– Нотации не помогают детям понять логику объяснений взрослых. Мы их просто не воспринимаем.
– Значит, сейчас ты не воспринял мои слова?
– Конечно.
Как он не мог понять?
– Нас нужно направлять, а не затевать обсуждение.
Я рассчитывал, что он велит мне уйти к себе делать математику. Именно это мне и было нужно. Я откажусь, и исход будет ясен.
– Прекрасно, – он взял меня за руку. – Я постараюсь направить тебя как следует.
С этими словами он толкнул меня к себе на колени.
Я знал, что он не причинит мне боли. Так оно и вышло. Но я не мог предвидеть, что каждый шлепок будет громогласно объявлять: я не люблю тебя, Я НЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я вопил и брыкался от растущего отчаянья, испытывая жгучую боль из-за его неодобрения.
Когда он закончил, я бросился на ковер, захлебываясь от рыданий. Он подождал, но я не переставал. Тогда он взял меня на руки. Я обнял его за шею и прижался лицом к плечу, но успел заметить тревогу в его глазах.
– Ф.Т.?
Я крепко прижимался к нему и дал себя успокоить.
Он спросил:
– Что же я сделал?
То есть он хотел понять, что для меня это означало?
Я сказал ему.
Позже он уложил меня спать, сел рядом и серьезно сказал:
– Филип, слушай меня внимательно. С тобой нельзя действовать силой. Больше я так делать не стану. Вместо этого скажу тебе правду. Я твой отец. Я за тебя несу ответственность. Делай так, как я сказал. Какие бы странные и чудесные мысли ни рождались в твоей голове, помни, что ты не готов взять надо мной верх и я тебе этого не позволю.
Он протянул руку и ласково сжал мое плечо:
– Ф.Т., ты не правильно понял меня в кабинете. Я тебя люблю и всегда буду любить. Ты мой сын.
Я подавил рыдание, схватил его руку.
– Спокойной ночи, сын.
– Спокойной ночи, сэр.
Он вышел.
Я родился у него не первым. Мой брат Нейт… умер задолго до моего рождения. Его погубили рыбы. Отец редко упоминал о нем. Меня назвали в честь замечательного героя, который служил с отцом на флоте. Жаль, что я его не знал. Отец говорит, я должен гордиться тем, что ношу его имя. Надеюсь, что вырасту похожим на тебя, Филип Таер.
Джаред прикусил себе палец.
– Сгинь, – снова повторил он мне.
Я сдался:
– Найдешь меня в доме, если передумаешь.
Если он не захочет побродить вместе со мной по пьютерным сетям, придется доделать свое домашнее задание до обеда от одной только скуки.
– Сгинь.
Он лежал поперек кровати с закрытыми глазами. Навязчивое повторяющееся поведение свидетельствует о болезни. Я постарался дословно вспомнить информацию, перекачанную из библиотеки Конгресса. «Иногда злость ошибочно направлена на ровесников вместо…»
– О господи! – он спрятал голову под подушку. Я сделал все, что мог. По дороге домой я встретился с мистером Тенером. Он был чем-то озабочен.
– Привет, Ф.Т., – он дружески похлопал меня по плечу.
– Добрый день, сэр.
Я отступил в сторону, пропуская его, но он остановился и начал внимательно смотреть на меня.
– Я что-нибудь натворил, сэр?
– Что? Нет, не ты, – он колебался. – Идем со мной.
Он повел меня прочь от коттеджа:
– Ф.Т., ты знаешь, что происходит с Джаредом?
Я не знал, что ответить. С ним много чего происходит. Может, мистер Тенер имеет в виду вообще? Будто прочитав мои мысли, он сказал:
– Его что-нибудь беспокоит больше обычного?
– Да, сэр.
Его облегчение было очевидным.
– Что?
– Понятия не имею.
– Филип!
Я не хотел его рассердить. Вспомнив про себя весь разговор, я решил, что понял, где мы не поняли друг друга.
– Что-то у него на уме. Он не захотел разговаривать со мной, сказал только, чтоб я уходил. Похоже, им завладела навязчивая идея. Правда, я не думаю, что это его беспокоит.
По-моему, я не сказал ничего смешного, но мистер Тенер улыбнулся:
– Внимательно слушай все, что он говорит. Сообщи мне, если поймешь, в чем дело. Я хочу ему помочь. Идея стать заговорщиком мне понравилась.
– Хорошо, сэр. Что он вам сказал?
– Слова не произнес, но постоянно хлопает дверьми и на этой неделе пропустил пять уроков.
У меня перехватило дыхание. Джаред словно пришел из мятежных лет двадцатого века. Сегодня ни в одной уважающей себя школе не потерпят такого поведения. Если Джареда исключат, его отцу будет нелегко пристроить его еще куда-нибудь.
Я обещал сделать все, что смогу, и побежал домой.
7. Джаред
Отец как-то странно посматривал на меня с тех пор, как улетел дядя Робби. Может, ему стало известно о моих прогулах в школе? Нет, вряд ли. И я успокоился.
Почти все внимание отца занимали встречи, которые он устраивал для своего лорда и повелителя – Старика. Вертолеты политиков опускались на посадочную площадку, Сифорт выходил из дома и вел стариканов в свой кабинет. Все они хотели привлечь бывшего генсека на свою сторону. Будто он не ушел с позором в отставку из-за своих ребят – нечистых на руку.
Я избегал этих типов и был тише воды ниже травы.
Зато ночью взял реванш.
Главный дом был частью старой вирджинийской усадьбы. Белые колонны, увитые плющом стены. Гостей разместили в спальнях второго этажа в восточном крыле. Вдоль второго этажа с задней стороны дома располагалась веранда, как раз над приемной и кабинетом Старика.
В спальнях для гостей были причудливые двери с панелями в форме ромбов. Их можно было распахнуть настежь, сесть в галерее, выходящей на луг, и наслаждаться свежим воздухом. Осенью гости так и делали, но в летнюю жару сидели взаперти с включенными кондиционерами.
Благодаря дружбе с Ф.Т. я часто бывал в доме, время от времени заглядывал в пустые спальни для гостей и чуть-чуть раздвигал оконные шторы.
Когда темнело и дом затихал, я нередко по трубе забирался на галерею. Ходил я на цыпочках, потому что Старик иногда допоздна засиживался в своем кабинете. Никакими новомодными приборчиками я не пользовался. Всего лишь старенький лазерный микрофончик, направленный на стекло.
Однажды сенатор Ривис при мне забавлялся со своей помощницей. Она ногтями царапала ему спину и издавала хрипы, пока он ее обрабатывал. Меня чуть не вытошнило. На следующую ночь я вооружился голографической камерой, но они этим больше не занимались. Мне всегда не везет. Всего один звоночек – и журналисты окружили б меня толпой и швырялись юнибаксами, чтоб выманить меня отсюда. Вот тогда б отец поплясал со своими вечными: «Приготовь сегодня обед, тебе все равно делать нечего».
Может, он воображает, что я буду на него пахать за жалкие десять юнибаксов в неделю?
Увы, комната Ф.Т. не выходила на веранду. Хотел бы я поглядеть, чем он занимается по ночам. Иногда он так меня достает, что просто напрашивается на это. Было бы неплохо его проучить.
Сегодня к вечеру прилетел старый Ричард Боланд вместе с дядей Робом – еще один, без кого я спокойно могу обойтись. Это ж надо: вломился ко мне в комнату, как к себе домой. Хорошо, я еще сидел за компом. Если б уже вылез в окошко…
Сегодня у Старика в гостях были только сенатор Боланд и Робби – парочка пустозвонов, но попытаться стоило. Вдруг удастся подслушать что-нибудь интересное? Поздним вечером я нарезал круги вокруг дома. На первом этаже везде, кроме кабинета Старика, было темно. Наверху свет горел у обоих гостей.
Сначала я направил лазер на комнату сенатора, но ничего не услышал. Потом прошел по веранде мимо шезлонгов и прижал свой прибор к стеклу.
Голоса. Я заглянул в просвет между шторами. Старый сенатор сидел на стуле, покачивая в руке бокал. Пиджак он сбросил на кровать, ботинки расшнуровал. Дядя Роб сидел напротив.
– …предупреждал тебя: не нужно на него давить, – говорил сын, – Он этого терпеть не может.
Сенатор скривился:
– Было бы неплохо заручиться его поддержкой.
– Ты сократил разрыв до пяти голосов? Не стоит настраивать против…
– Роб, люди в башнях нуждаются в воде, которая сейчас течет по разбитым трубам. Они больше не могут ждать. Теперь, после того как Делавэр проиграл Новой Англии…
– Я знаю…
– При помощи заглушки мы отводим больше воды от старого трубопровода, но Франджи заверил всех, что воды прибавится. Они готовы к нам присоединиться, но если не воспользоваться моментом, мы их потеряем. Реконструкция – вот что поможет разрешить наши проблемы, но этот законопроект должен пройти в Сенате!
– Мы добудем нужные голоса и без помощи капитана, – уверенно сказал дядя Робби.
– Ты так думаешь? – Сенатор уставился в свой бокал. – Роб, у меня душа не на месте. Нехорошо, – если он будет отмалчиваться. Ну а если выступит против?
– Капитан этого не сделает. Вы с ним дружите двадцать пять лет.
Я ухмыльнулся. Старик поступит только так, как сочтет нужным. Чужие мнения-советы ему всегда были до лампочки.
Старый Боланд покачал головой, словно соглашаясь со мной.
– Ты же его знаешь, Робби. Если он решит, что здесь затронут моральный аспект, то не посмотрит ни на какую дружбу. Вспомни, как решался вопрос о судах Северной Америки, когда он был генсеком. Он…
– Это было давно, к тому же дело касалось Военно-Космического Флота. Только не говори, что все еще держишь на него обиду!
– Что? Не говори глупости. Он – словно дикая природа: делает то, что должен. С таким же успехом можно возмущаться ураганом.
Они замолчали. Я пошевелился, чувствуя, что нога начинает затекать. Если сегодня я не услышу ничего, кроме этой трепотни… Внезапно раздался голос старика Боланда:
– Сынок, дело вот в чем… Он помолчал и заговорил снова:
– Я знаю, как ты к нему относишься.
Дядя Робби фыркнул:
– Сомневаюсь.
– Знаю. Мальчишкой ты смотрел на него вроде как на бога.
– «Вроде как»? – Дядя Робби беспомощно помахал рукой – Отец, когда он взял меня с собой на «Трафальгар» сражаться с рыбами, я был…
Долгое молчание.
– …готов умереть за него. Мне было чуть ли не жалко, что до этого не дошло.
Я растер затекшую ногу. Мура какая. На свете нет ничего такого, ради чего стоит умереть. Я выпрямился и попятился от двери. Нога совсем онемеет, если ее не…
Я наткнулся на шезлонг и свалился.
Проклятье! Я вскочил на ноги. Услышали или нет? Я поглядел на шторы: мужчины по-прежнему сидели. Я подбежал к перилам и приготовился съехать по водосточной трубе вниз, если дверь откроется.
Все тихо. Я подождал еще немножко и решил, что можно остаться. Осторожно убрал с дороги шезлонг, снова настроил микрофон.
– Роб, позволь мне самому заняться этим. Тебе не придется принимать чью-то сторону.
– Что ты имеешь в виду?
Сенатор Боланд снова заколебался.
– Пойми, мы столько лет ждали своего часа. Больше такого случая не представится. Нам так нужна поддержка обитателей башен! Весной состоится партийное собрание, будет выдвигаться кандидат для предстоящих выборов на пост генсека… Если мы одержим верх, у меня будет целый год, чтобы подготовиться ко всеобщим выборам.
Генсек выбирается всенародным голосованием раз в шесть лет, но может лишиться своего кресла и раньше, если получит вотум недоверия, как это произошло со Стариком. Я подавил нетерпение, надеясь услышать что-нибудь стоящее.
– Роб, если капитан встанет у нас на пути… Я не позволю ему остановить нас Мы… Я должен ослабить его влияние.
Роберт Боланд хмуро уставился в незажженный камин.
– Как?
– Ты знаешь, как это делается. В голографическую прессу помешаются статьи, напоминающие людям, как легко он поддается перепадам настроения. Как оставил общественный пост, чтобы посвятить себя семейным делам. Как постарел.
– Отец, я…
– Как ближайшие помощники беспокоятся о его психическом здоровье. Придется распустить слухи…
– Отец!
Старый сенатор замолчал. Потом пожал плечами:
– Я всегда говорил, что политика – грязная игра.
Дядя Роб пробормотал:
– Он наш друг, и я не хочу подвергать его жестоким нападкам. Позволь мне утром попробовать еще раз.
– Ладно. Откровенно говоря, я не хочу его уничтожить. Если ты не сможешь привлечь его на нашу сторону, добейся от него обещания не вмешиваться.
– Посмотрим, что скажет Адам, его адъютант.
Я хмыкнул. От отца разумного совета в жизни не дождешься. Повторяет как попугай: делай уроки, возьми себя в руки, делай уроки…
Дядя Робби начал вставать с места:
– Спокойной ночи, папа.
Пора сматывать удочки, пока никто из них не выполз на веранду подышать свежим воздухом. Конечно, это не сценка старого Ривиса с секретаршей, но кое-чем мне сегодня удалось поживиться.
Я запихнул микрофон в карман и понесся к перилам. Интересно, заплатят мне Боланды за молчание. Может, стоит попробовать. Пусть думают, что я насажал им жучков в спальни. Я перегнулся через водосточную трубу, нашел опору – кирпич, торчащий в стене.
Нет, лучше это сделать анонимно, через е-мэйл. Пусть гадают, кто их застукал. Пора брать быка за рога. Начнем с Боландов.
С другой стороны, денежки к нам текут от Старика. Может, предупредить его? Как Боланды копают под старого друга? Я опустил ногу вниз и нащупал еще одну опору, потом еще и еще и, наконец, прыгнул вниз, за кусты. Я приземлился и выпрямился. В этот миг чья-то рука из темноты схватила меня за плечо.
– Стой!
Я взвизгнул и попытался отступить к стене. Сердце колотилось так, будто готово было выскочить из груди.
Старик вытащил меня на свет. Я стоял и дрожал, выжидая, пока уляжется страх.
– Что это? – из моего оттопыренного кармана он вытащил лазерный микрофон. Голос меня не слушался.
– Ты шпионишь за моими гостями? – Голос его обрел такую силу, которой я никогда у него не замечал, – В моем доме?
Я не мог высвободиться из его железной хватки.
Он потащил меня к себе в кабинет.
– Я не хотел… – я уперся ногами в землю.
– А ну-ка пошевеливайся! – Голос прозвучал как удар кнута. Я послушно заковылял в его кабинет. Он пододвинул стул, велел сесть и направился к своему письменному столу.
– Мистер Сифорт, я…
– Заткнись!
Я почему-то прикусил язык.
Он набрал чей-то номер. Пауза.
– Адам? Зайди ко мне в кабинет.
Я сгорбился в кресле. Сердце все так же колотилось в груди.
Раздались быстрые шаги, дверь распахнулась настежь.
– Сэр, с вами все в по… – При виде меня глаза отца расширились.
– Я застал твоего мальчишку на верхней веранде, он шпионил за Робом и Ричардом. Вот что у него было. – Старик бросил на стол мой микрофон.
Отец с удивлением взял его в руки, ничего не понимая.
– Господи! – Он окинул меня презрительным взглядом и повернулся к старику. – Не знаю, как за такое и извиняться… Мы, конечно, уедем. Боже мой, Джаред, как ты мог! Сэр, мы сейчас же соберем вещи и…
– Адам, – устало проговорил Старик. – Не говори глупостей. Никуда вы не уедете. Но нельзя допускать, чтобы Джаред подглядывал в наши окна. Я позвал тебя, потому что не имею права наказать его сам, хоть и собирался. Шпионить за гостями – это так низко.
Они говорили обо мне так, словно меня здесь не было. Я не выдержал:
– Минуточку! Я всего лишь…
В три шага отец пересек всю комнату, двумя руками схватил за рубашку и поднял со стула. Я думал, он закричит, но он проговорил каким-то странно тихим голосом:
– Замолчи, Джаред!
– Я…
Он тряханул меня, как щенка. Это до того меня поразило, что я замолчал.
– Адам, мы обязаны сказать…
– Минутку, сэр. – Отец пронзил меня взглядом. – Послушай, ты, – снова потряс так, что у меня зубы застучали. – Немедленно отправляйся к себе в комнату! И не вздумай ослушаться! – Он отпустил меня.
Я поправил рубашку и попятился к двери:
– Слушай, не стоит кипятиться из-за…
– Есть, СЭР! – заорал отец, – Скажи это НЕМЕДЛЕННО! – Он сделал ко мне один шаг.
Это было ужасно, да еще и Старик наблюдал, но отец, похоже, совсем рехнулся.
– Есть, сэр!
Я помчался в свою комнату.
8. Пуук
Я сижу в магазине старика Чанга, становится скучно. Скорей бы вернуться в укрытие, но пока еще рано. Старшая Сестра говорить, скажет, когда Карло успокоится. Верно, переживает, что меня выгнать. А пока придется делать что велит Чанг. Ненавижу все время говорить «Да, мистер Чанг», но пока не решусь его пришить, придется погодить.
А ночью он вырубает перму и спит. Ночь – время для добычи, но он предупредил: уйдешь – больше не впущу.
Иногда велит нести товар наверх или спустить вниз. Говорит, стареет, трудно таскать. Сожму зубы, скажу. «Да, мистер Чанг», – и тащу.
Наверху у него куча товара, какого я сроду не видал. Не только коробки с консервами. Провода разные, старые компы и клевые пластиковые стулья – все под брезентом.
Пару раз я испробовал; может, он не прочь меня трахнуть. Все время Чанг велит мыться перед тем, как идти спать. Войдет в комнату, а я скину одежку и стою с голой задницей – притворяюсь, будто моюсь, а сам проверяю: смотрит или нет.
Не, не интересуется. Тупой старик.
Этим вечером я ходил вокруг, смотрел товар, а он сидел с книгой. Заворчал: Пуук, уйти хошь? Не, говорю, а он мне: сядь и займись чем, дай спокойно почитать.
Я ему: да, мистр Чанг, сел и думаю – отнести в укрытие, чтоб Карло не злился. А все Чанг виноват, это он обменял мне так ботинки.
Слишком тихо, я скучаю. В голове пусто, и я начал вспоминать, как несколько дней назад вез тележку, а Чанг торговал.
Мы со стариканом возили тележку за территорию бродов.
Не люблю места, где никогда не бывал. Спросил, куда едем. Чанг пожал плечами, а глазьями так и вертит, чтоб не застали врасплох.
– Еще одна территория мидов.
– Выходит, миды живут и по другую сторону бродов?
– Ну да, – Он показал за угол.
Я приободрился:
– Здесь за меня не нужна мзда, мистер Чанг Я ж мид.
Он хмыкнул:
– Поглядим.
Вышли три мида, остановили нас. Время дневное, спокойное. Спрашивают.
– Чего надо?
Чанг говорит:
– Дальше пройти.
– А мзда?
Чанг вытащил консерву. Я говорю:
– За меня не надо. Я мид с Тридцать пятой.
Один мид развернулся, глянул и кошкой кинулся на меня. Не успел я глазом моргнуть, а он задрал мне рубаху.
– Пусти!
– Ты не мид, говорит и как пихнёт – я упасть на мостовую.
Я вскочил злой.
– Я еще не взрослый! Но мид! Как и ты!
Он повернулся к Чангу и спрашивает:
– Есть мзда за парнишку?
Я полез за ножом, но Чанг впился в меня глазами, не велит. Ну и не стал. Да с тремя мне одному и не справиться.
– Есть, – проворчал, отдал им еще одну консерву. Пальто у него из одних карманов, много мзды прячет.
Пошли дальше. Я ему: не надо было за меня платить, а он похлопал меня легонько: забудь, мол. Хотел я сказать, чтоб не трогал меня, но передумал. Старик вредный. Возьмет да выгонит.
После территории мидов мы вышли на открытое место. Посреди здание, все разбитое.
– Эт чё такое?
Он к большой дыре в земле. Делать нечего, покатил тележку за ним. Не хочу оставаться один в дурном месте.
– Вниз не пойду!
– Ладно, – говорит. Подвез тележку к стене, поставил.
– Пуук, жди здесь, присматривай за тележкой. Я вернусь.
– Куда ты? – Я встревожился.
– Жди, – сказал и пошел вниз.
Смотрю, как идет в темноту: шесть ступенек, семь.
– Мистр Чанг!
Я огляделся. Кругом разбитые дома, тихо. Небось, глядят из окон, прикидывают, как Пуук на вкус. Может, Пуук еще без метки, но не дурак.
– Погоди! – Рванул за Чангом, догнал его. Темно. Рука у него лежит на перилах. Я схватился за нее, держу крепко, чтоб он не упал, и вообще, мало ли чего.
Чанг издал какой-то звук. Поглядел ему в лицо с подозрением: может, смеется, но темно, не видно.
Старик шлепнул меня по руке, пришлось отпустить. Прошли мы еще немного вниз, потом Чанг что-то вытянул из кармана, сунул в рот и вдруг свистнул два раза.
– Что ты делаешь?
Чанг потрепал меня по голове, свистнул еще два раза, снова сунул что-то в карман и стал ждать. Мы в полной темноте.
– Чанг, мы…
– В порядке, мы здесь! – вдруг слышу откуда-то сзади.
Я завопил. Меня схватили чьи-то руки. Я высвободился и назад к Чангу. Он обнял меня за плечи и не отпускает. Хотел я вытянуть ножик, да не смог. Ноги трясутся.
– Торгаш, ты с кем?
– Мой помощник.
– А племя?
– Нижний. Нейтрал – Голос у Чанга усталый. Я беспокоиться: а ну как он помрет здесь и оставит меня с этими голосами?
– Как его звать? Нужно держаться.
– Пуук, – отвечаю, только голос какой-то писклявый стал. Я аж покраснел в темноте. Чанг им говорит:
– У меня наверху тележка с товаром.
– Можешь завозить, торгаш.
Старик подтолкнул меня локтем, мол, давай, Пуук, вези. Нет уж!
Он вздохнул:
– Сабы помогут?
– А мзда?
– Одна консерва.
Смешок.
– Ладно, потому что знаем тебя. Чако, Кард, тащите!
Затопали ноги. Потом раздался щелчок и загорелся свет. Фонарь с пермой. Я повис на Чанге. В темноте было лучше.
Мы стояли в широком туннеле. Рядом шесть нижних, а сзади куча глаз – глядят.
Одежка у них дурацкая. Слишком много разных цветов. Волосы жутко длинные – схватить за них плевое дело. Волосы завязаны тесемками. У некоторых на шее цепочки. Куча сережек.
Я поглядел на Чанга:
– Что за племя?
Чья-то рука зажала мне рот и резко повернула голову, чтоб я глянул.
– Говори со мной, паренек. Я Халбер. Это мое племя.
Большой. Я глянул на него. На руках смешные тесемки, одежка из многих цветов – у других поменьше. Пуук стараться держаться гордо.
– Какое племя? – я сказать снова.
– Мы сабы, – ответил Халбер. Этого я и боялся.
Нас отвели в другой туннель. Фонарь скоро стал не нужен. Здесь высоко висели лампы и светились. Куча народу. Стулья и столы. Кастрюли. Видать, здешнее укрытие.
Чанг усадил меня у стены и приказал ждать, пока он разговаривать.
– Не пойдет! Толька с тобой!
Он глянул на меня:
– Да, мистр Чанг, сделаю как скажете.
– Так скоро забыть?
– Нипочем не останусь с…
– Пуук.
Он сказал это тихо, но мне стало чуть страшно, а чего – не знаю.
– Сделаю как скажете, мистр Чанг!
Он хлопнул меня по плечу:
– Чако присмотрит, чтоб ничего не случилось. Я буду вон там, и глупый мальчишка-мид меня не увидит. Должен узнать, что сабам надо. Быть что будет.
Я обхватить колени руками и притвориться, будто никто из сабов не смотрит на меня. Уголком глаза видал Чанга. Сидел на старом стуле. Из настоящего дерева. Не пойму, чего сабы не сожгли его для готовки? Халбер сидел рядом.
Когда тихо, мог слыхать из разговора.
– Сколько можешь достать?
Чанг пожал плечами:
– Принесу двадцати. Сколько сабам нужно?
– Не знаю, – Халбер отвернулся. – Сколько достанешь, столько и неси.
Чанг наклонился вперед и похлопал Халбера по колену, будто это не большой саб, а ребенок:
– Ладно, говорю тебе, не будем хитрить. Сколько перм нужно?
Я напрягся: а ну как саб двинет старику, нечего, мол, бить по коленке.
Халбер заговорил совсем тихо, я расслышал не все.
– …кая разница? Говорю, нужны. Ты просто…
Чанг покачал головой:
– Сабы могут довериться старому Чангу. Ладно, ищите другого торгаша. Миды и броды приносят Чангу много товаров для мены, так что Чанг с голоду не помрет.
Он встал. Теперь я точно знал: старик с прибабахом. Хоть бы меня не пришили с ним заодно.
– Забирай тележку. – Это он мне. – Едем домой.
– Не злись, – буркнул Халбер. Стоит, топчется, будто нервничает. Хватать старика, усаживать. – Не хочу, чтоб прознали другие племена.
Чанг сидит, молчит.
Халбер ему еле слышно:
– Две сотни.
А потом еще шепнул, совсем тихо.
Чанг не удивился. Кивнул. Интересно, где он отыщет пару сотен перм? Я-то был у него в магазине. Там столько не наберется.
– Спортивные костюмы мне без надобности, – сказал он. Потом согласился. – Ладно, беру несколько спортивных костюмов, но основную мену за пермы Чанг возьмет не товаром. Нужна помощь.
Халбер закатить глаза:
– Не раздумал? Я ж тебе говорил: не выйдет.
Чанг грустно:
– Должен попробовать. Вода уходит.
– Слишком поздно. Наш способ лучше. Правительство не будет знать, что делать, после… – Он огляделся и заговорил тише.
Кто-то тряс меня. Я вскочил. Девчушка стояла совсем близко и улыбалась.
– Племя? – она говорила тихонько, чтоб не встревожить ворчливых сабов.
– Уйди! – я отпихнул ее руку. Не хочу, чтоб саб до меня дотрагивался. В детстве мать часто пугать меня сабами, истории рассказывать.
– Ты какого племени?
Она была в красном спортивном костюме, разодранном, на голове желтая повязка.
Я решил: подойдет ближе, пырну ножом посередине в грудь. Но ведь не уйдет, пока не отвечу.
– Мид с Тридцать пятой, – гордо говорю.
– Тридцать пятой не знаю, – заявила девчонка и нахмурилась. – Такой же, как миды с Сорок первой?
– Не!
Тупая. Укрытие на 35-й – лучшее место на свете.
– Я Элли, – она вытянула руку, будто пальцы показывала. – А мид быть кто?
Я слушал Чанга. потому не ответил. Через минутку рука ее опустилась.
– Мальчишка-мид задница! – презрительно объявила она. – Имя забыл. Рёхнутый.
Повернуться и кричать кому-то:
– Глянь на рёхнутого мида! У него имени нету!
Я разозлился:
– Убирайся, стерва, пока Пуук не взбеситься!
– Думаешь, мы…
Тычок. Рядом взрослый саб. Костлявый, с длинными кучерявыми волосами. Глянуть на Халбера, потом на нас и прижал палец к губам. Элли кивнуть, сесть в сторонке и тихонько говорить:
– Ладно, Чако.
Как Чако отошел, мальчишка-саб наклонился поближе и шепнул:
– Ты Пуук?
– Да. – Зря я ответил.
– Говори тихо. Чако здоровский, не зли его.
Парнишка вытянул в мою сторону руку, все пять пальцев.
– Кранд.
Я глянул на руку. Кольца нет, зачем он мне показывает?
Элли прошептала:
– Мид трусит.
Я не стерпел:
– Почему привязалась к Пууку? Ничего тебе не сделал!
– Мид воротит нос, не хочет дотронуться до саба!
Я сглотнул. Что делать? Потом осторожно так вытянул руку – вдруг какой подвох?
Элли тоже протянула руку и дотронулась всей ладонью и пальцами до моей:
– Здорово встретить.
Подождала и ткнула меня в ребра:
– Говори – здорово!
– Здорово встретить, – пробормотал я. Вот дурость.
Кранд протянул руку, мы соприкоснулись ладонями:
– Здорово.
Он маленький, может, лет одиннадцать. Но у Элли уже сиськи вырасти. Я глядел с восхищением.
Как-то Старшая Сестра дала мне потрогать свои. Я держал ее сиськи в руках, а она смеялась. Это мне не понравилось, но раз дала подержать, я ничего не сказал.
Уж не знаю, как вышло, но впереди у меня выросло. Я повернулся боком и быстро начал думать про другое, не то Элли заметит, что у меня спереди со штанами.
Чанг все говорил с Халбером.
Она прошептала:
– Ты с торгашом?
– Помогаю с тележкой. – А чтоб не думала, будто я совсем малявка, добавил:
– Он дает много мзды, говорит, пожалуйста, Пуук, Чанг сам не может.
Теперь она глянуть на меня с восхищением:
– Покажи мзду.
– Э… осталась в укрытии, – я не сразу сказать, – Думаешь, Пуук понесет ее вниз, к сабам? А вдруг сгинет?
Кранд хмыкнул:
– Да врет он, Элли.
Она прикусила губу, глянула на Кранда, потом на меня:
– Врет?
– Ясное дело. Глянь на него. Рубаха грязная, рваная. Ни колец, ни цепочек. Похоже, будто у него много мзды, а? Что думаешь, Элли?
Думаю, Кранд бы здорово выглядеть со вторым ртом у горла. Порезать?
На плечо легла рука. Чанг.
– Пора идти, парень.
Я на самом деле ему обрадовался. Значит, не придется отвечать Кранду.
– Да, мистр Чанг.
Я встал с достоинством:
– Нам пора. Элли тоже встала.
– Идем, Кранд, проводим до лестницы. Сначала шли Чанг с Халбером. Перед темнотой Элли толкнула меня локтем:
– Здорово, что встречайся. Я гордо выпрямиться.
9. Роберт
За завтраком я снова налил себе соку.
– Когда он примет решение?
Адам Тенер отвел взгляд от освещенной солнцем лужайки с подстриженной травой.
– Возможно… командир не… Ты бы мог… Не знаю. – Он потер глаза.
Я поджал губы. Трудно сказать, насколько сильно стоит давить.
Завтрак Адама остался нетронутым. Он налил себе вторую чашечку кофе.
– Извини, Робби, сегодня я почти не спал.
Я промолчал. Он мог одним словом заставить меня перенестись в юность. Робби.
– Ладно. – Адам встряхнулся, стал сосредоточенным. – Как я понимаю, тебе нужно знать точно?
Я кивнул.
– В глубине сердца он не политик, – проговорил Адам.
Безусловно. Во всяком случае, в том смысле, в каком эго понимает мой отец. Если отец обожал общественный аспект политической деятельности, то капитан не любил бывать на виду. Отцу нравилось отыскивать общие интересы у отдельных групп, сконцентрированных на собственной выгоде. Капитан Сифорт стремился отыскать лишь нравственную истину, а все остальное считал не стоящим внимания. Отцу искренне симпатизировали политики обеих партий. Капитана уважали, некоторые простые люди перед ним благоговели. И только.