1. Филип

Теплым летним вечером сенатор Ричард Боланд расхаживал по кабинету нашего вашингтонского дома:

– Это не только мое мнение, Ник. По показаниям компов…

Мой отец, удобно расположившийся на диване, пошевелился:

– Компьютеры… Пусть компы сообщат, сколько воды в нашем распоряжении, а уж как ее использовать, мы решим сами.

Помолчав, он добавил:

– Впрочем, теперь это решать генсеку Кану.

Я взглянул на маму. Не расстроит ли этот разговор отца? Она рассеянно погладила меня по плечу, и я снова прислонился к подлокотнику диванчика. Раз она не встревожена – значит, и мне нечего волноваться.

– В том, что касается техники, генсек полагается на своих сотрудников, – заметил Боланд. – Кан не инженер. Думаю, Филип разберется в этих данных ничуть не хуже.

– Даже быстрее, – добавила мама. Тенер, адъютант и друг отца, согласно кивнул из другого конца комнаты.

Я призадумался. А мне это нужно? Вникать во все это? Мне едва стукнуло двенадцать, но на свете существовало мало технических и математических задач, с которыми я не мог справиться.

– Главное – выяснить, окажутся ли новые башни занятыми, прежде чем…

– Нет, – возразил отец. – Главное – ты поручил компам решать вопросы, которые должны быть в ведении человека.

Сенатор Боланд пошел на попятную:

– Да, ваша администрация действовала лучше.

Мама бросила на него предостерегающий взгляд. Она терпеть не могла, когда отцу напоминали о его пребывании на посту Генерального секретаря ООН. Пять лет назад оно закончилось вотумом недоверия.

Адам Тенер слегка улыбнулся:

– Сэр, иногда это требовало слишком продолжительных заседаний.

– Видимо, сказывается мое прошлое – годы, проведенные в Военно-Космическом Флоте, – пробормотал отец. – Мы не слишком полагались на машины, все перепроверялось.

Взрослые замолчали, и я тут же влез в разговор:

– Но ведь ты оказался прав! Когда ты был капитаном «Гибернии», однажды чуть не запустили ракету с неверными координатами…

– Нам просто повезло, – Но отец не сводил с меня глаз, и я блаженствовал, ощущая его одобрение, – Тем не менее мне случалось наблюдать поразительное поведение компов. Как героическое, так и невероятно глупое.

Тенер спросил:

– Вы слышали, что на прошлой неделе одного сина удалось заманить в ловушку в Евронете?

Отец нахмурился, и я понял: он не в ладах с жаргоном. В учебнике по психологии я прочитал, что взрослые усваивают новое медленнее, чем молодежь. По правде говоря, так оно и было.

– Расшифровывается как «свободный искусственный интеллект», – выпалил я, чтоб спасти его от конфуза. – Это конструкции ИИ, расширяющиеся за пределы создаваемых программ, которые кибернизируют в…

– Да-да, я видел статью в «Голографическом мире», – проворчал отец. – Если такие штуковины и дальше будут вырываться на свободу, рано или поздно мы дорого за это заплатим.

– Они связаны пределами создаваемых программ, – заметил я. – Пока программист не введет…

– Бобби готовит законопроект на эту тему, – сообщил сенатор. Он явно гордился своим сыном, который стал участником Генеральной Ассамблеи ООН. – Компьютерные сети слишком сложны для того, чтобы их контролировать, но мы намерены потребовать применения ограничителей в каждой новой ИИ-программе. В таком случае, если ИИ выйдет из-под контроля, он не сможет…

Чушь это… Хакер в два счета все взломает. Ему закон не писан. Любую защиту, созданную одним компом, можно уничтожить при помощи другого. Кое-кто из дружков Джареда Тенера вполне мог попытаться. По е-мэйл. Не могу сказать наверняка, хватит ли у них пороху, но, судя по всему, это была та еще компания. Может, как раз этим они Джару и нравились. Бунтовали так, как мечтал взбунтоваться он сам. Я хотел сказать это вслух, но мне уже давно было пора идти спать, а взрослые часто норовят накинуться на сообщившего то, что они не желают слушать. Стоит сделать один опрометчивый шаг – и мама тут же посмотрит на часы и отправит меня укладываться в постель.

– Филип? – она словно прочитала мои мысли.

– Ну, мам. – Надо ж было ей именно сейчас вспомнить о родительских обязанностях! Как раз началось обсуждение технических вопросов! Я умоляюще взглянул на отца, но он лишь согласно кивнул головой.

Я неохотно пожелал всем спокойной ночи, обнял родителей и отправился наверх в спальню.

В другом конце двора Джаред наверняка уже сидит за компом. В свои пятнадцать лет он начал ложиться спать гораздо позже. Он много чего начал делать, причем почти все эти дела-делишки вели только к его саморазрушению. Время от времени меня подмывало предупредить его отца, но я не мог на это пойти. Кое о чем взрослые должны узнать сами.

Я вздохнул. Друзей-ровесников у меня не было, а выяснить, как поступить правильно, было ой как непросто.

Мистер Скиар, мой психолог, сказал, что мне не следует беспокоиться об эмоциональных сложностях. Нужно стараться вести себя по возможности нормально. Легко сказать – «нормально»! Я понятия не имел, какое поведение считается нормальным для двенадцатилетнего. Прежде мне не приходилось выступать в этой роли.

А мои ровесники? Я очень надеялся, что они к «нормальным» не относятся, – их поведение действовало на меня угнетающе.

Когда-то мистер Скиар объявил, что, несмотря на мои умственные способности, эмоционально я на все реагирую, как девятилетний мальчик. В то время мне и было девять лет. Наверно, теперь эмоционально я реагирую как двенадцатилетний.

Скоро у меня начнут расти волосы в укромных местах. Я проверял, когда сидел в туалете, но пока еще ничего не появилось. Однажды мне показалось, будто я что-то вижу, но так ничего и не выросло. В ежемесячном журнале «Подростковая психология» писали, что созревание – это процесс, сбивающий человека с толку. Хорошо бы поговорить об этом с отцом, но нужно быть осторожным и вести себя так, чтоб не огорчать его. Он меня очень любит. И часто это повторяет.

Лежа в постели, я погрузился в расчеты с иррациональными числами и как-то незаметно заснул.

2. Джаред

– Прочь от моего компа! – отец развернул кресло и сердито смотрел на меня. – Сколько можно повторять?

Я ухватился за его руку, чтобы не упасть:

– Не надо за мной следить!

– Твой комп там. – Он указал на мою комнату. – А это мой.

– Тебе есть что скрывать? – угрюмо осведомился я. Пульт управления запипикал. Потом послышалось:

– Мистер Тенер?

Нажав на клавишу, отец ответил:

– Одну минутку, сэр.

Он смотрел на меня, и гнев его медленно уступал место неприязни:

– У меня есть право на личную жизнь, Джаред.

Я хмыкнул:

– Ты говоришь в точности как Старик. Отец бросил взгляд на динамик:

– Не называй так мистера Сифорта. Он может услышать.

– Стариком? – пожал плечами я. – Но он и вправду старик.

Отец повернулся к письменному столу и начал рыться в поисках комплекта чипов.

– Идем.

Поникшие клены качались на вашингтонском августовском ветру. Воздух был сырым и теплым. Деревья отбрасывали желанную тень, а мы неторопливо шагали по огороженной высокой стеной территории к дому и приемной Старика. Она располагалась на Вирджинийских холмах, раскинувшихся на берегу реки напротив Старого Вашингтона и ставших частью разросшегося квартала. Государство подарило эту землю Старику после того, как ему пришлось уйти в отставку. Филип сказал мне, что Старик хотел отказаться, но Арлина уговорила его принять этот дар ради сына. Сифорты жили в главном доме; наше бунгало находилось в стороне, недалеко от стены.

– Веди себя уважительно, – заметил отец. Какое мне дело до опозорившегося политика, каким бы он ни был знаменитым в свое время? Я так и сказал.

– Ох, Джаред, – последовал вздох. Я знал, что отец помешан на уважении. Все это давным-давно устарело, но в Академии Военно-Космического Флота ООН ему вдолбили эти правила на всю жизнь.

Подойдя к входной двери, отец пригладил волосы. Войдя внутрь, мы сразу оказались в холле. Справа находилась залитая солнцем приемная, где работал отец: отвечал на письма, сортировал кипы запросов и откликов. Дверь из рабочей комнаты отца вела в кабинет Старика. Там был и отдельный вход со двора, но пользовались им редко.

Я пренебрежительно спросил:

– Ты что, его дрессированный кролик?

– Довольно. Месяц никаких сетей! – Он прошел в свой кабинет.

– У нас сегодня связь с Рольфом! Мы…

– Придется повременить.

Я потянул его за рукав:

– Если ты думаешь, что… – Я пожал плечами, притворившись, будто вспомнил о чем-то поважнее.

Отец смотрел на меня с тем самым выражением, которое…

Впервые оно появилось в прошлом месяце. Я сказал отцу, что это идиотство – ходить в школу, когда Филип может валяться в постели столько, сколько… Тут отец двинулся ко мне с таким жестким выражением лица, что я отпрыгнул в сторону, сам не зная почему. В конце концов, мне пятнадцать, я уже практически взрослый.

– Адам? – двойная дверь, ведущая в кабинет Старика, распахнулась.

– Это что за ерунда? – он махнул рукой в сторону своего голографовидео. – Я послал несколько запросов в связи с проектом по производству свежей воды, а они прислали нам кучу… А, Джаред, – промолвил он нейтральным тоном, и только.

Было время, когда Старик относился ко мне радушно, даже по-дружески. Отчего-то, когда я повзрослел, он стал разговаривать со мной по-другому. Чушь, меня нисколько не волнует, что думают взрослые, но все-таки бывали моменты – очень редко, – когда его восторженное отношение к сыну приводило меня в ярость. Почему отец не может относиться ко мне точно так же? Почему Старик не замечает, что я нисколько не хуже Филипа?

Отец схватился за свои причиндалы:

– Я немедленно напишу Ричарду Боланду! Он прорвется сквозь…

– Когда свяжешься, отклони его приглашение на большой прием у Франджи. Я очень занят, и нет никакой возможности – ну, и так далее. – Старик посторонился, пропуская отца. – Не желаю, чтобы журналисты набросились на меня, а Франджи потом делал вид, будто я его поддерживаю…

Дверь закрылась.

Я уселся в отцовское кресло. Когда из кабинета донесся скрип стульев, я быстро включил комп.

Я вмиг взломал половину его паролей, но несколько оказались крепкими орешками и не поддавались. Мой друг по е-мэйл-переписке Рольф создал отличный взламыватель паролей, но кода мне не дал. Он жил в Альберте, поэтому я не мог зайти к нему и уговорить. С другой стороны, я не сказал ему, над чем работаю сам после того, как прочитал о последнем сине.

Медленно, словно безо всякой цели, я начал набирать на клавиатуре слова, поглядывая на экран.

Старик не разрешил установить у себя в доме комп с интеллектом.

– Столько лет он утомлял меня, теперь хватит.

Спорить с ним – что биться головой о стену. Он упрям как осел и может кого угодно довести до ручки. Его вторая жена так и попала в дурдом. Конечно, сам он об этом помалкивал: лечением гормональными препаратами не хвастаются.

Я показал язык пустому экрану. После раскурочивания сетевых запоров с суперзащитой взломать любой его пароль – раз плюнуть. Если б только мне удалось пробить его защиту при помощи кодового анализатора! Когда знаешь характер связей, можно проходить через соединенные воедино процессоры, как нож сквозь масло.

К счастью, в нашем коттедже по крайней мере доступ к моим сетям у меня был. Каждую ночь я крушил неприступные стены сетевой защиты.

Сегодня после того, как отец отправится спать, я пообщаюсь по е-мэйл с парочкой приятелей. Он никогда не узнает, а завтра я уговорю его отменить наказание.

Это мне всегда удавалось.

Я открыл часть директорий, к которым сумел пробиться. Письмо сенатору Боланду, отцу дяди Робби. Зачем Старик связался с этой старой вешалкой? Боланд умеет только произносить речи, больше ни на что не годится. Он призывает перестроить военный флот, сровнять с землей дряхлеющие города, чтобы начать с чистого листа, – и тому подобная чушь.

Правда, все понимали, что у нас нет денег для поддержания городов: оборона была куда как важнее. Всего за несколько лет до моего рождения с небес на нас обрушилась армада инопланетных космических кораблей. Мы лишились многих городов, и судьбы множества людей висели на волоске. Теперь угроза вроде бы миновала, но нападения не прошли бесследно. Да еще Старик сдуру предоставил двум нашим колониям независимость, и теперь моему поколению хороших времен точно не видать.

– Привет!

Я моментально обернулся, но это был всего лишь Филип.

– Отстань, Ф.Т.! – Приходилось ставить его на место: малявке только двенадцать. Я попытался взломать еще один пароль, но остался с носом.

– Попробуй девять основных алгоритмов; твой отец любит причудливые числа. – Ф.Т. шлепнулся на стул. – Смотри, чтоб он тебя не ущучил.

– Он у твоего Старика.

Поглядев на дверь, Филип нахмурился:

– Отец опять не в духе. Кто-то сказал ему, что Сенат собирается реорганизовать Девонскую Академию.

– Боже упаси.

– Отец помешан на традициях. – Ф.Т. с мрачным видом подпер руками подбородок. – Они с мамой ссорятся.

– Снова?

– Пытаются скрыть от меня, – скривился он. – Я же еще ребенок.

Я набрал дату отцовского дня рождения в девяти основных оцифровках – открылся еще один файл. Это был всего лишь бюджет на будущий год; ничего интересного. Сенаторы продолжали информировать Старика исключительно из вежливости.

– Тебе не нужно помочь с домашним заданием? – с надеждой спросил Филип. Он занимался дома с частными преподавателями и по дурости жалел, что не ходит в обычную школу, в которую отец засунул меня.

– Я всегда обхожусь без помощи. Не совсем так, но Филипу говорить об этом незачем. Пусть лучше думает, будто я делаю ему одолжение, позволяя писать за себя кой-какие рефераты. Это ж надо: он обогнал меня в учебе! Должно быть, сработали гены его матери, вряд ли это от Старика. Я заколебался.

– К среде нужно написать работу по истории. Что-нибудь связанное с правительством за последние сто лет.

– Здорово, – обрадовался он. – У тебя в комнате?

– Если б твоя мать не завела котенка…

– Выключай!

Я успел выйти из программы в тот самый миг, когда открылась дверь кабинета. Отец кинул на меня скептический взгляд:

– Что ты тут замышляешь?

Я принял самый угрюмый вид.

– Ф.Т. занял свободный стул, поэтому я сел на твое место. Прости. – И встал.

– Здравствуй, Филип. – Как я и надеялся, отец предпочел не обращать на меня внимания.

– Здравствуйте, сэр. – Ф.Т. встал. Эта чертова малявка всегда вежлив со всеми, кроме меня, потому что знает: я измолочу его, если только он попробует так обращаться со мною.

Правда, в отношении взрослых выбора у него не было. Его мамочка и Старик, точно мухи, прожужжали ему все уши о правилах хорошего тона. Как он только все это выдерживает!

Отец сказал:

– Извини, Ф.Т., я забыл о твоих голограммных чипах. Приходи сегодня вечером и…

Раздались шаги. Кто-то шел по холлу, выложенному плитками. Зазвучал веселый голос:

– Снова хотите украсть моего сына?

При появлении Арлины Сифорт лицо отца осветилось такой лучезарной улыбкой, какой меня он одаривал весьма редко. Но я не завидовал. Скоро я их всех удивлю.

– Не совсем. Просто… Я хочу сказать, что я… – отец замялся и прикрыл глаза. Я насчитал про себя пять секунд. Когда он снова открыл глаза, они лукаво блестели. – Верно, хочу. Вы не увидите своего сына, пока он не сделает домашнее задание для моего.

Я смотрел в окно с каменным выражением лица. Черт его подери, зачем топить меня перед этой сановной сучкой – просто чтобы сообщить мне, что ему известно о Ф.Т.?

Арлина понизила голос:

– Как он сегодня?

Отец взглянул на закрытую дверь:

– Не в духе.

Арлина скорчила гримасу:

– Это мне известно, – И погладила руку отца:

– Извините, Адам.

В голосе ее чувствовалась усталость.

– Что-нибудь случилось? – Похоже, они забыли, что мы с Филипом тоже здесь.

– Не больше, чем всегда. Просто… – Ее глаза остановились сначала на Ф.Т., потом на мне. – После поговорим.

Притворно нахмурившись, она поглядела на сына, хотя в голосе ее не было укора:

– Филип, сделай свои уроки, прежде чем идти, э-э-э, наблюдать, как Джаред делает свои.

– Хорошо, мэм.

Она взъерошила Филипу волосы и направилась к выходу:

– Адам, после обеда присоединяйтесь ко мне, что-нибудь выпьем.

– С удовольствием.

Мы с Ф.Т. переглянулись, и я скорчил гримасу.

Конечно, мать у Филипа получше многих взрослых, хотя у нее пунктик насчет физ-подготовки – отзвук ее армейского прошлого. Но слушать ее разговор с отцом было все равно, что наблюдать голографический спектакль Романтической эпохи.

– Организация поселений у Веги?

– Да кому это нужно? – я повернулся в постели. Ф.Т. сидел за моим компом в полной готовности изложить мою идею в приемлемом виде. Это устраивало нас обоих. Разве я виноват, что по знаниям Филип значительно превосходит своих наставников? А для меня домашние задания всегда были сущим наказанием. Что хорошего в общем образовании? Компы – штука полезная, а в зубрежке пользы ни на грош.

Отец знал, что школа меня достала, но ему это было по барабану. Не то чтобы он был обязан отправить меня туда: уже целое столетие обучение в школе стало необязательным. Проклятье, даже Старик сказал, что занимался дома. Но попробуй убедить моего отца! Он пожимал плечами и тут же переводил разговор на другую тему.

– Ну, так что? – Ф.Т. пнул ногой по моей постели.

– Основание Лунаполиса? Нет, я писал об этом в прошлый раз, она вспомнит. Ответный удар по рыбьей армаде?

Он хмыкнул:

– Это, считай, вчера было, при чем тут история.

– Прошло уже одиннадцать лет с последнего…

– Поверь, это не годится.

– Тогда придумай сам.

– Влияние наступления расширенной коалиции на общество? Слишком легко, я могу списать прямо из книги Д'Обизона. Давай возьмем восстание плантаторов на Надежде.

– Это восстание подавил твой Старик. Разве можно отнести его к истории?

Ф.Т. широко раскрыл глаза:

– Джар, это же случилось до моего рождения.

Три путешествия Старика в Систему Надежды стали темами множества голографических представлений, но мне от них уже было тошно. Расти рядом с живой легендой не слишком приятно, особенно если учесть его отношение к Ф.Т. и отцовское – ко мне.

– Это скучно, – заявил я, больше в пику ему. Стрела попала в цель, и Филип встал на дыбы.

– Подавление восстания? Взрыв станции? Как ты можешь говорить…

– Он сделал это только ради эффектного фейерверка, – проговорил я мрачным тоном, – Все аплодировали Старику, потому что он устроил на станции Надежды ядерный взрыв, чтобы разрушить флотилию атакующих рыб. Но подумал ли он, кто заплатит за замену станции? Даже отец сказал, что из-за больших налогов не сможет давать мне карманных денег побольше. Ф.Т. негодовал:

– Это несправедливо! Отец очень переживал из-за того, что пришлось на это пойти.

Ясное дело. Старик умеет чувствовать вину точно так же, как некоторые малыши обожают коллекционировать бабочек. После подавления восстания в колонии Надежды его провозгласили героем и назначили начальником Академии Военно-Космического Флота. Его прозвали «Рыболовом», хотя в лицо никто так к нему не обращался. Но когда погибли едва ли не все его кадеты, Старик на десять лет укрылся в монастыре, терзаемый угрызениями совести.

Я подозревал, что в опубликованных отчетах приводятся не все сведения. Когда-нибудь я заставлю отца рассказать, как все было на самом деле. В конце концов, он находился на борту флагманского корабля «Трафальгар». Всякий раз, когда я его расспрашивал, он только мрачнел и качал головой. Возможно, истина скрывается в файле, который мне не удалось открыть. Если это так, я, взломав пароль, смогу продать эти сведения «Голографическому миру» за целое состояние. В отставке Старик или нет, но он по-прежнему был лакомой добычей для журналистов. Быть может, потому и терпеть не мог появляться на публике.

Я начал спорить. Среди событий, связанных с планетой Надежда, было много интересных эпизодов, о которых можно накропать приличную работу, но я поставил перед собой цель вырваться за пределы этой огороженной территории и ни за что на свете не соглашусь петь ему дифирамбы.

– Нет, лучше взять… – я лихорадочно думал, – восстание хакеров.

– Восстание? Они проникли в сокровищницу, но это было…

– Ерунда. – Я знал, что при Ф.Т. могу говорить совершенно свободно: он никому не передаст мои слова.

В школе, да и в других местах приходилось держать язык за зубами. Как любили повторять наши учителя, Эпоха восстаний давно миновала. Церковь Воссоединения и правительство ООН не потерпели бы никакой анархии.

– Наверно, – неуверенно проговорил Ф.Т., – можно написать о мерах предосторожности, принятых с тех пор…

– Верно. Пиши вступление. – И я улегся снова. Через мгновение меня уже будили.

– Не тряси.

– Я закончил. Полностью.

– Уже? Покажи. – Зевая, я просмотрел распечатку.

Как и разграбление Рима варварами, вторжение хакеров в сокровищницу ООН в июне 2129 года стало поворотным моментом в истории общественных отношений. Были утрачены налоги, собранные за полугодие. В результате с растущей ностальгией по Эпохе восстаний было покончено. С этого времени большинство общественных учреждений объединены нормами права. Так теперь и называют нашу эру. Несмотря на то что с тех пор принимаются жесткие меры предосторожности, постоянное использование компов означает, что опасность остается…

– Кое-какие слова придется заменить, – проворчал я.

– Я пишу правильно. Включи программу проверки грамматики – ты не обнаружишь ни одной…

– Ладно, ладно.

В том-то и дело. Если я сдам реферат, в котором не будет ни одной грамматической ошибки, да еще употребляются такие выражения, как «с растущей ностальгией было покончено», наша чертова училка сразу усечет, что это писал не я. После ухода Ф.Т. я вставлю несколько типичных ошибок, как будто поленился включить проверку орфографии. Вслух же я недовольно изрек:

– Ладно, оставь. Я подправлю.

– Отлично. Напишешь сам! – Он выхватил у меня из рук распечатку и вернулся к компу. – Я все сотру и…

– Даже не думай об этом, малыш. – Я постарался сказать это холодно – однажды таким тоном при мне говорил Старик, когда еще был генсеком.

Филип держал палец над клавишей Delete.

– Или ты накормишь меня травой? – ядовито спросил он. – Я не прочь помогать, ты, идиот, но не смей обращаться со мной как с личным самописцем!

Он говорил, как… не знаю кто.

– Остынь. Это хороший реферат.

Но он не успокаивался.

– Лучше, чем все, что написал я, – сквозь зубы процедил я.

Скоро я буду далеко отсюда. Если все пойдет так, как задумано, я отомщу за все сполна.

Он снял палец с клавиши. Я перевел дыхание. Завтра нужно будет включить резервное копирование на тот случай, если он опять начнет выпендриваться.

Ф.Т. хмурился.

Несмотря на все усилия, мой гнев испарился. На Филипа трудно долго сердиться. Он обладал таким характером, что у меня возникало желание похвалить его. Но я никогда не пытался это сделать.

– Мне пора.

Как же, распорядок дня! Я презрительно хмыкнул. Отец считал, будто я тоже соблюдаю свой. Он не подозревал, что я вылезаю через окошко холла.

– Я провожу тебя.

Было почти десять; фонтаны отключили на ночь. Мы молча шли по темному травяному газону.

Наше бунгало стояло в дальнем конце аллеи, между воротами и вертолетной площадкой. Не ахти какой уютный дом для отставного командира корабля или для меня.

Отец получил звание командира корабля вскоре после избрания Старика генсеком, а до того, как министерство Военно-Космического Флота направило его к Сифорту в качестве советника от флота, командовал кораблем ООН «Веста». Когда Старик получил вотум недоверия и подал в отставку, отец предпочел остаться с ним, а не возвращаться обратно. Почему – не знаю. Может, это было как-то связано с аварией корабля-челнока, во время которой погибла мама; отец только сказал, что ребенку не место в межзвездном лайнере, у него должен быть нормальный дом.

Эгоист. Было б здорово вести космический корабль, а не торчать в заурядной школе. Никто бы не посмел наказывать сына командира корабля.

Но вместо этого отец последовал за Стариком, когда тот удалился на покой в Вашингтон.

На подходе к главному дому я сказал:

– Спасибо за реферат.

Ф.Т. пожал плечами.

– Я правда тебе благодарен. – Чуток умаслить парнишку не помешает, он мне еще пригодится. – Мне столько задали по математике и…

– Ш-ш-ш! – он схватил меня за руку и оттащил назад.

Послышались приглушенные голоса, и мое раздражение исчезло. Я прислушался.

– Не больше чем всегда. Арлина!

– Это проклятое паломничество, в которое он отправляется на следующей неделе.

Я опустился на колени чуть ниже тусклого пятна от фонаря на патио и сделал Филипу знак последовать моему примеру, потом подполз ближе.

– Паломничество? – нервно засмеялся отец.

– Всякий раз он возвращается из этого проклятого монастыря больным от воспоминаний и стыда перед прихожанами, которые собираются толпами, чтобы хоть одним глазком взглянуть на него.

– Но это бывает только раз в год. Он нуждается в уединении.

– Я знаю!

Ф.Т. беспокойно шевельнулся, услышав боль в ее голосе. Я положил руку ему на плечо! Он стряхнул ее и так сверкнул взглядом, что я поостерегся дотрагиваться до него снова.

После долгого молчания Арлина добавила:

– Может быть, больше, чем во мне.

Отец вздохнул.

– Но я ему действительно нужна. Когда он вышел в отставку, он так… страдал.

– Он не заслужил такого оскорбления. Я знаю, каково ему пришлось.

– Не уверена. Она колебалась.

– Адам, пусть это останется между нами, но его страдание в какой-то степени было вызвано подозрением, что он на самом деле заслужил такое отношение.

– Я думал, это дело прошлое, – устало отозвался отец.

– Он не слишком уверен в себе. Его самоуважение… очень легко сломить.

Я взглянул на Ф.Т., но его лицо оставалось в тени.

– Тяжело вам приходится.

Она коротко рассмеялась:

– Я справляюсь. Долгое время после Ланкастера я смотрела на него с обожанием и прикусывала язык, если возникало желание сделать ему какое-то замечание. Но, господи боже мой, черт его побери, как мне хочется, чтобы он перестал туда ездить!

Отец кашлянул.

– Простите, – тотчас сказала она. – Я не хотела богохульствовать.

В обществе отца ей нечего было опасаться, но где-нибудь в другом месте подобное высказывание дорого бы ей обошлось. Приходится соблюдать осторожность. Хоть благочестия в обществе поубавилось, но священники Церкви Воссоединения все еще обладали огромной властью. В прошлом году я высказал учителю все, что думаю об этом дурацком церковном каноне. После этого меня вызвали к директору и выпороли. Хуже того, отец мне не слишком сочувствовал.

Может, анонимно заявить на Арлину? Проучить их.

– Если б я мог помочь… – проговорил отец.

– Поговорить с вами вечером – уже большая помощь. – Ее голос теперь звучал спокойнее. – Идемте искать наших наследников.

Я поспешно отполз от дома, таща за собой Филипа, потом встал на ноги и подбежал к веранде.

– А, вот вы где! А мы вас ищем, – проговорил я, тяжело дыша, словно запыхался, и обратился к отцу:

– Не пора ли вам спать, молодой человек?

– Очень смешно. – Он погладил меня по спине; я с трудом заставил себя не уклоняться от его прикосновения.

Арлина, подбоченившись, насмешливо спросила:

– Ну, Филип, признавайся, что ты натворил?

Филип бросился к ней в объятия:

– Мам, ничего я не натворил. Джаред показывал мне свой комп.

Мы с отцом пожелали им спокойной ночи и неторопливо зашагали к бунгало. У дверей он остановился и спросил:

– Как долго ты подслушивал?

– Что? Не понимаю, о чем…

Он покачал головой. Я вошел в дом за ним следом.

– Говорю тебе…

– Джаред, я ненавижу ложь, – мягко, словно смирившись, проговорил отец.

– Вот-вот, обвиняй меня снова. Только и знаешь, что искать во мне недостатки. Мы всего лишь…

Он отвернулся:

– Ступай спать.

– Правильно, не слушай. Ты никогда…

– Немедленно в постель! – тон не допускал возражений.

Я удалился, в знак протеста хлопнув дверью. Когда-нибудь они у меня попляшут! Отец, Арлина – все!

Когда-нибудь.

3. Пуук

Толстяк тихо вздохнуть, хватать меня за руку. Я двинуть ножом, и он ползти вниз стенке, точно ноги отказали. Я нагибаюсь, выдергиваю ножик из его брюха и смотрю, В как хлещет кровь, пока не остановится. Тогда обтер об него лезвие и засунуть за пояс. Нечего хвост поднимать на мида!

Я поглядеть кругом, но в темноте никого не увидать. Пришлось сжать зубы, пока искать в карманах. Ощущение паршивое – теплый еще. Найти ничего не мог, да ведь наперед кто ж знает: вдруг завалялась монетка.

Немного я хотеть чертить кровью на стене знак мидов. Да ну! Лучше оставить это для Босса мидов. Незачем Карло думать, будто я сую нос куда не надо. Пока я еще пацан пацаном, но уже недолго сейчас осталось. Тогда стану настоящим мидом. Старик Чанг говорить, мне быть четырнадцать, но у него совсем крыша съехала от старости, так что я не знаю.