Кандидатуры командиров групп мы с Шарым обсудили, конечно, заранее. Разведку на Осиповичи поручили Суралеву. На Марьину Горку - Чеклуеву. На Тальку - Морозову. На Слуцк - Бычкову.
      Федя Морозов еще месяц тому назад был в деревне, договорился о взаимодействии с одним из жителей - Александром Довнаром, - этот источник информации позволял нам контролировать сведения, поступающие из Осиповичей и Марьиной Горки.
      Пантелею Максимуку было приказано осуществлять контроль за железнодорожными перевозками через станцию Бобруйск.
      Удалось сформировать и хорошо вооруженную диверсионную группу во главе с Левой Никольским. В нее вошли наши девушки Валя и Рая. В выборе командира мы не ошиблись. Эта группа совершила много смелых и хорошо продуманных вылазок на железную дорогу Марьина Горка - Осиповичи и на шоссейные дороги.
      Перед тем как распустить людей, Шарый сказал: "Где бы вы ни были, что бы ни делали, - помните о самом главном - прежде всего вы разведчики штаба фронта".
      Разведку в Марьиной Горке мы организовали с помощью жителей деревни Дубровки, где нам удалось опереться на несколько отчаянно смелых людей, настоящих патриотов своей Родины. Среди них были восемнадцатилетняя Вера Луцевич (Валя) и умудренная жизненным опытом учительница Леокадия Александровна Гонсевская.
      С Верой мы познакомились в июне сорок третьего года. Повернув коней от совхоза "Сенча" к Дубровке, на бывшем Сенчанском аэродроме мы - я и еще трое наших ребят - увидели миловидную девушку с длинными черными косами и с книжкой в руках. Одета она была в полинялое старенькое платье. Рядом паслись лошади.
      - Что, девушка, скучаете? - спросил я ее, чтобы как-то завязать разговор.
      - Скучать некогда, надо пасти лошадей, - ответила она, смело рассматривая нас.
      - Такая ладная, молодая да красивая, и вдруг пастушка, - заметил Вася Смирнов. Девушка зарделась, но так же спокойно ответила:
      - Ничего не поделаешь, пасем все по очереди - и красивые и некрасивые, и молодые и старые.
      Отправив Васю Смирнова и Сашу Стенина в деревню, мы с Чеклуевым присели на траву рядом с девушкой.
      - Давайте знакомиться, Федор, - представился я. - Комиссар партизанского отряда Шарого.
      - Вера Луцевич.
      Постепенно разговорились. Выяснилось, что Вере семнадцать лет, живет она с отцом и матерью в Дубровке. Комсомолка.
      - Скажи, - обратился я к девушке, - ты бы хотела помочь Красной Армии?
      - Смотря чем и как.
      - Вот какое дело, Вера, - начал я, тщательно взвешивая каждое слово. - Про наш отряд ты, может быть, и не слыхала, мы здесь недавно. Наша задача разведка. Для сражающейся Красной Армии нужны самые подробные и регулярные сведения о военных перевозках немцев по железной дороге, о воинских частях, расквартированных в Марьиной Горке. И здесь без помощи местных жителей нам не обойтись. Ты меня понимаешь?
      Луцевич согласно кивнула головой.
      ...В Дубровку мы вновь приехали через неделю. Встретились с Верой. Она сказала, что в Марьиной Горке живет подруга ее матери с сыном Владимиром и что дом их расположен у самой железной дороги. Из окон дома можно вести постоянное наблюдение за железнодорожными перевозками немцев. Вера хорошо знала Владимира Бондарика и на другой же день отправилась в Марьину Горку, рассчитывая получить от него согласие на сотрудничество.
      Бондарик обещал подумать. Ни Вера, ни мы еще не знали тогда, что Бондарик уже давно состоит в подпольной группе. Вполне понятно, что на сотрудничество с нами ему было необходимо получить разрешение руководства группы. Вскоре такое разрешение он получил, и мы через Веру стали регулярно получать необходимые сведения о воинских перевозках противника через станцию Марьина Горка.
      Нумерацию войсковых частей запомнить было трудно. Поэтому Вера и Володя придумали такой способ записи: на крышках спичечных коробков бисерным почерком писали порядковый номер коробки, а изнутри - номера войсковых частей. В деревнях спичек не было, в Марьиной Горке они стоили больших денег, но мы пошли на эти расходы. Такой товар, как спички, не вызывал никаких подозрений ни у немцев, ни у полицаев.
      Зная о наших постоянных трудностях с медикаментами и перевязочным материалом, Вера связалась с медсестрой городской поликлиники Марией Григорьевной Кудиной и от нее получала все необходимое.
      Однажды при выходе с медикаментами из Марьиной Горки Веру остановил полицейский патруль. Старший из полицаев знал Веру еще с тех пор, когда она училась в педтехникуме в Марьиной Горке, и даже ухаживал за ней.
      - Что несешь? - спросил один из патрульных.
      - Мины, - ответила девушка. - Нате, покопайтесь в дамской сумочке, ведь это так интересно.
      Старший полицейский приказал пропустить девушку.
      Попадала она несколько раз и в облаву, которые немцы устраивали в Марьиной Горке, чтобы забрать молодежь для отправки в Германию, но, хорошо зная город и повадки врага, всегда уходила от гитлеровцев.
      Группы разведчиков выдвинулись к своим объектам и жили постоянно там во временных лагерях. Полученные сведения каждые пять дней доставлялись в штаб, обрабатывались, а затем передавались командованию. Что касается нас с Шарым, то мы часто бывали в этих группах, иногда вместе, иногда врозь, встречались со связными, информировали их о положении на фронтах Великой Отечественной войны, ставили новые задачи.
      В хлопотах по организации разведки незаметно прошли июль и август. В конце августа у Шарого разболелись старые раны, и ему разрешили вылететь на Большую землю. С Ильей Николаевичем улетела и серьезно заболевшая Нина Морозова. За время пребывания в отряде она терпеливо сносила все тяготы нашей нелегкой жизни, была требовательна к себе, всегда внимательна к товарищам, а мы вот, видно, недоглядели, не заметили, что она заболевает.
      1 сентября Илья Николаевич и Нина попрощались с нами и в сопровождении семерых бойцов отправились на аэродром в Репин. С отъездом Шарого на меня была возложена обязанность командира отряда "Москва". Нельзя сказать, чтобы это меня испугало. Как ни говори, а за плечами уже был немалый боевой опыт, отряд хорошо вооружен, бойцы словно на подбор, дружные, умелые, дисциплинированные. Что же касается нашей задачи, то она вполне четкая и ясная: разведка.
      И все же сомнения были. Ведь Шарого, и это я хорошо знал, все уважали не только как храброго, знающего командира, но и любили как человека доброго, справедливого, готового держать ответ за поступки каждого бойца. А я? Сумею ли быть похожим на командира, смогу ли завоевать любовь и доверие бойцов? Что ж, время покажет...
      Вскоре за делами и заботами бойцы смирились с отсутствием Шарого, хотя часто вспоминали его, а нас все по-прежнему звали шаровцами.
      Приближалась осень 1943 года, приближались дожди и холода. Пора было кончать с буданами из еловых веток и приступать к строительству более основательных жилищ. Но эта осень (да и зима) пугала нас куда меньше, чем прошлая. Положение на фронтах круто изменилось в нашу пользу. Разгромив гитлеровцев на Курской дуге, войска Красной Армии продвинулись далеко на запад. На юге Полесья они освободили Мозырь, Рогачев, а это уже совсем рядом с Бобруйском...
      Война же за линией фронта продолжалась. Партизанское движение приняло такой размах, что гитлеровское командование приняло решение от карательных операций перейти к крупномасштабным боевым действиям против партизан с использованием регулярных воинских частей. В августе 1943 года ставка вермахта потребовала от группы армий "Центр" привлечь к охране железных дорог все силы, "не занятые непосредственно на фронте, в том числе учебные, резервные соединения и нелетный состав авиации". В сентябре последовал приказ начальнику войск по борьбе с партизанами на Востоке обергруппенфюреру СС Бах-Залевскому: "...Использовать подчиненные войска в первую очередь для отвлечения сил и средств противника от основных железнодорожных магистралей".
      Естественно, все это мы узнали гораздо позже. А пока, пока ни на день не прекращая разведки, отряд приступил к сооружению землянок. Построили две просторные землянки для бойцов, одну - для больных и раненых, перевязочную, в которой постоянно находились Мария Пигулевская с Валей Смирновой, и баню. Все постройки оборудовали железными печками, а в бане пол выложили кирпичами.
      После шалашей из елового лапника новое жилье казалось нам настолько удобным, что ничего лучшего и пожелать было нельзя. Как говорят: "Дорого яичко ко святому дню".
      Осиповичские разведчики
      В начале октября 1943 года мы получили приказ передать координаты военных объектов и план наземной и противовоздушной обороны важного узла железных и шоссейных дорог города Осиповичи.
      Такое задание наводило на мысль, что в ближайшее время может начаться наступление наших войск - командованию нужно знать, какое сопротивление могут оказать немцы в этом районе.
      Я немедленно выехал к Суралеву и через нашу связную Елену Викентьевну Лиходиевскую передал Марии Яковлевне Кондратенко, чтобы на другой день в 12.00 она вышла на связь.
      Здесь, под деревней Заболотье, я наконец-то встретился и познакомился с Марией Яковлевной, бесстрашной и самоотверженной женщиной, матерью пятерых детей, с 1942 года бесстрашно и самоотверженно выполнявшей наши задания.
      - Вот что, Мария Яковлевна, - обратился я к ней. - Командование поставило перед нами задачу достать карту города Осиповичей и его окрестностей, с нанесенными на нее вражескими складами, окопами, проволочными заграждениями, минными полями, долговременными огневыми точками, зенитными батареями. Кто бы мог это сделать?
      Мария Яковлевна подумала и твердо ответила:
      - Константин Васильевич Скрипов.
      - Вы его хорошо знаете?
      - Это наш человек. От него я получаю сведения о воинских частях, стоящих в Осиповичах или проходящих через них.
      - Чем он занимается сейчас, при оккупантах?
      - Работает в хозотделе, красит кресты на могилах гитлеровцев. Работы хватает, особенно после крушения поездов.
      - Сумеете разъяснить, что нам нужно? - спросил я Марию Яковлевну.
      - Лучше будет, если вы напишете записку. Не беспокойтесь, я спрячу ее в такое место, что никто не найдет.
      Пришлось набросать записку: "Товарищ С.! По имеющимся данным, немецко-фашистское командование приступило к строительству укреплений города и железнодорожного узла Осиповичи. Сам по себе этот факт свидетельствует о том, что час освобождения Белоруссии близок.
      Прошу вас сделать план города и окрестностей, нанести на нем расположение окопов, проволочных заграждений, дотов, дзотов, зенитных установок, складов, учреждений и прочих военных объектов. Срок - октябрь 1943 года. В последующем систематически вести наблюдение за объектами. Помните, Ваши данные помогут освобождению города ценой малой крови. Федор".
      Мария Яковлевна хорошо знала Скрипова - до войны Константин Васильевич работал главным инженером технического отдела Осиповичского райисполкома, но она не могла знать тогда, что данные о воинских частях Скрипов получает от нашей разведчицы Гали Валуевич, которая работала в сельхозуправлении (крайсландвирт) и ведала выдачей нарядов на продовольствие немецким воинским частям. Из копий нарядов Валуевич узнавала номера воинских частей, их численность, род войск. Такую информацию через Кондратенко мы получали регулярно.
      Получив записку, Скрипов сразу же приступал к делу. Ему, опытному геодезисту, картографу, не стоило больших трудов начертить карту города. Куда сложнее было обнаружить, а потом нанести на карту интересующие нас объекты. Эти зоны тщательно охранялись, там в любое время могли открыть огонь без предупреждения. Еще труднее было следить за перевозками от железной дороги к складам. Что везут, в каком количестве - в конечном счете нам нужно было знать, сколько и какого именно вооружения скопилось на немецких складах. Действовать Скрипову, как и другим подпольщикам, приходилось предельно осторожно: немцы и полицаи стали очень подозрительными.
      Впервые Константин Васильевич был арестован в 1942 году. Его обвинили в связи с партизанами. Так оно и было на самом деле, но следователи СД не сумели доказать его виновность. Второй раз в гестапо Скрипов попал летом сорок третьего. Его продержали в следственном отделе более полутора месяцев, вели каждодневный допрос. Били резиновыми дубинками квадратного сечения, били наотмашь, изо всей силы.
      Приводили в чувство, окатив холодной водой, и снова били. Но подпольщик выдержал, ни в чем не признался, и гитлеровцы были вынуждены освободить его во второй раз.
      Приступая к работе над картой, Константин Васильевич знал: в третий раз его уже не выпустят. Над картой он работал один, никого не привлекая к этому делу. Собирал сведения по крохам, запоминал их, потом записывал на отдельные бумажки. Эти бумажки прятал в стеклянные пузыречки, ломиком делал в земле ямки, опускал туда пузырьки, засыпал землей. Когда все необходимые сведения были собраны, он нанес их на карту.
      В октябре 1943 года через Кондратенко и Лиходиевскую мы получили от Скрипова тщательно выполненную карту с объектами наземной и противовоздушной обороны города Осиповичи, складами и немецкими учреждениями. Система оборонительных сооружений противника была круговой, глубоко эшелонированной, включала в себя доты, дзоты, пулеметные точки, прикрытые бетонными колпаками и связанные между собой ходами сообщения. Оборонительные сооружения были особенно мощными на шоссейной и железной дорогах Минск - Бобруйск. Очень сильной была система противовоздушной обороны, особенно в районе складов с боеприпасами. Немецкое командование, очевидно, придавало большое значение обороне города - важного транспортного узла. Об этом свидетельствовала, в частности, готовность немцев вести оборонительные бои в самом городе. На перекрестках городских дорог были сооружены доты и дзоты, в кирпичных зданиях - на вагоноремонтном заводе, в железнодорожной больнице - оборудованы пулеметные точки. Городские узлы сопротивления были огорожены колючей проволокой в несколько рядов.
      Полученные данные мы немедленно передали Хозяину.
      * * *
      В лагере Суралева под Побоковичами тихо. После ночной поездки на связь под Осиповичи люди отдыхают.
      Ночует в лагере и вернувшаяся от железной дороги вооруженная тремя ручными пулеметами и автоматами группа Никольского. Все спокойно. Нет никаких данных, что каратели собираются предпринять вылазку из гарнизона. И вдруг предутреннюю тишину разрывает рев машин.
      - Токарев, Стенин, быстро на шлях, узнайте, что там такое, - командует Суралев. - Остальным приготовиться к бою, мало ли там что...
      И здесь бойцы неожиданно замечают, что кто-то, петляя между деревьев, что есть силы бежит к лагерю. Оказывается, это Толя Попцов, знакомый парнишка из Побоковичей. Еще не отдышавшись, он торопливо сообщает, что в Побоковичи на двух машинах приехали немцы за картошкой - человек тридцать, не больше.
      - Какие машины? - спрашивает Никольский. - Крытые, открытые?
      - Крытые брезентом, громадные, - отвечает Толя.
      Суралев и Никольский после короткого совещания с бойцами принимают решение заминировать шлях и устроить засаду. Сил маловато, зато достаточно боевого пыла и решимости. Кроме того, в лагере оказались двое бойцов из бригады Королева, которые охотно согласились принять участие в операции.
      Местность хорошо знакома, мины надо ставить на повороте дороги в сторону Осиповичей - здесь машины еще не успеют развить большую скорость, да и места для засады лучше не придумаешь - кустарник подходит почти к самому шляху.
      Лева Никольский и Саша Стенин подползают к дороге и ставят пять противопехотных мин с несколькими шашками тола. Мины расставляются на дороге и на обочине.
      Петя Токарев, забравшись на высокую ель, ведет наблюдение за деревней.
      - Машины выезжают! - кричит Токарев.
      - Хорошо, слезай! - командует Суралев.
      Бойцы залегают за кустарником и только что срубленными и воткнутыми в землю елочками. Со стороны Побоковичей с надсадным воем ползут тяжелогруженые машины. У поворота на Осиповичи первая из них останавливается. У бойцов в засаде учащенно бьются сердца, глаза от напряжения заволакивает влагой.
      - Неужели обнаружили? - не выдерживает Никольский.
      - Нет, не то, просто дожидаются вторую. Если бы заметили, то сразу стали бы выпрыгивать из машины, - говорит Суралев и добавляет: - Огонь по кабине водителя первой машины открываем мы со Стениным. Курышеву бить по скатам первой машины, остальным по кузову!
      Машины трогаются, медленно поворачивают на основную дорогу. Первая каким-то чудом проезжает заминированный участок, набирает скорость...
      В этот момент Суралев со Стениным открывают по ней огонь, за ними остальные. И тут, наскочив на мину, подрывается вторая машина, по ней стреляет группа Никольского.
      Фашисты выпрыгивают из кузова и попадают под кинжальный огонь наших пулеметов и автоматов. Многие из гитлеровцев падают на землю уже мертвыми. Немецкий офицер пытается навести хоть какой-то порядок среди своих. Размахивая пистолетом, он что-то отрывисто командует, но вдруг, взмахнув обеими руками, падает навзничь. Обезумевшие от страха немцы из двух пулеметов и винтовок открывают беспорядочную стрельбу.
      Наступает решающий момент. Сейчас надо подняться и стремительным броском преодолеть пятьдесят-шестьдесят метров, отделяющих наших бойцов от противника. Никольский с возгласом "За мной!" устремляется с группой автоматчиков вперед. Его поддерживает Суралев. Их прикрывают пулеметчики. Уцелевшие вражеские солдаты поднимают руки. Приподнимается на локтях раненый лейтенант. Лева его опережает. Пистолет падает на песок.
      * * *
      На следующий день наши бойцы с трофеями и тремя пленными немецкими солдатами вернулись в базовый лагерь. Вот они, гитлеровские вояки, стоят передо мной, вытянувшись в струнку и ожидая решения своей участи. Что ж, как быть с ними, мы, конечно, решим, но, во всяком случае, война для них уже закончилась.
      Привезенную Суралевым информацию о железнодорожных перевозках через Осиповичи за последние пять дней мы передали Хозяину, а затем засели в землянки обсудить наши текущие дела и задачи.
      - Прежде всего, Николай, - обратился я к Суралеву, - в следующий раз передай благодарность Лиходиевской за смелую и самоотверженную работу и за чеха Галаша, который оказался очень ценным информатором. Но ты говоришь, что Елена Викентьевна по-прежнему продолжает бывать в районе расположения той воинской части, где служит Галаш?
      - Да, ей хочется сагитировать чехов и словаков, которые служат в 151-й дивизии 2-й венгерской армии, перейти к партизанам.
      - Вот это уже крайне неосмотрительно. Прошу тебя, передай ей, чтобы она не увлекалась агитацией. Привлекать внимание и ставить под удар в случае провала себя и других товарищей, с которыми она связана и от которых мы получаем очень важные данные, неразумно.
      - Хорошо, командир, передам.
      - И вот еще что. Костя Арлетинов тебе рассказывал, что недавно попал в засаду?
      - Да, рассказывал.
      - Будь осторожен сам и предупреди ребят: нельзя ездить все время одной дорогой. Немцы стали выходить небольшими группами на наши партизанские тропы, а тебе ли мне объяснять, что такое попасть в засаду.
      - Учту.
      - А вообще я очень рад, что вы с Левой стали не только хорошими бойцами, но и хорошими командирами. Но диверсионными операциями не увлекайтесь.
      Бить фашистов надо, но прежде всего ради получения разведданных.
      В тот же день группа Суралева благополучно вернулась в свой лагерь под Побоковичами.
      * * *
      В середине ноября 1943 года в Побоковичи нагрянули каратели. Ворвавшись в дом Лиходиевской, они схватили ее, связали и бросили в телегу. Туда же посадили дочерей Елены Викентьевны Валю и Зину. Ударами плетей и прикладов фашисты согнали к подводам еще человек тридцать жителей деревни. Подводы в сторону Осиповичей, нахлестывая лошадей, погнали фашистские прихвостни полицаи. Немцы же, оставшись в Побоковичах, зажженными факелами стали поджигать дома. То тут, то там раздавались выстрелы, гудели схваченные огнем хаты, ревел оставшийся в хлевах скот.
      Закончив свое жестокое, грязное дело, каратели сели в машины и помчались догонять подводы.
      Суралев и Стенин в это время оказались возле дороги на Осиповичи. Увидев дым и услышав выстрелы, они спешились, привязали лошадей и вышли к опушке леса. Подводы быстро приближались. На первой и последней ехали одни полицаи, а в середине - арестованные и охрана.
      - Ну, что будем делать? - обратился Стенин к Суралеву.
      - Будем отбивать, - ответил Николай, - бей по последней подводе, а я займусь первой. Подводы поравнялись с местом засады.
      - Огонь! - скомандовал Суралев - и в тот же момент одновременно ударили две автоматные очереди. Уцелевшие полицаи, скрываясь за подводами, стали отстреливаться. Елена Викентьевна нагнулась к детям:
      - Тикайте, девочки, спасайте свою жизнь! Не думайте обо мне, тикайте!
      Валя и Зина спрыгнули с подводы и побежали к лесу. Двое полицаев повернули карабины в их сторону и начали стрелять. Зина упала. Лиходиевская в отчаянии закричала:
      - Убили дочурку, убили, гады, фашисты проклятые! Она не видела, как Зина вскочила на ноги и вслед за Валей скрылась в лесу.
      А из деревни тем временем выехал бронетранспортер и стал быстро приближаться к подводам.
      - Тикайте, хлопцы! - успела крикнуть Лиходиевская, и ее голос потонул в треске очередей немецких пулеметов. Бронетранспортер сполз с дороги и стал приближаться к месту засады.
      - Сашка, уходим! - крикнул Николай.
      Ребята побежали к лошадям, вскочили в седла и поскакали. И тут Стенин, тихо охнув, начал сползать с коня.
      На другой день возле шляха у поворота к Побоковичам вырос небольшой могильный холмик. Под этим холмиком остался лежать наш испытанный боевой товарищ Саша Стенин.
      Тяжелую весть о гибели Саши Стенина в лагерь привезли Никольский и Арлетинов. Суралев не приехал и, пожалуй, хорошо сделал. Сгоряча у меня могли сорваться несправедливые и горькие слова упрека.
      Когда мое горе немного улеглось, я, взяв с собой нескольких ребят, сам поехал к Суралеву.
      В лагере было невесело. Валя и Зина, забившись в угол землянки, тихо плакали. Толя, самый младший из детей Лиходиевской, стоял перед ними на коленях и пытался их успокоить. Увидев меня, девочки вытерли слезы. В их глазах засветилась надежда.
      - Вы же спасете маму, товарищ командир? - спросила Валя.
      - Постараемся, девочки, постараемся, - ответил я, еще не представляя себе, как это сделать.
      - Если надо, мы пойдем в город, сделаем все, что прикажете, только бы помочь маме, - у девочки на глаза снова навернулись слезы.
      - Да, мои милые, без вашей помощи нам, пожалуй, не обойтись. Кому-то из вас придется идти в город. Надо только решить - кому именно?
      - Да мы все пойдем, хоть сейчас, - ответил за всех Толя.
      - Нет, ребятки, всем не надо, по-моему, лучше всего с этим делом справится Валя. Она уже бывала в Осиповичах, и не один раз: выносила гранаты из города, пронесла даже как-то магнитную мину, так ведь, Николай?
      - Точно, к тому же она хорошо знает Марию Яковлевну.
      - Валюша, - обратился я к девочке, - как придешь в город, сразу зайди к тете Мане, может быть, она сумеет что-то разузнать. Пойдешь завтра же утром. А теперь утри слезы, еще рано плакать. И давайте, ребята, все пока отдыхать, договорились?
      Мы с Суралевым вышли из землянки. И сразу же окунулись в холодный свежий воздух поздней осени, насыщенный густым запахом хвои. Как хорошо было бы сейчас побродить по этому лесу, просто так, ни о чем не думая, но эта проклятая война отняла у нас такую возможность.
      - Николай, - обратился я к Суралеву, - надо бы еще кого-нибудь послать в Осиповичи, узнать поподробнее, где содержится арестованная, какая охрана, с какой стороны удобнее всего атаковать гитлеровцев, откуда и как скоро к ним может подойти помощь. Да и пути отхода надо бы изучить.
      - Есть у меня на примете один человек в Заболотье. В принципе он готов с нами сотрудничать, и, я думаю, возьмется выполнить наше поручение.
      - Тогда поехали к нему.
      После обеда мы вчетвером - я, Николай, Костя Арлетинов и Игорь Курышев верхом отправились в Заболотье. Вернулись в лагерь уже поздно вечером. В землянке, тускло освещенной керосиновой коптилкой, на чурбаке у железной печки сидел незнакомый человек в суконной желто-зеленой форме. При нашем появлении он вскочил, щелкнул каблуками, козырнул и представился:
      - Галаш, унтер-офицер 151-й венгерской дивизии, - оказалось, чех говорит по-русски.
      - Ну уж нет, теперь ты, можно сказать, боец партизанского отряда "Москва", - с улыбкой сказал Суралев, подошел к нему, крепко обнял и расцеловал. - А вот и наш командир, - произнес он, указывая на меня.
      Галаш, возбужденный и радостный, подошел ко мне, и мы обменялись крепким рукопожатием. Затем присели у печки, потирая замерзшие руки, я спросил его:
      - С чем же ты пришел?
      Чех ответил, что принес автомат, несколько гранат, Два пистолета. И, тут же выхватив из-за пазухи один из них, подал его мне.
      - Это мой подарок.
      Я взял в руки пистолет, великолепный четырнадцатизарядный чешский маузер, и сказал со смехом:
      - Я не это имел в виду, речь идет о свежих разведданных. А за подарок спасибо, принимаю. Насколько нам известно, ваша дивизия прибыла с Восточного фронта, куда она теперь направляется?
      - В Минск, говорят.
      - Почему в тыл?
      - Нам не доверяют. Две дивизии 2-й венгерской армии, 106-я и 108-я, под Брянском за отказ воевать против Красной Армии были расформированы, зачинщики расстреляны.
      Затем Галаш рассказал об изменениях в Осиповичском гарнизоне, о том, какие части выбыли и какие их сменили.
      - Ну а теперь давайте подумаем, как выручить Елену Викентьевну, обратился я к товарищам, - Галаш, где содержатся арестованные?
      - Я думаю, в следственном отделе СД на улице Садовой.
      - Как охраняется здание?
      - Оно огорожено проволокой и охраняется полицейскими, причем не местными.
      - С такой охраной, пожалуй, нетрудно будет справиться, - заметил Суралев.
      - Да, но не забывайте, что Садовая в центре города. До нее еще можно добраться, а вот когда поднимется тревога, уйти будет очень трудно, - возразил ему Костя Арлетинов.
      - Но мы обязаны выручить ее, она помогала нам в течение полутора лет, мы не можем бросить ее на произвол судьбы, - сказал я.
      - Немецкое обмундирование на двадцать солдат и одна офицерская форма у нас имеются, - заявил Никольский. - Имеется также трофейное оружие. Переодевшись в эту форму, мы обойдем посты и без особого труда проникнем в город. Ну а как конкретно провести операцию, подумаем, когда увидимся с нашим человеком из Заболотья, - добавил Суралев.
      - Ну что ж - подождем, как говорится, утро вечера мудренее...
      * * *
      В ночь с 19 на 20 ноября Мария Кондратенко не спала. Она лихорадочно думала, как выручить Гелю (под таким именем работала Лиходиевская).
      Мария Яковлевна накануне видела ее в толпе арестованных. Измученная, но несломленная маленькая седая женщина в плюшевом жакете шла с гордо поднятой головой.
      Мария перебирала в памяти всех, кто бы мог ей помочь спасти Гелю, искала хоть малейшую зацепку. Ей уже приходилось бывать в подобных ситуациях. Дважды она спасала от верной смерти мужа - Иосифа Максимовича. Когда он работал в пекарне, была крайне мала выпечка. Полицаи догадались, что хлеб идет партизанам. Схватили Иосифа Максимовича, начали пытать. Мария Яковлевна собрала все, что было ценного в доме, и выкупила мужа у полицаев. Второй раз Иосифа Максимовича арестовали после того, как в поезде, где он был проводником, взорвалась цистерна с горючим. Взорвалась от магнитной мины, которую он сам же и поставил. И опять его выручила Мария...
      Иосиф Максимович и Мария Яковлевна были очень храбрыми людьми. В первые же дни оккупации они, рискуя жизнью, сумели унести бюст Ленина, стоявший прежде на пьедестале у железнодорожных мастерских и сброшенный гитлеровцами на землю. Бюст вождя Иосиф Максимович и Мария Яковлевна бережно обернули бумагой и закопали у себя в огороде.
      "Будь что будет, - решила Мария, - пойду к бургомистру, попробую перед ним похлопотать за Гелю". Кондратенко знала, что бургомистр на перепутье - то ли уходить к партизанам, то ли ждать сурового возмездия от Советской власти. Однако и он ничем не смог помочь...
      Не сумели помочь и мы. Не успели...
      Гитлеровцы жестоко пытали Елену Викентьевну. Но она упорно молчала. Ее били шомполами, жгли раскаленным железом, выкручивали руки... Мужественная разведчица перенесла страшные пытки, но никого не выдала. Не в силах больше терпеть нечеловеческие муки, Елена Викентьевна покончила с собой. 20 ноября Николай Гришин сообщил в Центр: "Подпольщица, информировавшая о гарнизоне и станции Осиповичи, Е. В. Лиходиевская, была арестована гестапо и сегодня покончила с собой".
      Гибель Елены Викентьевны на некоторое время нарушила систему связи нашего отряда с осиповичскими подпольщиками. Но это длилось недолго. Несмотря на смертельный риск, обязанности связных взяли на себя другие патриоты.
      Гитлеровцы применяли жестокие репрессии, стремясь запугать местное население, заставить его отказаться от помощи партизанам. Но ничто не приносило врагам желаемых результатов. Борьба продолжалась. На место погибших бойцов вставали новые...
      Ждите гостей
      В январе 1944 года мы получили важную радиограмму: "В Марьиной Горке приготовить квартиру для радистки, продумать доставку радиостанции и двух комплектов питания. Подобрать связных. Ждите гостей. Хозяин".
      Сразу же после получения этой радиограммы я вызвал Чеклуева.
      - Кому ты думаешь поручить это ответственное дело? - спросил я его.
      Немного подумав, Саша ответил:
      - Гонсевской. Она, как известно, успешно выполняла все наши поручения. Женщина безраздельно преданная Советской власти, умная, изворотливая. И к тому же у нее много знакомых в Марьиной Горке.