– Ладно, ладно, я ведь так только, – примирительно заговорил Авдей. – Поедем вместе.
– Куда еще? – спросила она сквозь слезы.
– Да хоть в Питер!
– Ой! Авдеюшка! – Олимпиада бросилась к нему и обняла за шею. Прижавшись лбом к его небритой щеке, добавила: – Ох как от тебя винищем-то разит!
Спустя неделю они были уже в Петербурге, в номерах самой дорогой Европейской гостиницы. Авдей Иннокентьевич знал из верных источников, что сейчас в столице находится главный управляющий Ленскими приисками Иннокентий Белозеров, что он устраивает в высоких финансовых кругах выпуск новых акций на сумму в несколько миллионов рублей. На первых двух выпусках Доменов нажил огромный барыш. Старый и опытный уральский хищник появился в Петербурге не ради каприза молодой жены. Он чуял, что новые акции будут раскупаться нарасхват. Нужно было не упустить момента и снова положить в карман добрый куш. Накануне он тайком отвез во дворец очередного «золотого петушка» в несколько фунтов весом, а сегодня с утра был принят Белозеровым, которого знавал еще, когда тот был простым чиновником. Сейчас тот жил в роскошном особняке барона Альфреда Ринцбурга, ворочал огромными капиталами и бесконтрольно владычествовал во всем приленском крае. Белозеров встретил уральского золотопромышленника внешне радушно и приветливо. Ему было известно, что Доменов скупил на большую сумму акции «Ленского товарищества», но сколько, Белозеров точно не знал: все операции Доменов проводил через подставных лиц.
Рабочий кабинет, куда провел Белозеров Доменова, был огромен и увешан большими, в тяжелых рамах картинами. Над столом во весь рост висел портрет императора Николая Второго. Над мраморным камином – распятие, а рядом какой-то святой с постным, недовольным лицом. На массивном письменном столе лежало много всяких бумаг и бумажек. Здесь были счета магазинов и фирм, таблицы биржевых курсов, каталоги, прейскуранты… «и, наверное, донесения многочисленных шпионов», – подумал Авдей Иннокентьевич. Он-то уж эту механику знал не хуже хозяина.
– Рад тебя видеть, очень рад! – Белозеров погладил бородку, обрамлявшую выпуклые скулы, мысленно стараясь угадать, зачем пожаловал этот уральский промышленник.
– Благодарствую, Иннокентий Николаич. Поимел я желание лично выразить и засвидетельствовать мое почтение, – ответствовал Доменов.
– Тронут весьма. Надолго, ли в столицу? – спросил Белозеров.
– Еще и сам не знаю, покамест не расхомутаюсь с делами…
Белозеров знал, что трезвый Доменов – это непроницаемая маска. Вскоре лакей пригласил их в столовую. Там на столе, словно на выставке, уже стекленели полдюжины графинчиков с разноцветной жидкостью. Чем чаще пробовали настойки, тем двусмысленнее становился их разговор. Обмениваясь пустяковыми новостями, подпускали друг другу шпильки. Наконец Авдею это надоело.
– Слыхал я, Иннокентий Николаич, новые бумажки выпущать собираетесь?
– Какие такие бумажки? – делая удивленное лицо, спросил Белозеров.
– Ну акции, не все ли равно. – Авдей Иннокентьевич пожал плечами и опрокинул в рот очередную рюмку.
– Золотое дело, сам знаешь, вещь капризная. Тайну блюсти требует, – неопределенно ответил Белозеров.
– А ты думаешь, я ваших секретов не знаю? – Авдей проколол вилкой скользящий на тарелке грибок, готовясь бросить его в рот, ждал ответа.
– Всех тайн, господин Доменов, знать нельзя. Твоих, например, мы вот, грешные, не знаем! – взмахнув широкими рукавами пиджака, ответил Белозеров. – Ты вон Синий Шихан прибрал к рукам, а как – мы не ведаем…
– А я вот ведаю, как вы умеете своими акциями народ объегоривать! – ввернул Доменов.
– Тебе-то, Авдей Иннокентич, непристойно так говорить, – упрекнул Белозеров.
– В прошлом году вы четвертый раз выпустили почти на десять миллионов рублей, а где они, ети денежки?
– Как это где? – опешил Белозеров, еще не зная, что Петр Шпак, посланец Авдея, давно проник в финансовые дела «Ленского товарищества» и сообщил Доменову всю подноготную.
– Будто ты и не знаешь? – Авдей кинул в рот грибок и с хрустом раскусил его.
– Не ведаю, о чем ты толкуешь…
– Ах так! Тогда я тебе разжую, как сей соленый рыжик… Ваш запасный капитал и капитал погашения абсолютно пусты и значатся только на бумаге.
– Не городи ересь, Доменов. – Голос Белозерова дрогнул. Но он взял себя в руки и приготовился слушать.
– Всю вашу наличность слопали дивиденды. Ты хорошо знаешь, что выплачено десять миллионов рубликов. Вы сейчас, голубчики, изворачиваетесь за счет милости кредиторов! В текущий оборотный капитал не отчислили ни копейки, резерва для выплаты будущих дивидендов у вас нет. Правители «Лена Рольдфильс» из деловых людей превратились в спекулянтов, а это никогда к добру не приводило, – уже более серьезным и трезвым тоном объявил Доменов.
– Напрасно пугаешь, Авдей Иннокентич, – поражаясь его осведомленности, проговорил Белозеров.
– Разве я пугаю? Я правду говорю. Вы хотите новым выпуском залатать кое-какие прорехи, играете на понижение, а потом вздуете на триста процентов. Знаю я все ваши махинации и, ежели хотите, выпущу вас в трубу. Но я, конечно, этого не сделаю.
– Не сделаешь потому, что сам черпаешь из нашей драги лопатой, – засмеялся Белозеров, с облегчением почувствовав, что они с ним, по сути дела, одного поля ягодки. – Сколько, на какую сумму имеешь наших доходных бумажек? – спросил Белозеров.
– Это мое дело.
– Могу все купить по последнему курсу.
– Зря важничаешь, голубь мой. На приисках-то ваших не ахти какие дела…
– Ты лучше о своих делах думай, а наши предоставь уж нам, грешным, – обиженно проговорил Белозеров.
– Да ведь нигде на золотых приисках нет столько беспорядков, сколько у вас на Витиме и на Олекме. Эта ваша зараза и к нам на Урал проникает. Мало того, что у вас там люди, как скоты, живут, вы еще и несусветную спекуляцию развели!
– Если поверить, то на твоих шахтах вроде как рай божий… – поджав губы, зло усмехнулся Белозеров.
– Рай не рай, но я становым воли не даю. А у вас они там цари и боги! А рабочие живут в промерзлых стенах.
– А ты что хочешь, чтобы я для них дворцы строил?
– Зачем дворцы? Не нужно только забывать, что они тоже люди-человеки и в условиях вечной мерзлоты добывают песочек волшебный… А у вас там даже с брюхатыми бабами не считаются. А урядники так это чистые кобели.
– По своим судишь?
– Не без этого, конешно… Но я своим за это в зубы даю!
– Щедро! – захохотал Белозеров. – У тебя, наверно, и социалистам тоже рай…
– Я, голубь, и с этой публикой компанию вожу. Когда они у меня под руками, я все ихние намерения насквозь вижу…
– Какой прозорливый!
– Уж какой есть, милок. Я ведь тебе дело говорю, а ты посмеиваешься. Еще раз толкую, что люди нам золотишко моют, а ты их коровьими челюстями кормишь, вместо денег талоны даешь. А приказчики твои заставляют принудительно покупать по этим талонам ненужные товары по удороженным ценам. Гляди, как бы такие махинации не стали себе дороже…
– Да ты-то о чем хлопочешь, любезный? – не вытерпел Белозеров.
– Раз я акционер, значит, свой вклад в деле имею, – резонно возразил Доменов.
– Сиротская поди доля, – подзадорил Белозеров.
– Какая бы ни была, голубок, но доля.
– Какая же все-таки? – допытывался Белозеров.
– Да уж не столько, сколько у Путилова или Вышнеградского, не говоря уж о лорде Гаррисе. Он-то поди купил вас и с крохами и потрохами…
– Он, как и ты, сам хозяин своим деньгам.
– Я в его карман не лезу, а он в нашем постоянно ручки греет. Плохие мы патриоты, вот кто мы! – сердито заключил Авдей Иннокентьевич.
– Отчего же плохие? – ленивым голосом спрашивал Белозеров. Он уже больше не боялся этого уральского самодура, как о нем говорили. – Почему же плохие? – поцеживая из рюмки настойку, переспросил Белозеров.
– Потому, что переоцениваем сами себя и наши возможности! – повысив голос, резко проговорил Доменов.
– Как это прикажешь понимать?
– Плюем рабочим в лицо. Боюсь, что они эти плевки нам же возвратят, и с лихвой…
– Ах вот ты о чем! Дело известное, испытанное…
– Как это испытанное? – спросил Доменов.
– Когда имеешь достаточно сильную команду солдат, и каторжане не страшны, – самодовольно ответил Белозеров и встал. Доменов его утомил, а главное – перестал быть интересным.
Белозеров и Доменов вскоре откланялись и расстались.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В лето 18… года иркутский купец Трапезников привел на якутское кочевое торжище караван с разными товарами для обмена на пушнину. Торговля с кочевниками шла шумно и бойко. В самый разгар обычной ярмарочной сутолоки к купцу протиснулся низкорослый, широкоплечий тунгус в худых оленьих унтах и в старой, облезлой кухлянке. Видно было, что он приехал из далекого стойбища, да и с небогатой добычей. На поясе у него висела жиденькая связка беличьих шкурок, пара невзрачных, сухоголовых соболей, в руках поблескивал какой-то небольшой, угловатой формы предмет.
– Что это у тебя, паря, такое? – заинтересовавшись блеснувшей вещицей, спросил Трапезников.
– Камень поднял на сопка… Хороший камень, тяжелый и светлый… Железный, наверное. Может, купишь, начальник? – спросил тунгус.
– А на кой он мне нужен-то? – разглядывая камень, Трапезников прищурил глаза.
– Жесткий камень, начальник, топор сделаешь или веселую наклепку к ружью, пушнины много потом получишь, – расхваливал тунгус.
– А ну дай поглядеть, – протянул руку Трапезников.
– Пожалыста! Сколько хочешь гляди. Можешь зубами попробовать…
– А ты пробовал?
– Кусил маленько, да зуб не берет. На, гляди! – Тунгус отдал камень.
Трапезников взял, что-то соображая, подкинул тяжелый слиток на широкой жесткой ладони, кивнув владельцу, отвел его за оленью упряжку.
– Где ты, паря, нашел? – сдерживая нарастающее волнение и не выпуская из рук драгоценной находки, спросил Трапезников. В его руках был крупный золотой самородок.
– Не шибко далеко и не шибко близко… Хорошенько на оленях поедем – через три дня там будем.
– Ладно. Я куплю все твои плохие шкурки и этот камень в придачу, – пряча самородок за пазуху, сказал купец.
– Купи, – с равнодушным видом проговорил тунгус, хоть и жаль было ему расставаться с блестящим камешком. Но в чуме не оставалось ни фунта сахара, ни осьмушки чая, мука тоже была на исходе. Детишки скулили, еды требовали, жена молча вздыхала. Как тут не продашь! Правда, уж больно хорошо сверкает камень… – Значит, берешь, начальник?
– Так и быть, все заберу. А ежели, паря, наймешься ко мне в проводники, много товару дам и водки прибавлю.
– Отчего же не наняться, если хорошую цену дашь… Далеко ли ехать-то будем, начальник?
– Потом скажу. Не торопись, паря… Ну как, согласен?
– Только глупый может не согласиться. Однако покажи товар…
– Да не обижу! Пойдем!
– Ну что ж, пойдем, начальник.
Отложили товар и хлопнули по рукам. Вскоре после этой знаменательной сделки Трапезников организовал тайную экспедицию. По суровой, безлюдной приленской тайге проводник тунгус вывел доверенного от купца человека к тому месту, где был найден приобретенный Трапезниковым самородок. Пробный шурф дал богатые результаты. Начались первые, сначала небольшие разработки.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Открытие Трапезникова вызвало среди богатого иркутского купечества настоящую золотую лихорадку. Видные дельцы того времени – Базилевский, Герасимов, Баснин, Катышевцев и другие – быстро создали золотопромышленные компании, организовали многочисленные приисковые партии и отправили их в глубь приленской тайги. Поиски начались в широком масштабе. С помощью местных старожилов, якутов и тунгусов, были найдены богатые золотые россыпи на реках Хомолхо, Ныгри, Малом Потоме, Учахане и других безымянных речушках. Золота здесь оказалось много, но добыть его было не так легко. Часто жила уходила на большую глубину, под толстый мерзлый слой. Условия добычи были поистине каторжными, разработка велась самым примитивным способом. Прииски были отдалены от жилых мест на тысячи верст. Естественно, что первыми промысловыми рабочими в этом глухом крае оказались якуты и тунгусы. Это была самая безответная и самая дешевая рабочая сила.
…Первое «Ленское товарищество» – Трапезникова, Катышевцева, Баснина и других – просуществовало до первой половины семидесятых годов. В этот период золотопромышленное дело на Лене начало переживать тяжелый экономический спад. Хищническая, примитивная эксплуатация золотоносных участков, основанная на рабском труде, привела к истощению золотых запасов, залегавших под неглубокими торфами. Разведка новых площадей проводилась от случая к случаю. Промышленники брали то, что было найдено раньше. Промывка шла в верхних слоях. Разработка глубоко залегающих золотоносных пластов требовала больших капиталов, сибирским купцам их не хватало. Прибыли резко снизились. Добывать кредиты с каждым днем становилось труднее. За делами сибирских купцов неустанно следили столичные дельцы более крупного масштаба и ждали своего времени. В богатое золотопромышленное дело на Лене вмешался петербургский банкирский дом барона Гинцбурга. Это был делец и хищник международной марки. Гинцбург начал постепенно скупать все просроченные векселя. Сперва он довел до полного разорения Катышевцева, потом захватил прииски Баснина. Потерпевший финансовый крах Трапезников после неудачной спекуляции на бирже покончил самоубийством.
Как ни противился захвату Ленских приисков иркутский губернатор, заступаясь за сибирских промышленников перед царем, но ничего сделать не мог. Гинцбург оказался более сильным соперником. В 1872 году он завладел «Ленским товариществом» полностью.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
С переходом приисков к новому владельцу экономическая разработка россыпей и условия труда рабочих в «Ленском товариществе» нисколько не изменились. Кучка алчных хищников во главе с банкиром Гинцбургом, не помышляя ни о каком новшестве в трудовых процессах, обогащалась за счет дешевой мускульной силы. Золото брали преимущественно гнездовое, добывая породу по колено в воде. Несмотря на дешевый рабский труд, Ленские прииски с каждым годом стали давать прибыли все меньше и меньше, финансовое положение становилось все хуже. Вкладывать собственные средства в новое дело Гинцбург не собирался. Гнездовые выработки стали истощаться, и на поверхность часто выбрасывались миллионы пудов пустой породы. В результате «Ленское товарищество» вместо прибыли стало приносить убыток.
Только случай, приготовленный самой природой, спас петербургских банкиров от полного краха. Летом 1889 года артель рабочих-старателей, в числе которых тогда был и Тарас Маркелович Суханов, в местечке Сухой Лог открыла богатейшую золотоносную жилу. Узнав об этом, хозяева «Ленского товарищества» немедленно изгнали старателей с арендованного участка и организовали Сухоложский прииск, который в течение пяти лет дал пятьсот пудов чистого золота. Такой легкий фарт на время вывел предпринимателей из тяжелого финансового состояния. Балансовый дефицит был ликвидирован. В бухгалтерских книгах появилось крупное активное сальдо. «Ленское товарищество» начало было процветать.
Но к этому времени Сухоложский прииск неожиданно выработался. Добыча золота по всей Олекминской системе стала катастрофически падать. «Ленское товарищество» снова очутилось перед угрозой банкротства. Ему грозила участь сибирских купцов. Но не таков был барон Гинцбург. Этому финансовому тузу были известны все важнейшие винтики экономической и финансовой политики царской России. Он был пайщиком многих торгово-промышленных предприятий и банков. К тому времени он вошел в состав специальной комиссии для приветствия царя Николая Второго в момент коронации в Москве. Эта высокая миссия имела тогда существенное для банкира значение. Он хорошо знал, что рано или поздно ему придется не только вложить в золотопромышленное дело собственные средства, но и привлечь капиталы из других источников. Предприимчивый банкир понимал, что предприятие, не имеющее мобильного капитала, закономерно должно захиреть и развалиться. Этого он допустить не мог.
Пользуясь обширными связями в высших кругах и в столичной прессе, Гинцбург широко разрекламировал богатство Сухоложского прииска и добился разрешения на создание акционерного общества. «Ленское товарищество» было коренным образом перестроено и реорганизовано в акционерное общество с основным капиталом в четыре миллиона пятьсот тысяч рублей золотом. Мобильный капитал был найден.
История с Сухим Логом показала предпринимателям, что настал момент, когда без углубленной разведки, с допотопными методами ведения дела больших прибылей не получишь. Именно так взглянул на дело назначенный Гинцбургом новый управляющий Л. Ф. Грауман, Под его руководством была построена на Ленских приисках небольшая гидростанция. Была улучшена разведка. В долине реки Бодайбо дополнительно были выявлены богатые золотые россыпи. Золотоносный пласт, тянувшийся на многие десятки километров, залегал на глубине двадцати – тридцати сажен. Природные условия в долине реки Бодайбо требовали возведения сложных подземных сооружений. Постройка глубоких шахт требовала огромных капитальных затрат. Зарывать деньги в землю в расчете на будущую прибыль могли только те предприятия, которые обладали большими капиталами или имели широкий кредит. Прежде чем золото засверкает на ладошке, принеси дьяволу дань в лукошке…
Гинцбург решил сыграть, что называется, ва-банк… Однажды он неожиданно появился во дворце. Выходя из приемной царя, лицом к лицу встретился с министром финансов, который прибыл туда по вызову самого императора. Проходя мимо министра, Гинцбург почтительно ему поклонился. В этот день он не покинул дворца, пока не дождался в приемной возвращения министра. Спустя полчаса банкир и министр встретились.
– Его величество от вас в восторге. Чем вы его так расположили, господин Гинцбург? – спросил Витте.
– Мои верноподданнические чувства, господин министр, я подкрепил золотым песком в количестве семисот пудов, которые я в эти годы положил в сейфы Государственного банка, – ответил банкир.
– Как мне известно, вы его не подарили банку, а продали, – заметил министр.
– Совершенно верно, ваше высокопревосходительство! Но мой песок способствовал постройке военных кораблей, так необходимых флоту его величества. Я напомнил об этом государю императору.
– Вы нащупали верный ход, – согласился министр.
– Прежде всего, ваше высокопревосходительство, я деловой человек. Государственные деятели и деловые люди, которые добывают золото при правильной политике всегда могут иметь много общих интересов. Не так ли, господин министр? – проговорил Гинцбург.
– Вы, как я вижу, отличный дипломат, господин Гинцбург, – усмехнулся министр.
– Вы переоцениваете мои способности, – тактично возразил банкир. – Я недавно был в Берлине и узнал, что Германия, имея мало золота, строит мощный линейный флот… Как деловой человек, я подумал, почему его величество русский император, имея больше золота, не имеет хорошего линейного флота?
– Вы так и заявили государю?
– А почему бы нет?
– Теперь я еще больше убежден, что вы умеете делать дела, – сказал министр. – Имею сообщить вам приятную весть, господин Гинцбург. Государь поддержал ваше ходатайство об открытии акционерному обществу неограниченного кредита через Государственный банк.
Так банкир Гинцбург сумел использовать тесные придворные связи. Теперь акционерному обществу было предоставлено широкое поле деятельности. Однако, несмотря на огромный приток государственных средств, в первые годы деятельность общества оказалась нерентабельной, финансовое состояние запутанным. Делами Ленских приисков вплотную заинтересовался Государственный банк.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В петербургскую банкирскую контору Гинцбурга однажды пожаловал представитель Государственного банка. Это был невзрачный, средних лет чиновник, одетый в потрепанную пиджачную пару, с тощим под мышкой портфелем. В приемной Гинцбурга чиновник назвал себя Иннокентием Белозеровым, прибывшим к банкиру по самому, как он выразился, неотложному делу, связанному с Ленскими приисками.
– Чем могу служить? – окинув сутулую фигуру посетителя, спросил банкир. В круглых лукавых глазах посетителя блеснула жесткая, нагловатая усмешка.
– Разрешите, господин директор, присесть. А то, как говорится, в ногах правды нет, – опускаясь в мягкое кресло, бесцеремонно проговорил вошедший.
– Слушаю! – отрывисто кинул банкир. Пристально рассматривая хамоватого клиента, с нескрываемым раздражением добавил: – И, если можно, покороче, любезный!..
– Этого как раз обещать не могу, – вынимая из помятого портфеля солидную стопу бумаг, все так же развязно продолжал клиент. – Я недавно вернулся с Ленских приисков… Мне было поручено проверить, как общество использует государственные кредиты.
– Вот как! – Правая бровь банкира подпрыгнула кверху, левый глаз Гинцбург прикрыл ладонью. На банкирском веке некстати уселся ячмень. – Кем же была возложена на вас такая высокая миссия? – спросил Гинцбург.
– Правлением Государственного банка. Моя фамилия Белозеров. Может быть, слышали?
– Не имел чести. Извините.
– Это ничего. Будем знакомы. Правда, я человек маленький, всего-навсего чиновник, но в балансах вашего большущего дела разобрался досконально… – Белозеров покачал растрепанной головой, громко засмеялся. Разговор предстоял щекотливый. Дело ему попало такое, что и во сне не снилось и наяву не грезилось. Напомнив о балансах акционерного общества, он преподнес банкиру первую горькую пилюлю.
Лицо Гинцбурга застыло в хмурой, болезненной гримасе. «Кто подослал этого наглеца и какой глупец мог допустить его к нашим балансам?» – думал владелец приисков.
– За какое время вы анализировали наши балансы? – спросил Гинцбург.
– За последние пять лет, господин директор. Я их не только проанализировал, я их хорошо изучил, а некоторые как бы составил заново и… – Белозеров оборвал речь и хитренько усмехнулся.
– Это похвально! – Деловых людей банкир умел ценить.
– Дьявольская работа, смею заметить. В отчетах ваших сам черт ноги поломает… Мартышкина грамота!.. – Иннокентий Белозеров не церемонился.
– Не понимаю, что такое «мартышкина»? Говорите яснее, господин Белозеров!
– Это можно. Мартышка – это обезьянка, которая лапкой малюет. Вот так и ваши балансы размалеваны… Попросту – липа, а по-ученому – фикция. А ежели хотите еще проще – филькина грамота! За такую работу я бы вашим бухгалтерам не только жалованье не платил, а кандалы бы на них навесил и заставил бы породу в шахтах переваливать.
– Но, но, господин Белозеров, это уже слишком! – Гинцбург погрозил пальцем и громко расхохотался.
– За такую стряпню четвертовать мало! – возмущался Белозеров и, видя, что хозяин развеселился, решил перейти к существу дела. – Разрешите, господин Гинцбург, быть откровенным?
– Валяйте! У меня отличное пищеварение… – Банкир откинулся на спинку кресла и похлопал себя по животу.
– А у меня и подавно… Но ежели я испорчу вам аппетит, не прогневайтесь…
– Меньше слов, господин Белозеров!
– Начну с того, что визит мой сегодня неофициальный. Существа дела я еще своему начальству не докладывал, а прежде решил с вами повидаться.
– Вы начинаете мне нравиться, – кивнул Гинцбург.
– Благодарю вас. Мне кажется, мы еще пригодимся друг другу, – убежденно сказал Белозеров.
– Я тоже так думаю. Давайте ближе к делу.
– Не спешите, господин Гинцбург. Если бы я не пришел к вам, а явился прямо по начальству, завтра же кредиты были бы закрыты.
– Я в этом не уверен…
– Поверьте, что это так. Ваши фиктивные балансы показывают дутую прибыль. На самом же деле акционерное общество имеет больше трех миллионов убытка.
– Вы преувеличиваете!
– Господин управляющий, состояние своих финансов вы знаете не хуже меня…
– Вы пришли поставить мне ультиматум? – спросил Гинцбург.
– Я не настолько глуп, чтобы помышлять об этом, – отрезал Белозеров.
– Что же вы хотите? У вас, наверное, есть какой-нибудь план?
– Разумеется. Прежде всего вы должны прогнать управляющего. Он ни к черту не годен. Все его новшества, которые он там начал вводить, не стоят выеденного яйца. Зря деньги тратит и рабочих распустил до невозможности. Там нужен хозяин! Такой администратор, который бы всю эту каторжную свору держал вот так. – Белозеров показал кулак. – Надеюсь, вы меня понимаете?
– Да. Я вас отлично понимаю. Продолжайте. Вы еще не сказали главного.
– Вы имеете в виду наш банк? – спросил Белозеров.
Несмотря на всю свою наглость, собеседник импонировал банкиру тем, что понимал его с полуслова и, видимо, твердо знал, чего хочет.
– Да. Именно это я имел в виду, – подтвердил Гинцбург.
– Ну что ж… – Белозеров скривил губы в ехидной усмешке. – Там ведь тоже люди сидят. Я узнал, разумеется частным порядком, что за финансовой деятельностью вашего уважаемого общества правление Государственного банка намерено учредить особый контроль. Будет назначено доверенное лицо, которое должно, с вашего разрешения, войти в состав руководящей верхушки «Ленского товарищества».
– Мы можем это только приветствовать. Государственная мудрость является истинной опорой частных предпринимателей, – ответил Гинцбург, посылая в душе эту «мудрость» ко всем чертям. Надо было быть дураком, чтобы не понимать, что так называемая «опора» лишала банкира свободы действий и связывала по рукам и ногам. Он только сейчас почувствовал, что у этого чиновника дьявольская хватка. Все ли он сказал?
– Я еще не закончил, господин директор, – дав огорошенному банкиру немножко поразмыслить, продолжал Белозеров.
– Я вас слушаю. Добрые вести приятно слушать, – натянуто улыбнулся Гинцбург.
А его собеседник чувствовал себя не прежним пронырой Кешкой Белозеровым, как его называли сослуживцы, а азартным игроком, которому предстояло сделать главный, решительный ход, от которого зависело все: дальнейшая карьера, богатство, власть.
– Все неприятное, ваше высокопревосходительство, смею заметить, для вас уже позади, – почтительно склонив голову, проговорил Белозеров. – Я вижу, ваше сиятельство чуть-чуть огорчены. Я понимаю вас! Кому нужна эта инспекция? Но вы не огорчайтесь. В состав правления, как мне известно, в проекте намечается господин Бояновский. Я этого человека близко знаю и думаю, что мы с ним сумеем поладить, – сознательно оговорился Белозеров.
– То есть? – Гинцбург удивленно поднял брови. Бояновский был видной фигурой, член правления Государственного банка и один из директоров его. Сидевший перед ним чиновник по сравнению с Бояновским был мелкой сошкой. Откуда такая самоуверенность? Банкир мысленно возмутился. Уж кого-кого, а господина Бояновского он и сам знал великолепно.
– Вы что, господину Бояновскому близкий родственник? – резко спросил он у Белозерова.
– Не имею такой чести. Я подчиняюсь ему по службе и выполнял его личное поручение. Поездка на прииски – идея его превосходительства, – ответил Белозеров, умалчивая, что он уже доложил о делах члену правления и тот остался доволен.
– Это что же, конфиденциальное мероприятие? Внезапная ревизия? – раздраженно спросил барон.
– Не посвящен в такие подробности, ваше сиятельство. Приказали. Ну а я сел и поехал. Да какое это, в конце концов, имеет значение! Есть дела поважнее… – загадочно проговорил Белозеров.
– Вот именно. Продолжайте, – сухо сказал барон.
– Правление Госбанка намерено само рекомендовать кандидатуру на должность управляющего Ленскими приисками.
– И что же дальше? – закрыв больной глаз, спросил барон Гинцбург. – Уже намечена кандидатура?
– Да, ваше сиятельство. Его превосходительство господин Бояновский рекомендует взяться за это дело мне, – ответил Белозеров и, словно освободившись от тяжкого бремени, глубоко вздохнул. Это была нелегкая задача.
Как ни странно, хитрый Гинцбург, при всей несимпатии к своему нежданному гостю, понимал, что у этого маленького чиновника есть хватка. После непродолжительного размышления барон прикрыл ладонью оба глаза и решительно проговорил:
– Хорошо, господин Белозеров. Я должен подумать.
– Это само собой, ваше сиятельство! Дело такое: или о небо башкой стукнешь, или в пропасть рухнешь… Разрешите откланяться.
Белозеров встал и покинул кабинет.
Спустя два дня после этой знаменательной встречи «Ленское товарищество» получило от Госбанка официальное предложение.
Вскоре со стороны Государственного банка была проведена тщательная проверка финансового состояния «Ленского товарищества». Убыток общества исчислялся суммой в три миллиона триста тысяч семьсот пятьдесят шесть рублей. Это дало повод Госбанку учредить за деятельностью компании постоянное финансовое наблюдение. В состав директоров акционерного общества для внутреннего контроля был введен один из членов правления Государственного банка – Н. И. Бояновский. Главным управляющим всеми Ленскими промыслами был назначен Иннокентий Белозеров. Приняв его на службу, барон Гинцбург нисколько не прогадал. У нового управляющего оказалась тяжелая, поистине разбойничья рука. С потом и кровью вытягивая из рабочих последние соки, новое руководство в лице Белозерова добилось финансового расцвета. В относительно короткий срок акционерное общество превратилось в крупнейшее доходное предприятие. Твердо укрепив финансовое положение за счет крупных кредитов со стороны государства, банкир Гинцбург начал теперь подумывать о том, как бы освободиться от назойливой опеки Государственного банка. Ставленник Госбанка Белозеров первое время лавировал между Бояновским и Гинцбургом, но, щедро вознагражденный последним, целиком перешел на его сторону.