Найти родник

      - Где же мне найти Колдуна?
      - Не ищи его, - тряхнула Она солнечным костром волос, - это тоже глупо.
      - И все-таки? - я настаивал, уже ни на что не надеясь.
      Но Светлая лишь покачала головой. Глаза перестали смеяться.
      - Ты странный, Инспектор. Разве можно поймать собственную тень? Долгой жизни!..
      Она шагнула назад и вдруг улыбнулась той самой улыбкой, из сна!
      - Три части образуют целое. Запомни, Инспектор! Одна у тебя уже есть...
      Она сделала еще шаг и растворилась в плотном кольце танцующих "сиртаки". Я поискал глазами - бесполезно! - везде молодые, стройные, полуобнаженные тела, буйное разноцветье туник, азартный блеск глаз, разгоряченное дыхание.
      - Шеф, - дернул меня за рукав капрал, - она уд-драла?
      - Кто? - я непонимающе посмотрел на него.
      - Ну, эта п-путанка? Да? - он гаденько захихикал. - Вот с-стерва!
      В следующий миг я сгреб его за шиворот и поволок к выходу, как нашкодившего щенка. Кулаки чесались неимоверно, ярость хлестала через край. Я просто боялся, что не выдержу и начну бить его прямо в баре. Состояние было более чем странное: я словно раздвоился, наблюдая за собой со стороны и удивляясь своим поступкам, но почему-то не вмешиваясь. "Щенок" слабо трепыхался и бубнил что-то жалобно-оправдательное.
      Возле машины я поставил его по стойке "смирно", открыл заднюю дверцу и дал этому сопляку хорошего тумака, так что он моментально очутился в кабине джипа.
      Раздвоение тут же кончилось, ярость угасла. Я сел на водительское место и неспеша закурил.
      "Чертовщина! О каких еще трех частях говорила Светлая?!.. Но в общем-то я оказался прав: оставили меня не просто так! - откуда-то вдруг приплыла мысль, что все это очень смахивает на классическую "тройную" проверку, устроенную Иванушке-дурачку при его поисках некоего материализованного воплощения мещанского счастья, а нашедшего нечто совсем другое. - Но я-то не для себя ищу... по-моему... и не счастье вовсе!.. Ну вот, чем дальше, тем больше запутываюсь в этом мире! А может Колдун путает?.. Тогда получается, что и Стойкий, и Светлая - он сам в разных обличьях?!.. Чушь! Такая трансформация личности бывает только у душевнобольных - это же начальный курс массовой психологии, второй семестр Школы... Колдун - псих?!.. Тоже бред: шизик никогда бы не стал живой легендой, тем паче - политическим лидером..."
      Я выбросил окурок и посмотрел на капрала. Мальчишка свернулся калачиком на сиденье и тихонько посапывал в обе дырки.
      "Напатрулировался!.. Тоже ведь, если подумать, сволочь из начинающих, а жалко!"
      Включив двигатель, я развернул джип и медленно поехал по вечереющим улицам в Управление. Сдавать дежурство...
      * * *
      - Не зажигай свет! - сказала Она из глубины комнаты.
      Странно, но я даже не удивился, будто знал, что Она здесь.
      - Есть будешь?
      - По-моему, в холодильнике пусто. Я забыл зайти в магазин.
      - Я приготовила курицу в духовке и сварила грог. Подойдет?
      Светлая поднялась с кресла, включила телевизор, прошла мимо меня, застывшего столбом посреди комнаты, на кухню. И снова, как в клубе, что-то жаркое, сильное ткнулось в грудь, лизнуло горячим шею и пропало. И от этого дружеского толчка вновь наплыло воспоминание из сна.
      "Всадница!.. Легкая и быстрая!.. Почему не слышно, как она ходит? А может все это - сон наяву?.. Нет! Это было бы слишком жестоко! Жестоко?!.. Э-э, брат, похоже, ты превращаешься в пластилин. А ну, соберись! Ты должен получить от нее информацию о Колдуне: она твоя спасительная ниточка, оборвется - пропадешь! Включай "щуп"!.."
      И тут снова возникло то странное чувство раздвоения, что и в "Элладе", только гораздо ярче и объемней. Причем теперь "второй" не просто наблюдал за "первым", но каким-то непостижимым образом старался подавить желание подготовить "щуп" для работы. На миг мне даже показалось, что расщепление произойдет буквально.
      С трудом я все же заставил себя достать прибор и сделать необходимую перенастройку, но нажать кнопку я уже не смог и положил "щуп" на книжную полку.
      Раздвоение тут же кончилось.
      "Ничего... Может хватит одного разговора, спокойного, без нажима? Ведь Она сама пришла, значит, есть о чем побеседовать или..."
      - Поставь, пожалуйста, кресла поближе, - Светлая вкатила столик с грудой тарелок и тонким античным кувшином.
      Бьюсь об заклад: этой посудины у меня никогда не было!
      Мы сели. Бокалы с янтарной пахучей жидкостью встретились со звоном. Время исчезло. Потом как-то незаметно растворилась вся комната. В круге неяркого света - только мы, наши глаза, губы, руки...
      Боже! Как же все было вкусно, непривычно и... приятно! Мы выпили весь грог и нисколько не опьянели, съели курицу до последней косточки и пошли на кухню готовить еще. Мы говорили обо всем, смеялись, шутили, подначивали друг друга. Были забыты и "щуп", и телевизор, и Порядок, и Колдун, и само время отдыхало, пушистой кошкой свернувшись в кресле. И когда, наконец, тот странный, сильный жар будто влился в меня, насытив, встрепенув каждую клеточку, каждый нейрон, каждый мускул, я воспринял его, как что-то родное, давно знакомое, необходимое.
      "Вторая!.." - гулким эхом отозвалось внутри.
      А потом была тишина, ночь и мы...
      Дух.
      Джип взвыл с надрывом и замер у входа на центральную аллею Площади. Собственно, никакой аллеи не было, как не было и сквера. Теперь это была действительно ровная, в полквадратных километра площадка, заполненная ворчащей и пузырящейся, невероятно плотной людской массой.
      Жара снова вышла на промысел. Она голодной гиеной перебегала по улицам, обгладывая трусливые хвосты теней. Я распахнул дверцу и сел боком, свесив ноги на мостовую, закурил. Через час, когда солнце сверкающей палицей примется крушить затылки и лысины митингующих и подливать небесного огня в костер страстей на Площади, будет не до курева. Там уж - гляди в оба, готовь браслеты да "крокодиловы слезы": дерутся здесь - будь здоров! Насмотрелся уже...
      - Кто тут сегодня глотки дерет? - лениво спросил капрал, лузгая тыквенные семечки.
      - Кажется, "Возрождение"...
      - А, националы!..
      Новая попытка вспомнить что-либо из "Краткого курса политологии" ни к чему не привела: не понимаю я, чем все эти неформалы отличаются друг от друга - названия однотипные, орут одинаково, и все - о благе народном. Сам черт ногу сломит! А в таком случае, не помешает и послушать - может удастся разобраться?..
      - А ну, капрал, давай-ка, отлипай и устанавливай микрофон, а то неслышно ни черта!
      - Точно! Аппаратура у них дерьмовая. А чего слушать-то?! - искренне удивился он. - Нам "хрусты" за это не платят. Вот если они морды бить начнут...
      Я вдруг озлился: "Недоносок!.. Как в баре надираться - первый, а как дело делать?.. Господи, неужели больше некому служить Порядку, кроме таких подонков?! Что они могут наохранять?.. Не-ет, гаденыш, я тебя заставлю уважать Порядок!.."
      Обернувшись к этому увальню в пол-оборота, коротким и резким ударом снизу я отправил всю горсть потных семечек ему в физиономию, дополнив их ощутимым тычком по челюсти. Капрал от неожиданности проглотил скопившуюся во рту шелуху, подавился и, выпучив глаза, вареным раком вывалился наружу.
      Я снова повернулся к Площади, затягиваясь кисловатым дымом. Проперхавшись, этот засранец все-таки полез в багажник и, тихо матерясь, в пять минут привинтил и настроил микрофон-пушку, наведя его на трибуну посреди Площади. Я выбросил "бычок" и включил динамик...
      - Братья и сестры! - высокий, статный человек, с головой будто облитой серебром, взял в руки микрофон.
      Говорил он негромко, но с потрясающей, чеканной дикцией!
      - Мы все - одно целое, один народ, один разум. И нас остается все меньше: втрое, чем было полвека назад! И потому я взываю к вам: опомнитесь, оглянитесь в своем справедливом гневе, на кого вы его направляете?.. Почему разучились отличать друзей от врагов?.. Обратитесь друг к другу: где имена наши?.. Прислушайтесь к речи своей: сколько в ней слов родных осталось?.. Всмотритесь в глаза детей ваших: много ли там добра и теплоты, коими славны были предки наши?.. Обернитесь вокруг: где города, дома, память наша?.. Оглянитесь назад: где история наша, книги древние?.. И каждый из вас содрогнется от ужаса и стыда за деяния свои, за слепоту свою. Остановитесь! Я призываю вас к единомыслию. Я призываю вас ко взаимопониманию!
      У меня затекла нога от неудобного сидения, но я даже не попытался изменить позу: человек на трибуне задавал вопросы, а я не мог найти на них ответа! Мной овладела все та же странная уверенность, что оратор обращается именно ко мне. Его слова, как пальцы каратеиста, беспощадно и точно били по болевым центрам, парализуя тело, мозг, душу... Я вдруг ясно осознал, что никакая Школа, никакой Устав не помогут на них ответить, спросить тоже не у кого, да и нельзя! А отвечать нужно обязательно: от этого зависит что-то очень важное, как воздух, как свет, как жизнь?.. Но что?!..
      - Это же Седой! Язычник! - просипел сзади капрал и испуганно затих.
      И в тот же миг я узнал его: первый день, первая встреча в сквере, первый пеленг!.. Колдун!.. Мне стало страшно, как когда-то в далеком детстве: один в комнате и - темнота! Тогда спасало бабушкино верблюжье одеяло, а сейчас?..
      Будто снежная лавина накрыла мозг и унесла с собой маленькие барахтающиеся фигурки мыслей и привычных, проштампованных образов. Ледяное безмолвие плотной пустотой заполнило голову.
      А Седой продолжал все также размеренно и неумолимо разбрасывать в людскую пахоту тяжелые семена слов.
      - Други! Феникс может возродиться из пепла, народ, если исчезнет, никогда! А потому я призываю вас: остановитесь, отрекитесь от обид сиюминутных, оглянитесь во гневе, дабы не навредить друг другу, а разглядеть врага общего, чтобы биться с ним за Будущее народа нашего!..
      Внезапно, я не успел заметить - откуда, возле трибуны появились люди в желтых рубашках с красными повязками на головах. Они быстро оттеснили опешивших слушателей от помоста. На него взобралось четверо "желтых" представительного вида. "Миряне!" - догадался я, напряженно следя за их действиями. Один небрежным жестом перехватил у Седого микрофон, улыбнулся в толпу и вдруг заорал, насаживаясь:
      - Кого слушаете, братцы?!.. Это же - сволочи! Фашисты! Они вам "тюльку" гонят, чтобы потом из вас кровушку пить, а вы и развесились?.. Сранье! Националисты вшивые! "Феникс восстанет, народ - никогда" - брехня! Человечество неуничтожимо! Оно вечно!!.. - он утер слюни, вздохнул и завизжал. - Что такое "народ"?.. Это жупел, выдуманный шовинистами и великодержавными стяжателями! Нет никаких народов! Есть Человечество! На всей Земле! Единое и неделимое! Только так цивилизация сможет выстоять против темных сил Природы! Да здравствует МИР! Единый! Вечный!!..
      "Желтый" вдруг ахнул микрофон о помост и с разворота довольно профессионально ударил Седого под ложечку. Тот побледнел и согнулся пополам. Второй "мирянин" сделал быстрое движение коленом, от чего Седой дернулся и навзничь упал на помост, обливаясь кровью.
      Секунду-две над Площадью висела недоумевающая тишина, а потом людское озеро вскипело разом в десятке мест, глухой грозный рев поднялся вместе с сотнями рук. У "желтых" откуда-то появились длинные черные палки, которыми они принялись очень умело обрабатывать противников. Стало ясно, что это хорошо спланированная провокация.
      "Но кем?!.. Неужели "миряне" решились на месть за недавний разгром?!.."
      Я уже протянул руку к радиофону, как неожиданно пискнул сигнал вызова.
      - Седьмой, седьмой, отвечайте! Я - первый! - раздраженно звал голос Полковника.
      Я перебросил тумблер:
      - Здесь седьмой. На Площади - драка. Очевидно, провокация.
      - Седьмой, кто зачинщики? - насторожился Полковник.
      - Несколько десятков человек в желтых рубашках и с красными повязками на головах напали на участников митинга. Скорее всего - "миряне": у их боевиков - такая же форма.
      - Что вы намерены предпринять, седьмой?
      - Конечно пресечь! - я был ошарашен вопросом. - Я...
      - Седьмой! - из динамика зазвенел металл. - Приказываю вам не вмешиваться ни под каким видом! Вы поняли?.. Повторите!
      - Не вмешиваться... То есть как?! - я не верил своим ушам. - Там же бьют безоружных! Дубинками!
      - Вы меня поняли, седьмой? - лязгнул закаленной сталью Полковник.
      - Так точно!..
      - Выполняйте!
      Динамик щелкнул. Язык моментально высох и превратился в наждак, я сглотнул. Ошалевшие мысли взвизгнули и принялись гонять чехарду.
      "Дьявольщина! Абсурд!.. Это же - провокация на двести процентов! В Уставе ясно сказано: "...Инспектор обязан пресекать любые попытки..." тьфу!.. Какой Устав, дружище, если сам Полковник лепит такие приказы?!.. А добродетельные, лояльные "миряне"? За что они избили Седого?! Он же правду сказал, даже я это понял!.. Так какой же Порядок мне надо защищать? От кого?!.. И если "желтым" разрешили, то Полковник..."
      Чехарда стремительно превращалась в скачки. Топот в голове заглушал крики на Площади. Я закрыл глаза.
      "Трус! Слюнтяй! Немедленно прикажи прекратить избиение! Какой ты, к дьяволу, Страж? Не позорь отца!.. Что происходит?!.. Это невыносимо! Что мне делать?.. А что тебе дороже: твоя шкура или жизнь сотен людей, виновных только в том, что они думают иначе? Ну, Страж, решайся! Там же бьют твоих братьев, сестер... Но Полковник... К чертям такого Полковника! Ты должен сам думать, сам принимать решения, не по приказу, по совести - потому что иначе никогда не найдешь ни Колдуна, ни себя, ни собственной жизни! Ты не сможешь стать Человеком!.."
      - Эй, Инспектор! - знакомый, глуховатый голос прямо над ухом заставил вздрогнуть.
      Я судорожно дернулся назад, тело непроизвольно сжалось, нервы звенели на пределе. На месте капрала сидел Стойкий в своем зловещем комбинезоне и крылатом берете. Как всегда, волчья улыбка, а между колен - короткий черный автомат.
      - Ты чего на меня уставился? Ты туда смотри, - Стойкий кивнул в сторону Площади.
      Улыбка скверным гримом сползала с его лица.
      - Или ты уже не Инспектор Порядка? Или побоище - это у вас в порядке вещей?
      Я замотал головой, слова застряли где-то в глотке, на шее висел трехпудовый "кирпич", не давая выпрямиться, а взгляд упорно цеплялся за ногу в высоком армейском ботинке, торчавшую из-под машины позади Стойкого.
      - Так, - подытожил он, - значит, мальчику погрозили пальчиком?..
      Стойкий выдернул из гнезда радиофон, но в этот момент что-то изменилось вокруг, или во мне?.. Рука будто сама потянулась и забрала у Стойкого радиофон, "кирпич" исчез, голова стала предельно ясной, чехарда и споры прекратились мгновенно - я снова был одним человеком, но - другим!.. Это новое чувство оказалось настолько сильным и необычным, что я даже не смог ему удивиться - просто принял, как само собой разумеющееся - и решительно поднес к губам передатчик:
      - Внимание! Седьмой на связи!.. Приказываю: прекратить беспорядки у трибуны! "Желтых" - в кутузку! Вперед!..
      Стойкий одобрительно хмыкнул, спрыгнул на асфальт и посмотрел из-под руки на Площадь. Я - тоже. Там в нескольких местах образовались завалы из тел, попавших под дубинки и нун-чаки "мирян". Но со всех сторон к трибуне уже пробивались светлые клинья Стражей в полной экипировке.
      Стойкий закурил, пару раз глубоко затянулся, по-солдатски, повесил автомат на плечо и повернулся ко мне.
      - Спасибо, Инспектор! - он снова оскалился. - Штаны не забудь сменить!..
      Стойкий исчез, будто сквозь землю провалился, хотя, по-моему, в данной ситуации провалиться должен был я. В голове воцарилась космическая тишина. Все было кончено: и на Площади, и... Думать тоже не хотелось. Я вылез из машины, выволок бесчувственного капрала из-под кузова и, запихнув его на заднее сиденье джипа, медленно побрел прочь...
      Дверь мне открыл Седой. Он удивленно и настороженно посмотрел на меня. Левая половина его лица опухла и имела сиреневый оттенок, под глазом расплывался черно-синий кровоподтек, но держался Седой спокойно и уверенно.
      - Что вам угодно, Страж?
      - Я не Страж. Уже... А нужны мне вы, - я старался, чтобы голос не дрожал.
      Уверенность в том, что нужно идти к Седому, что только он сможет, наконец, все расставить на свои места в этом сумасшедшем мире (и мире ли вообще?..) так прочно засела в мозгу, что я даже не попытался осмыслить ее.
      - Можно войти?
      - Прошу, - он отступил вглубь прихожей, щелкнул выключателем.
      В ярком, "дневном" свете стало еще яснее видно, как жестоко его избили. Я не мог оторваться от огромного синяка в пол-лица и чувствовал, как стыд снова противно сжимает внутренности и скребется в горле. Сделав над собой усилие, я сказал:
      - Я ищу человека под псевдонимом Колдун. Вы можете помочь найти его?
      Седой нисколько не удивился просьбе, будто ожидал ее услышать - моя уверенность еще больше укрепилась от этого - и сделал приглашающий жест рукой в сторону комнаты.
      - Прошу вас, располагайтесь, молодой человек, - мягко произнес он. Кофе? Тоник?
      - Кофе, если не трудно...
      Немного погодя, устроившись за низким журнальным столиком с кофейником и молочником, хозяин предложил:
      - Расскажите подробней, в чем дело?
      - Сегодня на Площади я возглавлял охрану митинга. Когда началась драка, я получил приказ не вмешиваться, но... нарушил его, отчасти, как мне кажется, даже не по своей воле. Сейчас я, как вы понимаете, уже не Инспектор Порядка... - я выжидательно замолчал.
      - Зачем вам Колдун? - серые, проницательные глаза смотрели в упор.
      - Я... слышал, что он помогает людям, попавшим в трудное положение...
      - А вы считаете себя в трудном положении?
      - В общем-то, да... до некоторой степени, - я немного растерялся от жестокого вопроса. - Да!
      - Понятно. Пейте кофе.
      Седой встал, поморщившись от боли, несколько раз прошелся по комнате, потом сел в глубокое кресло в дальнем углу, так что почти не стал виден.
      - Вы сказали правду? - вопрос прозвучал, как выстрел.
      Я заколебался: если признаться - блокировка и кома, как пить дать, а если - нет?..
      - Почему вас называют "язычником"? - вместо ответа спросил я.
      Он не стал повторять свой вопрос.
      - Честно говоря, не знаю, - ответил, прихлебывая кофе. - Вероятно, за мои способности к ораторству, а может быть - за мысли, которые проповедую.
      - Вы верите в то, что говорите?
      - Конечно. Разве может человек убеждать других, если сам не верит? И потом: я говорю правду. Достоверную, а не официальную.
      Он отвечал охотно, быстро, просто.
      Слишком просто!
      - А где гарантия ваших слов? Откуда такая уверенность в правоте? мне вдруг захотелось задеть его.
      - Гарантия одна - честность. А уверенность идет от знания, она - в обладании информацией. Я знаю то, о чем говорю, и хочу, чтобы это же знали все люди. В том числе и вы.
      Холодок подозрения скользнул между лопаток, но я сдержался.
      - А если я не хочу знать?
      Седой чуть подался вперед, словно пытаясь рассмотреть выражение моего лица. В комнате повисла странная неуловимая тишина - как короткое затишье перед шквалом в грозу. У меня возникло сильнейшее чувство опасности, или нет - раскрытия тайны, или нет - истины?!.. Я видел в глазах Седого борьбу настороженности и сомнения с желанием правды и радостью знания.
      - Послушайте одну древнюю притчу, молодой человек, - заговорил наконец он. - Древние были намного мудрее, терпимей и дальновиднее нас нынешних... Жили когда-то три брата-близнеца. Покуда были живы их родители, не ведали они ни нужды, ни голода, ни холода - всего в доме было в достатке. Но вот пришел срок и похоронили братья родителей. Какое-то время жили они старыми запасами, но и они закончились, и тогда призадумались братья - как же дальше жить?.. И сказал один брат: "Пойду-ка я в страны дальние, погляжу как другие живут, поучусь у них уму-разуму, да и сам чего-нибудь им поведаю , глядишь - и польза всем какая выйдет!" Тут второй брат говорит: "А я останусь в доме родительском, буду землю пахать, за хозяйством присматривать, кров родной от обид стеречь, дабы детям и внукам было где жить, да что помнить!" А третий братец, самый ленивый, ничего не сказал, но про себя думку такую удумал: "Дураков работа любит, а я с миру по нитке насобираю, глядишь - и рубаху шить не придется!" На том и разошлись братья в разные стороны. Сколько времени прошло, сколько вод утекло - неведано, но только молва сказывает, что один из братьев и поныне здравствует у родного очага, большая и крепкая семья у него, дети здоровы, внуки работящие, хозяйство доброе, досмотр за ним строгий. Про другого говорят, нашел он в краю далеком, что за горами самыми высокими, у моря теплого, новую родину, почет и уважение у тамошних людей снискал за ум, доброту да любовь к труду всякому. А про третьего брата с тех пор кроме как про побирушку да прихлебателя замызганного, в рубахе с чужого плеча, никто и не вспоминает. Бродит он, сказывают, из города в город, из страны в страну, лопочет что-то на языках чужеземных, а свой-то помнит ли?.. Может и нашел бы себе пристанище наконец, да только вот лень, говорят, вперед его родилась, все чужими трудами прожить норовит, чужими заслугами прославиться, а кому ж такое по душе?..
      Седой помолчал, отпил из чашки уже остывший кофе и закончил весьма неожиданно:
      - Видите ли, с точки зрения постельного клопа венцом творения в природе является ходячий, саморазмножающийся бурдюк с питательной жидкостью, именуемый человеком.
      Седой умолк и теперь лишь медленно, мелкими глотками допивал холодный кофе. Я тоже молчал: больше говорить было нечего, а вопросов - слишком много, чтобы успеть задать их. И все же я спросил, рискуя показаться совсем уж бестолковым юнцом:
      - Так в чем же тогда, по-вашему, правда?
      - В Знании. Я отдаю людям факты, информацию, сведения, а уж они сами должны решить: нужно ли это им.
      Теперь - все. Дальше спрашивать было бессмысленно - возникший вновь в голове кавардак, окончательно запутал петлявшие ручейки мыслей - и весь привычный мир, в котором жил тридцать лет, вдруг повис перед глазами чудовищным миражом.
      "А может все-таки этот мир - мираж?.. - попытался сориентироваться я. - И человек в кресле напротив - фантом, призрак?.. И Стойкий со своим черным автоматом и волчьим оскалом - бредовое видение сорвавшейся психики?.. И Светлая - прекрасный ночной кошмар?!.. Доктор, кажется, предупреждал, что при собственной сильной эмоциональной реакции возможна излишняя персонификация энерфанов, симуляция реальности. Неужели?!.. мысль вертела спасительным хвостиком где-то в недосягаемой вышине, и другая коршуном срезала ее на лету: - Но ведь этот мир - всего лишь восприятие, пересказ того, реального! Значит, и Стойкий, и Светлая, и Седой существуют на самом деле?!.. Тогда зачем же здесь оставили меня?!.. Господи, не дай мне сгинуть, помоги!..
      Одинокая фигурка отчаянно пыталась найти опору, повиснув над краем бездны. Седой снова вышел к столику под лампой и сел на прежнее место.
      - Вы больше ничего не хотите узнать?
      Я проглотил остатки холодного кофе и поднялся.
      - Н-нет, пожалуй. Хотя... Прощайте.
      - До свидания.
      Он смотрел на меня снизу вверх, но мне вдруг показалось, что это я превратился в жалкого карлика посреди гигантского зала, из сумрачной глубины которого медленно выплывало аскетичное лицо великана. Из глаз его струился неестественный белый свет, и волчья улыбка нехотя раздвигала тонкие бескровные губы, а на высокий чистый лоб откуда-то сверху вдруг съехал измятый черный берет с тусклой птичьей кокардой. Лицо все наплывало, а я становился все меньше. И когда из темноты, пониже его, вынырнуло рябое дуло автомата, я не выдержал и изо всех сил ударил себя кулаком по губам. Боль взрывной волной прокатилась по лицу и телу, и призрак, задрожав, рассыпался вокруг слюдяными чешуйками.
      - Третья, - докатился чей-то истаивающий шепот, и я провалился в темноту зала...
      * * *
      Очнулся я в своей квартире, в кресле перед телевизором, гундевшим какой-то рекламой, мокрый и злой от страха и стыда, не сразу заметив, что вновь разговариваю сам с собой.
      "Как же так?!.. Кто же я?!.. Страж Будущего?.."
      "Какой ты, к дьяволу, Страж?! Мальчишка, слюнтяй!.. Чуть задницу зажгло, и побежал к умному дяде: защитите, помогите?.."
      "...Полковника испугался, квази этого, или провала с Выходом?.."
      "Нет... Не знаю!.. Со мной что-то происходит, важное, непонятное, а я не могу разобраться - что?.."
      "Ничего, скоро разберешься! А вот чей ты теперь Порядок защищать будешь? Полковника или Седого?.."
      Я вскочил, буквально сорвал с себя сразу ставшую ненавистной светлую форму, потом долго, с остервенением хлестал тело контрастным душем, пока кожа не взмолилась режущей болью.
      Но и это не помогло. Упрямая мысль продолжала отбивать неистовую чечетку в воспаленном мозгу: "...трус, сопляк, предатель!.. сопляк, трус, предатель!.."
      Не помогло и пиво. Я опустошил ящик в холодильной камере, замерз, осип, споткнулся на ковре, обрушил стеллаж с книгами и, озверев и расплакавшись одновременно, ударом о стену разнес в куски "щуп", подвернувшийся под руку.
      А потом, упав ничком на тахту и чувствуя стремительно нарастающую внутри пустоту, я закрыл глаза и оторвал пальцем от нёба "косточку" адаптера...
      - Не бойся!..
      Она азартно лупит маленькими розовыми пятками лоснящиеся бока Крылатого. Ребенок и титан! Я тоже взбираюсь на жаркую, шелковистую спину своего скакуна. Мгновение - и мы летим с невероятной, но такой желанной скоростью в раскрывающийся бутон утра.
      Первородное пламя Восхода пробуждается в колыбели Ночи от поступи наших коней. Вот оно отбросило покрывало, расшитое бисером звезд, потянулось, пронзая первыми лучами зазевавшихся сумеречных птиц, и поднялось одним мощным рывком во весь свой сказочный рост над присевшим от неожиданности горизонтом, вдохнув полной грудью пряный утренний ветер.
      - Не бойся! - кричит моя Всадница, раскинув тонкие руки навстречу огненному молодцу. - Теперь ты нашел себя! Помнишь: три части - одно целое?.. Если не испугаешься, Восход пропустит тебя!
      Все ближе горизонт, все явственнее горячее дыхание исполина. Заставляю себя, как в прошлый раз, выпрямиться на уверенной спине Крылатого, стараюсь не зажмуриться, пальцы судорожно стискивают бьющуюся гриву.
      - Я иду-у! - кричит Она.
      Гигантский конь сверхъестественным единым взмахом белоснежных крыльев посылает себя вместе со всадницей в ослепительную стену.
      Все!..
      Я чувствую, как мой Крылатый напрягает свои дивные мышцы, как сталью наливается подо мной упругая спина, и до боли сжимаю в пальцах гриву.
      - Я иду, Светлая!..
      Крик уносится назад с последним порывом ветра.
      Восход принял меня!..
      Интерлюдия вторая.
      Доктор услышал слабый шорох и поднял отяжелевшую от бессонницы голову. В дверях стоял белый как халат дежурный психокинетик, у него зримо тряслись поджилки.
      - В чем дело? - резко и нервно спросил Доктор, холодея от предчувствия.
      - Ва-ва-ва... -- дежурный не мог справиться с прыгающей челюстью, ва-ваш подопечный...
      - Ну?.. Что вы трясетесь, как невеста в брачную ночь? - сорвался Доктор. - Коротко и ясно: что случилось?
      - Он умер, - выдохнул дежурный, повернулся и двинулся обратно по коридору механической походкой.
      Сотня метров до экспериментального блока показалась Доктору многомильной, прокаленной солнцем дорогой на Голгофу. "Как?!.. Почему?!.. Где?!.. В чем?!.." - вопросы и вопросики, один бестолковей другого, прыгали и стучали как кости в стаканчике перед роковым броском. Тело за прозрачной выпуклой крышкой "саркофага" казалось таким же свежим и живым, как и раньше. В слабой надежде Доктор глянул на контрольную панель - увы! Все тридцать шесть датчиков вычерчивали ровные, как дорожки к кабинету Первого Друга, зеленоватые линии. Дежурный со смешанным выражением страха и сочувствия на бледном лице следил за его действиями и жадно курил в нарушение всех правил, непрерывно затягиваясь.
      - Когда? - глухо спросил Доктор, буквально рухнув на место оператора.
      - В двадцать три часа пятьдесят шесть минут, - психокинетик торопливо ткнул окурок в кадку с пальмой у окна и подошел к шефу, избегая смотреть в глаза. - Смерть наступила мгновенно, я... я ничего не смог сделать!..
      - Так, - Доктор усилием воли привел, наконец, в порядок распрыгавшиеся мысли. - Какие-нибудь особенности?
      - Да, - с готовностью зачастил помощник, - за несколько секунд до... катастрофы подопечный, очевидно, испытал сильнейший стресс, даже шок. Взгляните на его лицо, шеф.
      Доктор резко поднялся и подошел к "саркофагу". Сквозь чуть запотевшее стекло на него смотрели широко открытые, посветлевшие от какого-то страшного потрясения глаза на красивом, но изуродованном чудовищной гримасой лице.
      "Господи!.. Да что же ты, сынок?!.. Ведь все же шло отлично: ты даже от Выхода сумел уйти! Гениально простая адаптация: превратиться в самого себя ! Я бы не догадался... Ты прошел все тест-подготовки, и матрица получилась практически идеальной. Я был уверен в тебе, в успехе. Что же произошло?.. Что могло так повлиять на твое сознание: страх? наведеные энерфаны? блокировка?.. А может коматозный шок от нервного потрясения?!.. Конечно! Глупец! Сразу не догадался, поддался этому паникеру!.."
      Доктор бросился назад, к пульту, быстро набрал код воспроизведения Выхода.
      На главном экране замелькали какие-то цветные пятна, потом будто сквозь туман проступила гигантская панорама восхода солнца. Изображение как-то странно дергалось, и несколько секунд Доктор не мог понять, где находится наблюдатель.
      "Господи, да он же летит?!.. С огромной скоростью, на большой высоте! Но на чем?!.."
      Изображение надвинулось, на миг на фоне колоссального, нестерпимо пылающего солнечного диска мелькнула темная фигурка: то ли всадника, то ли птицы. Она мгновенно растворилась в пламени восхода, а в следующую секунду жидкая плазма захлестнула экран и погасла.