Александр уже в ранней молодости в силу очевидной незаурядности был ориентиром определенной группы македонской знати, которая свое социальное восхождение связывала с его быстрейшим вхождением во власть. Эти люди не могли и не хотели ждать законной передачи царственных обязанностей от отца к сыну. Здесь речь шла не о заурядной порядочности, а о тяготении к божественной власти и "купании" в ее лучах. Помощником в таких необычных пристрастиях у Александра была мать - властолюбивая, сильная натура, своеобразная хищница, готовая уничтожать соперников без счета. Она основательно индуцировала загадочного сына.
      Заговор против царя Филиппа был сплетен просто: он был убит Павсанием, оскорбленным охлаждением царя к нему, - к своему гомосексуальному партнеру. Подтолкнуть молодого человека к вспышке агрессии, в которой было больше невротического, чем истинно жестокого, имели возможность заинтересованные в смерти Филиппа лица. Тут же, на месте покушения, злоумышленник был убит без суда и следствия. Потрясенный Александр якобы мстил заговорщикам жестоко, но можно было воспринимать такие действия и как желание освободиться от посвященных, - от соучастников акта отцеубийства.
      Плутарх пишет о том, что Александра уже в юношеские годы огорчали победы отца. Он опасался, что для него не останется великих дел. Теперь, придя к власти в возрасте 20 лет, он принялся за последовательную реализацию мечты о завоевании всего мира. Черный покров оградил тайну смерти отца Александра - царя Филиппа от последующих поколений. Нам не дано разобраться в том. Скорее, этого и не надо делать. "Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его" (От Иоанна 13: 16).
      Филипп создал прочные основы государства Македонии, воспитал в многочисленных походах лучшую армию. Он был не только выдающимся полководцем, но и замечательным дипломатом, собирателем своего царства. Шахермайр высказывал в своих трудах интересную мысль о том, что строго говоря будущее военное господство Александра создавалось не только усилиями его отца, но намного раньше - победами Кира. Отсюда и вывод: империю Александра должно считать не расширившейся Македонией, а выросшим Персидским государством.
      Александр в реализации своих военных планов постоянно спешил. Но такой темперамент был оправданным методом достижения воинских успехов: он обрушивался на голову противника неожиданно и неотвратимо, как Божья кара за отступление от заповедей, наслаждение сытостью и богатством. Его не интересовала позиционная война, долгая дипломатия. Однако в его методе было и благородство, свойственное только великой личности. Когда сподвижники предлагали напасть на противника под покровом ночи, он отвечал: "Я не ворую победу" и предпринимал труднейший марш-бросок, обеспечивающий внезапность, превосходство сил на узком участке, разгром основного врага.
      Стратегия и тактика молодого полководца сводилась к бурному, но гениально осмысленному натиску. В таких "драках" Александр принимал непосредственное участие. Его жизнь неоднократно висела на волоске, множественные раны "украшали" тело. Но судьба берегла полководца для иной смерти. Как все бурные натуры Александр искал поддержки у Бога, ибо только с ним он мог советоваться с почтением.
      Дельфийский оракул питал его уверенность и волю к победам. Но даже в общении с Пифийской жрицей Царь был нетерпелив и требователен. Александр не ждал смиренно вестей от Бога, как простой смертный, а принимал их как повелитель - наместник Бога на земле. Известен случай, характерный для молодого царя. Перед одним из походов Александр явился в Дельфийский оракул в то время, когда не должно было обращаться к Богу за прорицанием. Получив отказ от жрицы, он схватил ее за руку и потащил к треножнику над расщелиной, из которой струился дурманящий газ. Жрица, должна была восседать в этом своеобразном кресле, вдыхать отраву и тогда в ее помутненном рассудке, на подсознательном уровне, возникали пророческие видения. Сопротивляться напору царя было не возможно. Жрица, находясь еще в здравом уме, с почтением воскликнула: "Ты непобедим, сын мой"!
      Плутарх считал, что Александр в душе критически относился ко многим ритуальным действиям, в том числе и к отдаваемым ему почестям. Рассказывают, что когда он с пышной свитой, будучи в Коринфе, навестил известного философа Диогена, то произошла забавная сцена. Диоген лежал, греясь на солнце. На вопрос приблизившегося к нему Царя о возможных просьбах, философ слегка приподнявшись ответил: "Отступи чуть в сторону, не заслоняй мне солнца". Находясь под впечатлением от встречи, Александр на обратном пути заявил приближенным: "Если бы я не был Александром, то хотел бы быть Диогеном".
      Александр, вообще, был не чужд наукам и постоянно следил за появлением интересных сведений в области философии, права, медицины, военного искусства. Несметные богатства, - воинскую добычу, - Александр отсылал матери и щедрой рукой раздавал сподвижникам, войску. Он любил пиры, застольные речи, но пил мало и больше угощал сотрапезников. Женщины никогда не покоряли его волю настолько, чтобы превращаться в игрушку в руках красавиц. Известна легенда об Аристотеле, который в угоду одной из красивейший юных любовниц Александра позволил надеть на себя узду и в роли коня, ползая на четвереньках, развлекал забавницу. Случайно вошедший в покои Александр был очень удивлен эпатажной сценой. Аристотель, смутившись основательно, заявил царю: "Смотри, что она может сделать даже со мной, стариком. Тебе необходимо опасаться ее чар".
      Александр Македонский был знаменательной личностью во всем. К нему в полной мере подходят слова: "Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную" (От Иоанна 12: 25). Бесспорно, Александр в житейском плане не щадил свою душу. Он растрачивал ее ради только ему понятной особой страсти - страсти разрушения и победы. Ареал его завоеваний столь велик, что с трудом поддается описанию. Он был просто ненасытен в завоеваниях. Пожалуй, только Арриан (около 90-95 - 175 года новой эры) сумел кропотливо и последовательно описать военные походы своего кумира - Александра Великого. Но это были описания историка, но не психолога. Никто до конца так и не понял души этой незаурядной личности.
      Александр Македонский умер от неизвестного скоротечного, видимо, инфекционного процесса, промучившись в лихорадке несколько дней. Произошло это, как и предсказывалось, в Вавилоне. Он, по данным Аристобула, прожил всего 32 года и 8 месяцев, царствовал 12 лет и 8 месяцев. Последними его словами перед смертью было горькое: "Вижу, что будет великое состязание над моей могилой". Громадную империю Александра Великого быстро растащили мелкие царьки по мелким государствам.
      Мать Александра - Олимпиада дала волю патологической мстительности: жестоко расправилась с конкурентами своей власти, чем восстановила против себя слишком многих и лишь ускорила крах империи. Македония была завоевана Кассандром. Он казнил сперва Олимпиаду, затем прикончил жену Александра Роксану и законного наследника престола - маленького Александра (309 год до нашей эры). Новый сатрап постарался выбить из памяти народов легенды об Александре и его отце Филиппе.
      Империю Александра, скорее всего, должно воспринимать в историческом аспекте, как Божескую кару за грехи, совершенные определенными народами. Но стойкого, глобального социально-экономического резонанса рождение и крушение империи Александра Македонского не вызвало. Александр Великий это всего лишь яркая комета, посланная Богом на разведку. Она промелькнула на историческом небосводе, не оставив, как и любая комета, продолжительного следа. Она вызвала эффект временного потрясения, уникального блеска, породила образчик притягательной силы, но, скорее, только эмоционального круга. Был создан источник нескончаемого душевного влечения к подобной динамичной жизни.
      Образ содеянного Александром Великим возглавил магию эталонности поведения незаурядной личности. Он поражал умы миллионов людей, гипнотизировал представителей последующих поколений, - царей, полководцев, воинов, обывателей. Петр Великий тоже, видимо, почувствовал силу такого воздействия. Он первым в России приказал перевести и издать повествования Плутарха об Александре Македонском. По этому "букварю добродетели" учились многие царедворцы, но особое внимание обращали будущие монархи. В магии этой личности умные и тщеславные находили психологическую поддержку, возможность оправдания своих тайных грехов и далеко идущих помыслов.
      Сами масштабы Российской империи обязывали ее императоров всматриваться в судьбу Александра Македонского пристально, как в личное и тайное, откровенное зеркало. Эффект подобного зомбирования, видимо, был необходим менее сильным личностям при принятии эпохальных решений. Явно льстя самолюбию, персоны заведомо заурядные наблюдали по такому зеркалу много общих черт, что, конечно, было всего лишь приятной иллюзией.
      Александр I не очень долгую жизнь, - с 1777 по 1825 годы, - в силу трагического стечения обстоятельств оказался причастным к убийству своего отца Павла I. Это в какой-то мере роднило его с Александром Македонским. Другая судьбоносная параллель, - почетное бремя "освободителя": Александр I правил Российской Империей с 1801 по 1825 год и вынужден был возглавить грандиозную компанию по обузданию военных стяжательств Наполеона - другого успешного наследника доблестей Александра Македонского.
      Роль России в этой компании была приоритетной, грандиозной по масштабам, незаменимой. Император был втянут в бесконечный конвейер походов, временных биваков. И уже после заключения окончательного мира такая метущаяся жизнь не отпускала сердце и душу Александра I. Он продолжал безостановочное движение, в поиске варианта переустройства государства, новых покоренных земель. Динамизм государственных преобразований сочетался у царя с бешеной скачкой по бескрайним просторам России.
      Александр был обаятелен, неотразим в светской беседе, - он пользовался успехом у женщин, но не привязался полностью ни к законной супруге Елизавете (блистательной красавице), ни к любовнице, почти что гражданской жене, - Нарышкиной (тоже отменной красавице). Он был скрытен и непонятен для многих, как загадочный северный сфинкс. Император словно придумывал себе вечное изгнанье и неприкаянность. Даже саму жизнь свою он закончил не в столице - Петербурге, а в далеком Таганроге, куда уехал с умирающей женой. Думая скрасить ее последние дни, но случилось так, что Александр в отношения с жизнью и смертью как бы поменялся местами с супругой.
      Организм Елизаветы разрушался туберкулезом, но более страшной мукой в течение многих лет для императрицы оставались весьма сложные отношения с мужем. Александр умел хранить деликатную, но вместе с тем ледяную холодность в отношениях с людьми, которых он решил наказать. Жена уже много лет терпела эту невыносимую пытку. Но что-то произошло в сознании Александра, и он неожиданно пошел на примирение. Может быть предчувствовал ее или свою близкую кончину, возможно в душе этого мастерски владеющего эмоциями человека проснулось сострадание к супруге. По сути ее грех был в определенной мере инспирирован его линией поведения. Теперь этот благородный жест человеческого и монаршего прощения для Александра заканчивался трагически. Благородное решение вновь наладить совместную жизнь, продлить остаток дней, наслаждаясь примирением, обрывалось нежданно негаданно.
      Александр I умер, как и Александр Македонский, от скоротечной неизвестной инфекции, которую подхватил, скитаясь по Крыму. Его генерал-адютант Доббер пишет: "Он умер мучительной смертью. Борьба со смертью - агония - продолжались почти одиннадцать часов". Последние его слова были обращены к жене: "Я хочу спать. Не страшно, Lise, не страшно". Он прошептал их чуть слышно. Елизавета страдала вместе с умирающим мужем. Она, будучи сама тяжело больной, бесспорно, хорошо понимала тяжесть страданий мужа, неотвратимость агонии. Судьба этой некогда безумно красивой женщины тоже была уже решена. Елизавета поймала себя на мысли: "Он ангел, которого мучают". Вспоминались неоднократные высказывания Александра о желании зажить тихой жизнью скромного бюргера или голландского мещанина, русского монаха. То, видимо, была мечта, помогавшая Александру тянуть лямку верховной власти, которую он всегда воспринимал, как тяжелое, нежеланное бремя. Вся его жизнь от рождения была наполнена трагической необходимостью не быть самим собой. Сперва он стал мишенью любви и особой каверзной дипломатии бабки - Екатерины Великой, конфликтовавшей со своим неуравновешенным сыном - Павлом .
      Предполагалось, что именно Александра сделают наследником престола, лишив этой чести законного претендента. Отсюда ненависть отца к сыну. Павел не скупился на весьма нелестные отзывы даже об умственных способностях мальчика. Малышу очень рано пришлось привыкнуть вести двойную жизнь, - на словах и на деле. Даже после того, как Павел пришел к власти, он видел в своем сыне конкурента, - объект возможных дворцовых интриг. Судьба именно так и распорядилась. Ей было угодно запятнать Александра бесчестием миссии отцеубийцы. Или во всяком случае - невольным соучастием в таком трагическом стечении обстоятельств.
      Очевидно, что в самом начале жизненного пути Бог подверг Александра испытанию, - подослал к нему изобретательного на пакости дьявола. И в дальнейшем вся жизнь российского императора была сопряжена с интригой: либо в качестве "слепого орудия", либо как активное звено, либо он сам инспирировал "тайные страсти". Их хитросплетения распространялись на личную жизнь Александра и на дела государственные. В паутине таких комбинаций помещались "игры" с Великим Наполеоном и "поддавки" с шалунами из тайных обществ, - будущими декабристами или отечественными масонами. Но там, где начиналась интрига, рождалось и безумие, ускорявшее приближение смерти: легко распознать такую логику в финале жизни Александра, Наполеона, декабристов, масонов времен Николая или большевистских адептов.
      Коварство интриги и логика окончательной расплаты постоянно, словно нарочно, напоминали Александру об ответе на Страшном Суде. Виртуальный побег от власти был для императора психотерапевтическим допингом. Такая идея-фикс, видимо, спасала его от злейших угрызений совести. Времени было угодно подбросить для спасения от помешательства "соломинку", которая быстро превратилась в грандиозную задачу, - в миссию "спасителя отечества". Война с Наполеонам была вселенской трагедией. Роль Александра в ней переродилась из сугубо личностного перевоплощения, в грандиозную миссию переустройства всей Европы, что было равно судьбе Александра Македонского.
      Александр I мог надеяться на то, что в случае успеха грехи будут искуплены и потому отпущены. "Беззаконие мое я сознаю, сокрушаюсь о грехе моем. Не оставь меня, Господи, Боже мой! Не удаляйся от меня. Поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой!" (Псалом 37: 19, 22-23). Именно в тот период Александр обратился к православной религии, стал глубоко изучать ее, постигать тайны христианской веры: "Уповай на Господа, и делай добро; живи на земле, и храни истину. Утешайся Господом, и Он исполнит желание сердца твоего" (Псалом 36: 3-4).
      Н.К.Шильдер в своей книге об императоре Александре замечает: "Он сфинкс, не разгаданный до гроба". Молва даже из его смерти создала новую мистическую притчу: всерьез предполагалось, что император сложил сан, отказался от трона и в одежде монаха скрылся в Сибири. Его встречали якобы под именем Федора Кузьмича. Интересно, что история болезни, хранящаяся в государственном архиве, написана была уже после его смерти. В дневниках очевидцев последних дней жизни императора, - П.М.Волконского, лейб-медика Я.П.Виллие, доктора Д.К.Тарасова, императрицы Елизаветы Алексеевны и других, - приводятся разные, противоречивые сведенья.
      Известно, что мистические повороты судьбы были предметом внимания загадочного императора: давняя мечта об уходе от власти была известна узкому кругу знати, отсюда и возможные экспектации, отсюда и рост числа тайных обществ. Конечно, не ради очарования образом вечного странника, возникали и утверждались в голове императора и у его приближенных известные исторические примеры, собственные прожекты. К ним, скорее, обращались, как к модели психологической динамики, приносящей душевный покой. Известно, что осознанный грех порождает душевные страдания. И каждый грешник пытается искупить свою вину уже здесь, на земле. Однако не каждому это удается.
      Трудно определить, что первично, а что вторично. Но нет сомнения, что осознание грандиозности своего греха порождало суету, переезды, метания Александра I по городам и весям. Такой поиск - это попытка, уйдя с головой в дела, втянувшись в калейдоскоп военного риска, управлять судьбой, договариваться с Богом. Но все это, скорее, было лишь вариантом невротических реакций, затянувшихся реактивных состояний. Самое трудное сокрытие от внимания окружающих метаний души. Не все болезни лечатся лекарствами, для иных состояний больше подходит "движение".
      Никому доподлинно не известны мысли таких страдальцев, они и сами их плохо контролируют. Недаром Александр Македонский собирал частые пиры с сотоварищами: ему необходима была трибуна и, вместе с тем, психологическая разведка, контроль мыслей близкого окружения. К таким же приемам прибегал Александр I, участвуя в многочисленных балах, светских раутах за границей и в России. Все это - своеобразная групповая психотерапия, которая, видимо, на определенное время успокаивала совесть, приводила душу в равновесие.
      Но есть и другая сторона медали. Македоняне, составившие костяк боевых дружин Александра, были от природы спокойными, уравновешенными, добропорядочными людьми. Однако именно их полководец сумел превратить в стаю хищников - кровавых, жестоких, стремившихся к насилию, разрушению, грабежу. Толпы рабов, телеги, нагруженные скарбом, драгоценностями, стаи наложниц сопровождали воинские армады царя Македонского. Стаи волков, забывших свой дом и родину, дикие бродяги - вот те, кто некогда были спокойными добропорядочными крестьянами и спокойными пастухами. У них в душе уже не было ничего святого, руководил ими дьявол.
      Действиям Александра I, не по его воле, а по Божьему предначертанию, вняли славянские народы: началось воспитание порочных навыков жизни, зарождение в сердцах простого народа чрезмерной агрессии. Но давно известно: "Человек подобен дуновению; дни его - как уклоняющаяся тень". (Псалом 143: 4). Потому слишком быстро разбивается вдребезги то, что создается дьявольскими помыслами. Ибо сказано: "Смирных возвышает Господь, а нечестивых унижает до земли" (Псалом 146: 6). И уж если искать лекарство от греха, то не в аптечке дьявола, а только у Бога одного: "Он исцеляет сокрушенных сердцем, и врачует скорби их" (Псалом 146: 3).
      Россия - уникальная страна: она ярчайший пример возможности освоения разностороннего опыта ошибочных социальных реакций. Поучительны исторические данные о миграционной активности российского народа. Еще в исторических наблюдениях Ю.Крижанича - знаменитого славянского ученого, проведшего на сибирской каторге более 15 лет именно за научные изыски, общение с правдой, сообщается: "На всех военных кораблях турок не видно почти никаких других гребцов, кроме людей русского происхождения". Крижанич утверждает, что "в городах и местечках по всей Греции, Палестине, Сирии, Египте и Анатолии, или по всему Турецкому царству, такое множество русских людей, что они обыкновенно спрашивают у соотечественников: "остались ли еще на Руси какие-нибудь люди?"
      О благополучии жизни россиян можно судить и по следующим высказываниям того же автора: "От сотворения мира в 7174 (1666), а жизни моей на 49-м году, я услышал в первый раз, что на Руси многие умерщвляли себя ядом, предварительно его заготовивши и долго сберегавши, и что даже ныне есть такие, которые берегут яд для сей цели, что б употребить его на самих себя".
      Великое переселение русского народа стимулировалось татаро-монгольским нашествием, смутными временами. Но приложили к тому руку и российские монархи. Иван Грозный, Петр Великий и другие так лихо управляли своими подданными, что те бежали от монаршей милости аж на Аляску, в глухие леса Карелии, в северные тундры, в Уссурийскую тайгу и на Курильские острова.
      Необозримы пространства России по существу и определись благодаря таким первопроходцам. Первые поселения последовательно преобразовывались в военные посты, затем в пограничные кордоны. Беда россиян состояла в том, что верховную власть страны составляли люди других кровей, другой породы, иного архетипа, чем основная масса населения. Они не могли понимать свой народ, уважать по-настоящему его стремления, чаянья, характер. Они всегда были наемниками, пришельцами, "арендаторами",чужаками на земле русской. Вместе с тем, выходцы из России активно заселяли другие государства, ввозя туда не всегда доброкачественный генофонд.
      Григорий Котошихин, служивший в Русском Посольском Приказе убежал из Москвы и долго жил в Стокгольме под фамилией Селицкий Иван Александрович. Он написал книгу "О России в царствование Алексея Михайловича", в которой изложил интересные сведенья о нравах того времени. Например, он пишет: "А которые девицы бывают увечны, и стары, и замуж их взяти за себя никто не хочет: и таких девиц отцы и матери постригают в монастыри, без замужества". Основательно спившись за границей, Котошихин в состоянии белой горячки зарезал хозяина своего дома, за что был приговорен к смертной казни. Вот так заканчивалась жизнь тех выходцев из России, которые по природе своей не могли адаптироваться к иной ролевой культуре, а продолжали "российские традиции" на чужой земле.
      Широкие слои славянского населения так же ассимилировали и ассимилировались в ходе контактов с другими народами. Но такой процесс осуществлялся в иных, чем у общественной верхушки, стратах. Отсюда и различия в ориентации социальной динамики: встречались и расходились как бы два вектора - конвергенции и дивергенции. В Россию въезжали не всегда лучшие иностранцы, а из нее убегали лучшие россияне. На эту логику наслаивалась универсальный выбор сексуального партнерства: по образу и подобию. В одних случаях спаривались лучшие с лучшими, в других худшие с худшими. Происходила дебилизация плебса и элитаризация власти. Дистанция, таким образом, между двумя общественными полюсами последовательно нарастала. Но чем больше был такой разрыв, тем более повышалось значение стимула для проникновения из низшего в высшей общественный слой. В том заключалось действие скрытых от глаз обывателя пружин жизни.
      Ради соблазна выбиться в люди, всплыть на поверхность истинные крестьяне покидали провинцию и перебирались, скажем, в Санкт-Петербург. Но здесь большинство из них ожидала люмпенизация и уход в криминал. В результате переворота 1917 года началась эпоха иного расслоения общества. Изначально творцами переворота были сомнительные славяне, а потому в стране доминировал опять же чуждый архетип. Может быть потому был таким легким поворот власти к террору, - большевикам не было жалко "чужаков". Но более страшным являлось то, что ставка осмысленно делалась на глупых, но покорных и на потенциальных преступников. Права элитарного прайда вдруг получили отбросы, проще говоря, распахнулись ворота для создателей единой банды уголовников.
      В такие широкие ворота хлынули воды "народной власти" и "народного гнева", кухарки и прачки принялись учить врачей и учителей, конструкторов правилам жизни и работы, задавать стиль поведения. Здесь уже последовали тоталитарные тенденции, махровый, зачумленный этатизм, когда государство существует ради государства, а не для людей его населяющих. Здравый смысл, цементирующий жизнь прогрессивного сообщества, был последовательно похоронен.
      Интрига общественная опять взошла на пьедестал, перескочив через этап коммунальной интриги. С ее помощью стали получать продвижение по службе, завладевали чужой женой, квартирой, дачей, правом на жизнь. Интрига развернулась до масштабов классовой борьбы, вышла за пределы одного этноса, превратилась в глобальную интригу. Наше государство пришло к тому, к чему вела его дьявольская сущность: к партийному бандитизму, к стагнации общественных отношений, к краху. Было напрочь забыто: "Уклоняйся от зла, и делай добро, и будешь жить вовек; ибо Господь любит правду, и не оставляет святых Своих; вовек сохранятся они; и потомство нечестивых истребится" (Псалом 36: 27-28).
      3.1
      Долгая историческая беседа исходила от того же автора, - Сергеева. Но теперь она велась уже не в привычных апартаментах при больничном морге, а в купе поезда, наматывающего километры пути на Север. Вагон международного класса приятно покачивался: купе предоставлялось двум попутчикам, - вот и вся босяцкая роскошь. Сергеев знал за собой грех - пристрастие "почесать языком". Он, словно, действующий профессор, усердствовал по части чтения бесплатных лекций для рвущегося к знаниям обывателя. Порой при этом явно переусердствуя.
      Но, если на трезвую голову, такие скоротечные повести были более-менее изящными художественными произведениями, нечто похожее на эссе, то выступая под градусом, он зарапортовывался. Как правило, скатывался до социологических обобщений. Порой, рассказчик сильно утомлял слушателей скрупулезным перечислением дат, номеров Псалмов, уточнением авторов длинных цитат. Больше всего он душил слушателей тяжестью научных обобщений. Сейчас был тот самый случай и Сергеев в глубине души досадовал на себя за марантичность и занудливость. Но пьяный ученый, как и в прошлые времена, ничего не мог поделать с пагубной привычкой - со второй натурой.
      Собеседником Александра Георгиевича был моложавый, приятной наружности, крепко скроенный и ладно сшитый господин - Аркадий Натанович Магазанник. С ним, со старым знакомым, можно сказать, с однокашником и закадычным другом по Нахимовскому военно-морскому училищу, а затем и Военно-медицинской академии, Сергеев совершенно случайно встретился в вагоне-ресторане поезда. Туда он, как и большинство метущихся душ, отправился сразу же, как поезд тронулся в путь.
      Ритуал обычный: принятие "дозы" (лучше коньяку - расширяет сосуды, быстро совеешь), ибо подозревал, что без "лекарства" ему не удастся заснуть. Нарезая лимончик тоненькими ломтиками собственным, абсолютно острым ножом, Сергеев, уже основательно раскатал губу, ожидая восторг превентивного лечения. Вдруг, боковым зрением он заметил улыбающуюся рожу Аркашки, у которого радость в сочетании с огромным, типично еврейским, шнобелем превращалась в нечто особое, напоминающее лик героя старинного романа "Человек, который смеется". Эту особенность еще в морском училище собратья по клану в шутку называли "национальным достоянием". Впрочем, никогда не уточнялось о какой национальности идет речь: русской или еврейской. По своим бойцовским качествам и человеческим достоинствам Аркашка мог дать фору тысяче тех типов, которые гордо именуют себя истинными славянами, а еще хуже, - арийцами.
      Сергеев не показал виду, что заметил приятеля, с которым не виделся лет двадцать, - надо выдержать паузу, дать старому диверсанту продемонстрировать умение подкрасться и совершить силовое задержание. За Аркашкой двигался сопровождающий - крупный молодой парень, военно-спортивного вида. Когда счастливый удачей Аркашка собирался скомандовать "руки на голову, лицом к стене, паршивец", Сергеев выхватил из стойки на столе свободный фужер и выставил его перед диверсантом:
      - Выпить подано, господин генерал! Команда заждалась! - молвил он, искренне радуясь встрече и тому, что ловко подыграл старому "питону". Так в нахимовском училище называли воспитанников старших курсов, младших окликали "сосами". У суворовцев было другое обозначение: старшие - "кадеты", младшие - "щенки". Кликухи - наиважнейший атрибут жизни всех закрытых коллективов. В академии питоны с кадетами соседствовали, тесно взаимодействовали, выручая друг друга. Это было нелишним, ибо серые армейцы, по понятным причинам, недолюбливали "выскочек", которым все давалось легко и просто: учеба, строевой шаг, спортивные рекорды, красивые девушки.
      - Узнаю опытного диверсанта, ты где и когда меня вычислил? - обнимая Сергеева, загоготал Магазанник. У него и в молодости гогот был особым: не поймешь кто его издает - сидящий внутри разгневанный петух, или - приятно рыкающий леопард. Теперь же, с возрастом, появились в голосе модальности, явно бандитские.
      - Голыми руками не возьмешь старого воина. Как ты здесь оказался, куда путь держишь? Но для долгих дружеских разговоров, пожалуй, нам стоит уединиться у меня в купе. Ты, я вижу уже на правильном пути, сейчас мы усилим свои позиции дополнительными заготовками и двинем ко мне. Нет возражений, господа офицеры?!
      Какие могли быть возражения у Сергеева, если при его состоянии встреча с затерявшимся в пучине времени другом... - была истинным подарком судьбы. Нагрузились дополнительной провизией и бутылями, - отправились в обратный путь по вагонам. Оказывается ехали в соседних вагонах, - сопровождающие (их оказалось двое, - второй стерег купе шефа) быстро договорились с проводниками, перетащили вещи.
      Сергеев заметил серьезность охраны: один парень оставался "прогуливать" коридор, блокируя дверь хозяйских "хоромов", другой - пока дремал в пол-глаза в соседнем купе.
      Магазанник успел поведать о причинах своего исчезновения из поля зрения, - его, не понятно в силу каких грехов, потрясла судьба основательно. Рассказ его был горяч, но подавался с неизменной улыбкой:
      - Сан (так звали Сергеева "боевые товарищи"), ты помнишь, что в Военно-медицинскую академию из "питонии" мы с тобой двинули только вдвоем, за что заслужили от начальников остракизм и ковыряние в душах. По их разумению, все нахимовцы должны обязательно идти в подплав - училище имени Ленинского комсомола. Либо в другую "систему", но только принадлежащую кухне ВМФ.
      - Мы же с тобой изменили Военно-морскому флоту, а значит оказались откровенным педагогическим браком. Мы - явные придурки, решившие чудо техники - подводную лодку поменять на клистирный кабинет, а общение с межконтинентальной баллистической ракетой с ядерной боеголовкой - на владение поганым скальпелем и пинцетом. То, что бывшие командиры - наши отцы родные - читали на наших лицах признаки явной дебильности, было очевидно уже при получении выходного пособия, документов об окончании ЛНУ ВМФ.