Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Уникальное подпространство

ModernLib.Net / Фазылов Абдухаким / Уникальное подпространство - Чтение (стр. 1)
Автор: Фазылов Абдухаким
Жанр:

 

 


Фазылов Абдухаким
Уникальное подпространство

      Абдухаким Фазылов
      Уникальное подпространство
      Фантастическая повесть
      День тот с самого утра показался мне необычным, каким-то странным. Проснулся я с удивительно легким чувством на душе. Можно сказать, в хорошем настроении. Вообще-то легкость на душе и хорошее настроение сами по себе еще ни о чем таком странном не говорят. Ведь сколько людей каждый день просыпаются в подобном состоянии - нельзя и сосчитать. Но дело в том, что я-то никак не мог рассчитывать на такое пробуждение, особенно в эти дни. А эта дурацкая легкость на душе никоим образом не вписывалась в рамки душевного состояния, ставшего привычным в последние месяцы. И уж совсем ни в какие ворота не лезла откуда-то вкрадывавшаяся в сознание мысль, подкарауливавшая меня с утра. Она вертелась в голове, как навязчивая мелодия: сегодня должно случиться что-то хорошее. "Должен же когда-нибудь наступить конец всему этому безобразию",- шептал мне вкрадчивый голос... Но меня на подобные фокусы уже не купишь. Я-то уже давно понял, что конец таким безобразиям не приходит просто так, вдруг. В самом деле, не может ведь быть, чтобы вдруг вызвали меня в дирекцию, или, скажем, специально созвав для этого заседание Ученого совета, публично заявили - дескать, мы ошибались, виноваты перед тобой, тема твоя актуальная, по крайней мере не менее актуальная, чем наши темы, иди, продолжай работать, мы больше не будем ее закрывать. Нет, не может быть! Хотя бы по причине того, что столько умственной энергии потратили они, чтобы юридически правдоподобно оформить каждый свой шаг, мало того, еще и "научно обосновать" нерациональность и нецелесообразность всего, что я начинал в последнее время. Действительно, с чего им вдруг идти на попятную перед таким растяпой, каким я, наверное, предстаю перед их взорами. Тем более тогда, когда почти все, что ими задумано, уже благополучно воплощено в жизнь. Эти, казалось, трезвые рассуждения очень быстро вернули мне подавленно-мрачное настроение, во власти которого я пребывал последние месяцы. И по привычке этих безрадостных дней я с утра прямиком направился в свое убежище - библиотеку. Деваться мне больше было некуда - везде я чувствовал себя чужим, посторонним. Таким ощущением я был обязан поразительному чутью той части публики, которая существует как обязательная субстанция в организациях типа наших и которая, мгновенно реагируя на то, кто в данный момент "в струе", а кто "в опале", создает и надежно поддерживает вокруг него либо ореол славы, либо холодный вакуум, в зависимости от ситуации. В библиотеке же, углубившись в потрепанные недра старых журналов времен романтической эпохи "революционных переворотов в науке микромира", я пытался уйти от суеты будней. И сегодня, еще один раз выдержав полупрезрительный взгляд красотки библиотекарши (действительно, с какой стати ей тратить свое "драгоценное время" на меня, конченого человека?), я с кипой пожелтевших от времени "Успехов химии" направился в свое излюбленное местечко в дальнем углу читального зала. Через минуту меня уже захватили идеи, еретический квантовый дух которых с грохотом сокрушал тысячелетние устои классической химии. Так обычно я некоторое время блаженно парил в этой атмосфере, пока какой-нибудь случайный фактор из реальности не возвращал меня обратно в среду моих "успехов" в институте... Вначале все это кошмарное наваждение я принимал за обычную "полосу неудач". Действительно, покажите мне человека, который не испытывает время от времени отрезвляющего действия этих "полос". Они ведь, как некая профилактическая процедура, сбивают с нас спесь и гордыню, которыми мы периодически обрастаем, как полировка пылью, особенно когда дела наши идут более или менее успешно... "Полосы" имеют разную природу. Например, какая-нибудь непредвиденная объективная причина мешает выполнить очередное задание руководства, ты толком не можешь объяснить свою невиновность, а руководство, недолго думая, в спешке больно наказывает тебя. Окружение хотя и видит в этом элемент несправедливости, считает "экзекуцию" полезной для сбивания той же спеси. Когда подобные неприятности идут подряд в течение недолгого времени, образуя цепочку, то это и называют "полосой неудач". Справедливости ради надо признать, что часто наш брат сознательно или несознательно маскирует под этим понятием цепь своих собственных глупостей, промашек. Естественно, я считал тоже, что глупостей делать не способен и что все происходящее - самая обыкновенная "полоса неудач". Считал я так месяц, два, три. Но на четвертый даже до такого остолопа, как я, наконец, начало кое-что доходить... А по существу происходило вот что. Меня почему-то начали оттирать от науки. Вначале незаметно, исподтишка, потом все откровеннее, но при этом юридически почти безукоризненно. Поначалу я связывал это с моими недавними провалами в экспериментах по подбору катализаторов для последнего цикла реакций. Неудачи в химии я со временем преодолел, но неприятности продолжали прогрессировать самостоятельно, с прежним успехом. Под различными благовидными предлогами мне отказывали в штатных единицах, оборудовании, в рабочих площадях, вообще в любом начинании. Мало того, ловя малейшие мои промахи, лишали даже того скудного багажа, что оставался у меня с прежних времен. Я метался, как раненый зверь, ничего не понимая в происходящем. Хорошо что пришли на помощь умные люди (благо, почти везде таковые имеются). Они и растолковали мне что к чему. Дурак ты, говорили они, неужели не видишь, что дело не в твоих временных неудачах в химии, у кого их нет, разве что у тех, кто просто ничего не делает. Все дело в том, что ты давно уже сидишь у руководства в печенках. Спрашиваешь, почему? Да потому, что ты никак не хочешь вписываться в общую схему, предначертанную ими. Все порываешься двигаться своим путем. Опять не понимаешь? Тебе обязательно надо называть вещи своими именами? Слушай. Наше руководство считает, что если в науке и надо что-либо планировать, так это очередность представления "самым заслуживающим" возможности делать диссертации. Естественно, это у них называется "правильным и планомерным воспитанием научных кадров". А ты что делаешь? Решил, что раз ты научный сотрудник, тебе без всяких предварительных заслуг положено заниматься наукой! Так ты, чего доброго, можешь невзначай сделать хорошую работу, хуже того, можешь без очереди, без соответствующего на то благоволения и защититься. Этим ты отнимаешь душевный покой у прилежных очередников, а руководство лишаешь такого мощного рычага власти, как возможность по своему усмотрению управлять карьерой сотрудников. Надо отдать ему должное, оно вначале довольно тактично предупредило тебя об этом, устроив несколько неприятностей. А ты решил, что это "полоса невезений" и пуще прежнего начал усердствовать в науке. Поняв, что твоя бестолковость совершенно безнадежна, руководство, ясное дело, решило полностью нейтрализовать тебя в науке, что ты и имеешь на сегодняшний день. Спрашиваешь, что тебе теперь делать? Уйти из института, если не хочешь, чтобы тебя уволили по какой-либо причине. А причину найдут. Хотя бы "ввиду полной безрезультатности", которую ты обнаружишь через год при таком развитии событий. - Если так, я молчать не буду! Пожалуюсь на них в общественные организации, в Ученый совет, в конце концов! Пусть потом пеняют на себя! В ответ раздалось форменное ржание. - Неужели до тебя еще не дошло, что уникальность нашего института в том и заключается, что у нас общественные организации, ученый и прочие советы выполняют свои функции, мягко говоря, не так как им положено? Они служат всего лишь для придания видимой законности и, самое главное, коллегиальности делишкам руководства, а не для защиты интересов таких бедолаг, как ты. Конечно, в нашем обществе подобные искусственно созданные руководством порядки вряд ли смогут долго удержаться, как не удержался бы некий уродливый водяной столб, поднявшийся на тихой поверхности озера в силу стечения невероятнейших проявлений стихии. Но, поверь, этого времени вполне хватит на то, чтобы зарубить карьеру десятков таких, как ты... Так что, раз попал в такой переплет, уходи отсюда пока не поздно. Спрашиваешь, куда уйти? Ты что, с Луны свалился? Конечно, в вуз. Сейчас все "неудачники" в науке, такие, как ты, бегут именно туда. Что? Педагогический талант? Да не смеши ты людей. В анкете, которую тебе дадут заполнять, нет такой графы... Поняв свою беспомощность в борьбе за существование в институте, я подал документы сразу в несколько вузов и в ожидании их решения проводил свои безотрадные дни в библиотеке... После меланхолического застоя, во власти этих невеселых мыслей, я с трудом вернул себя к уравнениям квантовой химии. Статья, написанная, видимо, молодым и напористым автором, виртуозно владеющим математическим аппаратом только что построенной тогда квантовой теории, разбив в пух и прах ряд многовековых представлений о строении вещества (в те годы это было в порядке вещей), заканчивалась на середине странички хлесткими фразами, звучащими как реквием-приговор добиваемой тогда классической теории. А ниже, с пустой половины странички, на меня издевательски косился синий чертик - шайтан, нарисованный бытовавшей еще в те годы чернильной авторучкой. Рисунок был удивительно живым и, казалось, представлял собой портрет автора приведенных чуть выше "еретических" формул. Издевательская физиономия шайтана опять возвратила меня в суровую действительность. Уставившись на него, я начал погружаться в нерадостные мысли... И вдруг - о ужас! - длинный хвост шайтана, тянувшийся до правого нижнего угла страницы, слегка дрогнул и пришел в движение, негустая синяя шерсть на кончике распушилась. Потом встряхнулось тело и наконец ожило лицо, повторяя точь-в-точь заискивающе-льстивую улыбку нашего доктора наук Эшанходжаева, которую тот демонстрировал каждый раз, слушая очередную околесицу директора... Какой-то кошмар мультипликационный! Я в ужасе закрыл "Успехи химии". Что делать? Бросить журнал и бежать отсюда? Иначе, видать, дождусь, что однажды меня прямо из этих проклятых стен повезут в психиатрическую больницу. Нет для меня спокойной жизни в этом институте, даже в библиотеке. "Постой,- остановил я себя уже вставая,- не спеши. Давай разберемся с шайтаном. Был он все-таки или мне померещилось?" - во мне опять заговорил примитивно прямолинейный дух естествоиспытателя, пытающегося объяснить происходящее в рамках формальной научной логики. С журналом в руках я вышел из приятной прохлады читального зала в сорокаградусный зной институтского двора. Гнетущий туман, обволакивавший мое сознание в читальном зале, моментально рассеялся под жестокими лучами летнего солнца. Медленно шагая по раскаленному асфальту унылого двора, я осторожно открыл 21 страницу. Чертик улыбался. Как только я развернул журнал, он тут же правой рукой сделал движение, рассчитанное на то, чтобы прикрыть глаза от прямых лучей солнца, а левой, левой он сделал жест, явно адресованный мне. Ну нет! На сегодня с меня хватит! Только не хватало останавливать сотрудников и просить объяснить - живой этот рисунок или мне мерещится... Часов в десять вечера, немного отойдя от потрясения, дома, в своей маленькой комнате, при тусклом свете настольной лампы я опять раскрыл 21 страницу "Успехов химии". Чертик тотчас подмигнул мне. Этого мало раздался тонкий насмешливый голос: - Хватит прятаться, я же хочу помочь тебе. Я в курсе твоих "колоссальных успехов" в институте,- растягивая слово "колоссальных", он буквально растаял от блаженства. Потом, усмехнувшись, добавил:- Это ведь все наши козни. Тут я, невольно вовлекаясь в какую-то нелепую игру, как человек, которого вдруг осенило после долгих мучительных догадок о причине своих бед, набросился на него. - И после всего этого ты явился сюда поглумиться над своей жертвой? Вот сожгу сейчас эту библиографическую редкость вместе с тобой. Пусть потом увольняют из института по самой суровой статье! Шайтан переменился в лице. Он несколько скис, но все же довольно независимым тоном сказал: - Не кипятись, будь мужчиной, я уже ушел из группы, где занимаются твоим делом... Я тоже, как и ты, не в ладах с начальством... Видишь ли, оказывается, им не по душе мои выдумки, по вашему - идеи. - Какие еще идеи? Что ты морочишь мне голову? Шайтан опустил глаза. - Ты должен меня понять. Не обижайся... Эти идеи были... Короче, недавно я предложил план парочки изящных заворух, которые завершили бы твое дело в ближайшее время. Ну... чтобы ты тоже, наконец, начал мешать другим, стал бы переходить им дорогу, вставлять палки в колеса, пускать пыль в глаза и так далее. Сам понимаешь, чтобы все это освоить, ты должен был на себе испытать подобные штуки от других. Для этого все "удовольствия" последнего года мы устраивали тебе руками начальников и коллег... В общем, ты был уже почти готов. Еще парочка оплеух, и ты, окончательно созрев, начал бы действовать самостоятельно... - Мерзкая крыса! Ты еще пытаешься вести со мной какие-то переговоры. Кто мне вернет прошедший год? Эти бездарно и бестолково прожитые дни? За это время я не сделал ничего полезного, а если и научился чему-нибудь, то лишь изворотливости да подозрительности... - Ты пойми меня... Эта была моя работа. Против тебя лично я ничего не имел,- прервал меня шайтан.- Теперь я буду помогать тебе. - Будешь помогать?! Рассказывай кому-нибудь другому. Скорее всего, задумал очередную хитрость? Еще не было, чтобы кто-нибудь из вашего племени изменял своим. - Видишь ли, меня здорово обидели... Бесцеремонно, в самом корне зарубили мои лучшие идеи... Я их долго вынашивал, можно сказать, всю душу вложил... А на последнем заседании Малого Совета, где в числе других дел рассматривались мои предложения насчет очередных "ходов", посылаемых на твою бедную голову, начальство вдруг заявило, что боссы твоего института и без того кровно заинтересованы в этом деле и так усердствуют для его успешного завершения, что в дальнейший ход событий лучше не вмешиваться, дабы не испортить им чего-либо. Наоборот, мне было предписано внимательно наблюдать за приемами твоего Алима Акрамовича и его свиты, так как якобы у них есть чему поучиться... Это они, твои боссы, подпортили мне карьеру. Проведи я эти идеи в жизнь - мог бы спокойно баллотироваться на выборах в Большой Совет... - А что было бы со мной? - зло спросил я. - С тобой, с тобой...- его лицо медленно расплылось в блаженной улыбке, но он тут же взял себя в руки,- позволь не отвечать на этот вопрос. Ты же видишь, я сам хожу в пострадавших. Меня так обидели, что никого из своих видеть не хочу. Хорошо, что кто-то нарисовал эту оболочку. Она пришлась мне как раз впору... Короче, я убежал от своих... Мне вдруг стало жаль шайтана. Я почувствовал, что нас многое объединяет-в первую очередь общие неприятности. - Что же ты хочешь от меня? - Позволь находиться при тебе. Я могу пригодиться, - быстро ответил он. - В чем? - Буду помогать тебе в твоей борьбе. - Но я не собираюсь, да и не знаю, как надо бороться. Мне не одолеть мое руководство. Они ведь профессионалы. А ваши козни еще не подняли меня до уровня, чтобы отвечать им их же оружием. - Я буду делать только то, что ты пожелаешь. Мы будем мстить,- с готовностью ответил шайтан. - Нет уж, занимайся своими темными делишками сам, а меня оставь в покое. При твоих возможностях такой компаньон, как я, нужен тебе, как пятая нога собаке, - немного подумав, ответил я. - Понимаешь, я хотел, чтобы эти деятели из твоего института были наказаны именно твоими руками. Только так можно добиться настоящего возмездия. У вас же зачастую все происходит наоборот - злодеи терроризируют одних, а запоздалую расплату за это несут, как правило, перед другими, и тогда, когда эта расплата никого не трогает. При этом возмездие, согласись, обезличивается. Оно воспринимается чуть ли не как великомученичество и иногда даже возвеличивает наказанного в глазах несведущего окружения. Мне эта философия понравилась, но тут же змейкой мелькнула темная мысль. - Погоди. Допустим, накажешь ты моих гонителей. А что потом? Я ведь знаю, как поступали в таких случаях твои коллеги - Мефистофель, Хромой бес Маймун... - Ну что ты,- перебил меня шайтан,- в душах у меня недостатка нет. Для душ же твоих гонителей у меня давно готовы самые комфортабельные места,- И, потупив голову, с обидой добавил:- Я исключительно из-за принципа. Хочу доказать кое-кому из ваших, да и из наших тоже, что если даже твои боссы и перестали бояться бога, то перед шайтаном им еще придется потрепетать... Так я связался с могущественным единомышленником и решился на борьбу, о которой вчера еще и не помышлял... Мы договорились, что впредь шайтана я буду носить везде в нагрудном кармане, вырвав страничку с рисунком - ясно, не сам додумался до такой "крамолы". Опасаясь, как бы не вышло чего-нибудь непредвиденного (рискованных ситуаций я избегал), жестко ограничил сферу и характер действий шайтана. А сигналом для его вступления в игру будет поглаживание сложенной вчетверо странички. Как я начал догадываться в последнее время, козырным оружием моих "друзей" был непринужденный артистизм. Они с удивительно невинным или по-деловому озабоченным выражением лица и соответствующим тоном говорят совершенно противоположное тому, что у них в это время на уме. А их действительные помыслы претворяются в жизнь совершенно негласно, застигнув врасплох окружающих, притом именно тогда, когда эти бедолаги либо уже не успеют, либо не смогут предпринять что-нибудь в ответ по каким-то причинам. Каждый раз, когда директор Алим Акрамович или его правая рука - зам по научным вопросам Расул Сагдуллаевич, замыслив очередную операцию, ее исполнение "в знак особого доверия" поручали ничего не подозревавшему подчиненному, а иногда как бы для забавы и самой намеченной жертве, тот, как и было задумано, не только не подозревал ничего плохого - наоборот, с пылом ревностного исполнителя бросался в бой, будучи опьяненным подобным "высоким доверием". Потом, когда дело сделано и, как говорят, поезд ушел, ходи и доказывай, что ты оказался слепым орудием в руках у нечестных людей. Никто не поможет. Ведь все же было в рамках закона и, естественно, "правил игры"! Вот мы с шайтаном и договорились, что борьбу начнем с убийственных разоблачений. В нужный момент по моему знаку он проникнет прямо в недра мозга одного из моих "доброжелателей" или его подхалимов (ему это, оказывается, ничего не стоит) и заставит его говорить то, что у того на уме. Вот будет потеха!
      * * *
      Первым, кого я встретил на следующее утро в институте, оказался многострадальный Рустам. С ним наши "друзья" расправились чуточку раньше, чем со мной, но, надо отдать должное, довольно оригинальным способом (в фантазии им не откажешь). Дело в том, что Рустам имел несчастье специализироваться в той же области химии, где большими кусками добывали свой хлеб "правая рука" - Расул Сагдуллаевич и его друг Бузрукходжа Саидходжаевич - заведующий одной из лабораторий - человек, у которого коварство, казалось, выплескивалось через край при каждом шаге его слегка качающейся походки. Но хуже всего было то, что бедный Рустам, на свою голову, разбирался в химии катализа раз в десять лучше, чем упомянутые корифеи, и своим существованием отравлял им жизнь. Тучи над его головой начали сгущаться два года назад, когда этот простофиля разбомбил очередной наукообразный доклад корифеев. В тот же день, прямо на том же семинаре, они объединились против него. Говорят, они даже и не сговаривались об этом (действительно, на что же голова!). "Незаслуженно обиженные" некоторое время не могли подловить Рустама, чтобы проучить его, пока однажды этот неискушенный, как обычно бывает, сам не дал отличный повод для расправы над собой. Желая расширить фронт своих исследований, он между делом начал заниматься чисто технической проблемой - определением количества влаги в волокнах хлопка. Казалось бы, чего еще ждать лучшего от научного сотрудника, решившего обеспечить свои теоретические исследования прикладной целью. Надо дать ему эту возможность - пусть разворачивается! А вот и нет. В любом деле сперва надо разобраться что к чему. "Правая рука" и Бузрукходжа Саидходжаевич разобрались и тут же пришли к выводу, что это как раз тот случай, которого они ждали. Дальше все "разворачивалось" довольно быстро. Втолковать Алиму Акрамовичу, что общеинститутские интересы требуют освободить Рустама от всех других дел, дабы он в полную силу занимался "важной народнохозяйственной проблемой", было делом пустяковым. Тем более, что при этом понятливый в таких делах Алим Акра-мович отчетливо уловил нотки личной заинтересованности наушничающих в этом вопросе (в любом деле он в первую очередь искал эту пресловутую личную заинтересованность, будучи по-своему убежденным, что она и есть единственный фактор, движущий всякое дело). И вот обалдевшему от такого поворота дел Рустаму в издевательско-торжественной обстановке было поручено это "почетное задание" в качестве основной его темы в институте. А со следующего дня началась предусмотренная заранее процедура "освобождения" его от химии проще говоря, у Рустама начали отбирать уникальные приборы (мол, для использования их в лабораториях, где "действительно занимаются катализом"), затем сотрудников (естественно, "в общеинститутских интересах"), а под конец и лабораторные помещения. Обобранный догола, отстраненный от привычных дел и на всякий случай несколько раз публично скомпрометированный перед сотрудниками института (чтобы публика перестала верить в его способности в химии), Рустам ходил потерянный, с видом изрядно побитой, но в меру подкармливаемой дворняги (да простит он меня - более достойного сравнения я не нашел). Через некоторое время Рустам, не найдя другого выхода, смирился со своей участью и, прекратив сопротивление, со свойственной ему серьезностью взялся за проблему измерения влажности хлопкового волокна. Вскоре по институту пополз слух, что его потрепанная группа делает совсем уж неожиданные успехи. Под руководством Рустама она за короткое время сделала несколько изобретений. Потом стало известно, что там сконструировали остроумный прибор для экспресс-анализа влажности волокон хлопка, который пункты приема хлопка-сырца начали вырывать у него с руками. И тогда "Правая рука" и Бузрукходжа Саидходжаевич, временно оставившие Рустама без "присмотра", опять зашевелились. Как же так: кто-то в институте напал на золотую жилу тему, результатами которой, кажется, начали интересоваться даже солидные министерства, а они, можно сказать, хозяева института, от которых все и должно исходить и которым должны приписываться любые стоящие заслуги, выходящие из этих стен, оказываются в стороне. И все это из-за того, что они якобы обидели Рустама, отстранив его от химии? Ну что же, если даже и так? Все это было продиктовано только заботой о его, Рустама, благополучии. Еще не известно, добился бы он в химии чего-нибудь подобного! И вот реакция тандема корифеев на неожиданные успехи Рустама многострадальный уже две недели не может получить визу директора на статью, где авторами значатся он сам и никому не известный лаборант. Какая наглость! "Правая рука" вначале вернул статью незавизированной, указав на самую безобидную причину. Рустам, естественно, ничего не понял и, добросовестно выполнив "указания", опять пришел за подписью. Тогда "Правая рука" намекнул на малочисленность авторов. Простак Рустам не нашел ничего лучшего, как заявить, что больше никто не работал и не участвовал. Пришлось в открытую втолковать, чего от него хотят, естественно, при закрытых дверях. Непонятливость Рустама неожиданно превратилась, как с огорчением жаловался потом "Правая рука", в ослиное упрямство. На этот раз Рустам действительно решил не сдаваться и заявил, что пожалуется директору ("Надо же быть таким идиотом,- думал уставший от препирательств "Правая рука".- Неужели непонятно, по чьей установке я действую?..").
      * * *
      Так вот, с утра попался мне уныло бредущий по коридору Рустам. - Как дела? - спросил я у него с покровительственной уверенностью, приобретенной вследствие сговора с шайтаном. - Не визируют,- тихо проговорил Рустам, рассеянно проходя мимо. Я его остановил. - У шефа был? - Был. Не стал даже вникать. Сказал, пусть Расул Сагдуллаевич решает этот вопрос сам, - упавшим голосом сказал Рустам. - Что собираешься делать теперь? - Не знаю... Понятно, что Алиму Акрамовичу не надо было вникать в суть дела, в курсе которого он, несомненно, находился. Пусть "Правая рука" заставит Рустама записать в соавторы его и Бузрукходжу Саидходжаевича и, если сможет, так же и себя, а директор как будто и не имеет к этому грязному делу никакого отношения, в случае чего можно будет даже возмутиться "этим безобразием". А если не сможет, то это минус в "активе" "Правой руки". Факт наличия таких минусов в "активе" подчиненных шеф оценивал весьма высоко. Это ведь те прелестные педали, нажимая на которые (упрекая ими "с умом" и в нужные моменты) можно эффективно управлять людьми, особенно подчиненными. Прекрасно понимающий подобные тонкости "Правая рука" (ведь Расул Сагдуллаевич тоже готовил себя в руководители) только через свой труп пропустит статью Рустама. Круг, таким образом, замкнулся. Рустам будет ходить по нему до тех пор, пока не сдастся и не сделает все, чего, пожелает "Правая рука". После встречи с Рустамом меня осенила идея - вот где можно испробовать возможности шайтана. Сегодня на десять часов у директора назначено небольшое собрание для обсуждения хода выполнения хоздоговорных работ. Тема Рустама тоже должна быть заслушана. Возможно, там Рустам попытается как-то поднять вопрос о своих незавизированных статьях..,
      * * *
      Просторный кабинет директора... Длинный стол заседаний, во главе которого сидел сам Алим Акрамович, изобразив на лице привычное озабоченно-деловое выражение. Не прерывая собрания, он то и дело вызывал к себе главного инженера, водителя служебной "Волги" или кого-нибудь из своих доверенных приближенных и с не менее серьезным и озабоченным видом на специальном, понятном только вызываемому языке давал какие-то указания (все, конечно, догадывались, что, например, главный инженер получил указание немедленно наладить ремонт протекающего со вчерашнего дня водопроводного крана в его квартире, а водитель "Волги" должен отвезти его жену в гости, куда сразу же после совещания отправится и сам Алим Акрамович). Временами директор прерывал докладчика и переспрашивал какой-нибудь случайно попавшийся момент доклада, чтобы подчеркнуть, что все слушает и понимает. Выступающий после этого с большим жаром акцентировал все свое внимание на этом, иногда не имеющем прямого отношения к основной теме доклада второстепенном моменте, пока директор с отеческой снисходительностью не давал понять, что можно продолжать дальше. После каждого сообщения Алим Акрамович в туманных выражениях формулировал оценку качества и темпы выполнения работ. Присутствующие с преданным вниманием слушали его. А наиболее смелые приближенные, вроде "Правой руки" и доктора наук Эшанходжаева, осмеливались даже высказать "свое" мнение, которое в основном сводилось к подсказыванию шефу наиболее удачных фраз, "работающих" на его сиюминутное настроение и замыслы. Ну, а если кто-то решался на выступление, то должен был умудриться построить его, перефразируя околесицу шефа - притом из расчета не менее двух ссылок на его имя в одном предложении. Не дай бог, если Алим Акрамович начинал ругать кого-нибудь по известному только ему соображению. Тогда критикуемый, даже при явной необоснованности нападок, мог рассчитывать, в лучшем случае, на холодное молчание сидящих, в худшем - на дружное или даже яростное нападение со стороны всех тек, кому сегодняшняя "политическая ситуация" предписывала лишний раз "блеснуть" перед шефом... А в таких ситуациях у нас никогда не было недостатка... Рустам коротко и лаконично описал состояние своих работ. Успехи были налицо. Но присутствующие с трудно скрываемым любопытством молчали, не зная, в какую форму выльется реакция шефа на эти успехи. Ведь руководящая линия для открытого проявления своего отношения к делам Рустама еще не дана. Ко всеобщему удивлению директор по-отечески и с явным оттенком снисходительности начал хвалить Рустама. В частности, он заметил, что Рустам вначале не хотел браться за работу, предложенную институтом (имелась в виду неосновная работа, которая была начата как раз самим Рустамом, а потом навязанная ему как основная), все хотел копаться в своей малоактуальной химии катализа (где сильно мешал "Правой руке" и любимцу шефа Бузрукходже Саидходжаевичу), а теперь, как видите, образумился (сломался и подчинился воле конкурентов) и делает большие успехи. При этом шеф не забыл несколько раз подчеркнуть, что он-де тогда предвидел их, эти успехи. Все кивали, и даже послышалось несколько робких реплик в пользу Рустама. Под конец, расчувствовавшись (видимо, от своих же слов), директор спросил, не нужна ли Рустаму помощь. Тот решил воспользоваться неожиданной благосклонностью. - Алим Акрамович, по результатам этой работы написаны две статьи, - Рустам остановился в затруднении, было видно, что он подбирает выражения помягче, дабы не слишком раздражать своих "друзей", - но их по какому-то недоразумению не визируют, - с досадой добавил он. Алим Акрамович помрачнел. Все видели, что жалоба даже в таком смягченном виде ему не понравилась. Рустам тоже увидел это и застыл, слегка побледнев. Но было поздно. Алиму Акрамовичу надо было перед публикой хотя бы для вида решить вопрос. Ничего, благо это он умел делать мастерски. - Расул Сагдуллаевич, в чем дело? - спросил он, повернувшись в сторону "Правой руки", словно впервые слышал о "недоразумении". Тот поднялся с места с надменной ухмылкой на лице. Естественно, ответ у него, как всегда, был готов - там наверняка фигурировали такие обороты, как "общеинститутские интересы", "обратная сторона медали", "для пользы дела" и тому подобная демагогическая дребедень. Вот сейчас над Рустамом засвистит кнут - после директорского-то пряника. Ну нет, решил я, пора пускать шайтана в дело. Такой случай упустить нельзя. Пусть "Правая рука" впервые за свою жизнь скажет то, что у него на уме, а не то, чем он обычно морочит головы окружающим. Я слегка погладил сложенный листок, не спуская глаз со своей жертвы. И сразу же заметил, что, уже открывая рот для ответа, он вмиг переменился в лице. Надменная улыбка исчезла, глаза стали недоуменно-злыми. - Алим Акрамович, как вы сами понимаете, из стен института не каждый день выходит такая работа. А этот, - "Правая рука" просверлил взглядом Рустама, - возомнил, будто он один является ее автором. - Мы-то ладно, - "Правая рука" кивнул в сторону Бузрукходжи Саидходжаевича, - но он даже вас не вписал в соавторы. Вот я и держу статью, надеюсь, рано или поздно до него дойдет, чего от него хотят. Наступила зловещая тишина. Рустам, не ожидавший такого оборота событий, не решался даже согнать одинокую муху, севшую на его поразительно побелевший нос.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6