20

Очнулся Толливер, застонал, вытер кровь, стекающую с разбитого лба на глаза. На синем рукаве его рубашки осталось красное пятно. В утренних лучах среди обломков клубилась пыль.

– Вы ранены, сэр? – спросил он.

– Нет. – Кашляя и задыхаясь в пыли, я обнимал плачущего от страха Берзеля. – Посмотрите, жив ли мистер Эйфертс.

Толливер встал, пошатываясь, подошел к Эйфертсу, склонился над ним, пощупал пульс, хмуро покачал головой.

– Осмотрите остальных.

– Есть, Сэр-Толливер склонился на Джеймсоном. – Он даже не ранен, сэр. Просто потерял сознание. А что с мистером Берзелем? Погиб?

– Я жив! – встрепенулся мальчишка.

– Слава Богу.

Берзель окончательно пришел в себя, вырвался из моих объятий, покраснел, залепетал, запинаясь:

– Простите, сэр, я… Простите, сэр…

– Ничего, – оборвал я. – Надо поскорее выбраться из этого дома, пока он не рухнул. Сэмюэлс встал сам.

– Джеймсона придется вынести, – сказал Толливер.

– Я помогу, – От кашля в груди побаливало, но двигаться я мог, хотя и с трудом.

Я наклонился, чтоб поднять Джеймсона за руки, и вдруг взрывная волна бросила меня на его недвижное тело. Глухой взрыв сменился рокотом. Здание качнулось.

– Господи, что это… – забормотал я, пытаясь привстать на четвереньки.

– Очередной метеорит! – Толливер мрачно выругался.

– Срочно выносим Джеймсона, пока…

Земля содрогнулась, посыпался град глухих взрывов. Крыша угрожающе накренилась. Я прикрыл собой Берзеля. Толливер пытался тащить Джеймсона. Наконец дождь из мелких осколков утих.

Тяжело дыша, я добрался до двери, открыл ее. Картина была удручающей: пелена дыма, деревья иссечены камнями, земля изрыта, как после землетрясения.

– Сэр, крыша вот-вот рухнет, надо вынести людей, – напомнил Толливер.

Мы выволокли Джеймсона наружу, вернулись. Два солдата были в сознании, один из них стонал от боли. Из семи человек, находившихся в здании, погиб только Эйфертс. Я тихо помолился над его бездыханным телом, присел отдохнуть на ступеньки.

– Куда попал метеорит? – спросил Сэмюэлс.

– Не знаю. Один наверняка попал в пушку.

– Вряд ли, – возразил Толливер. – Тогда и нас бы накрыло.

– Но пушки выведены из строя, – проворчал я.

– Смотрите, что стало со штабом, – показал Толливер. Кровь все еще капала с его лица.

Смотреть было особенно не на что. От здания штаба остались лишь развалины. Джеймсон очнулся, застонал.

– Аптечка есть? – спросил я у Ролингса.

– Есть. Там, в шкафу, – махнул он на дверь пункта управления лазерами.

– Может, принести?

– Не пойду туда. Крыша может упасть.

– Моему гардемарину нужно перевязать рану, – показал я на Толливера.

– Идите сами, – отмахнулся Ролингс. Я резко встал, в глазах потемнело.

– Я схожу, сэр, – вызвался Берзель.

– Ладно, иди, – согласился я, гневно сверкнул взглядом на трусливого солдата и отвернулся к лежащему Толливеру. – Один из метеоритов упал где-то далеко.

– Да, очень далеко. – Толливер вдруг сел.

Вернулся Берзель с аптечкой. Я наложил Толливеру на лоб повязку, хлопнул его по плечу.

– Можешь встать?

– Конечно. Что будем делать?

– Теперь нам тут делать нечего, надо возвращаться в Сентралтаун.

– Вы так хорошо плаваете? – криво усмехнулся Толливер, глядя на потрескавшийся строевой плац. Наверно, бедняга малость рехнулся от большой потери крови.

Вдруг я заметил на плацу наш смятый вертолет, заброшенный туда ударной волной с летного поля. В самом деле, без вертолета пересечь океан можно лишь вплавь.

– Может, уцелел их электромобиль? – Толливер зашел за угол, где раньше стоял колесный вездеход с открытым верхом. Машина лежала в кустах на боку. – Пожалуй, быстрее дойдем пешком, чем на этом драндулете.

Оставив двух солдат присматривать за Джеймсоном, мы с Толливером и Берзелем отправились осматривать разгромленную базу. Вначале подошли к останкам нашего вертолета.

– Рация тоже испорчена, – проворчал Толливер, покопавшись в груде металлолома.

– На базе должно быть много раций.

– Где они теперь, сэр?

Действительно, где? Не в штабе же, стертом с лица земли. На одном из зданий раньше была параболическая антенна, но и этой «тарелки» теперь не было.

– Пошли посмотрим, куда упал второй метеорит, – предложил я.

Лазерные пушки были установлены на гребне горы к югу от плаца, чтобы максимально расширить область обстрела. Чем дальше мы продвигались на юг, тем теплее становилась земля. На вершине горы догорали редкие кусты и пучки трав. От пушки остались лишь ошметки металла, пластмассы и кабелей. Пологий склон спускался к океану. До берега было всего несколько километров.

Над воронкой от упавшей каменной глыбы лениво стелился дым, подсвеченный языками пламени. Вокруг, словно спички, были разбросаны вырванные с корнем деревья. Если бы пламя перекинулось на прибрежный лес, то при такой сухой погоде он выгорел бы дотла и восстановился в прежнем величии лишь через несколько человеческих поколений.

– Если бы не этот пригорок, – показал Толливер на скалу у края плато, сыгравшую роль щита, – мы бы здесь не прогуливались.

– Возможно, – буркнул я. – Пошли.

– Куда, сэр.

– Назад на базу. Куда же еще?

В угрюмом молчании мы спустились на плац.

– Многое я бы отдал сейчас за несколько глотков воды, – мечтательно произнес Толливер.

Какой же я негодяй! Бедный Толливер ранен, а я заставил его переться в гору лишь для того, чтобы взглянуть на воронку от метеорита.

Мы подошли к покосившемуся пункту управления лазерами. Джеймсон уже пришел в себя настолько, что мог сидеть.

– В здании есть вода? – строго спросил я у Ролингса, того самого упрямого типа, что отказался войти в здание за аптечкой.

– Была.

– Мистер Берзель, можете принести воды?

– Конечно, сэр. – Бросив на солдата презрительный взгляд, Берзель смело вошел в здание.

Я снова почувствовал себя негодяем. Зачем я подвергаю мальчишку опасности? Но надо же было кого-то послать.

Слава Богу! Здание не обрушилось, Берзель вернулся живой да еще с кофейником, полным воды, и пластмассовыми чашками. Я сразу отдал кофейник Толливеру.

В глазах Берзеля угадывалась тревога.

– Что случилось, мистер Берзель?

– Ничего, сэр, – быстро ответил он, но, поколебавшись, признался, заикаясь:

– Кофейник лежал около… около мистера… мистера…

– Понятно. – В досаде я пнул комок земли под ногами, отвернулся. Что же делать? Бессмысленная прогулка к вершине исчерпала остатки сил. Может быть, удастся завести вездеход? Я осмотрел его. Внешне он выглядел вполне сносно, хотя и лежал на боку. – Все сюда! – приказал я. – Попробуем перевернуть.

– Зачем? – огрызнулся Ролингс. – Все равно некуда ехать.

Толливер поставил на землю кофейник, расстегнул кобуру, решительно спросил:

– Разрешите казнить его, сэр?

Я посмотрел ему в глаза. Если разрешу, догадается ли он не спешить? А если застрелит солдата сразу? Будь что будет.

– Разрешаю.

Толливер медленно вынул пистолет, наставил его на Ролингса.

– Не надо! Я помогу! Ради бога! – заверещал Ролингс.

– Хорошо, – спокойно сказал я. Надо было ему показать, что церемониться я не буду. На войне как на войне. Теперь будет знать.

Несколькими толчками мы раскачали вездеход и опрокинули его на колеса. Дверь со стороны водителя заклинило, пришлось влезать с другой стороны. Я включил двигатель. Как ни странно, он заработал.

Все сели. Я повел вездеход по территории базы, осматривая на ходу развалины зданий. Ни сержанта Трабао, ни других солдат нигде не было. Электростанция в юго-западной части базы была разбита. Уцелела лишь столовая, но и та покосилась. От взрывной волны ее защитило здание штаба.

В северной части базы стоял ангар с шаттлом. В стене зияла огромная пробоина. Дверь не открывалась – рельс, по которому она скользила, деформировался. Я вошел в ангар через пробоину. Иллюминаторы шаттла были разбиты каменными осколками, фюзеляж поцарапан, но цел.

Я вернулся к вездеходу, устало бухнулся на сиденье. Как быть? Ни вертолета, ни рации, ни пищи. Сколько мы протянем на одной воде? Проклятые рыбы уничтожили всю базу, всю огневую мощь Западного континента да и всей планеты. Ведь другой базы с пушками нет. Господи! Если рыбы сбросят еще одну глыбу – пусть она попадет прямо в меня, чтобы ни мучений, ни боли…

– Давайте отсюда смоемся, пока рыбы не сбросили еще одну скалу, – нервно предложил Ролингс, словно прочитал мои мысли.

– Зачем им еще бросать? Они уже добились своего.

– Откуда они знают? Может, они думают, что тут что-то осталось? Давай, парень, рули! – Ролингс нетерпеливо ерзал, лицо его искажалось животным страхом.

– Куда рулить? В лес? – спросил я, пытаясь казаться спокойным.

С диким воплем Ролингс вытолкал меня за борт, сел за руль сам, но тронуть машину с места не успел.

Он погибал в агонии. Меня выворачивало наизнанку.

– Простите, сэр, – невозмутимо произнес Толливер, пряча пистолет в кобуру.

– Вы поступили правильно, – промычал я, держась за ручку дверцы и складываясь пополам от рвоты. Наконец я взял себя в руки, выпрямился, вернул своему голосу командирский тон и строго прикрикнул на двух оставшихся солдат:

– Вы солдаты армии ООН! Вы сами вызвались нести здесь службу!

– Капитан, – ответил Джеймсон, – он, конечно, зря выбросил вас из вездехода, но сами посудите, как теперь мы можем воевать? Для нас война кончена, капитан.

Кончена?! А долг?! Мы должны… Что должны? Я вскарабкался на окровавленное сиденье.

– Сэр, – осторожно произнес Толливер. Я не реагировал. Меня захлестывало отчаяние. Толливер, так и не дождавшись от меня отклика, продолжил:

– А что, если нам действительно отъехать подальше от базы? Всякое может быть. Вдруг рыбы бросят сюда еще один астероид?

– Они могут бросить куда угодно, – вяло ответил я.

– Нет, куда попало они не бросают. – Толливер всматривался в безоблачное небо.

– Ладно. – Я слышал свои слова, будто сквозь вату. – Куда ведет эта дорога?

– К фабрике сборных домиков, сэр. До нее километров тридцать пять.

– Захватите с собой пайки и воду. И уберите куда-нибудь труп.

За рулем сидел Толливер. Я трясся на соседнем сиденье, низко опустив голову, не глядя на вырванные с корнем деревья. Вездеход мчался к лесу.

Дорога кончилась. Мы устроили привал под плотной сенью листвы девственного леса. Чудесная природа Вентур жила своей жизнью, не замечая войны.

Толливер развел лазерным пистолетом костер. Все расположились вокруг огня, лишь я в одиночестве сидел в машине. Берзель принес мне кофе. Я отхлебнул глоток и словно оцепенел. Меня охватила грусть. Когда я вспомнил о кофе, он совсем остыл.

Наступил вечер. Берзель принес мне паек. Не прикоснувшись к еде, я все так же сидел, погруженный в омут задумчивости. Толливер попробовал меня растормошить. Я приказал ему отцепиться. Все улеглись спать у костра, закутавшись в одеяла, найденные в руинах склада, а я по-прежнему сидел в вездеходе, тупо уставившись в ветровое стекло.

Все кончено. Я выполнил свой долг до конца. Война проиграна не по моей вине. Теперь хозяевами Надежды станут рыбы. Они уничтожат остатки Сентралтауна, приспособят планету под свои надобности.

А я умру. Здесь.

Анни умрет в Сентралтауне.

Добраться до Восточного континента нет никакой возможности. Вертолета нет, рации нет, подать сигнал помощи нечем. Нечем сражаться с рыбами. Правда, осталась орбитальная станция, но лететь туда не на чем. Шаттл, оставшийся в покореженном ангаре базы, вряд ли годен к полету, а отремонтировать его в таких условиях невозможно. Даже если бы я добрался до станции, что толку? Уильям стреляет по рыбам точнее людей, а улететь на Землю не на чем, не осталось ни одного корабля со сверхсветовым двигателем. Как ни крути, положение безвыходное.

Дрожа от ночного холода, я мучительно пытался понять, как достойно прожить последние дни.

Зачем рыбы на нас напали? Что им надо? Можно ли их победить? Или человечество обречено на гибель? Может быть, люди останутся, но покинут колонии, откажутся от цивилизации, как в древности, будут существовать в пещерах Земли и рассказывать детям легенды о сверкающих городах и далеких прекрасных планетах. Неужели это случится? Неужели нам нечего противопоставить чудовищному порождению неведомых миров?

В отчаянии я начал молиться, хотя знал, что Он не обратит на меня свой сияющий взор. Молитва проклятого бессмысленна, как клятва лжеца. Всеми покинутый, продрогший, я просидел до первых робких лучей. Нежный рассвет заронил в душу надежду. Я побрел к тлеющим уголькам, подбросил сухих веток.

Костер ожил. Я протянул руки к огню. Тепло пламени сливалось с утренним светом. Проснулся Толливер, удивленно взглянул на меня. Мое сердце бешено застучало. Я смотрел ему в глаза и не решался сказать о том, что выход есть.

Я уже знал, что надо делать.

Часть IV