарного, чем его предок по отцовской линии, король Филипп Второй, прозванный в народе Кровопивцем. Причем прозвище это вовсе не являлось иносказательным.
      – Ну что, мы идем или нет? – спросила Энка от дверей, ей тоже никогда не сиделось на месте.
      – Нет! – заорал принц. – Даже не думай! Останемся тут и будем сидеть тихо-тихо!
      Странно, но все послушались. Сидели день, сидели ночь… И только ближе к полудню утомленный, с глазами, покрасневшими от долгой работы, но вполне довольный собой Мерлин вновь собрал пришельцев в лаборатории. Вещал он долго и торжественно. Речь магов во все времена отличается витиеватостью, а уж средневековые и вовсе не знали себе равных в умении даже самую простую мысль облечь в невероятно замысловатые формы. Так что если бы Меридит не подталкивала Ильзу в бок, та непременно задремала бы, отчаявшись хоть что-то понять.
      Смысл же сказанного был таков: все, что происходит в этом мире, вершится по воле могущественных Сил Судьбы, и если угодно им было уберечь восемь юных, легкомысленных созданий от верной гибели, что нес в себе сосуд Ахх-Ша, то неспроста. Так рассудил он, Мерлин, принимаясь за научные изыскания. И оказался прав. В старинном свитке, принадлежавшем перу великого прорицателя Казарра, встретилось ему упоминание о Затерянных Спасителях.
      Страшная беда будет грозить Миру и приведет на порог гибели. Но явятся из иных времен они и подвигами своими – а числом их восемь – отведут напасть.
      – Итак, – подытожил Мерлин, – не жертвы вы, но избранные герои, и надлежит вам не искать пути назад, а отдаться в руки судьбе и отважно ступить на стезю подвига, дабы с честью исполнить свое великое предназначение.
      Наверное, маг ожидал, что необычные визитеры будут польщены выпавшей на их долю участью, – как же он заблуждался!
      Орвуд был в ярости.
      – Да что же это творится?! – роптал он, не опасаясь последствий. – Демоновы Силы Судьбы совсем ошалели, не иначе! Уже сквозь столетия наладились нас таскать! Неужели во всей истории Староземья никого другого не могли для подвигов подыскать?! Форменное издевательство! Эксплуатация! И что это за мир такой, что его без конца приходится спасать?! Кому нужна такая развалюха – гори этот мир синим пламенем! Да если бы знал, как дело обернется, пусть бы его, мир этот, рыбами выжгло! Пусть бы его мангорриты к рукам прибрали! Пальцем бы не пошевелил!
      – Точно! – поддакивала любительница народной мудрости. – Овчинка выделки не стоит!
      – А знаете, что самое печальное? – очень спокойно сказал Хельги. – Не сказано, что будет после того, как мы совершим все подвиги! Мир-то уцелеет, а нас вернут на место или нет? И кстати, я не понял, это нас восемь или подвигов восемь?
      – Вряд ли мы успеем совершить восемь подвигов до конца вакаций, – вздохнула в ответ сестра по оружию. – С Уэллендорфом можно попрощаться.
      Тут Ильза сочла нужным прослезиться. Не потому что ее печалила перспектива новых спасательных работ, просто из сочувствия к друзьям.
      – Да ладно вам, – принялся убеждать благородный рыцарь. – Все как-нибудь образуется. Не впервой нам мир спасать, справимся. И назад вернемся, боги дадут. Тот жирный не захотел, другого демона поймаем! Или еще что-то подвернется.
      – А университет? – напомнила Энка сердито. – Выгонят нас, пока будем демонов ловить.
      – Отдадим им клад сидов, в конце концов! Неужели устоят?
      – Я бы на их месте не устоял, – согласился Хельги. – Можно было бы новый застекленный шкаф для образцов на кафедру заказать, в старом уже места нет. И еще корабль для морских экспедиций построить. И реактивов в лаборатории вечно не хватает…
      – Кто о чем, а орк о лопате, – прервала его монолог сильфида. – Все, хватит рассиживаться, пора вершить подвиги. Прощайтесь с почтенным хозяином, и уходим!
      Прощание вышло трогательным. Мерлин произнес напутственную речь, столь патетичную, что Эдуард и впрямь ощутил себя великим героем, а Ильза опять ничего не поняла. Потом смахнул скупую слезу и вдруг попросил:
      – О вы, явившиеся из грядущего, не ведомо ли вам, не откроете ли, когда суждено мне покинуть земные пределы и направить колесницу жизни моей в Чертог Праотцев?
      – Чего? – переспросила Ильза – Куда вы хотите переехать?
      – Умру я когда? – пояснил маг чуть снисходительно.
      Три магистра в смятении переглянулись. Мерлин (тот, у кого учился профессор Перегрин), несомненно, был настолько выдающейся исторической личностью, что не знать его краткую биографию было просто стыдно, тем более выпускникам университета. Увы…
      – Мы не знаем! – осмелилась честно признаться Меридит. – Мы вообще того… не уверены, что вы уже умерли.
      Вопреки ее ожиданиям, Мерлин не обиделся, а, напротив, выглядел очень довольным. Так что Хельги решился задать магу встречный вопрос: нет ли у него ученика по имени Перегрин?
      – Не знаю такого, а что? – спросил Мерлин.
      – Это наш профессор. Он учился у вас. Позже, наверное.
      – Вышел ли из оного достойный маг?
      – Спрашиваете! – ответил Хельги гордо. – Корифей! Титан мысли!
      – Ну что ж, – решил средневековый чародей. – Случись таковому пожаловать – непременно возьму в обучение.
      Вот так и решилась судьба Огастеса Перегрина, сына благородной, но бедной эттесской вдовы, у которого без этой неожиданной протекции не имелось бы, пожалуй, ни единого шанса стать профессором магических наук. Но случилось это уже столетия спустя.
 
      Коллегия магов собралась в Эрриноре в первых числах июля.
      Заседание было не обычным, а расширенным. Помимо постоянных членов присутствовали приглашенные, числом не менее трех сотен. Здесь встретились младшие отпрыски правящих семей, практикующие светлые маги в ранге не ниже мастера, цвет староземского рыцарства, лучшие воины из числа людей, эльфов и прочих достойных народов. Не было среди собравшихся ни продажных наемников, ни отпрысков проклятых народов с дурной магией в крови, ни персон, запятнавших себя черным колдовством. Только благородные, честные, бескорыстные и бесстрашные герои. Им, лучшим из лучших, обитатели Староземья и окрестностей должны были доверить важнейшее – судьбу самого Мира, вновь ступившего на путь гибели.
      Примерно в таком духе звучала речь нового председателя Коллегии, великого мага Эстебануса Эттелийского. О том, в чем конкретно заключается нависшая над миром угроза, не было сказано ни слова. Те, кому следовало, знали и так. Посвящать в тайну остальных маги сочли лишним. Члены Коллегии ревностно оберегали свои секреты. Что поделаешь, слишком мало времени прошло с момента позорной отставки мэтра Франгарона, стиль руководства, выработанный за столетия, не мог измениться так быстро.
      До широкой общественности довели следующее. Корень угрозы таится в глубоком прошлом. Нескольким Избранным, тем, на кого укажут Силы Судьбы, должно отправиться в минувшие времена и бескорыстными подвигами своими предотвратить беду. Но кто же, кто из собравшихся будет удостоен этой великой чести?
      И вот он наступил, торжественный момент. Таинство Избрания.
      Великий маг Эстебанус сделал шаг из-за кафедры, простер руки к собравшимся. Целый сонм маленьких огненных шариков, красных, будто глаз дракона, слетел с его раскрытых ладоней. И замерли сердца сотен в трепетном ожидании. Зачарованно следили они за движением рубиновых искр.
      Магические шары вели себя так, будто были наделены разумом. То ровно и плавно следовали над рядами, то вдруг приостанавливались над чьей-нибудь головой, спускались пониже, заглядывая в лица, затем вновь взмывали вверх. Не менее четверти часа длился их полет. Наконец Силы Судьбы сделали свой выбор. Большинство искр угасло. Лишь единицы из них остались ярко сиять над головами тех, к именам, титулам и званиям которых с этого момента добавлялось еще одно: Избранники Судьбы – так величали их теперь.
      Избранников оказалось семеро. Сколь ни велико было разочарование тех, над чьими головами магические искры угасли, они должны были признать: лучшего выбора мудрые Силы Судьбы сделать не могли. Призваны достойнейшие. Маг Эстебанус громко и торжественно объявил их имена.
      Три человека: Седрик из Дольна – второй сын короля, лучший мечник королевства; Альберт Стрелок – герой битвы при Корр-Танге (полчаса, пока не подоспело подкрепление, он в одиночку удерживал оборону узкого горного перевала и выстоял против отборной сотни разъяренных орков); капитан Герад – отважный эттелийский корсар, который в одном морском сражении пустил ко дну сразу три драккара фьорингов.
      Два эльфа: Мэллорэ из лесного клана Роаннон – воин и поэт, искатель приключений, да юный целитель Леан, искусству которого могли позавидовать самые опытные и зрелые лекари.
      Амазонка – дева-воительница Эфиселия, силой и отвагой не уступающая лучшим воинам-мужчинам.
      Лишь одно существо несколько выделялось на общем героическом фоне. Принадлежало оно к народу, давно вымершему и забытому. И таким было чахленьким и слабеньким, что поневоле закрадывалась мысль, уж не напутали ли чего Силы Судьбы? Разве по плечу такому подвиги и ратные свершения? Но со жребием не поспоришь.
      Пятого июля состоялся переход. Коллегия неслучайно собралась именно в Эрриноре. Перемещение во времени – труднейшая задача даже для великих магов. Но есть на земле места, где истончается грань эпох и времен. Надо лишь уметь рассчитать нужный момент, когда грань эта становится настолько прозрачной, что не только демон, но даже простой смертный может ее преодолеть.
      Избранники не смогли точно уловить момент, когда это произошло. И все-таки почувствовали – свершилось! Где-то осталось их родное время – стало далеким будущим. С трепетом сделали они шаг в прошлое, превратившееся в настоящее. Шли, гордые и отважные, навстречу неизвестности, вдыхали жаркий воздух былого и мечтали о грядущих подвигах. Но не знали они, что проходят тут не первые. С легким сердцем затаптывали свежие следы, не задумываясь о том, кому они могут принадлежать. И только злополучный Бандарох, отнюдь не разделяющий общего настроения и вяло ковыляющий позади, нагнулся и поднял с земли маленький клочок газетной бумаги с заляпанным жиром обрывком надписи: «… стник Букк…», ниже проглядывала дата. Повертел удивленно, понюхал и снова бросил в пыль, ничего никому не сказав.
 
      Средневековый Ольдон оказался одним из тех городов, куда можно войти, но откуда весьма затруднительно выйти. Едва гости Мерлина миновали ближайший от его жилища поворот, как на них налетели стражники. Нарочно, что ли, караулили? Как ни пытались Меридит с Аоленом убедить представителей власти в мирных намерениях и благонадежности их компании, вооруженного конфликта избежать не удалось. Стражники вознамерились непременно водворить всех в темницу, на что Эдуард со знанием дела заявил: «Из ольдонских темниц в наше-то время выходят только ногами вперед. Я уж молчу про средневековые». Подобная перспектива никого не прельстила, пришлось пускать в ход оружие.
      Впрочем, сначала друзья не особенно усердствовали. «Мы ведь должны подвиги вершить, а не изводить местное население» – так объяснил Рагнар свое поведение, когда гном сердито упрекнул его в излишне деликатном обхождении с нападавшими.
      Минуя квартал за кварталом, отбиваясь от все прибывающих стражников, продвигались они к выходу. Широкие (по средневековым меркам) центральные улицы сменились темными закоулками и подворотнями городских окраин. Нужно было родиться и вырасти здесь, чтобы суметь разобраться в их хитросплетении. В какой-то момент будущие герои оказались зажатыми с двух сторон в узком проулке, вдобавок с одной из крыш в них полетели стрелы. Тут уж было не до идей гуманизма – потребовалось применить весь свой боевой опыт, чтобы остаться на свободе.
      Да, немало народу полегло в тот день на улицах Ольдона. И все-таки силы были неравными. Стражники уже не сомневались в победе, вообразив, что противник загнан в тупик, прижат к стене и деваться ему теперь некуда, – но именно в стену тот и канул, растворился в сером граните. Колдовство! Ратники ринулись за подмогой, на место событий прибыли боевые маги. Но было уже поздно. Добыча ускользнула.
      Беспрепятственно проскочив еще квартал, друзья выбрались к городским укреплениям и поспешили покинуть неприветливое королевство. Пешком, разумеется. От лошадей, брошенных под стенами, остались одни воспоминания в виде подсохших кучек навоза и нечетких следов подков. Рагнар принялся бранить конокрадов в частности и средневековые нравы вообще. Орвуд на это усмехнулся и спросил: неужели тот столь наивен, что воображает, будто в их родном времени дело обстояло бы иначе? Всем известно, люди – самый нечистый на руку народ Староземья и окрестностей – такова их натура, ее не могут изменить ни годы, ни столетия. Оскорбленный рыцарь принялся доказывать, что не самый. Торговые гоблины и сехальские шай-таны еще хуже, утверждал он. Спор затянулся.
      Аолену тем временем пришла в голову ужасная мысль. Находясь в прошлом, нельзя никого убивать, какая бы опасность им ни грозила, понял он. Обрывая чью-то жизнь, они обрекают на небытие поколения его потомков. Не родятся те, кому должно, не совершат того, что было им суждено. Вся история может пойти иначе!
      – Только подумайте, – убеждал он, – ведь так ненароком можно даже собственного предка убить! И что тогда?!
      – Вот что я скажу, – заявил в ответ Хельги, – о таких тонкостях пускай Силы Судьбы заботятся. Сами нас в дело втравили, сами пусть и расхлебывают. Знали, в конце концов, с кем связываются!
      – Что значит «с кем связываются»?! – нашла повод для недовольства Энка. – Тебя послушать, так мы какие-то головорезы ненормальные – только и ищем, кого бы убить!
      – Но ты ведь не будешь отрицать, что убиваем мы часто?
      – По горькой необходимости.
      – Почему-то необходимость эта у нас наступает раз в десять чаще, чем у всего остального населения!
      – Такая, знать, у нас планида! – развела руками девица.
      – Кто у нас? – испугалась Ильза.
      – Планида, – пояснила Меридит. – Судьбу так называют. Планида, участь, доля, стезя…
      Ильза нахмурилась:
      – Зачем нужно так много слов, если значат они одно и то же?
      – Как – зачем? Для выразительности, для красоты и разнообразия. Существуют разные стили речи. Можно сказать, например, «жрать хочу», а можно – «вожделею вкусить яства…». Чувствуешь разницу?
      – Угу, – кивнула боец Оллесдоттер. – Первый раз понятно, второй нет.
      Меридит сердито фыркнула:
      – Да ну тебя! Тьма сехальская! Неучем была, неучем и осталась.
      – Ничего подобного! – обиделась девушка. – Я грамоту лучше Рагнара знаю, а он принц!
      – Нашла эталон для сравнения, ничего не скажешь!
      Слова «эталон» Ильза не знала, а потому, чтобы лишний раз не демонстрировать невежество, сочла разумным промолчать. Меридит тоже не стала развивать данную тему, имелись проблемы более насущные, чем недостатки образования отдельных участников событий.
      Что делать дальше, встал вопрос. Куда идти, какие подвиги вершить?
      Предложение Рагнара бесцельно «бродить туда-сюда, пока подвиг, по воле Судьбы, сам не подвернется» никому не понравилось. Энка решила подойти к делу по-научному. Нашла на дороге медный гвоздь и соорудила из маленькой дощечки, большой бусины и тонкой щепки прибор, который Ильза назвала «вопрошалкой». Неологизм заставил Меридит содрогнуться, но прижился. Работало устройство просто. Произносилась стандартная формула призыва Сил Судьбы, стрелка-щепочка раскручивалась на дощечке наподобие рулетки, острие указывало нужное направление. Три раза щелкала девица по стрелке, и каждый раз выпадало идти на северо-северо-восток. Хельги ликовал. Именно в этом направлении лежала родина его предков, которую много столетий спустя нарекут Замерзшим Архипелагом.
      Шесть дней занял переход от границ Ольдона до побережья. Местность вокруг была глухой, первозданно дикой. Шли по бездорожью, через сосновые чащи, буреломы и болота. Средневековые болота оказались весьма густонаселенными. То тут, то там из трясины высовывалась лысая голова болотника, таращились глупые желтые глазищи. Ильзу, обычно кроткую и неконфликтную, земноводные создания почему-то раздражали до крайности.
      – Чего уставились? – бесилась девушка. – Щас как плюну промеж глаз!.. Чего тебе надо? – напустилась она на ближайшего.
      – Милостыньку бы мне! – проквакал болотник, растягивая в умильной улыбке лягушачью пасть.
      Ильза нашарила в кармане штанов мелкую разменную Монетку трегератской чеканки, невесть с каких пор завалявшуюся, швырнула, целясь в лоб:
      – На, подавись! – Промахнулась. Монета упала в топь. Довольный болотник нырнул за добычей и больше не показывался. Вместо него вынырнули несколько новых.
      – Ты их не приваживай! – напустился на девушку гном. – На всех медяков не хватит! Вон их сколько, пучеглазых, и все денег хотят. Попросят-попросят, потом возьмут и кинутся.
      Болотников было много, а человечий поселок встретился всего один, да такой убогий, что даже собственного имени не имел. В нем Орвуд, несмотря на возражения спутников, очень выгодно выторговал большой кусок старой солонины. И правильно сделал. Кноттена, в котором путники рассчитывали пополнить запасы, на месте не оказалось. Пришлось потуже затянуть пояса. Опять стало скучно.
      – Что за Средневековье такое? – жаловался Эдуард вслух. – Глушь и тоска. А в книгах про него чего только не понаписано! И герои, и колдуны, и чудовища всякие разные! И где они все? У нас и то веселее!
      – Чудовищ нам не хватало, – одернул осторожный гном. – Сплюнь, накличешь!
      – Ничего, – многообещающе усмехался Хельги. – Скоро начнутся земли фьордингов, там повеселишься.
      Но «веселье» началось раньше. Не иначе принц в самом деле накликал.
      Они как раз вышли к восточным отрогам Безрудных гор и стали лагерем, когда это произошло.
      Что-то неуловимо изменилось в природе. Потянуло холодным ветром, туча скрыла луну, стихли вечерние шорохи, и в наступившей тишине слышен стал неясный, быстро нарастающий гул. Нечто угрожающее, жуткое, но в то же время странно знакомое послышалось Эдуарду в этом звуке…
      – Не может быть! – прошептал принц в ужасе. – Дикая Охота является существу только раз в жизни!
      – Теперь не совсем наша жизнь, – рассудил Хельги, поудобнее устраиваясь в канаве вниз лицом. – Значит, все возможно. Пережили один раз, переживем и другой. Главное – не открывайте глаз. И знаете что – дайте-ка мне все ваши куртки, я на голову намотаю, чтоб не оглохнуть. – Он был научен горьким опытом.
      Предосторожности оказались напрасными. Охота прошла стороной. Но близко, очень близко. Отчетливо слышны были и ржание обезумевших коней, и воинственные вопли всадников, и бешеный лай своры разъяренных псов.
      Поутру Ильза с Эдуардом пошли туда, откуда доносились зловещие звуки, – посмотреть из любопытства. Назад прибежали бледные и взволнованные. На этот раз охотники настигли свою добычу. Семь тел лежало на развороченной поляне среди поломанных ветвей, осыпавшейся хвои и сбитых на землю шишек. Четверо мужчин, одна женщина и один…
      – А-а-а – заорал Хельги дурным голосом. Он только что извлек из-под тяжелой коряги тщедушное тельце одной из жертв ночного кошмара, перевернул лицом вверх и вдруг отпрянул. В другом времени сказали бы «будто привидение увидел». Но Хельги относился к нежити вполне равнодушно, потому уместнее использовать фьордингское сравнение «как троллем из-за угла напуганный».
      – Ты чего?! – подскочила к нему Меридит. – Что стряслось?!
      – Вот! – Хельги дрожащим пальцем указал на свою находку. – Скажи честно, я спятил, да? Ты видишь то же, что и я?
      – Н… не знаю! – заикаясь, пробормотала в ответ сестра по оружию. – Лично я в… вижу Бандароха Августуса собственной персоной!
      – И здесь от окаянного спасения нет! – объявила подоспевшая на шум сильфида.
      Состояние магистра демонологии было плачевным. Целую ночь пролежал он без сознания, оглушенный ударом. Впрочем, если бы не коряга, вовремя свалившаяся ему на голову, он был бы давно уже мертв, как мертвы были пятеро его спутников.
      Южане, они ничего не знали о Дикой Охоте. Как подобает истинным воинам, встретили опасность лицом к лицу. И застыли навеки с выражением безумного ужаса в широко распахнутых глазах. Тела их уже успели остыть. В волосах деловито копошились вездесущие муравьи, приоткрытый рот юного эльфа заплел паутинкой маленький пестрый паук. Такова оказалась их участь. Герои, так и не свершившие свой главный подвиг. Мелкая разменная монета в жестоких играх Судьбы.
      Деву Эфиселию сначала тоже сочли погибшей. Острый сук глубоко вонзился ей в грудь, она лежала недвижимая и окровавленная. Но в тот момент, когда Энка склонилась над несчастной, позарившись на красивый аполидийский меч, из горла раненой вырвался жалобный стон.
      – Живая! – констатировала сильфида без всякой радости, очень уж приглянулось ей чужое оружие. – Аолен, иди сюда.
 
      – Рассказывай, – потребовал Хельги, как только решил, что Августус уже в достаточной мере оклемался. – Откуда ты взялся? Тебе было велено сидеть в Оттоне и поправлять здоровье, а не шастать по Средним векам! Какого демона ты тут делаешь?!
      – П… подвиги вершу, – бестолково пролепетал магистр и закатил глаза.
      Но демон-убийца был безжалостен:
      – Подробнее!
      Рассказ контуженого демонолога вышел сбивчивым и невнятным. Слушателям пришлось приложить некоторые усилия, чтобы уловить суть. Заключалась она в следующем. До конца июня Бандарох, как и было предписано, отдыхал в замке родителей Рагнара, и время это мог с полным основанием считать счастливейшим во всей своей жизни. Оно текло размеренно и незаметно, ничто не предвещало перемен. Как вдруг двадцать пятого числа он получил магическое послание с приглашением незамедлительно явиться в Эрринор на заседание Верховной Коллегии. Августус помчался туда как на крыльях, вообразив, что за научные достижения в области демонологии его решили посвятить в действительные члены организации. Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что речь пойдет совсем о другом, а именно о спасении Мира. И каково потрясение, когда жребий избрал для путешествия во времени и прочих судьбоносных подвигов не кого-нибудь, а именно его! Маленького, слабого, рожденного для умственных трудов, но уж никак не для героических деяний! В этом месте повествования магистр пустил слезу от жалости к самому себе. Потом был переход через грань времен, путешествие без определенной цели и плана в отвратительной компании грубых солдафонов и надменных эльфов, которым нет дела до чужих страданий…
      Собственно, на этом конструктивная часть рассказа заканчивалась и следовали красочные описания невзгод, постигших Августуса в пути.
      – Я так понимаю, насчет подвигов этим Избранникам было известно не больше нашего. Тоже наугад шли, – сделал вывод Рагнар. И обратился к Бандароху: – Что же, великие маги не дали вам точных распоряжений? Инструкций каких-нибудь?
      – Нет, – покачал головой Бандарох. – Они сказали: «Доверьтесь Судьбе»! Доверились! – Он разразился противным истерическим смехом. Пришлось стукнуть, чтобы успокоился.
 
      Как ни трудился Аолен, раненая дева пришла в себя лишь спустя двое суток. Демон и сильфида успели известись от безделья и нетерпения. Оба совершенно серьезно уговаривали не терять времени даром и бросить больную на произвол судьбы. Выживет – ее счастье, нет – значит нет. Они с ней возиться не обязаны, есть дела поважнее. Три года назад Аолен пришел бы в ужас и негодование от подобного предложения, теперь же просто спокойно отвечал, что Силы Судьбы, наверное, неспроста послали им новых спутников, придется потерпеть.
      – Ну пусть ее Рагнар тащит, – решила испытать последний аргумент сильфида.
      – Чем мучить, проще сразу добить, – возразил эльф. – Ей нужен покой.
      – Интересно, кто она такая, – гадал рыцарь, вглядываясь в бескровное лицо незнакомки. – Вроде бы человек, а вроде бы и нет.
      – Амазонка это, – откликнулась Энка мрачно. – Знаю я таких. Мы с ними однажды воевали, когда я еще стрелком правого борта служила. На мель сели, а эти стервы налетели всей сворой. Ограбить хотели, что ли… Хотя что с боевого корабля возьмешь? Еле продержались мы до прилива. Ногу мне еще прострелило. Вот! – Она задрала штанину, продемонстрировав желающим безобразный белый рубец.
      – Силы Стихий! Какая небрежность! Кто же так закрывает раны?! – возмутился Аолен.
      Девица усмехнулась:
      – Дядька Гарсий, наш судовой лекарь. Как умел, так и залечил. На эттелийском флоте эльфы, знаешь ли, не служат, выбирать не приходится. Кто есть, тому и спасибо. – И напомнила злорадно: – Ты сам однажды у Хельги в ране кусок ножа забыл!
      – И на старуху бывает проруха! Твое любимое изречение! – парировал эльф.
 
      Амазонка оказалась дамой с норовом. Трагическая и напрасная гибель спутников ее не особенно огорчила. Зато известие о том, что на пути в Средневековье их, законных Избранников Судьбы, опередила шайка самозванцев-наемников, вознамерившихся украсть не им предназначенные подвиги, вызвало у девы благородное возмущение, которое она не сочла нужным скрывать.
      В этой ситуации загадочно повела себя Энка. Аолен ожидал, что сильфида не останется в долгу и ухватится если не за свой меч, то по крайней мере за космы нахалки. Но та лишь тихо чему-то посмеивалась себе под нос.
      Ни малейшей благодарности к своим спасителям Эфиселия не испытывала и сразу заявила, что продолжать путь вместе с ними отказывается. Правда, намерения ее изменились, как только она обнаружила, что уговаривать ее никто не собирается. Так что к побережью вышли уже вдесятером. Все это время южная воительница демонстративно держалась в стороне от новых спутников. Шла на несколько шагов впереди, хотя после ранения ей было нелегко выдерживать темп, питалась из собственных запасов, в беседы не вступала.
      Августус, напротив, всячески старался продемонстрировать, что и от него может быть польза общему делу. Он почти не ныл, даже когда в очередной раз спотыкался и падая, добросовестно собирал хворост для костров и деликатно избегал разговоров о демонической природе Хельги.
      Приключившейся переменой он был доволен. По принципу «из двух зол выбирают меньшее».
      Необходимость участвовать в спасении Мира его не радовала. Но лучше, рассуждал он, делать это вместе с теми, у кого уже есть опыт в мероприятиях подобного рода. Слишком романтично настроенной и недостаточно практичной показалась ему предыдущая компания. Чересчур много рассуждали о подвигах и геройстве, о долге и предназначении – и слишком мало заботились о насущном. А с ним, Бандарохом, обходились так, словно не понимали, что он не из их числа и на великие свершения неспособен. Больше всего тяготило именно то, что должно было льстить. Его держали за равного, и, значит, нужно было соответствовать. А он знал, что не сможет. Не оправдает ничьих ожиданий, опозорится в первом же сражении и в лучшем случае будет постоянной обузой для своих героических соратников. А в худшем… Они ведь не догадываются, что его надо защищать, о нем надо заботиться, иначе он просто не выживет.
      Зато старые знакомые не питают никаких иллюзий на его счет. И если постараться не особенно им докучать, чтоб не бросили посреди дороги на произвол судьбы (с них станется!), перспективы его становятся менее удручающими. Главное – доказать, что и он небезнадежен. Пусть и не уродился богатырем и по части магии не соперник демону-убийце, но есть одно неоспоримое достоинство, которого у него не отнять, – интеллект! Это тоже кое-чего стоит…
      – Знаете, – рассуждал Августус, желая выказать свою прозорливость, – а ведь я сразу догадался, я один догадался, что мы, Избранники, – не единственные, кто проник в прошлое из нашего времени!
      – Вот как? – поинтересовался Аолен из вежливости. – Каким же образом?
      – Я заметил ваш след! – воодушевился магистр. – Нашел на дороге обрывок свежей буккенской газеты, в нее была завернута ваша еда…
      – Стоп! – вдруг перебил Хельги, резко обернувшись. – Ты уверен, что это было уже в Средневековье?
      – Уверен, – слегка удивленно подтвердил Августус. – А что?
      – А то! У нас не было с собой никаких газет, тем более буккенских. Мы не стали бы заворачивать в них еду. Типографская краска содержит много свинца, а он ядовитый. Аолен ругается… Скажи, Аолен?
      Изменившийся в лице эльф согласно кивал.
      – Ты хочешь сказать… – начала сильфида.
      – Что кроме покойных Избранников и нас сюда забрел кто-то еще, – завершила мысль Меридит. – Если только Бандарох не напутал со временем.
      Как отнестись к этому выводу – радоваться, тревожиться или просто не придавать значения, – никто пока не знал. А очень скоро об этом и вовсе забыли, поглощенные более насущными проблемами.