Это, может быть, не мое дело, я пошел себе дальше, как связной. Я бы написал Вам подробнее, но оставляю это письмо только на всякий случай если не увижусь с Вами у Попудренко. Тогда я Вам еще подробнее все расскажу.

До свиданья, товарищ Федоров, если меня не убьют в дороге".

Я спросил парнишку, передавшего письмо Зуссермана:

- Давно ушел Яков? Что у него здесь произошло с командованием, поругались?

Нет, оказывается, Зуссерман вел себя сдержанно, ни с кем не ругался, объяснил, что у него есть поручение в областной отряд. Ушел примерно неделю назад.

Парнишка сказал:

- Я тоже из Нежина. Сюда прибыл вместе с Зуссерманом. Но мне в городе больше нравится, хочется с нашими комсомольцами. С товарищем Батюком так интересно работать! В городе его все знают, его все там уважают. Он до войны был уже юристом... Как вы считаете, товарищ Федоров, можно мне уйти обратно в Нежин?

*

О Якове Батюке я слышал еще до войны от секретаря Нежинского райкома партии Герасименко. Он рассказал как-то, что в Нежин приехал к отцу слепой молодой человек комсомолец и кандидат партии. Это и был Яков Петрович Батюк. Незадолго до того он окончил с отличием юридический факультет Киевского университета, назначение на работу получил в Нежин. За полгода практики двадцатидвухлетний юрист завоевал в городе широкую популярность. Он уже стал членом коллегии адвокатов. Даже опытные, пожилые работники юстиции признавали, что Батюк весьма способный защитник.

Меня, признаться, очень удивило, что он не эвакуировался. В числе коммунистов, отобранных для работы в подполье, Якова Батюка не было. Подпольный обком партии его кандидатуры не утверждал. Но возможно, что его оставил в тылу врага обком комсомола. Мне показалось такое решение не очень обдуманным.

Чем больше я об этом размышлял, тем больше возникало у меня недоуменных вопросов. Слепой... Допустим даже, что у него великолепная, просто феноменальная память... Герасименко рассказывал, что на судебных разбирательствах Батюк без запинки цитировал любую статью уголовного кодекса, что детали каждого дела он знал назубок, не брал на заседание ни одной бумаги, свидетелей безошибочно называл по имени и отчеству... Допустим, что у него великолепный слух и, опять же, отличная слуховая память. Это нередко у слепых. Но руководить подпольной организацией, опираясь только на эти данные...

Я вообразил, как впервые слепой юноша встречается с немцем. Ведь он только слышит его, не знает даже, какая у него форма... А если входит в комнату человек и молчит. Как узнать, что это враг? С Яковом отец, сестра, товарищи - они ему помогают... Зуссерман пишет, что подпольщики собираются ночами. У Батюка ведь всегда ночь...

Продолжая свои размышления, я постарался представить себя на месте Батюка. Закрыл глаза. Каким маленьким стал окружающий меня мир. Он кончается у протянутой руки. Для меня, зрячего, Родина огромна. Это и бескрайние колхозные поля, и река, и море, и пароход, и красивая картина; завод с его сложными, умными станками, поезд, автомобиль, самолет в небе... Театр, кино... Яркая волнующая демонстрация Первого мая... Лес, зеленый луг...

Я закрыл глаза, но я все это помню. Даже если бы я и в самом деле ослеп, - все виденное сохранилось бы у меня в памяти...

Вечером я подозвал к себе парнишку, сопровождавшего Зуссермана.

- Ты хорошо знаешь Якова Батюка? Расскажи все, что тебе известно.

Не очень много знал этот парнишка. Я спросил:

- Как ты считаешь, может слепой Батюк быть действительно руководителем подпольной организации?

Мальчик посмотрел на меня чуть ли не с презрением. Ответил резко, с обидой в голосе:

- Да вы знаете, какой он? Вы думаете - он слепой? Как начнет спрашивать, черные очки наставит на тебя, получается гораздо пронзительнее, чем у вас, товарищ Федоров, честное слово! Он, когда на пишущей машинке печатает, еле успевают диктовать. И ни одной ошибки. Он по улице ходит без палочки и, знаете, как быстро. Женя, сестренка его, рассказывала и Петр Иванович тоже, что в Киеве Яков Петрович тоже по всем улицам свободно без палочки может пройти!.. Кто такой Петр Иванович?.. Ну отец Яши и Жени, конечно. Он тоже подпольщик, но не думаю, чтобы он знал всех. Яков Петрович так поставил работу, что рядовые члены организации знают только свой участок. Я, например, только держу связь с двумя селами. Я был только на одном собрании... И вовсе не ночью, а вечером. Еще было светло. Мне дали знать, что надо придти. Подхожу на улицу Розы Люксембург, туда, где Батюки живут, слышу патефон и голоса: громко поют какую-то украинскую песню. Я даже решил, что не туда попал. Оказывается, действительно там поют. Окна открыты, сидит молодежь, и даже вино стоит. Я уже потом узнал, что вино только для вида...

Все это парнишка выпалил единым духом. А потом замолчал, и мне стоило большого труда его раскачать.

- Яков Петрович тоже пел со всеми?

- Пел. У него сильный голос. Бас.

- И танцевали на этой вечеринке?

- Да, танцевали, и у некоторых девушек были накрашены губы. Но это все нарочно, чтобы соседи думали, что настоящая вечеринка.

- Много собралось людей?

- Человек двенадцать. Но некоторые уходили, а другие приходили.

- А ты долго пробыл?

- Минут двадцать.

- С Яковом говорил?

- Он меня подозвал, нас загородили в углу. Его сестра Женя шепнула мне: "Протяни брату руку". Яков Петрович поздоровался со мной за руку и сказал: "Слабовато. Молодой большевик должен быть крепким!" и так больно сжал, что мне хотелось крикнуть. Потом спросил: "Присягу принимал?" Я кивнул головой, а Женя мне шепнула: "Надо не кивать, а отвечать, брат не видит". Но он, Яков Петрович, не стал переспрашивать. Еще задал такой вопрос: "Партизаном хочешь стать, леса не боишься?" Я сказал, что хочу. "Завтра пойдешь с этим человеком. Все, что он прикажет, - для тебя закон. Ясно?" Я ответил, что ясно, он опять пожал мне руку, и я ушел. Меня проводила Женя. Она уже на улице рассказала, где встретиться с Зуссерманом и все остальное.

- Чем сейчас занимается Батюк, его официальное положение?

- Председатель артели слепых. Это веревочная артель. Там вьют из конопли и льна вожжи и канаты. Но там работают не только слепые. Петр Иванович у них заведует хозяйством. Артель получила разрешение от комендатуры нанимать людей. Я знаю, что там несколько наших комсомольцев на подсобных работах. Слепые ведь не могут все делать. Яков Петрович нарочно держит своих людей...

- А как уладили с немецкой комендатурой? Кстати, Батюк говорит по-немецки?

- Говорит. И Женя тоже говорит и даже хорошо пишет. Комендатура дала свой заказ на конскую сбрую. Но им Яков Петрович такие сделает поставки, только держись!

- А что можно сделать со сбруей?

- Как это, что? Можно протравливать кислотой. Пока веревка сухая ничего. А когда попадет под дождь - вся сразу развалится. Это мне рассказал один наш парнишка... Он меня очень хорошо знает. Не беспокойтесь, товарищ Федоров, уж я-то не проговорюсь.

- Ну, а что же, все-таки, конкретно сделала ваша Нежинская организация?

Мой собеседник долго молчал, собирался с мыслями, может быть, подытоживал в уме все, что знает. Вероятно, только через минуту ответил:

- Товарищ Федоров, вы, по-моему, не должны меня про это спрашивать. Я если и знаю, то через разговоры с товарищами. Это у партизан все на виду, а у нас, подпольщиков, не так. Я знаю, что есть пишущая машинка, а может быть, и две. Знаю тоже, что есть радиоприемник, потому что сам расклеивал листовки со свежими сводками Совинформбюро. Мне тоже известно, что есть у нас диверсионная группа и на перегоне Нежин - Киев недавно взорвался поезд. В душе я уверен, что это наши ребята устроили взрыв. Но официально не могу вам доложить. Я отвечаю за свои действия, ведь правда? Вот, например, Шура Лопотецкий, член нашей группы, я его как-то спросил, где он пропадал три дня. А он мне ответил, что если я еще раз спрошу, так он скажет Якову Петровичу. "А на первый раз, - говорит, - получай" - и как дал мне в ухо. И ничего не скажешь, правильно. А вы как считаете, товарищ Федоров?

- Так, пожалуй, если я тебя еще о чем-нибудь спрошу, и ты мне влепишь в ухо?

- Нет, что вы, товарищ Федоров, вы ведь все-таки секретарь обкома партии...

На этом и закончился разговор с парнишкой, сопровождавшим Зуссермана. Не очень-то много я узнал от него о Нежинской организации. Но скоро я буду в областном отряде. Тогда Зуссерман расскажет мне все подробно. Однако даже из отрывочных сведений, которые я получил, складывалось впечатление, что в Нежине у руководства комсомольским подпольем стоят серьезные, деятельные люди. А сам Яков Батюк, видно, весьма незаурядный человек.

На общем собрании в Ичнянском отряде я прочитал письмо Зуссермана и рассказал кое-что о Батюке. Это произвело сильное впечатление. Кое-кому из руководителей отряда было не очень-то приятно слышать, что "слепой Яша Батюк со своими комсомольцами больше работает и смелее, чем здешнее руководство".

*

Положение, которое создалось в то время в Ичнянском отряде, объяснялось тем, что тут, как и во многих отрядах, люди еще искали правильный путь.

Не только Зуссерман и его товарищ из Нежина нервничали. Был в отряде бежавший из плена красноармеец по фамилии или по прозвищу (теперь уже не помню) Голод. Очень шумный, нетерпеливый, отчаянный парень.

- Что мы тут валандаемся, под козырек берем, кашу варим, строем маршируем? - кричал он. - Помирать - так с музыкой! Назвались партизанами - так, давай, будем рубиться, гулять будем!

Он был представителем самой крайней группы. Это были ребята, жаждавшие "вольницы". Бесшабашность, лихость, отчаянный наскок, а потом пей, гуляй, - вот как они представляли себе партизанскую жизнь. До них уже дошло, что мы с Днепровским были вдвоем на совещании старост. Голод решил поэтому, что и я приверженец такой бесшабашной линии. Он пришел ко мне, жаловался и на командира и на комиссара.

- Завели муштру...

Противоположная крайность: надо собраться с силами, надо выждать, надо подучиться, надо внимательно приглядеться к противнику, а уж потом, сообразуясь с возможностями, совершать нападения. Группа, исповедующая такую точку зрения, не имела своего вожака, но была многочисленна. Командование же - Сычов и комиссар Горбатый - держалось середины, лавируя между этими крайностями. И внутренние трения, споры, митинги отнимали массу времени.

У командования не было четкого плана действий. Куда и когда направить удар? Где у противника наиболее слабое место? В каких селах народ крепче поддержит партизан? На эти вопросы никто ответить не мог. Связь с крестьянством была налажена, почти в каждом населенном пункте имелись свои люди, но роль этих людей была пассивная. Примут связного отряда, накормят, спать уложат. Ну, еще расскажут, когда проходили немцы. Но агитационно-пропагандистской работы люди эти не вели, даже подлинной разведкой не занимались.

Не понимало еще руководство Ичнянского отряда и того, что их районная партизанская группа есть часть большой подпольной армии, что надо наладить повседневную связь с соседними отрядами, с областным штабом, что надо согласовывать планы.

Правда, отряд существует всего два месяца и кое-что он сделал. Снял три раза вражеские заставы, казнил нескольких предателей, заминировал шоссе. Помог отряд укрыться шести бежавшим из немецкого плена красноармейцам; они вошли теперь в его состав. Да и самый факт существования отряда кое-что значит. Право командование и в том, что организация отряда требует времени, и немалого.

Но все же Ичнянский отряд больше походил на убежище, в лучшем случае на группу людей, лишь обороняющихся от врага. Командование явно затянуло организационный период. Пора было изменить положение. Многие в отряде это понимали, и они ждали от нас, в частности от меня как руководителя, решительных мер. Наш приход подействовал на людей ободряюще, они почувствовали, что отряд не одинок.

На следующее утро перед строем был прочитан приказ.

ПРИКАЗ

п о о б л а с т н о м у ш т а б у р у к о в о д с т в а

п а р т и з а н с к и м д в и ж е н и е м

Ч е р н и г о в с к о й о б л а с т и

(О м б и ш с к и й л е с)

от 9 ноября 1941 г.

Областной штаб партизанского движения отмечает, что

руководство Ичнянского отряда, командир отряда т. Сычов П. П.,

комиссар т. Горбатый В. Д., секретарь подпольного РК КП(б)У

т. Попко, провело организационную работу, в результате чего

создан крепкий костяк партизанского отряда для разворота боевых

эффективных действий против немецки-фашистских захватчиков. Но

этих возможностей руководство партизанского отряда еще не

использовало, не развернуло широко партийной и

массово-политической работы среди населения, не развернуло

широко работу по вовлечению лучших людей в партизанский отряд,

не организовало хорошей разведки; отряд не ведет всесторонней

беспощадной борьбы против немецко-фашистских захватчиков, не

взял инициативы в свои руки в борьбе против немецких оккупантов,

не ответил на террор, проводимый фашистами и их агентами,

красным террором и мощными ударами по фашистским захватчикам,

которые уже убили в Ичнянском районе десятки ни в чем неповинных

людей: политрука т. Ярошенкова в с. Буромка, колхозника в

с. Рожновка, красноармейца в с. Заудайка.

Областной штаб партизанского движения командованию

Ичнянского партизанского отряда п р и к а з ы в а е т:

Немедленно вывести из строя железную дорогу Киев - Бахмач,

взорвать железнодорожный мост между Кругами и Плисками,

непрерывно пускать под откос немецкие поезда, уничтожать

автомашины, склады вооружения, боеприпасов, оружия, уничтожать

немцев и их агентов. Уничтожать немецкие отряды в Ичне,

Парафиевке, Кругах.

Изъять список регистрации коммунистов. Уничтожить в

с. Заудайка старосту и украинских националистов. Провести

совещание коммунистов по кустам на протяжении декады, на котором

поставить задачу по борьбе с немецкими захватчиками.

Немедленно развернуть широко работу по вербовке лучших

людей в партизанский отряд.

Организовать систематическую и глубокую разведку и связь с

каждым селом района и с соседними районами, для этого иметь при

отряде двух женщин-связных, если есть возможность, мальчика и

старика. Иметь в каждом селе 2 - 3 человек для разведки и связи,

чтобы знать каждый день и каждый час, что делается в селах и

районе.

Каждый партизан является проводником директив партии и

правительства, отсюда и задача каждого партизана - проводить

массово-политическую работу среди населения, заботиться о

материальных интересах трудящихся, защищать их и помогать в

вопросах материальных интересов.

Чтобы обеспечить проведение всех мероприятий,

систематически практиковать движение отряда в боевом порядке по

селам района, если потребуется, и по другим районам, осуществляя

на ходу все задачи, стоящие перед отрядом: уничтожать все

враждебные элементы, уничтожать базы врага, мосты, поезда,

автомашины и т. д., проводить массово-политическую работу среди

населения, организовать материальную помощь трудящимся, чтобы

трудящиеся реально чувствовали эту помощь, и т. д.

Основным правилом работы партизан должно быть выполнение

боевых задач в сочетании с проведением политвоспитательной

работы среди населения: повышение идейно-политического роста

партизан, тесная связь с населением, всесторонняя помощь

населению, везде и всюду беспощадная борьба против немецких

оккупантов.

О выполнении данного приказа доложить областному штабу

руководства партизанским движением на Черниговщине.

Начальник областного штаба руководства

партизанским движением на Черниговщине

ФЕДОР ОРЛОВ.

*

От Гузя сбежала секретарша. Эту новость принес Гриша-лесник. Он сам ее видел, даже разговаривал с ней. Сначала не хотелось и слушать Гришу. Подумаешь, пухленькая, напудренная девица ушла от заместителя бургомистра. Нам-то что до этого? Но оказалось, что история достойна внимания. Девица не ушла, а именно сбежала. Она стала жертвой шантажа. То ли ее отец был ответственным работником и коммунистом, то ли она сама была до войны комсомолкой-активисткой, Гриша как следует не разобрал. Его позвали соседки, приютившие девушку. Девушка ревмя-ревела, говорила очень путано, многое, видимо, скрывала. Но плакала искренно: так показалось Грише. Этот Гузь был когда-то преподавателем в школе, где она училась. После прихода немцев он вызвал ее и предложил работать в управе. Она пыталась отказаться, тогда он пригрозил, что посадит ее, выдаст, и девушка испугалась. Теперь же, увидев всю мерзость немцев и их ставленников, испугалась еще больше. А тут еще выяснилось, что Гузь ее "любит".

- Не могу, не могу, я лучше утоплюсь, но с ними не останусь. Спрячьте меня от них, пожалуйста, спрячьте!

Партизанам же она хотела передать, что завтра Гузь поедет по дороге Припутни - Ичня.

- Убейте его, захватите его, - говорила она. - Я бы сама, но я слабая. Вы не поверите, знаю, я теперь подлая уже, я предательница. Но вы увидите, что я не лгу. Проверьте и тогда судите, делайте со мной все, повесьте, расстреляйте!..

Но это могло быть и провокацией, девицу немцы могли подослать. Я стал вспоминать, как вела она себя на собрании. Видел, что рисовала что-то. Да припомнил еще, что перед началом собрания, когда Гузь говорил с нами на "общие темы", рассказывал, какой будет Украина под покровительством немцев, девица спросила его:

- А как же с высшим образованием женщин?

Он повернулся к ней весь красный и, брызгая слюной, заорал:

- Довольно повозились с вами! Какое женское образование? Муж, дети, печка! Будете кончать начальную школу, да еще швейные и кулинарные курсы.

Секретарша тогда сделала попытку улыбнуться, но скривила такую жалкую, подобострастную гримасу, что тошно было глядеть. И это существо теперь бунтует?

Гришу спросили:

- Почему не привел ее сюда? Тут бы и выяснили, что за птица.

- Она сама пойти побоялась, а силком тащить, ну ее, заорет еще...

Взвесили все "за" и "против", решили, что хоть и есть риск нарваться на провокацию, однако заставу на дорогу выдвинуть надо. А в соседнем лесочке спрятать хорошо вооруженную группу.

На следующее утро старший лейтенант Глат, красноармеец Голод и еще трое автоматчиков битых четыре часа понапрасну лежали на мерзлой земле возле дороги. Гузь не проезжал, не появлялся и отряд немцев.

Конец этой истории стал мне известен гораздо позднее. Тогда же мы негодовали, ругали Гришу: "Развесил уши, поверил". Грише попало основательно и попало напрасно.

Гузь, обнаружив, что секретарши его нет, организовал поиски во всех ближайших селах. Застрял в районе на несколько дней... Но люди, которые решили помогать девушке, были и вернее и сильнее, чем сволочь, помогавшая Гузю. Девушке удалось скрыться. Примерно через месяц она пробралась сперва в Ичнянский, а потом и в областной отряд. Гузь же не избежал народной мести... Но это история последующих дней.

Наша обкомовская группа пробыла в отряде имени Хрущева три дня. Мы отдохнули, надели чистое белье, я наконец-то получил сапоги, скинул свои бутцы на одну ногу. Голенища у сапог были очень узкими, не налезали на икры. Брюки, сшитые в Лисовых Сорочинцах, нависали на голенища. Бороду я сбрил, но оставил усы. Надя Белявская, оглядев меня, с неприязнью заметила, что я стал походить на куркуля, т. е. на кулака. Что ж, удобный грим!

Нам надо было пройти еще километров сто, чтобы добраться до места дислокации областного отряда. К нашей группе присоединились Степан Максимович Шуплик, партизанский поэт, и молодой партизан Вася Поярко. В провожатые нам дали двоих автоматчиков: они должны были довести нас до Десны.

*

Недавно я получил в подарок от Степана Максимовича Шуплика книжечку стихов, изданных в Киеве: "Писни партизана дида Степана". В книжечке этой есть такие стихи. Привожу их, не переводя на русский язык:

ГАРНО ПЕРЕНОЧУВАЛИ

Наступила темнота,

Появилась дрiмота.

Iз далекої дороги

Заболiли у нас ноги.

Мы зайшли в село до хати,

Попросились ночувати,

Нас хозяйка не пускае.

Зайшли в хату - вигоняе.

Ми до неї усурйоз,

Кажем: - на дворi мороз,

Та їй добре розказали,

Хто такие партизани,

Прочитав я свої вiршi,

И зробилась вона тихша.

Пiч i грубку затопила,

Нам вечерять наварила,

На стiл ставила тарiлки,

Унесла нам i горiлки.

Гарно пройшла у нас нiч,

Дехто злазив i на пiч,

Нам хозяечка й на ранок

Приготовила снiданок,

А в дорогу проводжала,

Бить ворога наказала.

Изложено в этих стихах подлинное наше приключение в селе Воловицы.

В село Воловицы мы пришли, как и написано в стихах, затемно. Намерзлись за день, проголодались и устали ужасно. Разморил нас чуть ли не всех сон. Казалось, - сядь и уж не встанешь. Постучались мы в первую попавшуюся хату. Хозяйка приоткрыла дверь, и тут же в щель я сунул ногу. Прихлопнув мой сапог, хозяйка довольно громко заорала. Но из щели потянуло чудесным теплом натопленной хаты, в нос ударил запах борща и только что испеченного хлеба. Это придало мне сил, я потянул дверь, вошел, а следом за мной и семеро моих спутников.

Какой крик подняла хозяйка! Можно было подумать, что мы разбойники. Впрочем, она приняла нас именно за разбойников, за отчаянных бандитов. Мы пытались объяснить, что, мол, дорогая хозяюшка, мы зашли к вам только обогреться, ни на ваше имущество, ни на вашу жизнь не посягаем. Она была глуха к нашим словам и продолжала истошно кричать. Это было тем более неприятно, что, по нашим сведениям, в селе располагался довольно значительный продовольственный отряд немцев.

Товарищи сняли свои автоматы - надоело таскать, - хозяйка же приняла это за угрозу и вдруг смолкла. И только замолчав, стала она понимать, что мы говорим. Говорили мы по очереди, объясняли, кто такие партизаны, как они защищают интересы народа, и совершенно неожиданно хозяйка спросила:

- Чого ж вы не роздеваетесь?

Немного погодя она предложила нам борща, а когда Степан Максимович почитал ей что-то из своих стихов, она прослезилась и сказала, что у нее и горилка есть.

- Спробуйте с мороза?

Все происходило, как видите, совершенно так, как описал поэт. Только Степан Максимович упустил существенную деталь. Так как Днепровский водки в рот не берет, хозяйка специально для него поставила домашней наливки. А уж это, несомненно, свидетельствовало, что мы сумели расположить ее к себе.

Мы разговорились. Оказалось, что хозяйка - жена бывшего председателя сельсовета; скоро домой вернется "сам".

Рассказала она, что на том конце села ночуют немцы, и при этом выжидающе посмотрела на нас.

Дальше произошло то, что поэт почему-то забыл или не сумел зарифмовать.

Нас всего девять человек. Немцев, как утверждала хозяйка, никак не меньше полусотни, причем на вооружении у них не только автоматы, но и пулеметы. Нападать с нашими силами - безрассудно. Но и не сделать ничего тоже безрассудно.

- Повесили немцы объявление, - сказала хозяйка, - чтобы завтра 240 коров и 80 кабанчиков сдали.

- А где висят объявления? - спросил я. У меня возник замысел: слегка пугнуть немцев.

Хозяйка рассказала, что висят объявления и на столбах и возле бывшего правления артели.

- Вот что, хлопцы, - предложил я товарищам. - Давайте напишем приказ?

Я выложил перед ними свою идею. Хозяйка не совсем понимала, что мы собираемся делать, но охотно дала и чернила и перо. Спать уже никому не хотелось. Мы увлеклись, и вскоре "приказ" был написан и размножен в десяти экземплярах.

ПРИКАЗ

К о м а н д у ю ч о г о п а р т и з а н с ь к и м

р у х о м н а Ч е р н и г i в щ и н i

г е н е р а л-л е й т е н а н т а О р л е н к о

м. Чернигiв, листопад 1941 р.

Только я продиктовал эти строки, хозяйка с восторгом в голосе спросила: "Так у вас, значит, большие силы есть?"

"Нiмецько-фашистськi окупанти за допомогою iх слуг,

полiцаїв, куркулiв, українських нацiоналiстiв i iншої сволочi

грабують український народ, наклали на селян контрибуцiю: хлiба,

скоту, картоплi i iнших продуктiв.

З метою усунення грабiжницьких дiй нiмецьких фашистiв

загарбникiв i їх слуг

П р и к а з у ю:

1. Категорично заборонити всiм громадянам вивiз хлiба,

скоту, картоплi i iнших продуктiв - контрибуцiї нiмецьким

окупантам.

2. Особи, якi порушать цей приказ - повезуть хлiб, скот,

картоплю i iншi продукти нiмецьким фашистським окупантам,

будуть покаранi суворою революцiйною рукою, як пiдлi зрадники

Радянської Батькiвщини.

3. Командирам партизанських отрядiв виставити секретнi

пости на шляхах пiдвозу продуктiв до пунктiв.

4. Старости, полiцаi, якi будуть виконувати розпорядження

нiмцiв про вивiз контрибуцiї (хлiба, скоту, картоплi i iнше)

нiмецьким грабiжникам, будуть негайно знищенi з їхнiм гадючим

гнiздом.

Товарищi селяни i селянкиi Не дамо нi жодного кiлограма

хлiба, мяса, картоплi i iнших продуктiв нiмецьким фашистським

грабшiжникам!"*.

_______________

* Немецко-фашистские оккупанты при помощи их слуг - полиции,

кулаков, украинских националистов и иной сволочи - грабят украинский

народ, наложили на крестьян контрибуцию: хлеб, скот, картофель и

другие продукты.

С целью устранения грабительских действий немецко-фашистских

захватчиков и их слуг приказываю:

1. Категорически запретить всем гражданам вывоз хлеба, скота,

картофеля и других продуктов - контрибуции немецким оккупантам.

2. Лица, которые нарушат этот приказ - повезут хлеб, скот,

картофель и иные продукты немецко-фашистским оккупантам, - будут

наказаны суровой революционной рукой, как подлые изменники Советской

Родины.

3. Командирам партизанских отрядов выставить секретные посты на

дорогах подвоза продуктов к пунктам.

4. Старосты, полицейские, которые будут выполнять распоряжения

немцев о вывозе контрибуции (хлеба, скота, картофеля и др.), будут

немедленно уничтожены с их змеиным гнездом.

Товарищи крестьяне и крестьянки! Не дадим ни одного килограмма

хлеба, мяса, картофеля и других продуктов немецко-фашистским

грабителям!

*

Хозяйка гвоздей не нашла, клею у нее тоже не было. Надя Белявская увидела на подоконнике коробочку патефонных иголок - решили их использовать. Сразу после ужина Вася Зубко и Плевако, а с ними как провожатая и сама хозяйка отправились; и всюду, где были немецкие объявления, посрывали, а на их место прикалывали наши приказы.

Хозяйка устроила нас всех очень уютно. Днепровский, которого мучил ревматизм, полез на печь. Спали мы прекрасно. Разбудила нас хозяйка, когда уже рассвело. Оказывается, вернулся ее муж и рассказал... что в Воловицах не осталось ни одного немца - удрали.

Признаться, когда мы сочиняли наш приказ, мы не рассчитывали на такой эффект. Просто хотелось показать, что партизаны не дремлют. И вот неожиданный результат. Значит, враги очень неуверенно чувствуют себя на советской земле.

Хозяин, правда, рассказал, что во главе продотряда стоял какой-то щупленький и трусливый интендантик. Как только ему сообщили о "приказе", он забегал, засуетился, сказал, что разведка давно ему докладывала о приближении большой группы партизан.

Утром всех нас прекрасно накормили, а потом хозяин довел нас до берега Десны и показал узкий, хорошо промерзший переход. Показал он нам и кратчайший путь в селение Рейментаровку, Холменского района.

- До побачения, товарыщи! - сказал он на прощание. - В Рейментаровке есть люди, що знают Миколу Напудренко... - так почему-то искажали фамилию Николая Никитича многие крестьяне окружающих сел.

Жаль, забыл фамилию наших воловицких хозяев. И он и она, несомненно, очень хорошие советские люди.

Здесь, у Десны, нас должны были покинуть и автоматчики; отсюда начинались довольно густые леса, прятаться было легко, и мы могли обойтись без них. Когда прощались, один из автоматчиков вдруг заявил, что он хотел бы поговорить со мной наедине.

*

Мы отошли в сторону, в кусты. Говорить товарищ начал не сразу, и у меня было время повнимательнее разглядеть его. Признаться, шли мы вместе около трех суток, разговаривали, но особенно я ни к тому, ни к другому из наших провожатых не присматривался. Бойцы - партизаны - один помоложе, другой постарше. Теперь же, заинтригованный, я разглядывал его внимательно.

Передо мной стоял высокий пожилой мужчина в драповом, по-городскому сшитом пальто. На переносице след от пенсне. Вспомнил, что по пути автомат свой он то и дело перевешивал с плеча на плечо. Судя по всему, человек городской, интеллигентного труда. "Ну, - думаю, - хочет пожаловаться на руководство отряда".

- Товарищ Федоров, - начал он неуверенно, однако строго официально, я обращаюсь к вам как к депутату Верховного Совета, члену правительства. Дело в том, что меня могут убить...

- Кто? Почему?

- Я думаю, немцы или националисты, да и... вообще, знаете, война.

- Да, это, действительно, может случиться, - вынужден был согласиться я. - Только вы уж, пожалуйста, покороче. Кабинета, как видите, нет, закрываться негде. Давайте, выкладывайте ваш секрет.

Тогда он заторопился, стал расстегиваться и отвернул полу своего пальто. Пальцем он подпорол подкладку я вытащил плоский, довольно объемистый пакет.