Имение Игулах, «Семь холмов», находилось в пяти лигах от Столицы за северной заставой Иш по дороге на Курганы. Джу прошлым летом был недалеко от этого места на учениях, но он думал — эти земли принадлежат государю. Очевидно, он ошибся.
      За треть лара Джу нанял на постоялом дворе серую кобылку, взял в долг у приятеля саврскую сбрую в серебряных бляхах и бархатный красный чепрак для нее, сам нарядился, как мог, и в таком виде прибыл в гости к дяде. Из вежливости он приехал заранее. Так учили в лицее: по этикету низшим чиновникам и младшим членам семьи положено появляться чуть раньше назначенного срока, чтобы не отвлекать хозяев от приезжающих вовремя значимых персон. Сам Джу далек был от того, чтобы считать себя хоть сколько-нибудь значимой персоной. Тем удивительней показалось внимание, которое уделил ему дядя кир Ариксар. Несмотря на то, что ожидался приезд государя и по этой причине слуги бегали и суетились чрезвычайно, чтобы встретить Джу, был выделен специальный человек.
      Джу плохо знал своего знаменитого родственника. Кроме имени кира Ариксара и печати с белым волком, Джуджели известно было только то, что Волку, как старшему в семье, принадлежат три четверти земель в провинции Северная Агиллея. Мачеха Джу, кирэс Яана владела едва ли двадцатой частью от поместий Волка, и, тем не менее, ожидаемое после нее наследство представлялось Джу весьма и весьма значительным. Впрочем, наследники у Волка были свои, так что Джу не с чего было разевать рот на чужой пирог или считать деньги в дядином кармане. Но он даже близко не предполагал, что семья, к которой он, пусть номинально, но все ж принадлежит, настолько богата.
      Джу был попросту ошеломлен. Личная гвардия на охране ворот, сотни талей ухоженной земли обнесены решетками с золочеными зубцами поверху, без счета слуг и рабов, дорожки в саду выложены розовой мраморной плиткой, белокаменный дворец на холме… Джу от удивления разве что рот не разинул, словно деревенщина какая.
      Степенный человек — младший управляющий, как он себя назвал, — встретил Джу во внутреннем дворе и провел его галереей к широченной лестнице, застеленной парфенорскими коврами такой дивной красоты, что на них ступить было боязно. Однако слуги носились вверх и вниз без всяких опасений, и Джу, сделав вид, что безумная роскошь вокруг — дело для него обычное, и ему не привыкать, последовал за провожатым на второй этаж к апартаментам кира Ариксара.
      Волк стоял у окна шикарного кабинета рядом с каким-то дворцовым чиновником из тех скрытников, что значок ранга носят с обратной стороны воротника, словно сыщик Иль, — поди-ка, догадайся, кто перед тобой: помощник смотрителя кухни или начальник охраны Царского Города.
      Волк был высок ростом, прям, как палка, и абсолютно сед — большая редкость среди таргов. А собеседник его и вовсе не был таргом. Во взглядах, которыми обменялись эти двое, когда он вошел, Джу смог прочесть весьма лестное для себя одобрение. В который раз Джу порадовался, что благодаря нежданно свалившимся деньгам он выглядит достойно.
      Ему, с детства ненавидевшему всякие церемонности, пришлось исполнить традиционное приветствие старшего младшим и целовать Волку рукав, после чего официальную часть визита Волк разрешил считать завершенной.
      — Я рад видеть в своем доме моего племянника, сына моего любимого брата кира Агиллера из Агиллеи, — сказал Волк. — Я вижу, Джуджелар, ты — разумный и воспитанный юноша. Очень жаль, что раньше мы не были знакомы. Но я надеюсь исправить это досадное упущение…
      Джу стоял пред Волком, выпрямившись. Взгляд его скользил по затканным золотом бархатным занавесям, узорному паркету, золотым статуэткам, держащим решетку перед камином. На губах застыла вежливая полуулыбка, а праздничное настроение куда-то улетучилось. От всего увиденного Джу было неприятно. Не из зависти. Из какого-то другого чувства, больше похожего на обиду. Видать, не той ногой порог переступил.
      Волк продолжал:
      — Господин тайный советник Дин, — кивок в сторону дворцового чиновника, — помог мне отыскать тебя в Столице. Ты — единственный сын моего брата, а наша семья всегда была одним целым. Я с прискорбием узнал, что ты, как полный сирота, принят на государственное обеспечение. Я желаю исправить это положение, неподобающее для человека нашего рода. Я хочу тебя усыновить. Ты станешь моим младшим сыном и войдешь в клан Белого Волка.
      Джу отвлекся от каминных статуэток и прямо взглянул Волку в глаза. «Где ты был, дядя Волк, — говорил он про себя, — когда меня пороли за то, что у меня не было трех ларов заплатить в месяц за квартиру? Когда дети безродных торгашей, учившиеся со мной, смеялись над моей нищетой? Ты ел с золотого блюдечка, а у меня не было ничего своего — портянки да шнурок на штанах и те казенные…»
      — Не гневайтесь на меня, сиятельный кир, — произнес он, — но я свято чту память моего отца, и для меня предательством было бы принять другое имя.
      Волк, вопреки ожиданиям Джу, слабо улыбнулся в ответ.
      — Твой отец… — он покачал головой. — Впрочем, как-нибудь в другой раз о нем. Ты учишься в лицее «Каменные Пристани»?
      Джу опять вежливо потупился:
      — Да, кир Ариксар.
      — И кем же ты надеешься стать по окончании? Отправиться ко двору?
      — Нет, кир Ариксар. Я рассчитываю продвинуться по судейской линии.
      Волк благосклонно кивнул.
      — Весьма похвально видеть в молодом человеке столь продуманные и устоявшиеся планы на будущее. Что ж, не буду тебя задерживать. Пока еще до прибытия государя есть время, можешь погулять и поискать себе компанию.
      Джу почтительно поклонился и стал отступать к дверям.
      — Джуджелар, — сказал вдруг Волк.
      Джу поднял голову.
      — Ты похож на своего отца, мальчик, — кивнул Волк. — Очень похож.
 
      Следующую половину стражи, остававшуюся до приезда государя, Джу посвятил изучению коллекции мраморных статуй. Не то чтобы он был ценителем и знатоком искусства. Скорее, наоборот. Просто неожиданное предложение Волка и собственный дерзкий ответ, брякнутый без размышлений, ни с того ни с сего, окончательно выбили Джу из колеи. Он и без того-то был не в своей тарелке, а здесь такие разговоры. Ему необходимо было успокоиться.
      Он задавал себе вопрос: «Чего я взъерепенился?» И сам рассуждал так: «Нет, я ответил правильно. Не зря говорят, что первое побуждение — самое верное, и нужно следовать именно ему. Лучше быть наследником маленького, но своего поместья, чем позволить присоединить его к общим землям и ждать, что тебе достанется все или ничего. Жил же я эти восемнадцать лет без Волка и его семьи, и ничего, Небо не падало, все было нормально. Проживу как-нибудь и дальше. Только не обидится ли он на меня теперь? Вдруг он хотел сделать как лучше, а я его не понял?..»
      Таким образом, шаг за шагом, помаленьку утешая себя, Джу обошел дворец и незаметно прикочевал к большому залу, где собравшиеся на праздник гости встречали государя. Как-то не сразу он осознал, что помимо знакомства с родным дядей этот день знаменателен еще и тем, что впервые в жизни Джу предстоит лицезреть императора Аджаннара.
      Поглядев через открытые двери на стоящих в две шеренги людей и посыпанную лепестками тепличных белых роз ленту ковра, через середину пересекающую огромный парадный зал, Джу решил, что не нарушит этикета, если пролезет поглазеть поближе. По стенке он проскользнул к подходящему, на его взгляд, месту и боком протиснулся между чиновниками. Никто его не оговорил за наглость, и Джу это придало уверенности.
      Прошло некоторое время. Ударил гонг. Все, кому было положено, закрыли лица масками. Джу собственную маску еще не заслужил. Он просто наклонился пониже, стараясь, однако, за государем подсмотреть. И вот великий момент настал. Ах, как же Джу разочаровался в сыщике Иле. Он подозревал, конечно, что при дворе все из угодничества подражают государю в любых мелочах. Но Иля он считал выше этой суеты. А Иль кривлялся. Даже походка у Иля была такая, как у императора, что уж там золоченые ногти и заткнутая за пояс коса. Так вот с кого все это в точности берется, понял Джу. Что ж, вполне закономерно. Есть единственный оригинальный человек в государстве, да и то — благодаря тому, что вырос и учился где-то далеко на Белом Севере. А остальные повторяют за ним, словно мартышки…
      Государь в справедливой маске степенно проследовал между шеренгами приглашенных, взошел на три ступени тронного помоста, повернулся лицом к своим подданным, отвесил им церемониальный поклон и отправился себе дальше, в следующие двери. Волк и еще несколько человек последовали за ним.
      Шеренги нарушили строй и стали расходиться, кто-то перебежал по розовым лепестками постеленный для государя ковер, кто-то влез на тронный помост и махал рукой, чтобы привлечь внимание своих спутников, замешкавшихся в толпе. Джу с задумчивым видом побрел прочь. От встречи с государем он, откровенно говоря, ждал большего. Ну что такое: прошмыгнул мимо — и был таков? Мог хотя бы сказать что-нибудь или постоять на виду подольше. Да и сам император оказался вовсе не таким, как Джу себе представлял. Джу думал: увидит величественного и важного, как старая статуя, истукана. А государь оказался самым обычным человеком. Словно купчишка какой или тот советник Дин. Совершенно ничего необыкновенного ни в его фигуре, ни в повадках Джу приметить не успел. Да на любой улице каждый второй — такой же.
      Настроение у него окончательно скисло. Ни сам праздник, ни перспектива провести вечер за праздничным столом больше не радовали вечно голодного лицеиста. Винить в этом он склонен был инспектора Диту. Что тот имел в виду, когда просил Джу не терять бдительности и не забывать про государеву службу? Не говорятся такие слова спроста, хоть ты тресни. И Волк подозрителен со своим радушием, и вообще с того момента, как Джу упал с крыши, что-то в его жизни словно перевернулось…
      Его осторожно тронули сбоку за плечо. Рядом с Джу стоял господин тайный советник Дин с белой рысьей маской в руке. Господин Дин ласково улыбался.
      — Вы смелый юноша, господин Джуджелар, — доверительным тоном произнес советник. — Так осадить Волка в его лучших намерениях не посмел бы даже я, несмотря на мой ранг и положение при дворе. Все же можно было сказать то же самое не в лоб, а помягче, согласитесь?
      — Не знаю, господин советник, — покачал головой Джу. — Все случилось слишком неожиданно для меня. В «Каменных Пристанях» нас учат выражать свои мысли четко и ясно. Я и сказал, как думал, господин Дин.
      — То, как учат вас выражать свои мысли, более приличествует армии, чем двору, — мягко проговорил Дин. — Я ведь тоже закончил «Каменные Пристани». Правда, это было достаточно давно, и многое с тех пор в лицее изменилось…
      — Скажите, а кир Ариксар сильно обиделся на мой ответ? — спросил советника Джу.
      Господин Дин развел руками:
      — Кир Ариксар уважает независимость и смелость. К тому же, у него сейчас другие заботы. Но впредь я посоветовал бы вам быть осторожнее в высказываниях. Ваши родственные связи сделают вам хорошую карьеру, не сомневайтесь. Но это произойдет только в том случае, если вы сами не испортите себе будущее собственной неосмотрительностью. Придворный должен уметь не только говорить, но и молчать. Не только решать чьи-то судьбы, но и мириться с несоответствиями и несправедливостью в своей собственной. Мы служим государю и государству, и при слове «долг» обязаны забывать собственное «я».
      — Простите, но я еще не привык, — проговорил Джу. — Вся эта красивая обстановка вокруг… так много людей… и государь… Очень неожиданно. Я был не готов. Мне тяжело.
      Господин Дин опустил глаза.
      — Киру Ариксару тоже тяжело, — сочувственно кивнул он. — Я даже не знаю, что делал бы я, будь я на его месте. Или на твоем, мальчик. То, что большинство пустых людишек при дворе называет «самоотверженностью во имя долга» — всего лишь похвальба. Любую мелочь люди готовы приписать себе в заслугу. А вот презреть все низменные чувства и решиться служить маске Справедливости, в то время как под ней скрывает лицо человек, приложивший руку к смерти его дочери и твоего отца — это подвиг…
      На счастье всех, кто был вокруг, Джу попросту не сразу понял, о чем болтает этот тип. Внимание Джу было рассеяно, но постепенно, по каплям, оно выкристаллизовалось вокруг смысла фразы «под маской Справедливости — человек, приложивший руку к смерти твоего отца».
      Дочь Волка была Первой государыней. Она умерла семь лет назад, родители Джу умерли и того раньше — еще до восшествия государя Аджаннара на престол. Обстоятельства их смерти Джу известны были смутно. Он копался как-то раз в архиве Третьей префектуры, надеясь выловить весточку из прошлого, но Кмур застукал его за этим бесполезным, со служебной точки зрения, занятием и отправил доставлять по адресу чей-то рапорт. Джу прочел лишь карточку, по которой следовало разыскивать дело на бесконечных стеллажах в подвале префектуры. Еще раз побывать по делам в полицейском управлении Третьего округа Джу не довелось. В карточке же было написано так: «Дело о предположительном отравлении старшего государственного советника по торговым делам кира Агиллера из Агиллеи, совершенном девицей по найму Миран, дочерью часовщика Гермерида, в тот же день умершей через самоповешение». То есть получалось так, что мать Джу отравила его отца, а потом сама пошла, да и повесилась. В общем, Джу и до слов господина Дина вся эта история крайне не нравилась, а после стала нравиться еще меньше. «Не зря, — думал он, — с самого утра у меня было предчувствие, что добром эта поездка не закончится».
      Советник Дин исчез. К Джу подошли молодые люди его возраста, он машинально отвечал на какие-то вопросы. То, что сыночки богатеев, раньше замечавшие Джу не больше, чем грязь под ногами, говорят с ним вежливо и почтительно, нисколько Джу не радовало. Общее течение людей увлекло его в столовый зал. Государя за трапезой не оказалось. Джу посмотрел в окно: сквозь деревья хорошо было видно, как столбом взвивается пыль по дороге вверх по холму: с государем всюду ездит двести человек охраны.
      Джу пристроился к столу в том месте, где кучкой толпились стеклянные кувшины с разноцветными винами. Там он до следующего дня и остался. Хотя перепить Волка ему все равно не удалось.
 
      Волк был в бешенстве. Волк кричал:
      — Какого черта ты полез через мою голову?! Разве я просил тебя вмешаться? Я просил? Ах ты, рабское отродье! Как ты посмел совать свой нос в дела моей семьи?!
      Господин Дин сидел спокойно. К такому он привык. Вопли Волка не волновали его ничуть. Все равно — как кир Ариксар не надседайся, а доброй свиньи он не переголосит. Советник Дин легко терпел любую ругань, но делал все по-своему.
      Причиной крика был волчонок из «Каменных Пристаней». Восемнадцать лет Волку не было никакого дела до братцева отродья, а сейчас он готов за щенка глотку перегрызть. Зов крови, будь он неладен. Такая вот порода.
      Дин смотрел на свои грубоватые руки ремесленника — как их ни холь, а его породу они выдадут всегда.
      Наконец Волк выдохся, сел в кресло и устало откинулся назад.
      — Это все, что вы хотели мне сказать? — осведомился Дин.
      — Я убью тебя, если ты погубишь мальчишку, — прошипел Волк, полуприкрыв белесые глаза. — Убью собственными руками. Понял?
      — Понял, — согласился господин Дин. — А теперь и вы выслушайте меня. Вы готовы? В «Каменных Пристанях» дураков не держат. Ему наверняка дали подробные инструкции перед поездкой сюда — как себя вести, на что смотреть, кого слушать и что на всякий случай запоминать. Если бы подобную вещь сказал ему кир Ариксар Волк с его прошлым и заслугами перед государем и государством, ваш племянник понял бы это однозначно: его перетягивают из лагеря войск Порядка и Справедливости в стан какого-то нового мятежа. А теперь он сам придет к вам — увидите. Подумает немного, и явится в полное ваше распоряжение.
      — Речь не о том, явится он или не явится, — глядя на Дина исподлобья, негромко проговорил Волк. — Речь о том, что никто не имеет права трогать имя моего брата и честь моей семьи.
      Советник Дин выдержал его взгляд. Он спросил:
      — Разве я сказал ему неправду, кир Ариксар?
      Волк резко откинул голову и сжал подлокотники кресла так, что побелели его сухие пальцы.
      Дин встал со своего места, налил ифского, пахнущего яблоками вина в прозрачный кубок и подал Волку. Господин тайный советник был доволен: доверять Волку было нельзя, но помыкать им оказалось просто. Волк все еще лелеял мечты о мести.
      — Всякую вещь нужно делать вовремя, кир Ариксар, — сказал советник. — Пятнадцать лет назад вы сделали много правильных вещей, но в народе говорят: не тряси дерево, пока плоды зелены; созреют — сами опадут.
      — Вы говорите чушь, господин советник, — слегка успокоившись, заявил Волк. — Неужели шестнадцать лет ходжерского правления в этой стране пошли не на пользу ходжерцам, а во вред? Я этого совсем не нахожу. Достаточно взглянуть на то, как они развернулись в Столице — в Царском Городе и Имперском совете, чтобы убедиться в прочности их позиций.
      — Столицей таргов никогда не был Царский Город, как не был ею и Порт Тарген — столица плебеев и купцов. Административным центром страны — вполне возможно. Но не ее душой. Отправляйтесь в Эгироссу. Туда съехались на праздники все владетели Севера и весь цвет профессиональной армии. Вас там хорошо встретят, кир Ариксар.
      Волк поморщился и допил вино.
      — Что вы заладили, Дин! Вы много на себя берете. Думаете, меня можно как рыбу — подцепить и бросить? Прошли те времена, когда кодекс «Иктадор» тарги знали наизусть. Сейчас душа Таргена в кошельке, и каждый смотрит в свой карман. Я зарекся ломать хребет этой стране. Ни разу на моей памяти ничем хорошим это не кончалось.
      — А много ли раз на вашей памяти это происходило? — голос советника Дина звучал вкрадчиво.
      — Дважды. Вполне достаточно, чтобы вынести из происшедшего урок.
      — Времена преходчивы, кир Ариксар. Давайте попробуем исходить не из вашего личного опыта, а из пятисотлетней истории нашей страны. Семья Гаршах, клан Белого Оленя, к которой очень издали, но все ж принадлежит правящий ныне император, славна тем, что продержалась у власти в Таргене более двухсот лет. Ходжерский Огненный Тигр был у власти на своих островах всегда — он правит столько, сколько стоит мир. В то время как все предыдущие имперские династии на материке редко переживали второе поколение правителей. Когда таргский Жезл Власти в течение двух десятилетий переходил от семьи Гаргале к семье Гисанэ, от Гисанэ к Тодда, от Тодда к Вайюр, а Островной Дом был не более чем их общим дальним родственником — перемены в стране совершались быстро и просто, и затрагивали не более чем сотню-другую людей. Пятьдесят лет назад дело пошло было по накатанному пути, но сильно осложнилось тем, что одних только прямых претендентов на власть нашлось девяносто три человека, не считая прочей родни, их близких и друзей. Поэтому и только поэтому беспорядки в стране затянулись на многие годы. И закончились лишь когда из девяноста трех основных участников событий умерли девяносто два.
      Пятнадцать лет назад вы выдвинули неверные условия. Если бы вы требовали не республиканского правления, а Жезла Власти или регентства для клана Белого Волка, все могло бы закончиться намного удачнее для вас.
      — Или — наоборот, намного плачевнее, — прибавил Волк.
      Советник Дин понимающе улыбнулся.
      — Добиваясь ВСЕГО, необходимо и рисковать ВСЕМ, кир Ариксар. Рисковать ВСЕМ вы тогда не захотели, а за двести с лишним лет семьи Гаршах традиция придворного заговора и дворцового переворота забылась и заросла паутиной. Зато теперь у вас появился выбор. Принц Ша вырос, и он в значительно меньшей степени ходжерец, чем его отец и дед. Он хочет власти и хочет быть справедливым, — нужно лишь подсказать ему, что именно считать справедливостью. Того, что страна сорвется в пучину новой Солдатской войны можно не опасаться, поскольку нынче мы имеем не девяносто три наследника, а лишь троих. Ждать придется значительно меньше — пока умрут двое.
      Волк поставил кубок поближе к кувшину с вином и подождал, пока советник Дин снова его наполнит.
      — Вы теоретик, Дин, — сказал Волк. — Ваши теории взяты из книг. Вы когда-нибудь проверяли то, о чем говорите, на практике?
      — Я доверяю практику вам, кир Ариксар. Я думаю, вы сумеете распорядиться ею так, как следует. Здесь ваше прошлое дает вам преимущества.
      — То, что ловко получается на словах, не всегда так же выходит на деле.
      Улыбка Дина стала хитрее.
      — Это покажется вам вдвое ловчее, если вы учтете, что третьим из наследующих я считаю отнюдь не старика Хагиннора Джела, который засел в Ардане, словно рак на мели, и вряд ли оттуда выберется. Третий — царевич Галахар, живущий сейчас в Эше, — ну, или, по крайней мере, тот, кого этим именем называют.

      На следующий день Джу взял да и не пошел в лицей.
      До обеда он проспал. А после лежал в садике под отцветающей грушей и думал о том, что половины денег как не бывало, а оставшиеся тоже рано или поздно кончатся. «Молодец, братец, — говорил он сам с собой. — Хватил шилом патоки. Что дальше? У Волка любой раб живет богаче тебя. А ты гроши считаешь…»
      На душе у него было похмельно и кисло. Все же, по дороге в Игулах ему перебежал дорогу оборотень: Джу видел издали какую-то серую собаку или лисицу, махнувшую хвостом. Очень плохая примета.
      Он высчитывал на пальцах: день его рождения, день смерти матери и отца, день коронации государя… Как жаль, что он не помнит себя в том возрасте. Ведь ко времени, когда он начал себя осознавать, спросить, что случилось с его родителями, уже было не у кого. Ни одного из его родственников, кроме не желавшей знать о нем семьи Волка, не осталось в живых. Сам он помнил только деда. Без лица, одну фигуру. Просто человека большого роста. Слова «мать» и «отец» вообще никогда не имели для него какого-то особого значения. Он знал, что они мертвы. Всегда знал.
      Джу перевернулся на спину и закрыл лицо руками.
      Что же делать теперь? Убить государя?.. Но Джу уже принес ему присягу. Всего два месяца назад, когда перешел на офицерский курс. К тому же, такое дело даже не бессмысленно. Оно просто невозможно. Государь — это не министр Энигор. Его охраняют как никого во вселенной. А если еще и Дин соврал? Джу вспомнил, какие глаза были у советника Дина при том разговоре: вишневые, сладкие, словно у льстивой собаки, того гляди мед по роже потечет… Мало ли, что один человек скажет другому. Каковы его мотивы? Каковы источники информации?.. То-то и оно.
      Он завел ладони за голову и посмотрел в небо сквозь осыпанные белым цветом ветви. У соседей за плетеным забором хозяйская дочка звала кур. Летали пчелы. Чирикала невидимая птичка-голосок…
      …Стены детского приюта при монастыре Молчальников всегда были покрыты плесенью — даже летом, когда вода в отводке Рыбного канала пересыхала до мелкого грязного ручейка. Это потом, лет через семь или восемь, начнут строительство дамб и шлюзов, поднимут воду в Обводном, гранитом оденут набережные, и Рыбный сделается судоходным. А пока воспитатель бьет розгой по грязным пальцам. Велено было ходить по берегу, а Джу хотел поймать водяного пука и испортил без того худые башмаки. Монастырь был небогат, а приют и вовсе нищий. Джу пять лет. Ему все лето придется ходить босиком…
      …Какой-то человек тащит его за руку по широкой улице Столицы. Джу быстро перебирает ногами и усердно вертит головой по сторонам, отчего и спотыкается на каждом шагу, — ему не часто удается вырваться из заплесневелых приютских стен. На нем одежда с чужого плеча, рукава длинны, подол кафтанчика путается в ногах. Но толстый дядька, еще не инспектор, а всего лишь классный наставник Дита, не принимает Джу в свой класс: мал ростом, худ, бледен, — семь лет ему, вы говорите? заморыш какой-то, не выдержит учебы, приводите в следующем году…
      …Казарма, спальни младших классов, двенадцатый номер. В лицей вернули беглеца. Состоится показательная порка на плацу. Домашние мальчики скучают без маминых пирогов и без ласки. Муштра, зубрежка, розги, оплеухи, лишение обеда, назидательное стояние на коленях в горохе или битых черепках за плохое поведение и невыученные уроки не вдохновляют их на подвиги терпения и учения. Время от времени кто-нибудь из них решается бежать. Обычно его ловят, под конвоем привозят назад, примерно наказывают и, как зверька в клетку, выпускают обратно в классы. Бледнея, с дрожью в голосе, домашние собрались и обсуждают, что беглец отчаянный, двукратный, стало быть, цензор не снизит наказания, и пороть будет не свой брат лицеист, а солдат из прислуги, Вуша-хлебопек. Джу недавно раздобыл себе числительницу, показывающую дни и месяцы на три года назад и на два вперед. Выменял ее на стеклянный шарик. Он забавляется с этой игрушкой, краем уха ловит разговор и искренне недоумевает: куда и зачем отсюда бежать? Ведь здесь кормят, здесь тепло и есть крыша над головой. Печали и страхи домашних ему незнакомы и малопонятны…
      Потом в «Каменных Пристанях» произойдут перемены. Будет переставлено начальство, сменится кодекс правил для поведения и учения. К правоведению, энленско-таргской грамматике и воспитательной муштре прибавятся математика, история, риторика, основы философии и этики, классическая литература, стихосложение… Преобразования, государевым повелением случившиеся в лицее и, следовательно, в жизни Джу, называются «реформа государственного образования». Словом, пороть станут меньше, кормить лучше, дисциплины преподавать другие и по-иному, а взятки брать больше, и исключать из лицея вдесятеро чаще, чем прежде.
      И, если бы у Джу не было заступника и покровителя, полетел бы он, крутя хвостом, еще со средних классов общего курса и не учился бы сейчас на офицерском. Потому что именно там и тогда у него вдруг прорезался характер.
      Впрочем, сейчас для Джу это почти не имело значения. Каким бы ни был пройденный им путь, он остался позади, за плечами. Причина недовольства крылась в другом: весь мир был устроен неправильно — такая штука. Богатство дано ослам, величие — собакам, а он, Джу, выходит, создан, чтобы жизнь созерцать. И не в том даже дело, верить словам советника Дина или не верить. А просто жизнь эта — препоганая история, которая неудачно началась и как-нибудь неудачно закончится, вот и все.
      Джу думал: может, взять сейчас оставшиеся двадцать монет и махнуть с ними на Веселый Бережок? Может, сразу жить легче станет? Все равно, за квартиру уплачено вперед. Как ни экономь, а нищета прочней богатства…
      Он протянул руку, чтобы поймать кружащийся в воздухе белый лепесток, летящий на него, и чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он не заметил, откуда появился Иль и как подошел. Ладонь сыщика остановилась у Джу над лицом, лепесток оказался у Иля в кулаке, а сам кулак некоторое время держался у Джу перед носом.
      — Побывал на званом приеме и зазнался, братец? — поинтересовался Иль. — Нехорошо. Встань, когда с тобой разговаривает старший по званию.
      — Чтобы мне указывать, ты родом не вышел, — не самым смелым голосом возразил Джу.
      Иль помолчал, и Джу ясно видел, как его правый глаз, который посветлее, темнеет в тон другому, до абсолютно черного.
      — Во-первых, я не «ты», — тихо, но отчетливо проговорил Иль. — Во-вторых, я не для того пятнадцать лет тащил тебя за уши из грязи, чтоб ты ни с того ни с сего вдруг фыркнул и побежал в другую сторону.
      Джу немного поморгал молча. Потом сел. Имени своего покровителя он не знал, но в подозреваемых Иль числился, хотя и не первым номером.
      — Ты должен быть на занятиях, твое увольнение истекло, — сказал ему наставник.
      Джу мотнул головой:
      — Я не вернусь в лицей.