5. Педро

Время почти настало, но Фрад был не совсем готов.

– Даже не голографочип, – пробурчал я. – Дешевка, бумажная книга.

Фрад запыхал, раздраженный:

– Слушай, нейтрал, торгуешься или нет? Чего резину тянешь?

Я пожал плечами:

– Берешь две консервы за книжку-развалюху? Хочешь больше – волоки другие. – Если они у него есть еще. Хрен его знает. Ладно, пусть будет как будет.

– Штуки три-четыре найдется.

Я бросил взгляд на чайник. Надо бы погреться горяченьким. Но придется и ему плеснуть. Нет, надо немного погодить.

– Глупый мальчишка-брод думал, сумеет кинуть Педро Теламона Чанга, а? Будь у него четыре книги, все бы приволок. У него всего одна.

– Говорю, четыре! – Он сердито поглядел на меня. – Могу принести потом.

– Ха! – я прошел через магазин и повозился с коробкой, делая вид, будто ищу мену. – Две консервы. Одна маленькая, овощная. Другая большая, куриная, как я тебе и говорил.

У него сверкнули глаза, и я понял – он попался. Прежде я сказал, что дам две овощных консервы – большую и маленькую. Теперь он подумал, что Чанг свихнулся.

– А сколько дашь за другие бумажные?

– Больше мне не надо, – с трудом язык выговорил это, но иначе нельзя, если я хочу их заполучить. – Я сторгую ту, что ты принес, а на другие посмотрю опосля.

– Я принесу, это недалеко…

– Нет. – Я вытащил из коробки консервы и поставил на стол. – У Чанга уже есть пять книг, зачем ему еще три?

– Еще четыре. – Теперь он попался. Хорошо.

– Ладно, ладно, три или четыре – нет разницы. Бери консервы и вали. Чанг не впускает в магазин больше одного. Ты мешаешь Чангу делать свое дело.

Фрад заулыбался беззубым ртом. Побывал в драке. Нижние всю дорогу дерутся друг с другом. Чмо они все, и больше никто.

Я дождался, пока он отвалит, и только тогда взял книгу в руки. «Незнакомец в неизвестной стране». Издана двести лет назад. Моя. Я прижал ее к труди, как родную. Книга отправится в заднюю комнату – комнату Чанга. Хрена с два я буду их на что-то менять.

Сзади послышался смех.

Я повысил голос:

– Никак глупый мальчишка-мид смеется над Чангом?

Пуук высунул голову:

– Когда у Чанга кончатся консервы, он что, будет есть бумагу?

– Консервы кончатся – будет есть мальчишку-мида!

Он снова захихикал, отодвинув портьеру в сторону:

– Смешной ты, Чанг.

О чем он думал, когда я с грозным видом двинулся ему навстречу?

– Остынь, – быстро проговорил он. – Мистр Чанг.

Нужно поаккуратнее с Пууком. Может, нервный какой. Не уверен, но кто ж его знает.

Он, похоже, относился ко мне с симпатией – по большей части. Не возражал, чтоб я о нем заботился, но, может, пырнет меня когда, как этого беднягу рока? Знает ли Пуук разницу между плохим и хорошим?

Я отправился в заднюю комнату. Поставил бережно книгу на полку. Потом почитаю, когда парнишка не будет мешать.

Пуук пока жил у меня.

Девушка, которую миды звали Старшей Сестрой, послала его обменять ботинки на консервы. Парнишка походил-походил и вернулся наконец с семью банками. Она стала выпускать пар, за ним тоже дело не стало, а она нажаловалась Карло, что Пуук принес мало консервов.

Карло снова разозлился, вот Пуук и пришел опять к Чангу, где-то надо спать. Я спросил его, не собирается ли он присоединиться к племени нейтралов вместо мидов, но ему это не показалось смешным.

Что мне было делать? Отослать его назад на улицу? Так он не дотянет до посвящения во взрослые, как называют это миды, когда на груди вырезают свою метку.

Карло скоро утихомирится. Он такой – сначала раскипятится, а потом остынет.

Чанг тут ни при чем. Как парнишке научиться не продешевить при обмене? Только на собственном опыте. Говорить бесполезно, можно только показать.

Правда, и ботинки были не ахти какие, с дыркой. С Чангом-торгашом не до шуток; это его бизнес. А Пуук не сумел сказать «нет».

Пуук подпихнул книгу дальше на полку:

– О чем там она?

– Там говорится: мальчишке-миду лучше не трогать, не то живо окажется на улице.

Он ухмыльнулся. Терпеть не могу эту его улыбочку. Торговцы не должны позволять себе какие-то сантименты.

– Не боюсь я тебя, мистр Чанг. Он поднял глаза к полке:

– Может, книги говорят: «Гляди на меня, у тебя могло быть две консервы вместо меня?»

– Не, – я похлопал его по спине. – Они рассказывают о мире. В книжках пишут обо всем. Почитай, сам узнаешь.

Я с надеждой ждал, что он ответит.

Это было похоже на то, как я торговался с Фрадом. Нужно, чтоб ушла настороженность, чтоб он успокоился; дождаться, когда созреет. Если сказать Пууку, что книги откроют ему глаза, покажут, до чего никчемна жизнь нижнего, он перепугается и откажется читать. Самое лучшее не нажимать. Сказать Пууку, что книги – это не для него. Велеть держаться от них подальше. Тогда, может, он и захочет учиться читать.

Я согрел себе чашку чая, присел у вальдес-пермы и пил потихоньку. Торговцем быть нелегко. Нужно уметь ладить со всеми племенами, не принимать ничью сторону. И никогда не забывать говорить с ними правильно.

С племенами приходится говорить на языке улиц. Мне это легко – я сам родился здесь. Главное, не пользоваться длинными словами, да и предложения тоже выбирать покороче. Так я и сам разговаривал, пока не отыскал первые книги, все в паутине, и не уселся читать при свете, что попадал ко мне внутрь сквозь дыру в крыше. Ошибиться и перепутать нельзя, иначе племена решат, что ты больно заносишься, и перестанут доверять.

Книга разговаривают с книгами. Когда автор дружески спрашивает, ответь ему так же. Что же было такого ужасного в Лондоне, Чарльз Диккенс? Я бы не задумываясь променял нижний Нью-Йорк на него. Как сказал бы Чанг, будь он верхним.

А еще есть язык, на котором Чанг ведет беседы сам с собой. Наверно, теперь, после всех книг, язык этот будет поближе к языку верхних. Но не совсем. На нем говорить легче, чем на книжном.

Иногда от этого голова шла кругом, но так было прежде. Теперь-то я привык.

Пуук переступил с ноги на ногу.

– Не нужны мне книги. Надо знать, спрошу у Карло.

– Точно, спроси у Карло. Он знает куда больше Чанга.

Парнишка безнадежен. И чего я с ним вожусь? Хрен поймешь.

Утром я выкатил тележку, заставил мальчишку загрузить в нее пермы. Ешь у Чанга – должен работать. Справедливо, но ему это не понравилось.

Летом жарко, но приходится надевать пальто, чтоб были карманы для мзды.

– Куда правишь, мистр Чанг?

– Мы, мальчик Пуук. Ты пойдешь со мной.

Он скорчил рожу:

– Не, останусь.

Может, я его и потеряю, но пора, он уже достаточно взрослый. Я подошел к нему поближе, осторожно провел рукой по лицу:

– Слушай, маленький мид.

Он ждал. У меня пересохло в горле. Я уже столько живу один! Хотелось бы иметь рядом кого-то, с кем можно поговорить. Хоть мальчишку-мида, который не желает глядеть на книгу.

Я сурово сказал:

– Что до меня, то не просил Пуука прийти к двери Чанга и постучать в нее. Хочет мальчишка остаться – ладно, ладно. Или он может попроситься спать у роков.

У него на висках набухли вены.

Теперь останавливаться нельзя. Слишком поздно.

– Мальчишка-мид почти взрослый и должен сам решить. На улице можешь пришить Чанга, но в доме Чанга отвечай: «Да, мистр Чанг, помогу, сделаю как скажете». Выбирай.

Глаза мальчишки насквозь пронзили Чанга.

Я пожал плечами, будто мне все равно:

– Думаешь, Чанг ничего не делает, только чай хлебает? Торговать – дело тяжкое. Помогай или вали отсюда.

– Не нужен мне сдвинутый нейтрал! – пронзительно заорал Пуук. – Плевать на твой консервы! Сам о себе позабочусь!

Он яростно пнул стол. Чашки и чайник полетели вниз. От мокрого пола повалил пар.

Я не шевельнулся.

– Радуйся, Чанг, раз тя не пришил! – Его лицо покраснело, он схватился за запоры. – Может, в другой раз!

Он распахнул дверь. Вывалился. Дверь захлопнулась.

Я вздохнул и принялся прибирать, бормоча себе. Что ж, решил рискнуть, но, извини, проиграл. Поставил стол на место. Мальчишка не пропадет, сказал я себе. При нем ножик, да и драчун он хоть куда.

Я вымыл чашку, снова наполнил чайник. Вода сегодня была ржавой, да и шла еле-еле. Да, прежде, когда с трубами было неважно, рано или поздно правительство их чинило. Теперь им наплевать. Верхним нужна вода. Много.

Наконец я был готов. Прикрыл тележку дерюгой и подкатил к двери.

Светло, день жаркий и солнечный, и все знают: Чанг – нейтрал, однако я открыл дверь очень осторожно. Народ на улице есть, но не рядом с домом.

Вышел, запер дверь на три замка. Вынул из кармана мелок и нарисовал на стальной полосе глаз. На самом деле это ничего не значило, но племена побаивались.

Мой магазин на 35-й. Теперь территория мидов. Раньше здесь были роки. Роков вытеснили вниз до 33-й. Второй раз. Еще раньше они обитали на 55-й, у Рокфцентра. Я дотолкал тележку до угла. Тяжело.

– Что у тебя, торгаш? – подошел Рейван, босс мидов.

– У меня хватает мозгов заниматься собственными делами, – пробурчал я. Рейван ухмыльнулся. Все привыкли к моей манере разговора. Он пошел рядом.

– Есть хороший товар?

– Как всегда. – Интересно, что ему надо?

– Хочешь глянуть на что интересное?

– Без разницы. Приноси, Чанг поторгуется, – Я повернул за угол и пошел дальше. Еще квартал, и пойдет земля бродов.

Рейван небрежно спросил:

– У Чанга есть новые водные трубы?

Нет, нету, но он знает, где достать. Не прежние, медные, а тяжелые пластиковые штуковины, как в башнях. Осторожно, Педро! Я остановился и поглядел на него:

– Зачем мидам водные трубы?

Ухмылки у Рейвана как не бывало.

– Может, нашли большой водный трубопровод. Проложить к укрытию заново.

Сердце заколотилось как бешеное. Много труб, большой торг. Заставлю мидов найти мне спортивные костюмы и вещи, на которые можно выменять консервы, монеты – что угодно. А их продам другим племенам в обмен на…

Большой торг.

– Трубами никогда не торговал, потому как они много стоят, – осторожно проговорил я.

– Сколько?

– Много. – Я встретился с ним взглядом. – Может, сумею добыть. Сначала скажи сколько. Потом выпьем чаю – то есть кофе и решим.

Рейван не умел торговаться. Его малость заносило.

– Миды смогут заплатить, если Чанг не хочет нас ободрать. – Он глядел на меня со значением.

Готовенький – сделает все, что скажу.

Я начал прикидывать. Туда-сюда, вперед-назад – может, даже на новую крышу для магазина хватит. Я заколебался. Чанг может продать им кучу труб. С другой стороны, миды придут в бешенство, когда заплатят за новые трубы и поймут, что проблемы так и останутся.

В точности так же, как когда я сказал Пууку, что взрослый должен сам выбирать.

Я тоже был нижним.

Я вздохнул, решившись. Мои голос звучал отрывисто:

– Рейван, дело не в трубах.

– Та это в чем? – холодно спросил он. Надеюсь, он не забудет, что я нейтрал.

– Я вот о чем. Миды видят: воды в укрытии мидов почти нет. Готовить нельзя, пить нельзя – очень грязная. Вы пытаетесь сменить укрытие – бесполезно. Вам нужно быстро найти воду.

Он угрожающе глядел на меня:

– Кто те сказал? Мальчишка Пуук? Пришью!

Я поспешно заговорил, пока он совсем не рассвирепел:

– Думаешь, мид надует Педро Теламона Чанга, а? Я знаю. Во всех укрытиях то же. Это не трубы.

– Что есть тогда, нейтрал?

– Вода. Правительство ее убирает. Не хватает сразу для нижних и верхних.

– Убирает? – сплюнул. – Теперь я знаю – ты двинутый. Воду не убрать. Она есть всегда, пока она проходит в них.

– Времена меняются. Правительству наплевать. Не будет чинить старые трубы.

– Правительство на улицах не бывает, – презрительно проговорил он.

– Не бывает, но прежде бывало, – тихо возразил я. Прежде, еще до рождения Чанга. Он заколебался:

– Чанг, что делать.

– Мидам? Да ничего. – Я поглядел на него. Нельзя упустить этот шанс, времени остается совсем мало. – Разве только всем племенам вместе придумать.

– Всем племенам? Думаешь, броды пойдут с роками? Миды с юнами? Ты рехнулся.

– Это нелегко. Не доверяют. Но если все без воды, мы б мо…

– Ты рехнулся! – Он пошел прочь.

Вот так-то, Педро. Кто тебя просил спасать нижних? Я покатил тележку к углу, за которым ожидали броды.

В чем-то нейтралам живется легче. Не связаны с племенем, живут сами по себе, делают что хотят. Читают книги, до которых больше никому нет дела. Никаких ограничений, никаких шрамов от ножа.

Мало кто из нижних становятся нейтралами. Слишком уж одинокая это жизнь. Те, кто научился держаться подальше от вражды племен, занимаются торгом. Но нельзя забывать, что быть нейтралом – это еще и ответственность.

Другие просто живут, как миды или броды, сабы или исты. Мы, нейтралы, – настоящие нижние.

– Стой, торгаш! – брод вытянул здоровенную руку вперед.

Я показал раздражение:

– Хочешь мзду? Я не тупой мид, который просит дать пройти. Я нейтрал.

Он пожал плечами:

– Неважно. Нейтрал или нет, территория бродов. Что ж, попробовать стоило. Я вытащил из кармана консерву.

– Это все?

– Нейтралы не должны никому ничего платить, – проворчал я. – Как еще вести торг? Броды хотят прийти к Чангу и увидать: все пусто?

Он нахмурился.

– Может, Чанг много берет.

Я приготовился идти дальше, но он сказал:

– Две консервы.

Я разозлился по-настоящему:

– С каких это пор за проход две консервы? Ни один брод не надует…

– Одна за каждого, – он указал на тележку.

Я оглянулся. Пуук взялся за ручки, приготовился толкать. Я сглотнул и едва не вцепился в тележку, чтоб устоять. Мой тон стал жестким:

– Вали домой! Обойдусь без сопляка, раз не делает что ему говорят.

Парнишка глядел на дорогу, словно старался разглядеть все трещины, и совсем тихо сказал:

– Ладно.

Взглянул на меня и нехотя добавил:

– Буду делать все, что скажете, мистр Чанг. Я помогу.

– Как долго? Он вздохнул:

– Пока я оставаться в доме Чанга.

Я легонько, не больно шлепнул его:

– Тогда толкай. Что я делаю весь день? За работу!

6. Филип

В три часа мама ждала меня у химической лаборатории. Я забрался на переднее сиденье, радуясь, что она сама приехала. Когда она очень занята, то просит забрать меня мистера Тенера или охранника. Или присылает такси-вертолет.

– Как прошел урок, милый? – Она ждала, пока освободится место, чтобы влиться в поток машин.

– Хорошо. – Я наблюдал, как действуют ее ноги на педалях. Если с ней вдруг что-нибудь приключится, какая-нибудь там внезапная болезнь, мне придется везти ее в больницу. Объективно говоря, это невероятно, но мне хотелось на всякий случай подготовиться.

– А домашнее задание?

– Как обычно.

Мистер Бейтс задал мне целую главу из учебника для колледжа, но если сосредоточиться как следует, я справлюсь с ней самое большее часа за два. Я способный. Это одна из моих проблем.

– Мы куда-нибудь заедем?

Это вторая из моих проблем. Отведите меня к Мемориалу Джефферсона, и я за несколько минут прочитаю все документы, во всех деталях запомню статую и захочу отправиться куда-нибудь еще. В Музее науки я мог отчетливо представить куда более интересные выставки, чем там были, и начинал рваться оттуда.

– Может, в Национальную галерею? – с надеждой спросил я. Роден знал какую-то тайну. В его скульптурах был какой-то скрытый смысл. Каждый раз, когда я смотрел на них, я все ближе подходил к пониманию, но пока еще не добрался до сути.

– Нет, милый.

Я скорчил недовольную гримасу. Одиннадцать посещений – это не так уж много. Я спросил у мистера Скиара, не страдает ли мама синдромом дефицита внимания, но он сказал, что вряд ли.

– Давай в другой раз, Ф.Т.

– Ладно – Я постарался скрыть разочарование.

Мы проехали городской центр и направились в сторону дома. От скуки я начал считать марки автомашин и породы деревьев.

Пока доехали до ворот, я насчитал тридцать семь разных пород и сто четыре модели. Интересно, о чем это говорит? На следующей неделе я пересчитаю снова. С деревьями вряд ли что изменится, а вот с машинами дело другое.

Охранники узнали маму, но не помахали рукой. Они перестали нас приветствовать с тех пор, как мама выскочила из машины и целых пять минут кричала на них. Она серьезно беспокоилась за безопасность отца. И о том, что кто-то может нарушить его уединение.

Джаред еще не вернулся из школы. Я пошел к себе в комнату и разлегся на полу. Может, заняться йогой? Говорят, это успокаивает. Я делал дыхательные упражнения, когда чувствовал, что начинаю нервничать.

Считалось, будто я не знаю о том, что по разным показателям приближаюсь к уровню гения, но догадаться об этом не составляло труда. Я не хотел спрашивать у отца, как с этим справиться, чтобы не беспокоить его, потому что однажды слышал, как мама говорила мистеру Тенеру, что отца легко вывести из душевного равновесия.

23 января 2223 года мы с ним рассматривали голографические снимки. Тогда мне было пять лет. Я часто сидел у него на коленях и называл его папочкой, хоть он и был генсеком.

Мы рассматривали фотографию его отца, уже умершего. Папа объяснил, что его отец был хорошим человеком и любил его, но не умел выражать свою привязанность. Я спросил, как папа его называл, и он ответил «отец». Тогда я спросил, хочет ли он, чтобы я тоже так называл его.

Он сказал:

– Только если ты сам этого хочешь.

Мне понадобилась неделя, чтобы отвыкнуть называть его папой. Теперь я звал его отцом. Да и на коленях у него сидел редко.

По возрасту ближе всех мне был Джаред Тенер. Год и восемь месяцев тому назад он достиг половой зрелости, был гораздо выше и крупнее меня. Я старался его не задевать.

Джаред думал, я не знаю, что он по ночам уходил из дома. Неужели он не слышал об инфракрасных приборах? Я не стал упоминать о них, иначе бы он решил, будто я за ним шпионю. В общем-то, так оно и было, только делал я это, оставаясь в комнате. Окно моей спальни выходило в сторону их бунгало. Когда у меня не горел свет, он бы и сам не сумел меня заметить без инфракрасного датчика.

Джаред изо всех сил старался разузнать пароли мистера Тенера. Часто ему удавалось. Да, у него это ловко получалось. Но он так здорово разбирался в пьютерах, что приходил в бешенство от неудачи и тогда общаться с ним было невозможно. Пока мне не пришлось полностью избегать его, я время от времени кое-что подсказывал, но нужно было соблюдать осторожность, чтобы он не заметил. На то, чтобы сокрушить защиту мистера Тенера, у меня ушло пятнадцать минут. В его пьютере не оказалось ничего интересного, из-за чего Джареду стоило бы так стараться.

Думаю, Джаред испытывал потребность брать надо мной верх. Как-то раз я заглянул в библиотеку Конгресса и загрузил оттуда гигамег книг по подростковой сексуальности, чтоб выяснить зачем. Я так понял, что его влечет ко мне, но он не может разобраться в этом и подавляет свое стремление тем, что старается обидеть меня. По-настоящему меня это не задевало: иногда Джаред заставлял есть траву, но такое настроение бывало у него не часто. В такие минуты я просто старался отключиться от действительности. Очень помогали иррациональные числа. Про себя я решил: если Джаред захочет заняться со мной сексом, я не позволю. Буду беречь себя на тот случай, если решу жениться. Я начал интересоваться девочками, в абстрактном смысле. Когда я старался, у меня уже начала получаться эрекция. Я еще мал, чтобы сделать ребенка, и не беспокоюсь на этот счет. Чтобы увидеть реакцию Джареда, я спросил его о сексуальных привычках. Он покраснел и заговорил на другую тему. По-моему, половое созревание сбивает его с толку. Надеюсь, со мной такого не случится. Стук в дверь.

– Хочешь перекусить?

Я вскочил на ноги, когда мама зашла в комнату.

– Хочу, конечно.

– Пойдем со мной на кухню.

От ее улыбки мне стало тепло и радостно.

– Да, мэм.

Отец сказал, что я должен проявлять уважение, так я и поступал. Меня это нисколько не задевало, как Джареда. Нужно только произносить слова да вставать, когда в комнату входят взрослые. Ерунда.

Когда я подумал о дисциплине, мне пришлось успокаивать себя. Мистер Скиар сказал, что у меня неустойчивые эмоции и я еще многого не понимаю. Не нужно быть психологом, чтоб сообразить. Когда я очень волнуюсь, отец говорит, что я «набираю обороты».

Последний раз отец отшлепал меня два года назад. Я решил не делать домашнее задание по математике три дня подряд. Мне нужно было усвоить пройденное, но отец этого не понял. Он усадил меня у себя в кабинете и прочитал нотацию об ответственном отношении к делу.

Когда он закончил, я сказал: