Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пятеро в одной корзине

ModernLib.Net / Федоровский Евгений / Пятеро в одной корзине - Чтение (стр. 6)
Автор: Федоровский Евгений
Жанр:

 

 


      Под нами плыли солончаки с плешинами оранжевых песков. Ни одной живой души, ни одного домика. Только темнела железная дорога Астрахань - Гурьев. По ней уныло ползла зеленая гусеница пассажирского поезда. Прикинул скорость. Навигационная линейка показала сто километров в час. Так когда то летал незабвенный ПО 2, "кукурузник", "русиш фанерен", как звали его в войну гитлеровцы. Но если приземляться, то надо здесь. Дальше будет поздно. В плавнях и камышах мы сгинем наверняка. Не успеют нас отыскать и вытащить.
      Запросил метеосводку. Особенно интересовали направлением ветра по высотам. Ответ не обрадовал. Везде дул северный ветер с тенденцией смениться на нужный нам западный. Но когда? Я протянул Артуру карту с помеченным пунктиром курсом:
      - Несет в Каспий. На всех высотах от тысячи до семи ветер с норда...
      Артур так увлекся своими метеорологическими делами, что поначалу не понял серьезности положения.
      - Ну и пусть несет, - сказал он
      - Ты что, трехнулся? Это же море!
      - Прости, не понимаю, что тебя всполошило?
      - Над морем погибли десятки аэростатов. Если что - нас не спасут парашюты! А надувной лодки нет!
      Теперь до Артура дошло. Длинное бородатое лицо его вытянулось. Он прикусил губу, напрягши свои извилины.
      - У меня такие оригинальные наблюдения идут, - проговорил он с огорчением и оглянулся на приборы.
      Я тоже не очень-то стремился обрывать полет. Хотелось дожать до конца, пока есть еда, есть силы, есть балласт. Конечно, полет над морем мог стать для нас гибельным. По мы рассчитывали на лучшее.
      - Давай Семена спросим, - Артур наклонился над Сенечкой.
      - Меня не надо спрашивать, - он вдруг открыл глаза. - Я как вы.
      - Мы - за!
      - А вот начальство будет против.
      Как раз в этот миг запиликала радиостанция. Вызывали нас. В штабе, где прочерчивался наш курс, тоже ушами не хлопали, поняли - нас несет в Каспий. По всем наставлениям, которых придерживались аэронавты, над морем летать запрещалось. Наставлениям надо верить - они писались кровью. Это вдалбливали каждому, кто хотел летать. Двое итальянских воздухоплавателей рискнули перелететь Средиземное море. Их шар попал в потоки, особенно сильные над водой. Аэронавты боролись как могли, то сбрасывая груз, то стравливая газ. Но стропы не выдержали перегрузок. Гондола оторвалась от подвесного кольца и упала в море.
      Эти же немилосердные турбулентные беспорядочные потоки угрожали нам. Если даже выдержат стропы, может лопнуть старая оболочка, потерявшая былую прочность.
      Неведомый радист упорно вызывал меня. Он просил, требовал отозваться. Но я медлил. Отвечу, когда придет решение. Артур обвел нас взглядом:
      - Так летим?
      Сеня хлопнул перчаткой по краю корзины:
      - Эх, семь бед, один ответ!
      Я кинулся к приемнику, отозвался. И тут же на борт сыпанул сердитый текст: "Немедленно садитесь. Это приказ. Морозейкин". Ответил: "Ничего не слышу, понять не могу". Так я играл в кошки-мышки минут пять, хорошо представляя, какой переполох творится сейчас в штабе. Ну, а потом выполнять приказание стало поздно. Нас выносило прямо в Каспийское море...
      С высоты оно виделось плоским и очень далеким, спокойным и не страшным. Но когда шар стал снижаться, мы поняли, что море яростно шумит. Рев его был каким-то особенным и ужасающим. Когда плывешь на теплоходе, то улавливаешь удары волн о корпус. Стоя на берегу, мы прежде всего слышим прибой, шелест гальки, грохот подводных камней. Однако подлинный гул из-за этих помех не доходит до нас. Теперь же, когда невдалеке вздымались волны и бросались одна на другую, рев казался буйным, недобрым и неправдоподобно глубоким, как у трубы, звучащей на самых низких басах.
      Ни Морозейкин, ни Стрекалис, ни авиационное начальство до нас не добрались. Зато нам устроила порку стихия. Взбаламученные потоки вцепились в шар зубами и начали трепать, как обозленный Трезор ненавистную кошку. Ветер то бросал к волнам, то подфутболивал вверх. Нас вдавливало в пол, точно прессом. Оболочка подозрительно скрипела.
      Сенечка с Артуром смотрели на воду, стараясь узнать: смещается ли наша тень. Она подскакивала на пенных волнах, какие бывают при жестоком шторме, но понять, движемся мы или висим на месте, было нельзя. Оставалось гадать, чем все это кончится, напустив на себя спокойствие. Все равно мы ничем себе помочь не могли, и нам теперь уж тоже никто не поможет. Мы сами поставили себя в такое положение.
      Корзину трепало, как шлюпку в бурю. Мы цеплялись за ее края. Тот же бешеный вихрь, который помыкал нами, трепал и оболочку вокруг аппендикса.
      Истошный вопль подняли звери. Митька заметался по корзине, опрокидывая термоса, баллоны, приборы, батареи. Прошка взвился по толстому канату гайдропа к подвесному кольцу и орал, словно с него сдирали шкуру.
      Достигнув какого-то невидимого потолка, аэростат валился вниз. Пол уходил из-под ног, выворачивало внутренности. У самых волн, какие поднимал десятибалльный шторм, гондола с шумом врезалась в тугую прослойку воздуха и снова подскакивала к небесам. А мы смахивали с лица соленые капли брызг. Сбросив треть оставшихся мешочков с песком, выкинув пустой кислородный баллон, мы искали спасения на большой высоте.
      Основательно намяв нам бока, судьба, в конце концов, смилостивилась над нами. Через несколько часов мы обнаружили, что попали в струю западного ветра. Она понесла аэростат на восток в сторону спасительного берега.
      Показался корабль. Было видно, как он боролся со штормом, работая машинами на полную мощность - от его форштевня в обе стороны разбегались волны, похожие на седые усы. Значит, мы не одни. Уж если не спасут, то увидят, как гибли, сообщат...
      12
      Вскоре по горизонту пролегла фиолетовая полоска суши. Потом появился фрегат с белыми парусами. По мере приближения ковчег распадался, ширился и уже стройной флотилией развертывался фронтом, словно перед баталией. Артур посмотрел в бинокль. Восьмикратно увеличенная флотилия мгновенно потеряла свою сказочность. Это были не корабли, а строй светлых многоэтажек с островками парков, озелененными проспектами, фонтанами. Это был город Шевченко - один из молодых городов полынно-солончакового и песчаного полуострова Мангышлак, возникший на месте глинобитного поселка Актау.
      "Настоящая пустыня! Песок да камень, хоть бы травка, хоть бы деревцо ничего нет"! - воскликнул в отчаянии Тарас Шевченко. В здешнем форту поэт провел семь лет каторжной солдатчины. Царь знал, куда ссылать неугодных вольнодумцев. Здесь нет ни одной речки или озера с пресной водой. Пятидесятиградусная летняя жара испепеляет все живое, зимой выжигают пустыню сорокаградусные морозы. Воду для питья привозили с другой стороны Каспийского моря.
      Шевченко, по существу, был первым для нас городом, над которым мы пролетали днем и могли разглядеть его в деталях. По озелененным проспектам, раздувая пышные фонтаны, шли поливальные машины, пролетали "Волги" и "Жигули", автобусы заглатывали на остановках пестро одетых людей. Видны были здания фабрик каракуля и верблюжьей шерсти, химических заводов, исследовательских институтов и учреждений.
      Вынесенную за город атомную станцию, первую в мировой практике оснащенную реактором, работающем на быстрых нейтронах, мы узнали по высоким трубам и корпусам из стекла и бетона. От нее уходили высоковольтные опоры к буровым вышкам и эксплуатационным установкам, темневшим островками в желтой пустыне.
      У города не было привычных окраин. Оборвались многоэтажки, исчезла извилистая лента рукотворных насаждений, напоминавшая крепостную стену, и потянулись, насколько хватал глаз, барханы. Освещенные малиновым закатом, они терялись вдали, сливаясь на горизонте с сизыми сумерками.
      Во время очередного радиосеанса Морозейкин спросил, почему не работала рация, когда нас несло в море. По радиограмме тона не уловишь, но было и так понятно, что начальство за нас переволновалось не меньше, чем мы сами. Ответил: заменял у приемника конденсатор и связь держать не мог. Виктор Васильевич еще поинтересовался, сколько осталось балласта, как самочувствие экипажа, и разрешил лететь дальше.
      Артур, наблюдавший за мной, подозрительно спросил:
      - Ты что радуешься, как семеро козлят?
      - Жить хорошо, Арик! Мы летим! - Я накрыл рацию чехлом, потянулся, напрягая занемевшую спину.
      - Тогда ужинать - и бай-бай!
      - Может, кагору хлебнем?
      - Договорились же: после посадки!
      ...В эту ночь выспаться не удалось. Растолкал Артур. Он дежурил с полуночи до четырех утра.
      - Братцы, что-то происходит там... - при слабом свете луны его лицо было белым, как у мима.
      Чертыхаясь, мы вылезли из спальных мешков, посмотрели вниз. Темень. Классик сказал бы: "Не видно ни зги". Вдруг вспыхнул огонек, промчался бесшумно, точно стрела, и пропал за горизонтом. Следом вспыхнул другой огонь, тоже чиркнул метеором по аспидной земле.
      - Стреляют? - предположил Сеня шепотом.
      - А где грохот?
      - Может, лазер?..
      В одном месте огненные линии заметались вкривь и вкось. У нас зашевелились волосы.
      - Где летим? - Сенечка включил фонарик, посмотрел на карту. - Судя по курсу, Голодная степь... Пожалуй, надо поставить в известность штаб.
      - А чем он поможет?
      - Ничем, но разъяснит...
      - Огни же нам не мешают, - вмешался я. - Если какие-нибудь испытания, так уберемся подобру-поздорову и станем помалкивать.
      Этот совет не устроил Артура:
      - Садись за рацию, работай на аварийной волне.
      Работать не хотелось. Хотелось спать. Наклонился над рацией, прикинулся, что собираюсь исполнить приказ. По затылку скользнул лунный свет. Стоп! Кажется, осенило. Поглядел на луну, вниз посмотрел. Ну конечно же! Поехали по шерсть - вернулись стрижеными.
      - Все же удивляюсь ученым людям, - начал я с подковыркой. - И глядят, да не видят...
      Артур насторожился:
      - Ну-ну, продолжай!
      - Это же оросительные каналы преображенной Голодной степи. Газеты читать надо!
      - Каналы?!
      - Попадают в лунную дорожку, отражаются, а тебе мерещится всякий вздор.
      Поворчав, я полез в спальный мешок. Сквозь дрему слышал, как Артур поднял на вахту Сеню и сам тут же заснул, задиристо засвистел простуженным носом. Наверное, я забылся на каких-нибудь полчаса, и тут трясет мой спальник уже Сенечка.
      - Ну, что еще? - сердито спросил я, поняв, что сон не вернуть и надо вставать.
      - Тарелка!
      - Да вы спятили! Одному - лазеры, другому - тарелка...
      - Да нет, в самом деле! - Семен взглядом показал на светящийся вдали шар величиной с копейку, добавил зловеще: - Ей-богу, тарелка!
      Испугавшись, что неопознанный летающий объект может внезапно исчезнуть, я схватил фотоаппарат, поставил самую большую выдержку и начал щелкать затвором.
      Придушенная утренняя пляска разбудила Артура. Он быстро выпростался из мешка, обеспокоенно поглядел на нас.
      Почти на равном удалении от большого шара по обе стороны висели еще три светлячка поменьше.
      - Тот главный, а эти - разведка! - сказал Сеня.
      Утверждают, что НЛО нет и быть не может. Бывший флаг-штурман полярной авиации Валентин Иванович Аккуратов, которому я верю больше других людей, и тот рассказывал, что видел во время одного из полетов нечто подобное неземному аппарату. Да и мы не ослепли! Мы видели! Разное про них писали - и что в плен захватить могут, и сжечь, и забить до смерти... Стало страшно. В таких случаях первым делом отказывала рация. Я повернул выключатель - "Маяк" работал, передавал малахольную музыку. Однако светящийся шар с шариками-спутниками не удалялся и не приближался, словно присматривались. Мы двигались, и они перемещались с той же скоростью.
      - Сейчас посовещаются и съедят, - тихо проговорил Артур.
      Он заинтересованно смотрел не столько на шары, сколько на нас.
      - Да ты очки протри! - с суеверным страхом воскликнул Сенечка. - Видишь, у них бортовые огни?!
      - И музыка вроде играет, - Артур упрямо не понимал серьезности положения.
      - Маркони! Все-таки передай в штаб: видим неопознанный летающий объект... - Сеня часто-часто заморгал белесыми ресницами.
      Я вопросительно взглянул на Артура.
      - Ничего не передавай, засмеют, - сказал Артур. - А тебе, Сеня, стыдно не знать. Чему только вас учили перед полетом, академики?! Это же Юпитер - самая большая звезда Солнечной системы. В здешних широтах на рассвете Юпитер появляется на горизонте. Звезды поменьше - просто из другой Галактики.
      Сенечка не поленился вытащить навигационный справочник.
      - Точно, Юпитер... - Он смущенно почесал затылок.
      Артур мстительно рассмеялся:
      - От худого ума - беда. Так-то, братцы сердечные...
      13
      Трудно рассказать обо всем, чем занимался наш ученый командир. У него было много приборов. Сами по себе они ни о чем не говорили. Отсчитывали свои миллибары, метры, градусы, икс-лучи... Но, отталкиваясь от частного, он как бы решал глобальные задачи, которые тревожили людей.
      Делая пробы воздуха, он убеждался в увеличивающемся количестве углекислоты в атмосфере, о чем ему говорил Гайгородов перед полетом. В цепи взаимосвязанных экологических колец из-за массовой вырубки лесов, варварской эксплуатации пастбищ и пахоты, чудовищного выброса промышленных отходов, неупорядоченного роста городов в подлунном нашем мире происходили необратимые процессы, которые вели к заметному потеплению планеты. Быстрей стали таять ледники в полярных областях и на горных массивах. Уровень Мирового океана за последние сто лет повысился на 10-15 сантиметров...
      Мы летели над пустыней. Мы видели дела людей - каналы, лесопосадки, оазисы. И все же зеленые островки оставались островками в безбрежье барханов, такыров, соленых мертвых озер. И если опять-таки окинуть мир всеохватным взглядом, получится печальная картина. Не за столетие, не за полвека, а за один-единственный год площадь пустынь увеличивается на 20 миллионов гектаров. Сегодня опустынивание угрожает трети суши планеты. Чтобы бороться с нашествием песков, нужны точные цифры потерь. Чтобы узнать причину поражений, нужна разведка по всем фронтам - от стратосферы, космоса до глубин Земли. И данные, собираемые Артуром, шли в общую копилку знаний для грядущего наступления на засуху, ураганы, землетрясения, голод...
      Сеня удерживал высоту, с беспокойством отмечая утечку газа из оболочки. Он уже пересчитал все оставшееся имущество и сбросил тару, чтобы сэкономить мешочки с песком. Из восьмидесяти семи их оставалось тридцать два. Если прибавить к этим шестидесяти четырем килограммам вес последнего баллона с кислородом, который тоже скоро придется выбросить, да пустые термосы из-под чая и бульона, то получится около ста килограммов. Запас для более или менее благополучной посадки, в общем-то, критический. Но не сильный западный ветер нес аэростат в сторону восточного Казахстана, так что Сенечка тянул на честном слове, мечтая как можно дольше продлить полет.
      Вдруг снизу захлопали выстрелы. В облачке седой пыли неслись по степи сайгаки. За ними гнался УАЗик с тремя стрелками. Кто-то из них увидел наш "пупырь". Машина остановилась. Стрелки, сверху похожие на блох, повыскакивали на землю и стали громко кричать, тыча руками в небо. Кто-то из них первым сообразил стрелять, вскинул ружье и начал палить. Высотомер показывал две тысячи метров. Но непонятно, какое оружие было у людей. Если карабины, то могли достать запросто. Тогда одной пули хватит, чтобы сбить нас. Сеня второпях выкинул сразу десять мешочков, пытаясь скорей уйти от огня.
      - Прекратите стрелять! - что есть силы закричал в мегафон Артур.
      Но браконьеров уже захватил азарт. Крика они не услышали, вскочили в машину и понеслись за нами, паля на ходу.
      - Помяните, какие-то начальники резвятся, - чуть не плача, простонал Сеня.
      Тогда разъяренный Артур выдернул из наших узлов ружье "Барс", вогнал в ствол патрон и выстрелил.
      - Дай-ка мне! - еще в училище я наловчился неплохо стрелять, брал первенство на окружных соревнованиях. Как на стенде, положил ложе на бортик корзины, повел мушку перед мотором УАЗика, попридержал дыхание и спустил курок.
      Машина дернулась, будто влетела в колдобину. Скорее всего, в цель я не попал, было далеко, однако до браконьеров дошло: на "пупыре" летели вооруженные люди. Развернувшись, они дали тягу. Я и Артур издали вопль восторга, однако Сенечка был удручен - двадцать килограммов балласта как не бывало.
      - Хочешь не хочешь, а вечером придется садиться, - сказал он.
      - Поставь в известность землю, - распорядился Артур.
      Вызвать ближайшую станцию труда не составляло. Диспетчер откликнулся тут же. Я назвал квадрат и сказал, что аэростат обстреляли трое неизвестных на зеленом УАЗике, вооруженных карабинами или винтовками, просил принять меры.
      Надо полагать, сообщение вызвало панику. Дальнейшее смахивало на авантюрный рассказец. Минут через десять диспетчер передал, что к месту происшествия вылетел военный вертолет с группой захвата. Вскоре мы услышали рокот. Вертолет пролетел ниже, раскручивая серебристые винты. УАЗик начал петлять, но вертолет спикировал коршуном и прижал к заросшей камышом речке. В бинокль было видно, как распахнулась дверца, на землю высыпало отделение десантников в пятнистой маскировочной форме. Сайгаки к этому времени скрылись. Браконьеры сложили оружие. Кажется, порок был наказан, восторжествовала добродетель...
      После обеда горизонт стало заволакивать тучами. Они вылуплялись как бы из ничего. Всего минуту назад разливалась синева. Внезапно появилось "кучево-дождевое облако грозового характера" - как определил бы наш Громобой, первый наставник метеорологии, склонный к точности терминов. Из облака потянулась вихреобразная воронка, даже не воронка, а веретенообразная дуга лиловой окраски. Бешено раскрутившись, она коснулась земли, подняла тучу пыли и понеслась по степи, играючи вырванными кустарниками и травой.
      Нацеливаясь фотоаппаратом, Артур объяснил:
      - Этого чертенка зовут торнадо. Как он образовывается? Здесь пока много неясного. Рассуждая логически, можно предположить, что имеет место повышение температурного градиента до величины, значительно превышающей адиабатический градиент...
      Блеснув очками, он помолчал, глядя на наши разинутые рты. Убедившись, что ни я, ни Сеня ничего не поняли, попытался объяснить более популярно:
      - Внутри смерча возникает очень низкое давление - вполовину меньше нормального. Вблизи ветер настолько силен, что возникает "взрывной эффект". Он рушит дома, опрокидывает поезда, срывает опоры электропередач, как это случилось в Иванове и Смоленской области... Теперь поняли?
      - Как бы не угодить в него, - проговорил Сенечка, с настороженностью следя за бесновавшимся волчком.
      - Он уже теряет силу, - успокоил Артур.
      Смерч опять всосался в облако и там потерялся.
      - А теперь, братцы-академики, давайте решать, когда будем садиться, сказал командир, помедлив.
      Я прикинул на карте, куда нас вынесет к вечеру. Получалось - в степь северней Балхаша. Больших населенных пунктов вблизи не было. Никому не доставим неприятностей, хотя придется долго ждать помощи. В воздухе мы находились более восьмидесяти часов, изрядно устали, успели обрасти и обгореть на солнце, как в высокогорье.
      - Дальше лететь рискованно, - высказал благоразумную мысль Сеня.
      Принялись упаковывать вещи, снимать приборы, связывать спальники и палатку, вкладывать в ящики жесткую и хрупкую утварь вроде бинокля и фотоаппаратов. В свой спальник я засунул термос с кагором.
      Митька с курткой освоился как со своей и высказал недовольство, когда я распорол стежки и вытряхнул его из тепла. На километровой высоте термометр фиксировал плюс двадцать два. К вечеру, конечно, похолодает, но мы уже начнем приземляться.
      Артур составил для штаба многострочную радиограмму. Я запросил местные метеостанции о силе ветра у земли. Передавали умеренный северо-западный с порывами до десяти метров в секунду. Сеня крякнул. Значит, аэростат будет мчаться у земли со скоростью трактора "Кировец" - километров сорок в час. Гондола, понятно, побьется, не говоря уж о нас, грешных. Недаром же посадку на аэростате остряки называют "управляемым несчастным случаем".
      Вечерело. Шар понемногу терял высоту. Чтобы он не набрал ускорение, Сенечка сбросил кислородный баллон и песок из Прошкиной и Митькиной уборной. Я определил пеленги, поочередно настраиваясь на все маяки, находящиеся в зоне радиообмена. О предполагаемом квадрате приземления передал в штаб и в республиканское управление гидрометеослужбы в Алма-Ату. Закончив передачу, свернул рацию, вытянул антенну. Теперь уж в воздухе она не пригодится.
      - А ведь в поле-то придется под шапкой ночевать, - проговорил Артур, глядя на пустынную степь.
      Сеня старательно, как продавец в присутствии инспектора ОБХСС, стал отмерять совком последние дозы песка, затем потянулся к стропе, ведущей к клапану аэростата. С кротким всхлипом сработала крышка, прижатая пружинами. Подъемная сила уменьшилась. Навстречу понеслась земля, кое-где испещренная строчками троп. В последних лучах уходящего солнца мелькнуло вдали несколько малых поселков с глинобитными овчарнями на околице.
      Артур отвязал конец гайдропа. Вниз, разматываясь, полетела бухта толстого веревочного троса. Из красного мешочка над головой Сеня достал стропу разрывного отверстия. Стрелка высотомера приближалась к нулю, хотя конец гайдропа еще болтался в воздухе. Спускались мы довольно быстро. Артур сбросил тюк с парашютами, чтобы замедлить падение.
      Теперь важно было дернуть разрывную вожжу в нужный момент: не слишком рано - иначе корзина сильно ударится о землю, и не очень поздно - в этом случае оболочку, откуда не полностью выйдет газ, вместе с гондолой будет долго тащить по степи.
      Я вцепился в стропы. Неотвратимо и жутко приближалось поле в кочках верблюжатника и вереска, полыни и ковыля. Только сейчас на посадке мы почувствовали, как сильно дул ветер и страшна была сыра-земля.
      Гайдроп поднял пыль, вызвав сумятицу у сусликов и сурков.
      - Двадцать пять, двадцать... - начал считать Артур, определяя на глаз расстояние, потому что уже ни один прибор не действовал.
      Гайдроп извивался змеей, щелкая хвостом, как кнутом. Почуяв нашу нервозность, в угол забились Митька с Прошкой.
      - Десять... Семь...
      Чтобы наполненная газом оболочка долго не волочилась по земле и водород не взорвался бы от трения, надо было поскорей расстаться с газом. Рука Сени с намотанной на ладонь красной стропой дернулась. Вверху затрещала лента разрывной щели. Выдох как у кита-финвала. Газ рванулся из оболочки, точно узник на волю. Гайдроп начал таскать корзину из стороны в сторону.
      - Ноль! - взвыл Артур, но еще успел докричать: - Держись!
      Ивовая корзина с лета врезалась в землю, как в гранит. Раздался терзающий душу скрип. Спружинив от удара, корзина подскочила метров на пять, накренилась так, что из нее посыпалась поклажа. Бухнулась вновь, опять подпрыгнула, выбивая из нас дух, словно пыль из ковра. Что-то тяжелое пребольно колотило по бокам и голове. По лицу хлестали стропы. Свободной рукой я хотел дотянуться до Митьки, чтобы его удержать, но пес уже был вынесен и повержен. За котенка я не боялся. Прошка при любом раскладе приземлялся на все четыре.
      Через минуту боковым зрением я заметил Митьку. Он несся за нами, делая, как и корзина, большие прыжки.
      Корзину тащило метров сто, пока не вышел весь газ и не улеглась оболочка. Гордое творение наших рук теперь съежилось, испустило дух, превратившись в бесформенный ворох серебристой ткани.
      На карачках мы выползли из груды имущества. У Сенечки заплыл глаз. Артур держался за щеку, откуда вырвало кусок бороды. Поднявшись на ноги, мы почувствовали, как студенисто плывет и качается земля. Ощупали руки, ноги вроде целы...
      Артур поглядел на часы. Они показывали восемнадцать сорок. Стало быть, с момента взлета прошло 84 часа, трое с половиной суток.
      Уже в затухающих сумерках мы стащили в одну кучу вещи, растерянные при посадке. Ни разбить палатку, ни залезть в спальные мешки не было сил. Неодолимый сон навалился на нас. Артур и Сенечка подсунули под головы парашюты и тут же затихли. Я лег на оболочку, положил голову на спальник, поискал положение, при котором бы ничего не болело, но, кажется, так и уснул, не найдя.
      14
      "Не изведав горя, не узнаешь радости" - так утверждает пословица. Жаркое солнце било в глаза. Я кряхтел, морщился, пытался повернуться на другой бок, но даже сквозь сомкнутые веки раздражал ослепляющий свет, упорно взывал к пробуждению. Наконец собрался с духом и сел, охнув от боли. Болело все - от макушки до пяток, как после побоев. С усилием разлепил глаза - и взревел от страха. На меня смотрела дьявольская морда. В панике я треснул по ней кулаком, вскочил на ноги. И тут понял: нас окружала тысячная орава овец. Поджарые после летней стрижки, похожие на гончих, животные, отпихивая друг друга, молча лезли на распластанную по земле оболочку, слизывая влагу, которую мы стащили с холодного неба. Митька так же молча гонял их, но отара, презрев страх, бросалась с другой стороны к образовавшимся на непромокаемой ткани лужицам.
      Овцы хотели пить - это ясно. Но где же чабаны? Почему они бросили животных на произвол судьбы? Пинками я расшвырял наиболее оголтелых. Острыми копытцами они могли порвать оболочку - как никак, а казенное имущество.
      Артур и Сенечка проснулись уже после того, как оболочка просохла и овцы отхлынули, а вожаки козлы взирали издали воинственно и недобро.
      Мы еще раз прошлись по степи до того места, где корзина впервые ткнулась в землю, подобрали разбросанную мелочь - экспонометр, патроны, Сенечкину запасную куртку, потерянный Артуром унт, мой нож в кожаном чехле... Потом сложили оболочку, как укладывают парашюты, подогнав стропу к стропе.
      Я развернул рацию. Перед посадкой я упаковывал ее в деревянный ящик, выложенный изнутри поролоном. Приемник работал, однако передатчик отказал. Стал искать повреждение, не особенно веря в успех. После такой "мягкой" посадки не то что тонкий механизм с ювелирной пайкой, а орудийный лафет развалился бы на куски.
      Стало припекать. Мы вылезли из меховых одеяний, оставшись в свитерах и спортивных брюках.
      - Где же все таки люди? - недоумевал Артур, озираясь на овец, безмолвным кольцом окруживших нас.
      - По карте отсюда в семи километрах к северу поселок Карабулак. А восточной - в десяти - Джанысгой... Не может же быть, чтобы люди не видели нас, - сказал Сенечка.
      - Если из поселков не заметили, то чабаны-то должны видеть! Может, прячутся?
      - У нас рога, что ли? - возмутился Артур.
      Он расхаживав, заложив руки за спину, и вдруг замер. Мы вытянули шеи. Со всех сторон, обкладывая нас, как волков, мчались всадники. Под копытами вилась густая пыль.
      - Тут что то не так, - прошептал Артур, бледнея.
      Лава приближалась. До нас донеслись воинственные крики, гиканье. Наездники мчались, держа наперевес ружья и вилы. Сенечка потянулся к "Барсу", но Артур одернул его.
      - Не смей! Истопчут!
      - И пойдем как бычки под кувалду? - огрызнулся Сеня, хотя уже ясно видел, что остановить выстрелом осатаневшую от гонки лавину было невозможно.
      Передние на всем скаку попытались затормозить, но давнули задние, образовалась куча мала. Я и рта не успел раскрыть, как кто то заломил мне руки за спину и начал туго вязать веревкой. Рядом безмолвно бился Сенечка. Артур кричал, однако его вопли не доходили до торопких, деловых степняков, привыкших укрощать не то что людей, а трехлеток жеребчиков.
      Дольше всех отбивался Митька, но и он скоро исчез из поля зрения. Котенчишку, наверное, вообще затоптали.
      Через минуту другую мы тюфяками валялись в пыли, расхристанные, обезоруженные, грязные. Один из всадников - крепыш в лисьем малахае и пиджаке в клеточку - поднял руку с плеткой на кисти. Крики и гвалт мгновенно стихли.
      - Кто такие? - крикнул он фальцетом.
      - С этого бы и начали, прежде чем руки-то ломать, - сказал Артур.
      Всадник кивком сделал знак. Двое спрыгнули с коней, подхватили Артура под мышки, поставили на ноги.
      - Все наши документы в планшете.
      Кто-то разыскал сумку, услужливо подал всаднику в малахае. Тот читать не стал, а засунул планшет за голенище мягкого сапога.
      - Разберемся, - он стегнул низкорослого конька, крутнулся на месте и вынесся из круга.
      Нас перекинули через седла и погнали лошадей. В нос бил крепкий запах конского пота и полыни. Все косточки кричали надсадным криком. Самое скверное - не видно было, куда везут. Лицо билось о тугой лошадиный бок. В глаза, рот и ноздри летели ошметки земли, сухой и соленой на вкус.
      Иногда с галопа лошадь переходила на рысь. Тогда тряска делалась совсем невыносимой. Я попытался переменить положение, но получил удар под ребро кнутовищем. Захлебываясь от боли и злости, стал крыть своего лиходея, его родителей, бабушек и дедушек.
      - Дай передохнуть, мочи нет!
      Мучитель натянул поводья.
      - Хочешь, посажу в седло?
      Не дождавшись ответа, он потянул меня за шиворот, вставил в седло, сам уместился на крупе. Я разлепил глаза. Впереди мчалась основная масса доморощенной орды. Там находились Артур и Сенечка. Сзади и по бокам неторопливо рысили те, кто отстал.
      В поселок нас не повезли. Сгрузили на выгоне, затолкали в пустую овчарню. Сквозь маленькие оконца мутно тек солнечный свет. От овечьего старого навоза тянуло смрадом. Стала терзать жажда. Пить захотелось мучительно. Артур подошел к воротам, сквозь щели в иссохших досках виднелась жердь засова. Он пнул ногой. Приблизился пожилой бородатый стражник с двустволкой на ремне. Что то сказал по-казахски.
      - Пить дай! - рявкнул Артур
      Караульщик выпалил длинную фразу и ушел в саманную сторожку, где, видно, собирались овцеводы в зимние ночи.
      Прошло минут пять. Убедившись, что стражник и не думал поить нас, Артур стал колотиться боком, поскольку руки у него были связаны. Казах рассердился, стал что-то кричать, гневно потрясая ружьем.
      - Пить дай, палач! - взревел Артур.
      Сторож потоптался, опять протрещал какую-то фразу и скрылся за дверью. Он так и не вышел из домика, хотя Артур раскачал ворота настолько, что они едва не слетели с петель.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7