17

Я жмурился от яркого света. Слышались чьи-то голоса.

– Жуткое заражение крови. Легкое вырежем. Быстро готовьте его к операции, начинаем через пять минут. В руку вонзилась игла. Мрак.

Медленное, мучительное пробуждение. Свет, лица.

Сглотнуть было невозможно, из горла торчала трубка. Сам я дышать не мог, но легкие равномерно наполнялись воздухом. За меня дышал аппарат. Я проваливался в сон, просыпался, стонал от боли и снова спал.

Опять очнулся. В легкие с шипением нагнетался воздух, потом выходил. Каждый искусственный вздох причинял боль.

– Крепкий у вас организм, другой на вашем месте давно бы отправился на тот свет.

Я приоткрыл глаза, покосился на доктора Абуда, попытался что-то сказать, но звука не получалось. В ужасе я начал кричать, но не произвел даже шепота.

– Мы вырезали гниль, которая когда-то была вашим легким, накачали вас антибиотиками, – спокойно рассказывал доктор Абуд.

Я показал на рот правой рукой, из привязанной левой тянулся тонкий шланг к капельнице.

– Вы подсоединены к аппарату искусственного дыхания вот уже трое суток. Пора дышать самому. Попробуете?

Я попытался. Грудь пронзила боль.

– Ничего, дышите. Привыкайте. Скоро мы вас выпишем из клиники. Но учтите: если схватите воспаление легких снова, мы уже не сможем помочь.

Вдруг он без всякого предупреждения ушел. Я замахал рукой, пытаясь его вернуть, но быстро выбился из сил.

– Я здесь, сэр, – сказал Толливер.

Я повернул голову на голос и заметил Толливера, осунувшегося, взъерошенного. Он сидел на стуле у моей кровати. Мы были одни в больничной палате, уставленной непонятной аппаратурой, мониторами.

Я кивнул, успокоился и заснул.

Когда я проснулся, Толливер стоял, склонившись надо мной. Теперь он был в свежей, чистой одежде, но хорошо выспаться ему, похоже, так и не пришлось.

– Добрый вечер, сэр. Попробуйте дышать. Я помотал головой.

– Пожалуйста, сэр, – умолял Толливер, – попробуйте. Доктор говорит, что вам пора дышать самому.

Приноровившись к ритму аппарата, я пробовал начинать вдох немного раньше машины, но безуспешно.

– Еще попробуйте.

С какой стати этот гардемарин мне указывает? Я махнул рукой, чтоб он пошел прочь.

– Не понимаю, сэр. Напишите. – Он поднес к моей руке блокнот, дал ручку.

Я написал каракулями: «Уходи».

– Вам надо тренироваться, сэр.

Я свирепо потыкал пальцем в блокнот. Толливер не уходил. Вне себя от ярости, я приподнялся, сминая трубки и шланги, не обращая внимания на сводящую с ума боль, схватил Толливера за китель. Мониторы замигали, поднимая тревогу. Убью! Чтоб он был проклят! Отправлю его в отставку, уйду сам и вызову…

Вбежал доктор Абуд. Толливер неподвижно стоял, терпеливо снося мои удары в грудь. Я повернулся к доктору, отчаянно зажестикулировал. Уберите от меня этого типа! Как вы не понимаете?!

Вдруг до меня дошло, что я дышу сам.

– Где Анни? – Я уже мог говорить, хотя горло еще болело.

– Здесь, в клинике, сэр, – ответил Толливер. – Мистер Тамаров наблюдает за ней. С ней, кажется, все хорошо.

Что значит «кажется»?!

– Она говорила с тобой?

– Нет, сэр, – признался Толливер. – Она, как бы это сказать… Почти все время спит. Ненадолго просыпается и снова засыпает.

Я отвернулся. Неужели я потерял и вторую жену? Что ждет меня после выздоровления? Ничего хорошего. Жизнь потеряла смысл…

Мои мрачные размышления то и дело прерывались визитерами. Они шли нескончаемой чередой. Навестил меня и Алекс, но говорил мало. Я незаметно уснул, а когда проснулся, его уже не было.

Фредерик Мантье всячески меня ободрял. Хотя мы стали союзниками, но прежняя подозрительность давала о себе знать: в его присутствии я чувствовал себя как-то неуютно.

Вскоре после него зашел Зак Хоупвелл. Я с радостью предложил ему сесть.

– Остатки людей Палаби сдались сегодня утром, – сообщил он.

Я тихо зарычал. Жаль, что я провалялся в это время на койке.

– Сифорт, я хочу сложить с себя полномочия военного Правителя. Я не военный.

– Моисей тоже не был военным, – возразил я.

– Моисей вел свой народ к земле обетованной. Между прочим, так и не довел, без него справились. А я веду свой народ прочь из обетованной земли.

– Республика, которую провозгласила Трифорт, вовсе не земля обетованная.

– Знаю. Иначе я не встал бы на твою сторону.

– Тогда в чем же дело?

– Мне надо убирать урожай! И я не хочу восстанавливать ваш старый режим.

– Почему вы меня поддержали?

– Потому что… Черт возьми! Как ты не понимаешь, парень?! Потому что режим Трифорт тоже был не правильный. А ты честный малый.

– Честный?! – невесело усмехнулся я. – Вы плохо меня знаете.

– Нет, это ты плохо себя знаешь. Ну хватит об этом. Палаби и Фолькстэдер требуют, чтоб их освободили из-под ареста, а Трифорт настаивает на гражданском, а не военном суде.

– Пошлите их всех на допрос под наркотиками. Мантье тоже.

– Фредерика?! Он же помогал тебе!

– Он вначале признался в покушении на мою жизнь, потом отказался от признаний. – Имеет ли теперь это значение? Я поспешно выбросил из головы эту мысль и выпалил:

– Надо выяснить наконец правду.

– Палаби и Фолькстэдера нельзя держать просто так, их надо судить или выпустить.

– После допроса. Через пару дней меня отсюда отпустят, тогда и решим окончательно.

– Очень рад за тебя, – улыбнулся Хоупвелл впервые за весь разговор.

– Спасибо.

Я впал в сумрачное молчание. Выздоровление не обещало радости. Физическую боль лекарства заглушали, но от одиночества они спасти не могли. Иногда я выходил в коридор, стоял под дверями палаты, где лежала Анни.

Алекс, навещая меня, по-прежнему говорил мало, вел себя как-то слишком сдержанно. Хармон Бранстэд пришел со своим сыном Джеренсом.

Спустя несколько дней после того инцидента, когда я от ярости задышал самостоятельно, пришел Толливер. Он сразу начал извиняться:

– Простите, сэр, если я вел себя нетактично, но мне очень хотелось, чтобы вы поскорее избавились от трубки в горле.

– Черт возьми, Толливер! Я давно искал предлога, чтобы отправить вас в отставку. – Это признание вырвалось у меня помимо воли, так неожиданно, что я смутился и покраснел.

– Теперь отправите, сэр?

– Нет. Просто некем вас заменить. Да и не хочу искать вам замену. Будьте, как и раньше, моим помощником.

– Вы считаете меня хорошим помощником?! Извините, сэр. Спасибо.

– Подыщите мне место, где бы я мог ночевать, когда выйду из клиники. Работать мы будем в Адмиралтействе.

– Есть, сэр. Чем мы займемся в первую очередь?

– Пока не знаю. – Я устало сел на кровать. – Идите, мистер Толливер.

– Есть, сэр. – Он вышел в лучшем настроении, чем пришел.

– Теперь вы мне верите? – спросил Фредерик Мантье.

Мы сидели на скамейке перед правительственным зданием. Неподалеку рабочий ремонтировал побитое осколками крыльцо. Фредерик постоянно держал ладонь поднятой, прикрывая глаза от слепящего солнца. Я знал, что у него болит голова. После допроса под наркотиками самочувствие всегда паршивое. Но это пройдет.

– Верю, – ответил я.

– Вы собираетесь судить меня за участие в подпольном движении, как Палаби и Фолькстэдера?

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что вы только обсуждали различные возможности. Противозаконных действий вы не совершали.

– За слова тоже судят.

– Не изводите меня, Фредерик. Даже если за вами были какие-то грешки, вы уже их искупили.

Лестница перед входом была уже почти восстановлено. Надолго ли? Не сбросят ли рыбы еще больший метеорит?

– Тогда я вернусь домой. Дела на плантации запущены, надо приводить их в порядок.

– Можете остаться, нам нужна помощь. Хотите стать членом Правительства? – предложил я.

– Нет. – Мантье потер глаза. – В вашем правительстве быть не хочу. Кроме того, я не умею ладить с людьми.

То же самое мог сказать о себе и я. Однако долг превыше всего. Ведь Де Марне поставил меня во главе всех оставшихся на этой планете Военно-Космических Сил. Надо ждать возвращения «Каталонии». Когда мы говорили с адмиралом? Кажется, через два дня после того, как я ушел из госпиталя, не прислушавшись к предостережению доктора Абуда.

– Капитан, когда вы собираетесь провести суд? – спросил Мантье.

– Не знаю, Фредерик. Через несколько минут должна подойти миссис Фолькстэдер. Миссис Палаби тоже хочет со мной поговорить. После этого я приму решение.

– Не забывайте, что Надежду обустроили мы, плантаторы.

– Я признаю ваши заслуги, но они не дают вам права на государственную измену. – Я встал, прикрывшись рукой от солнца, всмотрелся в яркое небо, – Кажется, это вертолет.

– Похоже. Ну, я пойду.

В ожидании вертолета Фолькстэдеров я подтянул галстук, пригладил волосы. За дни, проведенные в клинике, я соскучился по униформе, и теперь радовался привычному мундиру, хотя рубашка натирала еще нежные послеоперационные швы.

Из вертолета вышли миссис Фолькстэдер и, к моему удивлению, Сара Бранстэд. Жаль, без нее разговаривать с Леотой Фолькстэдер было бы проще. Я по-военному поприветствовал их, пригласил сесть.

– Вы арестовали Арвина незаконно, – с места в карьер пошла в атаку Фолькстэдер.

– А вы, миссис Бранстэд, по какому вопросу хотите ко мне обратиться? – спросил я, выигрывая время.

– Раньше вы называли меня Сарой. Разве с тех пор что-то изменилось?

– Хорошо, – изобразил я улыбку. – Итак, какова ваша роль в предстоящем разговоре?

– Мы с Фолькстэдерами дружим семьями. Я хотела помочь своей подруге, и Хармон одобрил мое намерение.

– Миссис… э… Сара, видите ли, в чем дело… Арвин поступил нехорошо. Он позволил вовлечь себя в восстание против законной власти.

– Мы никогда не лезли в политику! – всплеснула руками Леота Фолькстэдер. – У нас не самая большая и не самая процветающая плантация, мы не могли себе позволить выступать против новой власти. Ваше старое правительство рухнуло, Лаура провозгласила Республику, это было так естественно. С какой стати мы должны были сопротивляться? Вырази мы ей свое несогласие – она когда-нибудь припомнила бы нам это. Что нам оставалось делать?

– Арвин не был молчаливым наблюдателем, – возразил я. – Он предоставил заговорщикам грузовики, людей и прочую помощь, активно участвовал в восстании.

– Для вас мы сделали больше! Разве можно быть таким неблагодарным?!

– О какой помощи вы говорите, миссис Фолькстэдер?

– Мистер Сифорт, – вмешалась Сара Бранстэд, – я тоже была там.

О чем они говорят? Я порылся в памяти, но так и не понял, что они имеют в виду.

– Леди, объясните, пожалуйста.

– Помните ваш визит к Бранстэдам? – принялась рассказывать Леота. – С вами был лейтенант Тамаров. Когда вы собрались уезжать, я отозвала вас в сторону, чтобы Арвин мог поговорить с вашим помощником. Помните?

– Помню. И что дальше?

– Мы с Арвином решили поговорить не с вами, а с вашим помощником, чтобы беседа носила неофициальный характер и при случае вы имели полное право сообщить начальству, что мы вас не предупреждали.

– Что Арвин сказал Тамарову?

– Не притворяйтесь, будто не знаете. Арвин сказал, что Лаура готовит на вас покушение. Ваш офицер обещал передать вам это без промедления. В тот же день Лаура устроила вам засаду и…

– Взорвала вашу машину и чуть не угробила нашего сына, – закончила вместо нее Сара. – Как видите, вас предупреждали не зря.

Я вспомнил: взрыв, Эдди Босс со сломанной рукой вытаскивает Алекса из разбитого электромобиля.

– Он не успел рассказать, – медленно произнес я, потрясенный внезапным открытием.

– Но почему он не рассказал вам сразу?

– С нами был Джеренс, я не хотел говорить о важных вещах в его присутствии. Алекс начал рассказывать, но я приказал ему молчать. – Значит, виноват в амнезии Алекса я. Какой кошмар! Господи, смири мой дурной нрав, не позволяй мне вредить людям!

– Жаль, – грустно сказала Сара.

– Но если вы знали о замыслах Лауры, почему Хармон пришел на собрание, где она объявила Республику?

– Мы не знали! – выпалила Сара. – Если не верите, допросите меня под наркотиками! Леота сказала мне об этом лишь неделю назад, когда попросила нас заступиться за Арвина.

– Ладно, пусть Хармон не знал о злодеяниях Лауры. Но он обязан был сознавать, что участие в восстании является государственной изменой.

– Дело в том, что мы, как и Фолькстэдеры, не очень богаты и не могли позволить себе враждовать с властью, пусть даже незаконной.

Парнишка, мелкий служащий, принес нам из здания лимонад. Я с удовольствием хлебнул прохладной жидкости. Когда он ушел, я продолжил нелегкий разговор:

– Конечно, у Хармона есть смягчающее обстоятельство. Он вовремя перешел на нашу сторону, помог подавить восстание. А насчет Арвина… Мне надо подумать. Сейчас говорить на эту тему бессмысленно.

– Вы будете его судить? – прямо спросила Леота.

– Посмотрим, – уклончиво ответил я.

Сара взяла ее за руку, принялась успокаивать:

– Все будет хорошо, Леота. Пойдем.

Женщины попрощались и улетели, а я долго еще сидел на жаре, прихлебывал лимонад и размышлял, стоит ли казнить мужа Леоты.

18

Втроем – я, Берзель и Толливер – мы расконсервировали Адмиралтейство. Я занялся раскодированием компьютерной сети, Толливер включал кондиционеры и прочие системы жизнеобеспечения. Здание пустовало две недели, и воздух в нем сделался затхлым. А может, мне это только казалось.

Мы установили связь с орбитальной станцией. Ее компьютер Уильям регулярно докладывал нам обстановку. Новостей пока не было. Рыбы исчезли вместе с кораблями.

Анни по-прежнему лежала в клинике, погруженная в неясные грезы. Она ничем не интересовалась. Как только мне выделили квартиру, я перевез ее туда. Эммет Бранстэд помог найти для нее сиделку.

Зак Хоупвелл нехотя, но успешно справлялся с обязанностями главы правительства. Улицы были очищены от хлама, строительные бригады сносили останки разрушенных домов и ремонтировали те, что пострадали меньше. Мародеров расстреливали на месте, поэтому желающих поживиться чужим добром заметно поубавилось. Мы с Хоупвеллом встречались ежедневно. Всякий раз обсуждался один и тот же вопрос: как жить дальше?

В Адмиралтействе я обосновался на первом этаже – там, где когда-то дежурил лейтенант Энтон, а еще раньше – Эйфертс. Берзель в основном занимался тем, что приносил нам еду. Конечно, у нас в буфете была микроволновая печь и прочее кухонное оборудование, но я предпочитал пищу из ресторана, тем более что там были рады нам услужить, ведь с уходом флота посетителей у них стало катастрофически мало.

– Капитан, вам звонят из тюрьмы, – доложил однажды Толливер, оторвав меня от невеселых размышлений.

– Кто и зачем? – вяло поинтересовался я, глядя на свои ноги, водруженные на стол.

– Спрашивают, где вы желаете поговорить с мистером Палаби.

– В Доме правительства.

– Есть, сэр.

– Пусть доставят его туда после ужина.

Для таких полетов один из военных вертолетов я держал у Адмиралтейства, а остальные отдал городу для восстановительных работ. Алекс вернулся в строительную бригаду. Я приказал ему носить рацию с собой, чтобы в случае чего снова не пришлось разыскивать его по всему Сентралтауну.

Я связался с орбитальной станцией:

– Станция, ответьте Адмиралтейству.

– Добрый день, капитан Сифорт, – послышался официальный голос Уильяма.

– Рыбы появлялись?

– Нет, капитан. С вами желает поговорить капитан корабля Военно-Космических Сил ООН.

– Какого корабля? Они ведь все улетели!

– «Каталония». Она приближается к станции.

От неожиданности я резко убрал ноги со стола на пол, поморщился от пронзившей боли. Недавняя операция на легком еще давала о себе знать.

– Хорошо, соединяй.

– Говорит капитан «Каталонии» Герберт фон Тилиц.

– Я Николас Сифорт, сэр. Вы, наверно, старше меня?

– Да. Где вы находитесь?

Я вспомнил его: немногословный, всегда серьезный, хорошо знающий свое дело.

– В Адмиралтействе, сэр.

– Мы получили сообщение адмирала Де Марне, оставленное нам в радиомаяке. Адмирал приказал забрать вас на Землю. У вас есть шаттл? Пока рыб нет, но мне все же хотелось бы улететь отсюда как можно скорее.

– В Сентралтауне нет шаттла, но один должен быть на базе в Вентурских горах, сэр.

– Сколько людей мне надо забрать?

– Пятерых, сэр.

– Тогда я пришлю за вами шаттл с орбитальной станции. На всякий случай я не буду пришвартовывать «Каталонию» к станции, высажусь на нее на шлюпке и выберу самый маленький шаттл.

– Вас понял, сэр. Когда прилетит шаттл? – Наконец я покину эту планету. Кипящие страсти останутся позади, я обрету мир и спокойствие, встречусь с Дереком Кэрром.

– Сейчас соображу… Мы могли бы прислать шаттл сегодня же поздно вечером, но у нас нет опытного пилота для ночной посадки, поэтому давайте сделаем это завтра. Шаттл приземлится в семь утра. К этому времени вы успеете собрать вещи.

– Вас понял, семь утра по местному времени, сэр, – подтвердил я. Неужели это все? Как-то слишком неожиданно. – К этому времени мы соберемся у космодрома.

– Хорошо. На этот раз постарайтесь не опоздать. Еще раз присылать за вами шаттл я не буду.

– Есть, сэр.

На этом наш разговор закончился.

– Толливер! – рявкнул я. Он вбежал через мгновение.

– Что, сэр?

– Летим домой. – Я встал.

– Прибыла «Каталония»?

– Да. Шаттл прилетит утром.

– Вот так да! – хлопнул он рукой по спинке кресла.

– Где Берзель?

– Я послал его в ресторан за ужином, сэр. Он вернется через несколько минут…

– Чтоб больше никуда не отлучался! Позвоните в Дом правительства, пусть они доставят сюда на вертолете Анни с сиделкой. Свяжитесь по рации с Алексом, пусть немедленно возвращается в Адмиралтейство.

– Есть, сэр. Но если шаттл прилетит только утром, то…

– Все будут ночевать здесь! – рявкнул я.

– Есть, сэр. А как быть с Палаби, сэр?

– Чтоб он… Пусть его доставят сюда.

Итак, домой. К Солнечной системе! На Землю! Слава Богу. Конечно, я не заслужил твоей милости, Господи, зато моим товарищам давно нужен отдых.

Я начал составлять план. Что сделать напоследок? Прежде всего передать всю полноту власти Хоупвеллу, если капитан фон Тилиц не прикажет иного. Мне придется обратиться к нему для утверждения кандидатуры Хоупвелла, ведь Тилиц главнее меня. Потом надо законсервировать Адмиралтейство, спустить флаг, попрощаться с Бранстэдом…