Но генерал Эллершау на это ответил, что, к его крайнему сожалению, нельзя осуществить другие мероприятия. А разрешение трудностей, связанных с разнообразием оружия, всецело зависит от организационных способностей русского военного министерства. Представитель французской армии подтвердил мнение своего английского коллеги и заявил, что военное министерство Франции не может передать ничего другого, кроме оружия старого образца и 39 тысяч более современных винтовок Лебеля.
      Нам стало ясно, что это было твердо решено и согласовано с французским и итальянским военными министерствами. Ничего другого получить было нельзя.
      Помимо трехлинейных винтовок, берданок, японских и трофейных австрийских экземпляров, мы получали теперь еще четыре новые системы. Ми одна армия ни в одной войне не имела на вооружении столь значительного числа разнокалиберных систем, сильно отличавшихся друг от друга по конструкции. В этом отношении русские войска до некоторой степени можно было бы сравнивать лишь с наскоро организованными частями Северных и Южных штатов Америки во время гражданской войны 1861-1865 годов. Соединенные Штаты не содержали тогда постоянной армии, война же выдвинула необходимость организовать и вооружить громадное количество людей. Пришлось обращаться, как и теперь русскому правительству, к любым поставщикам оружия, спешно закупать самые разнообразные системы, начиная от всякого старья вроде ударных гладкоствольных ружей и кончая последними новинками того времени магазинными винтовками Спенсера. В этом смысле состояние царской армии было еще хуже: она не имела подобных новинок. Некоторые русские полки будут теперь иметь оружие с наибольшей дальностью стрельбы всего до 1500-2000 шагов, а другие - до 3200 шагов. У нас окажется богатейшая коллекция, весьма удобная для изучения истории винтовки, но не для ведения войны. Мы получим для армии системы, относящиеся к двум совершенно различным эпохам развития стрелкового оружия: одна часть будет представлять эпоху однозарядных четырехлинейных ружей, другая - эпоху магазинных малокалиберных винтовок.
      Четырехлинейное однозарядное оружие было принято еще в 70-е годы прошлого столетия. Работы русских оружейников во главе с членом Артиллерийского комитета Горловым привели к тому, что русская армия получила винтовку Бердана образца 1870 года, являвшуюся наилучшей по тому времени системой. Из иностранных к ней ближе других подходили французская Гра и германская - Маузера.
      Другие системы, которые нам передавали союзники, были магазинные.
      Опыт франко-прусской (1870-1871 годы) и русско-турецкой (1877-1878 годы) войн убедительно показал, что необходимо повысить скорострельность винтовок. Уже тогда войска стали окапываться, прятаться в земляных укрытиях и всячески применяться к местности. Все это заставляло вести более интенсивный огонь в те моменты, когда неприятель открывал себя. Техника нашла способ увеличить скорострельность оружия - появились магазинные винтовки. Первые их образцы применялись еще в войну 1861-1865 годов между Северными и Южными штатами Америки.
      В 1869 году швейцарская армия - первая в Европе - вооружилась магазинной винтовкой системы Веттерли. В русско-турецкую войну 1877-1878 годов некоторые части турецкой кавалерии имели магазинные карабины Винчестера. В 1884 году Франция приняла переделанную из однозарядных винтовок магазинную систему Гра-Кропачека и т. д. В швейцарской и французской винтовках магазин находился под стволом. Наполнение его патронами (8-10) было очень несовершенным - патроны вкладывались по одному. Стрельбу выгоднее было вести однозарядным способом.
      Итальянская винтовка Веттерли была также переделана из четырехлинейного однозарядного ружья. Она имела серединный магазин, заряжаемый из обоймы четырьмя патронами. Но эта обойма представляла собой "каменный век" в смысле конструкции современных пачек и обойм: изготовлялась она из двух деревянных пластинок, соединенных железной скрепой.
      Уступки и компромиссы
      При закупке оружия в Японии, как помнит читатель, нас постигла одна крупная неудача - японцы отпустили значительное количество винтовок, но без патронов. Теперь я очень опасался, как бы не повторилась подобная же история в Англии. Здесь этот вопрос был еще более сложным.
      Обещанные винтовки четырехлинейного калибра были приняты на вооружение еще в то время, когда патроны снаряжались селитро-сероугольным дымным порохом. Нельзя было и подумать о том, чтобы передать ружья с такими патронами на передовые позиции. Клубы дыма, образующиеся при стрельбе таким порохом, обнаруживали бы войска и давали неприятелю хороший ориентир для пристрелки артиллерии. Из-за этих соображений даже наши берданки оставались только в далеких тылах на вооружении ополченских бригад, охранявших железные дороги, мосты и различные тыловые
      сооружения. Это оружие было негодным для непосредственных боевых действий.
      Отсюда понятно, с какой тревогой я задал первый вопрос: о качестве отпускаемых патронов. Нам отпускалось на каждую винтовку по 375 патронов с бездымным порохом. Этого количества патронов могло хватить все же на семь-восемь месяцев войны, так как расход их для однозарядной винтовки можно считать меньшим, чем для магазинной.
      Вопрос об отпуске патронов для итальянских винтовок Веттерли был также разрешен более или менее удовлетворительно: английское военное министерство обязалось заказать к этим винтовкам в Италии и Америке значительное количество патронов также с бездымным порохом.
      Обсуждение различных заявок русского военного министерства быстро продвигалось вперед. Заседания происходили каждый день, причем мы собирались не только в течение дня, но и по вечерам, заканчивая работы иногда поздней ночью.
      Я невольно сравнивал эти переговоры с теми, которые велись в Японии. Там мы неделями ожидали решений и не могли добиться ответа на самую невинную справку: японцы тут же окутывали ее туманом секретности. Английское военное министерство представляло в этом отношении полную противоположность. Оно немедленно решало все возбуждаемые нами вопросы. Приведу характерный пример. Нам необходимо было заказать в Англии станки для нового патронного завода с производительностью до 60 миллионов патронов в месяц. Заявление об этом я подал утром. Вечером на заседании военного совета оно уже было рассмотрено. А в час ночи ко мне приехал английский полковник, чтобы сообщить, что наша просьба удовлетворена. Он предложил мне выехать в семь часов утра на автомобиле на завод "Гринвуд и Бетли" и дать указания о необходимых для нас станках.
      Мне было поставлено только одно ограничение: я не имел права заказывать сложное по конструкции, но зато и более совершенное оборудование. Даже на вновь строящихся английских заводах всюду устанавливались простейшие станки. Их можно было значительно быстрее изготовить и пустить производство в более ранние сроки. Я сам видел, что на новых заводах снарядка патронов проводилась вручную.
      Другой характерной особенностью совещаний было очень детальное выяснение каждого вопроса. Представителей союзных армий, просивших министерство военного снаряжения о размещении каких-либо заказов на английских или французских заводах, подвергали буквально перекрестному допросу, чтобы иметь полное представление о деле. Решения по нашим заявкам, например, выносились лишь после того, как подробно обсуждались требования ставки, сведения о размещении заказов на заводах - отечественных, казенных, частных, а также иностранных, договорные сроки поставок, действительные сроки поступления и т. д. и т. п.
      Английские и французские представители, являвшиеся непосредственными сотрудниками министерства снабжения, имели на руках все необходимые документы. Лица, прибывшие от них на конференцию, были не только полностью осведомлены обо всем, но и имели надлежащую подготовку. Все это составляло резкий контраст той беспечной импровизации, с какой была организована русская миссия. Я, например, не смог бы выполнить задания, если бы не захватил с собой по собственной инициативе необходимых документов, которые насильно забрал у моих товарищей.
      Пришлось приложить особые старания, чтобы обеспечить подходящими патронами японские винтовки, весьма значительное количество которых лежало в наших складах. Одним из наиболее важных результатов конференции и было согласие английского военного министерства передать для нужд русской армии некоторую часть производительности английских патронных заводов. Однако при этом нашей миссии пришлось пойти на определенные уступки и компромиссы.
      Англичане предложили изготовлять для нас не современные остроконечные пули, а прежние, тупые, а также принять диаметр патронного капсюля по образцу револьверного. Они предупредили, что первые партии патронов будут отсылаться без обойм.
      Мне были очень хорошо известны огромные преимущества остроконечных патронов перед тупыми. Быстро промелькнули в памяти интересные опыты, которые мы вели еще десять лет тому назад. В конце 1905 года появились первые сведения о том, что в Германии для винтовок Маузера изготовлены остроконечные патроны. Немедленно были предприняты попытки достать новые образцы. В начале 1906 года наконец удалось приобрести их через нашу разведку. Мы берегли их, как величайшую драгоценность, как золото, - ведь нужно было произвести полное исследование всех свойств новых патронов. При стрельбе из германской винтовки обнаружилось, что остроконечный патрон повышал начальную скорость пули на 38%. Оказалось, что для этого понадобилось не только увеличить заряд, но и принять пулю более легкого веса. Но пуля малого веса быстрее теряет при полете свою скорость. Чтобы устранить этот недостаток, головной части пули была придана более острая форма, позволяющая лучше преодолевать сопротивление воздуха. Здесь оказалась полная аналогия с формой морских кораблей, в особенности миноносцев, торпед, а также с формой рыб. Бесчисленное количество опытов было произведено нами с пулями разнообразных форм и веса.
      Новые остроконечные патроны к русской винтовке были приняты в 1908 году. Они обладали значительными преимуществами по сравнению с прежними, тупыми пулями: возросли боевые качества оружия - дальность его стрельбы, пробивная способность, отлогость траектории и в особенности дальность прямого выстрела. Последняя была увеличена с 280 до 425 метров. Появилась возможность поражать на этих расстояниях без перестановки прицела все цели высотой в четверть роста человека, иначе говоря, поражать лежащих стрелков.
      Для японских винтовок, находившихся в русской армии, конечно, необходимо было заказать патроны нового, более совершенного образца. Но суровые обстоятельства заставили меня пойти на уступки.
      В дальнейшем выяснилось, что процесс налаживания производства остроконечных патронов потребует более длительного времени. Англичане указывали на то, что они смогут сдавать патроны с тупой пулей на полтора месяца раньше, чем с острой. Наступил уже декабрь. До весны, когда начинаются обычно интенсивные военные действия, оставалось немного времени. Необходимо было хоть несколько ослабить к тому периоду
      оружейный голод в русской армии. Невольно пришлось согласиться.
      Те же соображения вынудили нас принять и изменение диаметра капсюля. Возникало, правда, опасение, что увеличение диаметра может ослабить дно патрона, получится более тонкое кольцо металла между окружностью капсюльного гнезда и наружным обводом гильзы. Вследствие этого могло случиться, что капсюль будет держаться недостаточно прочно, а иногда даже выпадет после выстрела и открывания затвора в магазин. Поэтому я дал согласие на это изменение лишь условно. Пробная партия таких патронов должна была подвергнуться испытаниям в присутствии Гермониуса или его представителя. Лишь в зависимости от результатов испытаний можно было дать окончательное согласие на изготовление капсюля увеличенного диаметра.
      Точно так же пришлось принять и третье предложение англичан согласиться на отправку первых партий патронов без обойм. Выгоднее было все же иметь в войсках японские винтовки, хотя бы и с медленным заряжанием патронов по одному, наподобие однозарядных, нежели по-прежнему держать без дела в запасных батальонах безоружных людей.
      При этих условиях англичане рассчитывали уже с марта 1916 года сдавать первоначально по 15 миллионов патронов, а к маю довести их производство до 45 миллионов в месяц. Это позволило бы использовать все имевшиеся в русской армии японские винтовки в количестве до 600 тысяч экземпляров.
      Британское министерство военного снаряжения согласилось также приступить к спешному изготовлению станков для постройки нового патронного завода в России. Первую серию станков с ежемесячной производительностью в 20 миллионов патронов нам обещали сдать через шесть месяцев, вторую - через восемь и последнюю - через десять. Перевозка станков из Англии в Россию через Архангельск, оборудование завода и налаживание производства также должны были занять около восьми месяцев. Сроки очень большие. Раньше полутора лет мы не могли и думать о поставке патронов на фронт, да и то при самых благоприятных условиях. Но горький опыт научил уже многому. Никто не мог знать, когда окончится война. Она могла надолго затянуться. Нельзя было делать прежних ошибок. Ведь сколько получило нареканий Главное артиллерийское управление, отказавшееся в самом начале войны от постройки новых заводов с возможной сдачей оружия через два года!
      На следующих заседаниях фракции обсуждались заказы для русской армии пулеметов и автоматических пистолетов. Английское правительство сочло возможным передать нам свои контракты на 22 тысячи станковых пулеметов Максима и Кольта и на 10 тысяч ручных пулеметов Льюиса. Все эти заказы, выполнявшиеся в Америке, были теперь не нужны Англии. Английские заводы уже снабжали свою армию достаточным количеством пулеметов системы Льюиса.
      Наконец, английское министерство помогло нам заказать в Испании 100 тысяч автоматических пистолетов.
      У английского короля
      Рассмотрев вопросы об отпуске русской армии стрелкового оружия, наша фракция закончила первую часть работы. У моих товарищей, занятых в других фракциях, тоже довольно быстро продвинулись дела, - там обсуждались ходатайства Главного инженерного управления и Особой канцелярии министерства финансов об отпуске кредитов, а также вопросы морского ведомства, которые вел лично адмирал Русин. У меня оставались еще нерассмотренными наиболее важные заявки ГАУ об отпуске и заказе орудий и выстрелов к ним. Однако английское министерство военного снаряжения потребовало несколько дней для предварительного изучения вопроса о материальной части артиллерии. У меня наступил небольшой перерыв.
      Так же как и в Японии, по приезде в Лондон нам необходимо было нанести несколько официальных визитов. Ввиду высокого положения, которое занимал адмирал Русин - начальник морского генерального штаба, - вскоре было назначено наше представление королю. Английский король согласно конституции являлся главой государства, но не имел никакой фактической власти. Вся законодательная власть принадлежит палатам лордов и общин. В глазах последней король олицетворяет единство огромной и разнокалиберной Британской империи, владения которой разбросаны по всем частям света. Имея в виду громадные земли своих владений, англичане с гордостью говорили, что над территорией Великобритании никогда не заходит солнце.
      Виндзорский дворец, в котором принял нас король, находился в небольшом городке того же названия на берегу Темзы, в 30 километрах от Лондона. Мы быстро доехали до него на автомобилях. Замок состоял из двух громадных корпусов с высокой круглой башней между ними. О седой старине напомнили нам его стены. На месте теперешнего дворца еще в XI столетии Вильгельм Завоеватель - нормандский герцог, высадившийся в Англии и покоривший ее, построил крепость, которая господствовала над окрестностями. Старое здание замка, частично сохранившееся до наших дней, представляет памятник XIV столетия. Виндзорский дворец знаменит своими художественными ценностями. В нем имелась богатейшая картинная галерея с произведениями Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рубенса, Ван-Дейка, Гольбейна и других великих мастеров. Во дворце хранились редчайшие коллекции миниатюр, эмалей, оружия.
      Нас ввели в один из приемных залов, стены которого были украшены картинами. Тотчас же к нам вышел король в сопровождении нескольких лиц из свиты. Какое громадное различие было между этим приемом и торжественным представлением японскому микадо! Практичные англичане упростили и ускорили выполнение необходимой формальности, чтобы она не была стеснительной ни для короля, ни для нас. "Владыка" Британской империи, так же как и его приближенные, был в обыкновенном штатском платье, держался скромно и естественно. Он пожал нам руки и запросто обратился к Русину, расспрашивая его о нуждах русской армии. Короля интересовали также подробности взрыва крейсера "Арлянц". Члены королевской свиты непринужденно беседовали с нами. Прием длился около пятнадцати минут. Потом король пожелал нам успеха и, поклонившись, удалился во внутренние апартаменты дворца.
      На обратном пути наше внимание привлек раскошный парк, окружавший замок. Его длинные аллеи и искусственно вырытое озеро поражали красотой. Мы поднялись на высокую старинную круглую башню. Перед нами открылся прекрасный вид на парк, маленький городок и извивавшуюся Темзу...
      Вспоминается мне также официальный обед в честь участников конференции, устроенный в одном из многочисленных лондонских клубов. Зал был богато убран тропическими растениями. Сотни гостей собрались здесь; кроме членов конференции приглашение получили многочисленные представители посольств союзных государств, работники английского военного и морского министерства, известные общественные деятели, члены парламента...
      Длинные речи и короткие спичи следовали без конца. Все они были проникнуты патриотическим и воинственным духом. Ораторы выражали неизменную уверенность в победоносном исходе войны. Война до конца, война до победы! Нельзя падать духом и унывать от временных неудач! Силы Антанты неизмеримо выше сил немцев и их союзников! На стороне Антанты громадное превосходство в людских ресурсах и материальных возможностях. Важно выиграть только время! Таков был смысл всех речей.
      В Бирмингеме
      В перерывах между заседаниями конференции я успел посетить и ряд военных заводов. Моим спутником в этих поездках был назначенный военным министерством лейтенант Ф. Кэрби, отлично владевший русским и французским языками. Кэрби долгое время провел в России, служа в одной из одесских английских контор, занимавшихся экспортом зерна. Он с большой теплотой вспоминал о России и русском народе, называл нашу страну своей второй родиной.
      Помню посещение Бирмингема, одного из наиболее важных промышленных городов Англии.
      На вокзале было несколько десятков платформ. Здесь ежеминутно приходили и отходили поезда. Бросался в глаза озабоченный деловой вид прибывавших и отъезжающих пассажиров. Люди куда-то спешили и, видимо, дорожили каждой минутой.
      Напряженным темпом шли работы и на оружейном заводе. Я не увидел ни одного медленно идущего инженера. Мальчики-скауты разносили приказания бегом. В огромных мастерских не было ни одного пустующего
      станка, не было свободного места. Кругом станки, станки, станки. В непрерывном движении находились подъемные машины, лифты, дековильки, перебрасывающие разработки и детали винтовок. На заводском стрельбище я наблюдал, как производятся испытания винтовок с помощью оптических прицелов, которые тут же насаживались на них. Непрерывной лентой в легких вагончиках выбрасывал завод готовые изделия для вооружения колоссальной армии...
      Здесь было уже налажено массовое изготовление нового образца пулемета Льюиса, принятого в то время для английской армии взамен системы Максима. Здесь я впервые познакомился с конструкцией этого пулемета. Принцип его работы не представлял новизны: автоматическое действие достигалось за счет энергии пороховых газов, которые следуют при выстреле за пулей; часть этих газов отводилась через боковой канал в стволе и отбрасывала поршень, который действовал на затвор. Подобное же устройство было и у пулемета Гочкиса, принятого во Франции и Японии. Оригинальное нововведение представляли лишь дисковые, барабанные магазины на сорок шесть патронов и система охлаждения. Последняя состояла из алюминиевого радиатора, надетого на ствол и окруженного металлическим кожухом, суживающимся в передней части. Охлаждение радиатора осуществлялось с помощью сквозняка. Его создавал непрерывный поток свежего воздуха вдоль ребер радиатора. Поток этот возникал благодаря тому, что при выстреле пороховые газы втягивали воздух с противоположного конца радиатора.
      Для русской армии было бы очень важно иметь на вооружении эти более простые и легкие пулеметы: пулемет Льюиса вместе с сошками весил всего 14,5 килограмма, а наш Максим со станком - около 60 килограммов.
      Мне хотелось узнать, сколько операций нужно для изготовления нового пулемета; эти данные позволили бы сравнить систему Льюиса с Максимом в отношении простоты ее фабрикации. Ведь изготовление одного пулемета Максима требует 2448 операций и занимает 700 рабочих часов. Я обратился к лейтенанту Кэрби с просьбой узнать у сопровождавшего нас по заводу директора компании эти данные и одновременно расспросить о производительности завода по выпуску оружия.
      Директор покраснел, сделал недовольное лицо и что-то буркнул в ответ. На возражение Кэрби он вновь ответил что-то недовольным тоном и быстро удалился.
      О том, что ответил директор завода, я решился спросить переводчика только в поезде.
      - Директор сказал, что не имеет права говорить о количестве сдаваемого оружия, - сообщил Кэрби.
      - Но ведь он должен был получить телеграмму военного министерства, разрешающую показать мне завод?
      - Телеграмму он получил. Однако в ней не было приказания сообщать вам какие-либо секретные сведения!..
      А вот мы, русские, не умели хранить свои тайны, не придавали им особого значения. Вспомнился мне тогда эпизод из моей жизни, происшедший в 1912 году. Как-то я сообщил по телефону на Сестрорецкий оружейный завод В. А. Дегтяреву, работавшему вместе со мной над автоматической винтовкой, что не могу быть вечером, а приеду днем, во время обеденного перерыва на заводе.
      Был знойный июльский полдень. Старые одноэтажные заводские здания с выбеленными стенами накалились от солнца. Василий Алексеевич ждал меня у дверей мастерской. Двери были заперты на обед, на них висел громадный замок, который был, вероятно, свидетелем всей истории русского оружия, начиная от изготовления кремневых ружей.
      - У вас есть ключ? Как мы пройдем? - обратился я к Дегтяреву.
      - Ключ у коменданта проходной будки, но нам он не нужен.
      Мы прошли вдоль мастерской. Большие окна из-за жары были открыты настежь. Они находились у самой земли. Мы перешагнули через подоконник и оказались в мастерской, где изготовлялись новейшие секретные образцы оружия...
      Громыхающий курьерский поезд на всех парах нес меня из Бирмингема в Лондон.
      Мы знакомимся с Лондоном
      Совещания конференции заканчивались. Только теперь у нас появилось немного свободного времени, чтобы осмотреть Лондон. Если в Японии в течение первых двух месяцев мы изнывали от безделья, безрезультатно ожидая ответа на наши ходатайства, то в Англии с первого же дня начались заседания, непрерывно продолжавшиеся до тех пор, пока не было закончено обсуждение подавляющей части вопросов.
      Каково было мое первое впечатление от Лондона? Мне казалось, что этот город - столица всего мира. Поражали его грандиозные размеры, громадное число жителей, богатства, собранные сюда со всех концов земного шара.
      В Лондоне и на его окраинах жило в те годы 7 миллионов человек. В городе было около 8 тысяч улиц, суммарная длина которых составляла примерно 5 тысяч километров. В Лондоне проживало огромное количество иностранцев, главным образом американцев, французов, немцев; во время войны часть населения Бельгии, захваченной германскими войсками, тоже устремилась в Лондон. На улицах очень часто слышалась французская речь. Нам рассказывали, что здесь было больше шотландцев, чем в столице Шотландии - Эдинбурге, больше ирландцев, чем в их столице - Дублине, больше евреев, чем во всей Палестине, больше католиков, чем в самом Риме...
      Во время прогулок по городу на нас, как и на всех туристов, прежде всего произвел впечатление его общий облик, вид улиц, площадей с памятниками, архитектура домов, а также уличная толпа и громадное движение экипажей, трамваев, омнибусов.
      Большинство зданий имело три-четыре этажа. Англичане не любители американских небоскребов. Дома их серые, мрачные, с невиданным количеством подъездов. В этом сказывался характер хозяев страны - их стремление к полной самостоятельности, изолированности, а главное, независимости от соседей. Каждая квартира поэтому имела отдельный ход с улицы. Ближе к окраинам дома были еще ниже. Часто попадались очень распространенные в то время двухэтажные коттеджи с оригинальными острыми крышами и отдельными садиками.
      Особую красоту английских улиц составляли магазины. В витринах всегда с большим искусством подобраны товары. Это были целые выставки, которым лондонский обыватель придавал большое значение.
      В известные дни и часы, когда происходила смена выставленных образцов, например мужских и женских костюмов и платьев, мы видели толпы зрителей, собирающихся перед витринами, чтобы поглядеть на последние новинки. Выбор товаров в магазинах - колоссальный. Каждый мог найти здесь вещь по своему вкусу. Поразила нас и скорость, с которой происходила в больших магазинах процедура расплаты за купленные вещи. Обращаться в кассу не приходилось, деньги получал сам продавец; он отправлял их по пневматической трубе в центральную кассу, откуда через минуту возвращались квитанция и сдача. Магазины доставляли все закупки на дом, покупателям не нужно было об этом беспокоиться. Практичные англичане завели у себя изумительные порядки по обслуживанию населения. Магазины, расположенные в наиболее богатых центральных кварталах - Пикадилли, Риджент и Бондстрит, - показались нам образцовыми.
      Ресторанов, кафе, баров попадалось очень много. Их усиленно посещали не только мужчины, но и женщины. Но пьяных я никогда не видел!
      Обширных площадей в Лондоне мало. Самая большая - Трафальгар-сквер, возле которой находилось много правительственных учреждений, в том числе адмиралтейство, конногвардейские казармы и военное министерство. У ворот конногвардейских казарм на часах дежурил верховой. Уже давно во всех странах был уничтожен конный пост, но он остался в Англии, как символ любви к старинным обычаям.
      Своими площадями Лондон не мог соперничать с Петроградом. Вспоминал я пустынную ширь нашей Дворцовой площади, окаймленную с одной стороны зданиями Главного штаба, а с другой - Зимнего дворца. А как прекрасна Александровская колонна и одиноко стоящий около нее часовой! Обычно это были седые старики, гренадеры в высокой медвежьей шапке, своей формой и обликом напоминавшей об эпохе борьбы и победах над Наполеоном, в честь которых была воздвигнута колонна.
      Дворцовая площадь была свидетельницей чуть ли не всей истории русской регулярной армии, полки которой маршировали здесь стройными рядами, олицетворяя военную мощь Российской державы. Ни одна площадь в мире, а тем более Трафальгар-сквер, не может сравниться с ней ни по размерам, ни по оформлению. Ведь архитектурные сооружения создавали великие Растрелли и Росси...
      На улицах Лондона - нескончаемая толпа прохожих, молчаливая, сосредоточенная, деловитая. Столь же большое движение и на мостовой. По некоторым улицам автомобили двигались непрерывной цепью, сплошь заполняя всю их ширину. Поразило нас и большое разнообразие средств транспорта. Здесь были автомобили самых различных марок, окрашенные в разные цвета вплоть до ярко-красного. Мчались громадные автомобильные фуры, велосипедисты, мотоциклетки и довольно странного вида конные экипажи с кучером, сидящим сзади и держащим вожжи над седоком (тоже дань старине!). Движение мгновенно замирало по знаку поднятой руки или палочки полисмена. Дисциплина уличного движения при невероятной тесноте просто изумляла. Ничего подобного в России тогда не было.
      Англичане с гордостью говорили нам, что уже в шестидесятые годы прошлого столетия в Лондоне было метро. Несмотря на большую глубину Темзы, линию метро прорыли под рекой. Она соединила центр со всеми вокзалами. Войдя в первый раз в зал метро, я стал разглядывать плакаты, развешанные на стенах. Вдруг все поползло у меня перед глазами вверх. На секунду показалось, что я проваливаюсь в бездну. Я не знал, что зал являлся кабиной грандиозного лифта, опускающего пассажиров к перронам. Через несколько секунд я очутился перед линией подземной железной дороги. Ничего похожего на мраморное великолепие подземных станций нашего метро там, конечно, не было. Мрачные помещения, тусклый свет, спертый воздух, маленькие невзрачные вагончики, с грохотом бегающие по тоннелям, - вот что такое лондонское метро.
      Жизнь города шла чрезвычайно напряженно. Омнибусы перевозили в течение года почти 510 миллионов человек, трамваи - 800 миллионов, местные железные дороги, расположенные в пределах города, - свыше 400 миллионов. В Лондон прибывало в день около 9 тысяч поездов. Почта отправляла ежегодно свыше миллиарда писем. Размах жизни этого города был колоссальный.
      Посетили мы и лондонские парки, которые весьма украшали столицу. В сущности они представляли собой луга с редкими аллеями. Таков же был и известный Гайд-парк.
      В парках много места занимали площадки для игры в футбол, теннис, крикет.
      Пользуясь кратким досугом, мы успели осмотреть главные достопримечательности и памятники старины Лондона - Тауэр и Вестминстерское аббатство.
      Тауэр был когда-то крепостью и замком первых британских королей, а затем стал тюрьмой для важных государственных преступников. Это замысловатое сооружение со множеством башен и построек, окруженное стенами и рвом, - старейшее здание английской столицы. Самая древняя его башня Уат-Тауэр - была построена еще в 1078 году. Желая и тут сохранить аромат старины, англичане поставили у входа привратника в средневековой одежде.
      В замке находились хранилище коронных драгоценностей и оружейный музей. Меня более всего заинтересовало собрание старинного оружия эпохи средних веков - доспехи рыцарей, их латы, шлемы, длинные копья, мечи, шпаги, луки, а также первые образцы огнестрельного оружия. Хотелось, конечно, подробно изучить эти немые свидетели прошлых войн, но, к сожалению, не было времени. Не только дни, но и часы нашего пребывания в Лондоне были считанными. Поэтому мы быстро переходили от одного экспоната к другому, ограничиваясь лишь беглым осмотром.