— Здорово, девицы! — зычно рыкнул эльф. — Гм… Исполать вам или что-то там еще такое…

Девицы ответили взрывом щебета на неизвестном языке. Потом одна — видимо, наиболее подкованная в языке д'эллали из всей троицы — сказала до невероятности кокетливым тоном:

— Ах эльф, душка… Ах, а у меня всегда так сильно начинает кружиться голова, когда ты принимаешься суровым тоном по-мужски изъясняться…

— Да уж, вот такой я обаятельный, — философским тоном заметил эльф, отпуская руку Тимофея и принимая небрежную позу — с опорой на близлежащий валун. — Давно не виделись, красавицы. Гм… Ваши нежные лики греют мне кровь или что-то там другое. И грудь наполняют энтузиазмом чуть ли не первой любви…

В голосе эльфа звучала нотка неприкрытой скуки. Похоже, общение с русалками Вигалу не особо радовало. Ну да — грехи утомляют подчас не меньше, чем добродетели…

— Ах эльф, — манерным тоном произнесла интеллектуалка с рыбьим хвостом и закатила глаза вверх, так что вместо соблазнительных томно-синих очей глазам Тимофея и Вигалы предстали сплошные голубиные яйца. — Ты всегда так очаровательно комплименты говоришь! Прошу, говори еще! А что касается того, что мы давно не виделись — то да, мы с тобой уже целых шесть дней не встречались…

— Это был не я, — холодно известил даму эльф. — Но это все равно. Мы все как одна семья — братья, сестры, все такое. И не важно, кто именно из нас у тебя был — я или другой эльф. Скажи, Чурилла, куда вы дели вашего вчерашнего обожателя?

— Кого-кого? — недоуменно спросила Чурилла.

Эльф подобрался. Теперь в его позе — с согнутой в локте рукой, которой он опирался на валун, и с ногой, полусогнутой и выставленной вперед, — не было и тени прежней легкой вальяжности. Скорее в ней заключалась звериная готовность ко всему. К прыжку вперед, к удару кулаком в челюсть…

— Поясняю, — раздельно сказал эльф. — Мы вчера были в зале с нашим другом. Глядели на ваши танцы. Потом мы ушли. Наверх, в нашу комнату, спать. А наш друг остался. У него имелись при себе эти самые… пукели. Которые вы все, женщины, так любите. А сегодня утром мы его стали искать. Имеется в виду — нашего друга. И хозяин гостиницы заявил, что искать нашего друга следует у вас. Спрашивается — где наш друг?

— Чего-чего? — снова изнеженным тоном булькнула Чурилла.

Эльф поморщился.

— Вы кого-нибудь к себе вчера приводили?

Чурилла томно откинулась на спину, со страстью прикусила жемчужными зубками прелестную синеватую губку. Сладенько вздохнула.

«Брр!» — пронеслось в голове у Тимофея. И в желудке отчего-то враз похолодало. И почему, спрашивается, — вроде бы и зубки хороши, и губки в самый раз, прелестны до жути…

Но по неизвестной Тимофею причине все эти прелести в комплекте вызывали у него скорее страх, чем страсть. То ли с синеватостью на губах был перебор, то ли вид впившихся в собственные губы зубов его так сильно отталкивал…

К тому же, к полному ужасу Тимофея, обе оставшиеся прелестницы тут же воспроизвели все движения Чуриллы. И на спинки перевернулись, и губы начали страстно прокусывать.

— Да-а… — с сомнением протянула Чурилла. — Был тут один какой-то… Но он недолго протянул — всего час, не больше. Потом… э-э… схватил свои вещи и убежал. Бессовестный! Бросил нас тут одних…

— Точно убежал? — угрюмо продолжал допытываться эльф. — Вы ему, надеюсь, подножки не ставили, в свои подводные хаты не затаскивали?

Чурилла сладко потянулась. Две русалки тут же занялись томными потягушками.

— Ах эльф, душка! Хочешь сам осмотреть наши подводные хаты? Там так уютно и тепло…

— Вернусь, если не найду, — отрезал эльф. — И если он там, от ваших хат останутся одни подводные руины… Всем понятно?

— Нету его у нас, — сладко зевнула Чурилла. — Но ты приходи, о горячий эльф. Я люблю руины — в них так романтично, все так и дышит любовью, единением душ и тел, бурной страстью, взаимным притяжением полов…

Вигала молча развернулся, ухватил Тимофея за плечо и потащил его назад.

В том месте, откуда они попали в этот мир желтенького побережья, клубился туман. Вигала шагнул в него, по-прежнему таща Тимофея за собой.

И они вышли в комнату с жемчужными ребрами.

— Вигала, — ошарашенно спросил Тимофей. — А что это… А как это мы — то тут, а то там, на бережку?

— Это не важно, — нетерпеливо бросил эльф. — К тому же ты все равно не поймешь. Линия мгновенного перехода — это тебе о чем-нибудь говорит? Вот и я думаю, что нет. Эта комната подсоединена к другому миру — для удобства русалок. Они не могут долго обходиться без воды. Ну а гостиница такого ранга, естественно, не может обходиться без них. Они, конечно, глуповаты, нимфоманки и все такое. Но танцуют исключительно хорошо. Так, а вот и хозяин…

Он стремительно рванулся вперед, наконец-то выпустив плечо Тимофея из своей лапищи. Подхватил бедного Гондолу за грудки и почти нежно уложил на ближайший столик. Столешница жалобно скрипнула под его весом.

— Последний. Раз. Я. Спрашиваю. — Вигала выплевывал слова с паузами, и тон у него был прямо-таки замораживающий. — Где. Мой. Друг?

Последнее слово эльф буквально проорал в ухо трактирщику.

— Не знаю я! — истошно завопил хозяин, слегка подергиваясь под хваткой железных пальцев Вигалы. — Ушел он к русалкам и больше не выходил! Ты же знаешь меня, эльф! Азалг иом тунпол ад! Это самая Страшная Клятва моей расы — я больше не видел твоего друга! Клянусь!

Эльф разом выпустил ворот хозяйских одежек. Развернулся к окну и сложил на груди руки.

Хозяин скатился со столика, вихляющей трусцой унесся куда-то в глубь гостиницы.

За высокими окошками уже вовсю полыхал здешний сиренево-розовый рассвет.

— Итак, — размеренно заключил Вигала. — Я недооценил возможную опасность. Я оставил своего спутника в месте, откуда он бесследно исчез. Итак. — И он с размаху влупил себе кулаком по ладони.

— Вигала, — растерянно сказал Тимофей. — Ну не убивайся ты так! Найдем мы его. Вот увидишь, найдем.

— Найдем, — бесцветным голосом повторил эльф. — Найдем. Вот оно!

Он как-то до странности быстро развернулся — вот эльф стоит спиной к Тимофею и в тот же момент вдруг оказывается повернут к нему лицом и честно смотрит в выпученные Тимофеевы глазки. Избушка-избушка, встань к тому лесоповалу задом, а ко мне передом, как сказал Иванушка-дурачок. А избушка ка-ак даст реактивной струей, да как перезаложит рули до максимума… И вот уже перед Иванушкой распахнутая дверка. Жаль только, что этой дверкой его по голове приложило.

— Поиск по вещи, — почти зло заявил эльф. — У нас ведь есть его вещи?

— Целый чемодан.

— Жди меня здесь.

Эльф волчьей рысью ринулся к лестнице. Вернулся буквально через минуту, держа в руке какую-то скомканную тряпку и одновременно засовывая другой рукой в заспинные ножны свой громадный меч.

— Давай за мной — и не отставать…

Они вылетели из гостиницы и понеслись по спящим улицам. Кое-где заспанные домохозяйки уже начали раздвигать занавесочки на своих окнах, но больше никаких признаков жизни по городу не наблюдалось. Тишина, покой. И никаких дворников — но тем не менее все чисто, аж блестит, и сыто лоснятся спинки камней, намертво вбитых в ровную и гладкую мостовую. Пахло не просто нормальной утренней свежестью, в воздухе неотступно висел слегка резковатый цветочный аромат, наводящий на мысли о самой обычной бытовой химии. Чисто, но без дворников? Наверняка поздно ночью какой-нибудь маг, специализирующийся на городском хозяйстве, читает подходящее по смыслу заклинание — и мгновенно неведомые колдовские силы намыливают мостовую всевозможными шампунями, а потом еще проходятся по ней щетками и напоследок прыскают дезодорантами. Лепота — и одновременно какая экономия на дворницких зарплатах!

Тимофей аж позавидовал. Нет, не экономии на зарплатах, а чистоте. Его родному городу Мухолетову такой повсеместный блеск и не снился, увы…

По прикидке сенсея, они пронеслись не меньше чем через половину города. Причем на самой высокой скорости. «Ну, Леха… Если найду — задушу», — кровожадно решил про себя Тимофей. Он, видишь ли, решил разом изведать все тридцать три удовольствия, а они по его милости теперь бегают так быстро, что пятки то и дело в пятой точке залипают… И все по Лехиной милости!

«Высоко сидящий Боже, — взмолился Тимофей, — лишь бы нам найти этого олуха, дитя в золотых цепочках… и тогда я его тут же лично придушу! Только дай нам его найти…»

Наконец эльф затормозил возле неприметной дверки, ведущей в скромный кошмарно голубой домик. Забарабанил в дверь кулаком. Из окон соседних домов, далеко не таких ужасающе ярких, как этот, начали высовываться некие существа. Местным монстрам и днем-то было далеко до людей, а уж сейчас, после ночи и без макияжа, в окнах торчали сплошные рожи из ужастиков. И пучили глаза на Тимофея с Вигалой.

Минут через двадцать дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла древняя старушка.

— Ну, чего вам?! — рыкнул божий одуванчик на своих чересчур ранних посетителей.

Голос у нее был совсем как у эльфа в иные моменты — командный и хорошо поставленный.

— Помощи, — приглушенно произнес Вигала, вложив в голос столько мольбы, сколько смог, — правда, у него это прозвучало на уровне мягко высказанного приказа, не более того. — Мы нуждаемся в помощи. Наш друг пропал. Мы просим тебя посмотреть в поисковое зеркало. Э-э… Мы заплатим.

В этот момент Тимофей вдруг припомнил, что все их конфискованные пукели остались вчера с Лехой. И платить им теперь совершенно нечем.

Ни за гостиницу, ни за услуги вот этого божьего одуванчика.

Может быть, причина исчезновения Лехи как раз в деньгах? Однако почему-то не очень верится, что в городе магов промышляют банальным разбоем с убийствами…

— Я, может, натурой за свои услуги беру, — съехидничала старушка. — Хватит сил-то расплатиться?

Рожа у старушонки была — кошмар на улице Вязов.

В лице эльфа не дрогнула ни одна жилка.

— Договоримся, — совершенно хладнокровно сказал Вигала.

И сказал он это таким тоном, словно речь шла не о несколько фривольном предложении от престарелой особы, симпатичностью смахивавшей скорее на варана с острова Комодо, чем на живую женщину, а о чем-то само собой разумеющемся.

— Герой, — проворчала старушонка. — Все вы, эльфы, такие. Ну заходите, что истуканами стоите?

Сразу за порогом густо пахло какими-то сушеными гадостями. Они двинулись вслед за хозяйкой, облаченной в подобие ночной рубашки, по длинному изогнутому коридору. По стенам, живописно заляпанным паутиной, висели засушенные мышиные скелеты, а еще связки каких-то коконов, волосатых, коричневых, увязанных за хвостики в гирлянды и висящих по стенам на манер связок лука и чеснока у рачительной хозяйки.

Коридор кончился, и Тимофей с Вигалой совершенно неожиданно для себя очутились вдруг в некоем подобии оранжереи. По стенам развешаны трубчатые светильники, сияющие ровным теплым светом, а вокруг громоздились густые зеленые заросли, тянущие во все стороны, влажно поблескивающие резные и кружевные ладони листьев, спиралями уходили к потолку какие-то синеватые лианы. И частыми звездами из-под этих листьев и лиан сияли соцветия — розовые, густооранжевые, кроваво-красные…

Пока Тимофей с восхищением пялился на окружающие цветочки, Вигала бесстрастным взглядом окинул зеленые заросли и повернулся к старушке:

— А кураторы среды знают об этой куче травки? Или в городе магов уже успели поменять свои правила о строжайшем запрете на зеленый лист? Как это у них там было написано: «В пределах города отныне зеленый лист есть приговор, и кто растит хотя б травинку, распят и проклят будет тот!»

— Я и без тебя каждое слово оттуда знаю, — ворчливо оборвала эльфа старушенция. — Нечего мне тут «Уложения о зеленом» зачитывать! Хватит и того, что вы со своим дружком полгорода обманули! Инспекторами назвались! Магов-оружейников на вас нет!

Тимофей ощутил, как внутренности сжались в тугой комок. И сердце ухнуло куда-то в пяточные области…

— Высоко сидишь, далеко глядишь, — как ни в чем не бывало заметил эльф.

— А то как же! Потому и завела тебя сюда, что знаю — у самого рыльце в пушку. Не думаю, что ты кому-нибудь скажешь об этом, потому что тогда и я скажу!

— Молчу, молчу, — смиренно сказал эльф. — Мы ж к вам за помощью, мы не угрожать… Уважаемая, помогите нам. Наш друг пропал. А поскольку я за него отвечал, то теперь чувствую себя несколько не в своей тарелке. Я его оставил в совершенно безопасном вроде бы месте…

— Эльфы, насколько я знаю, никого просто так не оставляют, — с напором проговорила колдунья. — Значит, место действительно было безопасное — или я в эльфах ничего не понимаю. Что за место-то?

— Гостиница для просящих убежища.

— А, заведение Гондолы. Знаю. Грехи юности, хе-хе. Когда-то и я там бывала. Но… Ты уж прости меня, гость заезжий, но не верится мне как-то, что оттуда можно исчезнуть без ведома Гондолы. Он же мясерк, а они владеют практикой полного контроля за территорией.

— Он поклялся Страшной Клятвой своего народа, что ничего не знает об исчезновении Ле… моего друга, — немного мрачно продолжал эльф. — И я ему верю.

Старушка задумчиво почесала кончик носа. Он у нее, кстати, был до ужаса крючковатый и густо усаженный бородавками. А также выдающийся вперед, над скулами, на зависть любым земным нациям.

— Я тоже всегда верила Гондоле. Иначе не могла — уж больно обаятельный он, обольститель. Даже когда этот подлец обещал мне золотые горки под бриллиантовыми санками — и что все это, дескать, вот-вот будет под моей задницей, — и то верила…

Старушка прерывисто вздохнула всем своим крокодильим ликом и погрузилась в задумчивые воспоминания.

— Подлец, — с должным пиететом посочувствовал ей Вигала. — Совратил юную девицу, завлек ее в непроходимые дебри любви и все такое…

— И оставил меня там одну! — фыркнула старушка. — Нет, Гондола соврать не мог. Ваш друг в конце концов не юная девица в кружевном передничке, на которые он всегда был так падок…

— Не, — невпопад вмешался в разговор Тимофей. — Леха передничков не носит. Не его стиль.

— Он больше на рваных джинсах специализируется, — добавил эльф. — Значит, мы выяснили, что Гондола его похитить не мог. Это уже кое-что. Кто еще может быть тут замешан? Давай, уважаемая, принимаю самые фантастические варианты.

— Канцелярия главного мага, — коротко изрекла старушка.

И больше не добавила ничего.

— Возможно, — после довольно долгого молчания проговорил эльф. — Только боюсь, что для меня это ничего не меняет. Даже если канцелярия главного мага решила изъять нашего друга для собственных магических или же политических нужд — он все равно мой человек. Я его сюда привел, я его отсюда и уведу.

Старушка склонилась над особо крупным и изумительно красивым цветком, с силой втянула в ноздри воздух. Длинные резные лепестки ало-синих тонов тут же испуганно затанцевали. Словно прячась от могучего вдоха.

— Этот цветок называется дерукиния цирцера. Очаровательна, не правда ли? Жаль только, пахнет не самым лучшим образом. Трупно пахнет, гнилостно, если быть точной. Вот поэтому эта красавица и не любит, когда к ней принюхиваются. Видите? Она даже слегка сдвигает свой бутон назад, когда я к ней наклоняюсь. Дивный цветочек, один из лучших в моем собрании — но стыдится своего запаха, который язык не поворачивается назвать ароматом. Стыдится, потому что знает, где у нее слабое место…

— И какие из этого следуют выводы? — эхом отозвался эльф.

— Выводы? Самые прямые, мой красавчик. Вот примерно так же пахнет в подвалах резиденции нашего главного мага. Правда, не знаю, давно ли там так пахнет или недавно. Но наши, скажем так, верховные — они почему-то ужасно похожи на эту дерукинию цирцеру. Знают свои недостатки и потому старательно ото всех отворачиваются. Думают, что если отодвинуться подальше, то запах и вовсе пропадет — как будто и нет его.

— И в чем же здесь мораль?

— Ты заметил, Вигала, — резко перебила эльфа старушка, — что в гостинице Гондолы теперь почти нет постояльцев?

Эльф задумался. А потом резко помрачнел. И скребнул когтями по своему подбородку с раздвоинкой.

— Это трудно не заметить. Дальше.

— А дальше пойдут и вовсе не веселые подробности, — продолжала философскую мысль старушка. — Месяцев шесть назад из нее регулярно стали пропадать те, для кого она предназначена — беженцы из разных миров. Дата на удивление точно совпадает с днем восшествия в чин главного мага нынешнего недомерка. Какого-то мутанта с какой-то Земли.

— С моей родины, — спокойно произнес эльф.

— Да? Но он не эльф — руку даю на отсечение. Скорее уж похож на того недомерка, что прячется у тебя за спиной.

Тимофей, густо покраснев, сделал большой шаг вперед. Чтобы он, боевой сенсей, да прятался у кого-то там за спиной?

Вот оно как. А ведь просто пытался вести себя как приличный человек. Стоял себе скромно в сторонке, дабы не мешать приватной беседе эльфа со страшноватой старухой. И надо же — чуть ли не трусом выставили…

Что там, на Земле, что здесь — нас, интеллигентных людей, нигде не любят, горько подумалось Тимофею. Хотел было вежливость проявить, так нет же, оскорбили в самом святом…

Сбоку из зарослей выполз нежный бледно-розовый цветочек и на глазах налился темно-красным. А потом вдруг распялил лепестки, моментально обросшие по краям длинными белоснежными клыками, — и попытался аккуратненько так цапнуть Тимофея за палец. Он, само собой, тут же отдернул руку. И втихомолку погрозил цветочку кулаком.

— Вон видишь, какой герой, — насмешливо сказала старуха. — Лауцинии терзере грозит кулаком. А за что? За то, что бедное растение всего лишь кушать захотело. Вот и наш нынешний главный маг примерно такой же герой. Кому не надо, грозит. А что люди пропадают, так он вроде бы и ни при чем. Возмущается, кричит, что всех виновных буквально через пять минут найдут и строжайше накажут. А люди продолжают исчезать, подвалы пованивают… То ли он сам, то ли его подчиненные без строгой руки озоруют. Но когда маг озорует — сатана отдыхает. Потому что игры с магическими силами заводят разумное существо далеко, вплоть до вечного проклятия души, — и все это, заметь, без всякого участия дьявола, просто за счет личного энтузиазма. Есть магия, которая работает именно с силами боли, страха и ужаса. Поговаривают, что то ли сам главный маг, то ли кто-то из его приближенных пытается возродить эту магию, запрещенную еще Калистой Свежим. Поговаривают, что беженцы исчезают именно поэтому — своих не поворуешь, могут и обидеться всем городом, а отсюда недалеко и до насильственного вывода из чина главного мага. Поговаривают, что на несчастных беженцах пытаются заново найти и воссоздать приемы Мертвой магии. А это дело болезненное и малосовместимое с жизнью. К тому же пукели у них обычно всегда при себе, так что казна магов-пространственников не пустеет — с мертвого тела можно забрать все до последней монетки, не то что с живого, который за спасение отдает только часть своего богатства. У твоего друга при себе были деньги в момент исчезновения?

Тимофей, враз похолодев всем телом, только жалко кивнул. Вигала холодно уронил:

— Да.

— Вот видишь, как все сходится. Он исчез именно оттуда, откуда исчезли и все другие, имея при себе деньги — как и все другие… Гондола поклялся, что не знает, как это случилось, — тоже показательно. Только маги-пространственники, работающие под началом главного мага, могут обмануть мясерка, затуманить его чувство полного контроля над подвластной ему территорией… Так что дополнения, как ты сам понимаешь, излишни. Сейчас он наверняка уже мучается в подвалах Красной резиденции, орет себе где-нибудь на дыбе небось. И в этот гадюшник ты собираешься сунуть свою голову?

— У меня двое детей, — с гордостью заявил эльф. — А это значит, я имею право на все, что не запрещено Эльфийской Бильей.

— А-а, ну да. Ваша знаменитая Эльфийская Билья. Знаю я про этот свод уложений. Там на всех страницах разными словами выписана одна-единственная мысль — раз уж ты сумел настрогать себе потомство, так лети, птичка, флаг тебе в клюв… Раз детей завел, помирай, не жалко.

— Не будем отвлекаться, — не слишком любезно прервал ее эльф. — И касаться священной Эльфийской Бильи… Все, что нам от тебя надо, уважаемая, — это местонахождение нашего друга. Его вещь я принес. Прошу тебя, помоги. — И добавил, уже обращаясь к Тимофею: — Уважаемая является лучшей ведьмой этого города. Привораживает, отвораживает, заодно размораживает и отгораживает. А также отыскивает сбежавших мужей по любой их вещи — только дай ей понюхать…

— Учишь? — ехидно сказала самая лучшая ведьма города магов. — Передержали тебя в вашем Мод Хирше, красавчик. Гляжу, ты прямо-таки наслаждаешься общением с недоразвитыми, все учишь, воспитываешь…

— Может, я и недоразвитый, — с легкой обидой в голосе произнес Тимофей, — но тем не менее хочу поинтересоваться у вас кое о чем. Почему нас пустили сюда? В вашу драгоценную запретную оранжерею? Если уж в вашем городе демонстрировать такое опасно… А особенно всем встречным-поперечным. За что же нам честь такая?

Вигала чуть слышно фыркнул. И, не глядя, протянул руку к по-прежнему красной лауцинии терзере.

Бедный цветочек моментально втянул свои клыки в глубь пухлых, словно кровью налитых лепестков. И одновременно перелился в прежний нежно-розовый цвет. Эльф погладил цветок. Тот принял ласку, затрепыхавшись всеми лепестками сразу, и даже обвился вокруг могучей ручищи эльфа.

Тимофей глядел на это, разинув рот.

— Вот именно поэтому, — назидательно проговорила ведьма. — Все живое любит эльфов. Уж не знаю, из какой глины создал их Единый Наш Бог, но цветы эльфов просто обожают. Так что мне необходимо время от времени приводить сюда какого-нибудь эльфа — на манер удобрения, на предмет подкормки. Вот он побывал здесь, и мои цветочки будут цвести дальше еще пышнее. Мой сад — моя тайная радость. Наперекор всем уложениям, наперекор всем постановлениям…

— Как интересно-то, — с наигранным простодушием восхитился Тимофей. — Значит, ты, Вигала, на эту клумбу действуешь, как навоз… Я имею в виду — столь же пользительно.

Эльф посмотрел на него отнюдь не ласково. Нежно-розовая лауциния терзера, до этого любовно теревшаяся о плечо эльфа — поскольку руку он от нее уже отвел, — моментально вновь приняла свою боевую темно-красную окраску. И наставила клыки на Тимофея.

— И да не обидит никто эльфа ни в лесу, ни в поле, ни на любом другом живом раздолье… — явно развлекаясь, процитировал из какого-то неизвестного источника эльф.

— Да что ты его все учишь-то, — возмутилась ведьма. — Такие вещи надо чувствовать. Или ты уж и вовсе дурак дураком? Давай сюда вещь своего друга. Нюхать буду…

Вигала торопливо передал шмотку из Лехиного чемодана старухе, потом отступил назад. И очутился рядом с Тимофеем.

— Что ты ей дал? Лехины штаны? — шепотом поинтересовался Тимофей, глядя, как ведьма подносит к своему бородавчатому носу темно-синюю тряпицу и начинает ее тщательно обнюхивать. — О боже, надеюсь, они хотя бы стираные…

— Лучше не надейся, — свирепо прошептал в ответ эльф. — На стираных штанах обнаружение проходит хуже. Кстати… Если действительно придется идти с визитом в подвалы главного мага — наверное, будет лучше оставить тебя здесь. В оранжерее. Тут относительно безопасно — ведьма это помещение тщательно защищает от любых поисков, и чары здесь не шуточные, сломить их будет трудно. Эта ведьма — поклонница зеленой, растительной магии. А у нее свои фокусы, и в ней далеко не всегда побеждает тот, кто сильнее. Чаще — тот, кого растения любят…

Кроваво-красная лауциния терзера вновь предприняла попытку дотянуться до Тимофея, звучно пощелкивая при этом своими длинными клыками — каждый был сантиметра по два длиной и поблескивал в ярком свете, освещавшем оранжерею, своим заостренным кончиком.

— Меня тут не любят, — пожаловался Тимофей, придвигаясь поближе к эльфу. — Я уж лучше с тобой, в подвалы главного мага направлюсь — там наверняка безопаснее. Лично для меня, во всяком случае.

Эльф фыркнул. Как показалось сенсею, с одобрением.

Ведьма водила носом над Лехиными джинсами. Потом вдруг неожиданно рявкнула:

— Хрякин бук [5]!

— Это что-нибудь да значит? — поинтересовался Тимофей.

Вигала отмахнулся от него широченной ладонью.

— Нет, просто мысли вслух. Стой пока тихо.

Ведьма еще раза два помыслила вслух. Потом брезгливо отбросила в сторону темно-синие джинсы и твердо сказала:

— Нет его нигде. Не вижу…

— Ты везде смотрела? — озабоченно спросил Вигала. — Может быть, чары против видимости мешают? Их вполне могли наложить.

Ведьма помотала головой.

— Нет его нигде, — хрипло повторила она. — Я все просмотрела. Хотя он жив, я это чувствую. Но… не могу поймать, где он. Словно смотрю сквозь него, а не на него. Как в прозрачную воду, понимаешь? Какие-то очертания — и все.

Эльф помрачнел.

— Что же делать…

— Подожди, — сказала ведьма, напряженно теребя свой длинный нос. — Ко мне тут недавно приходили. Кое-кто из ваших. В городе магов недавно пропал эльф, слышал?

— Слыхать слыхал, — проворчал эльф. — Но ничего определенного — так, сплошные слухи. Ты считаешь, это может быть связано между собой? Я имею в виду — исчезновение моего друга и пропажа одного из наших?

— Возможно, — задумчиво проговорила ведьма. — Все может быть, все может статься… Он, кстати, пропал из той же самой гостиницы. А хозяин гостиницы Гондола заявил, что эльф пошел к русалкам — и не вернулся. Сами русалки твердо утверждают, что он у них был, но буквально через час благополучно сбежал, позевывая на ходу от скуки. Сладкие девки, но уж больно утомительные. И упрощенные аж до зевоты… И где-то в этих пяти шагах — между русалочьей лужицей и порогом двери, ведущей обратно в трактир, — эльф потерялся. Надо отметить, что до сих пор пропадали только беженцы… а кто же их будет искать-то? Разве что их враги — но вот как раз они-то честно полагают, что бедолаги уже благополучно перемещены в мир иной, их не догонишь и все такое. Я хочу сказать, людей пропало много, слухи уже ползут по другим мирам, приток беженцев резко упал, причем упал практически до нуля, — но этот эльф и ваш друг первые, кого стали искать. Ваши хотели, чтобы я нашла их пропажу. И до чего же это удачное заклинание — то, которое отыскивает сбежавших мужей!

— Да-да, — нетерпеливо сказал эльф. — И что же было дальше?

— А дальше, — тяжело вздохнула ведьма, — было то же, что и сейчас. Прозрачная вода, какие-то очертания — опять-таки прозрачные, прямо как налитые водой — и ничего больше. М-да…

Наступила долгая томительная пауза. Потом эльф тихо спросил:

— И что же ты мне посоветуешь, мудрая?

Ведьма сделала несколько размашистых шагов в глубь своей оранжереи. И склонилась над чем-то сильно напоминающим бабочку. На тонком зеленом стебле возвышались четыре попарно сложенных лепестка, ярко-оранжевых, с траурно-черной окантовкой по краям. И с глазками по оранжевому полю — бежевыми, желтыми и коричневыми.

— Когда твои соплеменники приходили сюда в тот раз, она еще не подросла. А сейчас, пожалуй, она уже переспевает… Гм… Думаю, я могу с легким сердцем отдать ее тебе. Только смотри, береги. — Она протянула руку к цветку, развернула ее ладонью вверх. И, глядя в пространство, медленно и торжественно произнесла:

Есть тонкие властительные связи

Меж контуром и запахом цветка.

Так бриллиант невидим нам, пока

Под гранями не оживет в алмазе… [6]

Слова что-то неощутимо изменяли в атмосфере оранжереи. Четыре лепестка начали медленно оживать. Вот они неторопливо вздрогнули, потом поплыли вверх, сложились попарно… Обратная сторона у лепестков оказалась блеклой, грязновато-коричневой.

Совсем как у бабочек, припомнилось Тимофею. У тех тоже яркие крылышки, под которыми прячется скромная изнанка.

— Послушай, — приглушенным тоном сказал он стоявшему сбоку эльфу. — А стихи какие-то знакомые. У одного из наших поэтов, помнится, были примерно такие же…

— Энергоинформационные среды всех миров соединяются, — противным заумным шепотом известил его эльф. — Что написано в одном, незамедлительно оказывается в другом. Если, конечно, здесь находится разум, способный эти стихи оттуда изъять. Кстати, стихи другого мира — самая лучшая основа для создания новых заклятий. Если б ты знал, что тут один умелец умудрился налепить из знаменитого «Я взял твои белые груди и узлом завязал на спине»

— Что?

— Заклятие по увеличению грудных желез для всех желающих, — совершенно серьезно прошептал эльф. — У вас это делается операцией, а тут все проще и быстрей — сел себе маг-лечебник над страждущей, поводил над ней руками, процитировал поэта из иного мира. И на тебе, получай, дорогая. Раз-два и готово!

Ведьма глянула на них сердито, строго цыкнула. И снова переключилась на наблюдение за цветочком.

Через несколько томительно долгих мгновений лепестки пошли вниз — и все это снова в замедленном танцующем ритме. На свет вновь появилось яркое оранжево-черное великолепие, утыканное мелкими зернышками других цветов. Лепестки проплыли до стебля, соприкоснулись с ним под легкий мелодичный перезвон-перестук. Взявшийся непонятно откуда. Тимофею, не сводившему с этого зрелища глаз, даже показалось, что с лепестков с тишайшим шорохом начали осыпаться вниз черно-золотые песчинки. И сияющим крутящимся вихрем поплыли вдоль ствола по направлению к подножию цветка.

Тихая музыка зарождалась в оранжерее, кружилась под высоким потолком в странном крутящемся ритме…

В какой-то момент — Тимофей так и не успел уловить, когда и как это случилось, — четыре лепестка отделились от стебля. Надменно и медленно взмахнули всеми четырьмя длинными яркими полями во влажном и теплом воздухе оранжереи. Цветок обернулся бабочкой?

Цветок-бабочка взмыл вверх на вершок, а затем важно и неторопливо спланировал на руку ведьмы.