– Много на себя берете, Сифорт. Глаза у меня засверкали.

– …объявляю Белинду Макфрей, бывшего президента «Всего мира на экране», отлученной от Церкви Всевышнего и Его народа. И от имени Господа мы отвергаем ее взгляды, осуждаем за вероломство и изгоняем ее из рядов наших.

Лицо у нее побледнело:

– Послушайте! Вы не можете просто так…

– Изыди, сатанинское отродье! – Взмахнув одной рукой, я выключил ее изображение. – Взывая ко всем гражданам, я предупреждаю, что всяческое общение, в том числе и деловые отношения, с отлученной от Церкви и общества персоной расценивается как тягчайшее преступление и влечет отлучение совершившего такой проступок.

Я строго посмотрел на экран – и на весь мир:

– Да будет известно всем средствам массовой информации: Чисно Валера не должен быть никем услышан, покуда он противостоит самому Господу Богу. С вечными муками не шутят!

Я выключил экран. Меня всего трясло. То, что я сделал, безусловно было законно. Полномочия, данные мне военным положением, были беспредельно широки. Я представлял правительство, действующее от Бога, во всех сферах жизни, включая те, которые обычно находились в ведении патриархов.

И тем не менее сотворенное мною являлось грубой насмешкой. Даже, пожалуй, недостойным поступком. Я открыто бросил вызов патриархам, оскорбил их и чуть ли не плюнул в лицо. А разве сам я не больше заслуживал отлучения, чем испуганная женщина, чья душа ныне нависла над самой пропастью под названием «проклятие»? И не был ли я уже отлучен в Его глазах, не считая точки зрения трусливых патриархов? Если я разумею своим долгом объявлять об отлучении каждого изменника, почему я выбрал именно представительницу масс-медиа, единственным прегрешением которой было дать слово Валера? Почему под мою горячую руку не попал мерзавец Хой или Симович в своем Лунаполисе? Разве не была их измена гораздо более гнусной, нежели ее?

Дальше копаться во всем этом времени не было.

– Отсек связи, соедините меня с офисом руководителя моей администрации в Ротонде.

Я подождал:

– Доннер? Отведите с позиций ваши воинские части. Нет, то, что вы слышите. Почему? Потому что те, кто к вам приближается, – не противник. Я открою огонь по Лунаполису, если это будет нужно. И по орбитальной станции. Но не по солдатам наземных войск, которые введены в заблуждение. Что? Возможно, вы не поняли: это приказ.

Я выслушал его возражения. Он был храбрым человеком, но немного упрямым.

Когда Доннер наконец нехотя согласился, я сказал:

– Вы сами можете там оставаться, если хотите оказать мне поддержку. Включите внешние громкоговорители. Быстрее, пожалуйста. И направьте приемную камеру вашего мобильника за окно. Я хочу видеть воинские части, с которыми буду говорить. Держите включенными изображение и звук вне зависимости от того, будут их транслировать или нет.

У нас в запасе оказалось больше времени, чем я предполагал. Минуло целых полчаса, прежде чем 13-я бронетанковая бригада подошла к воротам. Солдаты держали свои лазерные винтовки наизготовку, двигались осторожно, внимательно смотря на окна наверху.

Я глубоко вздохнул. Возможно, в ближайшие минуты мне будет предоставлен последний шанс спасти мое падающее правительство.

«Солдаты 13-й бригады! – зазвучал мой голос далеко внизу, из включенных на полную мощность громкоговорителей. – Я – Генеральный секретарь. Не двигайтесь дальше. Войдя на территорию Организации Объединенных Наций, вы объявите войну самому Господу Богу».

Через несколько мгновений они приостановились.

«Мир следит за каждым вашим шагом. И пусть все человечество увидит, как постигнет справедливая кара первого же, кто посмеет переступить порог этого здания. Стреляйте в любого офицера, который прикажет пройти через эти ворота. Это государственная измена, отвратительная и гнусная в глазах Всевышнего. Стреляйте в любого офицера, который прикажет вам открыть огонь по вашим братьям-солдатам на территории резиденции ООН.

Солдаты Организации Объединенных Наций, возвращайтесь в свои казармы. Вам незачем становиться соучастниками подлого мятежа, государственной измены. Преступления эти столь тяжки, что восстание неминуемо выдохнется в самое ближайшее время. Алчность и жажда наживы движут предателями – но вы не должны умирать и убивать ради них других людей.

Это сказано Генеральным секретарем Сифортом, и да благословит вас Господь».

Я выключил микрофон, задержал дыхание.

Ни один человек у ворот не двинулся с места.

– Ты подлый сукин сын! – брызгал слюной адмирал Хой. – Лейтенант Тсе был моим племянником. Проклятый убийца!

– Он оказался среди вооруженных мятежников, пытавшихся проникнуть на военный корабль Объединенных Наций.

Арлина вызвала меня на капитанский мостик ответить на звонок Хоя. Я чувствовал предельную усталость, был растрепан, взъерошен и настроен весьма решительно.

– Ты… – Он сдержал себя и не закончил фразы. – Как я отправлю мальчика моей сестре? Он точно… Через два часа я открываю огонь!

Значит, наше перемирие закончится.

– У нас пассажиры на борту, – заметил я.

– Тебя это давно не беспокоит.

– Позвольте мне высадить их.

– Нет. Я не позволю тебе приблизиться к орбитальной станции.

Я взглянул на Арлину:

– А почему нет?

– Ты слишком коварен, и кроме того… – Он скривился. – Слишком много моих офицеров знают тебя только по публичным выступлениям. Они доверяют тебе и могут совершить переворот. А я не хочу рисковать.

Выхода не оставалось.

– Мистер Хой, сдайтесь немедленно, и я сохраню вам жизнь.

– Ерунда. Преимущество на моей стороне. Два часа. – Экран померк.

Я взял трубку и набрал номер:

– Двигательный отсек, максимальная скорость. Пилот, двигатели на полную мощность. Надо достигнуть безопасной для перехода в сверхсветовой режим точки. Лейтенант Сандерс!

Арлина вскочила:

– Да, сэр. Жаль, что вы собираетесь это сделать.

– Прошу прощения. Нужны координаты для перемещения на сверхсветовой скорости к Титану. Прикажите мистеру Пайлу тоже произвести вычисления. – На моих кораблях координаты для сверхсветовых перелетов проверялись и перепроверялись. – Барон, ты тоже.

Координаты нам понадобятся лишь спустя два часа. Мне очень хотелось походить взад-вперед, но даже при пониженной гравитации я не решался сделать и шага. Когда доктор Дженили снова меня увидит, он вряд ли придет в восторг.

Джефф Торн должен был сделать особо важный звонок. Я катался в своем кресле от одной стены к другой, дожидаясь его ответа. Если он не свяжется со мной в течение двух часов, мой план можно считать мертворожденным.

Энтони Пайл погрузился в свои вычисления и даже высунул язык от напряжения. Я улыбнулся. Когда-то, будучи молодым, я вел себя в подобной ситуации точно так же.

Вахту несла Арлина, и я мог спокойно покинуть капитанский мостик. Но я был слишком на взводе, чтобы спать. Кроме того, мне придется вернуться, когда мы перейдем в сверхсветовой режим. Никакой капитан не доверит в такой момент управление кораблем подчиненному офицеру. Если что-то случится, отвечать придется командиру, и больше никому.

Хотя, если что-то случится, вообще вряд ли кто-то будет давать отчет. Скорее всего, никто и следов корабля не найдет.

– Торн вызывает «Галактику».

Слава богу. Если бы мы развили сверхсветовую скорость, он не смог бы до нас дозвониться.

– Он согласен, сэр. Но он просил передать вам, что персональная просьба должна излагаться в более вежливой форме. – Голос Торна звучал неодобрительно.

У меня глаза на лоб полезли:

– На него это похоже. Не обращайте внимания. А как насчет остального?

– Все в наших руках. Несколько часов. Удачи, сэр.

– И вам тоже.

Торн действовал с оглядкой, прямо ничего не называя. И правильно. Вряд ли кто-то мог прослушивать секретные флотские частоты, однако о наших планах не должна была знать ни одна живая душа.

Через пятнадцать минут я ввел в наш компьютер координаты для сверхсветового прыжка.

– Капитанский мостик – двигательному отсеку. Приготовиться к сверхсветовому прыжку.

– Есть приготовиться к сверхсветовому прыжку. – Секундная пауза. – Двигатели готовы к сверхсветовому прыжку, сэр.

Я коснулся пальцем пульта управления. Сверхсветовые двигатели заработали. Звезды на экране стали краснеть, потом сделались голубыми. Когда двигатели набрали полную мощность, мерцание на экране погасло. Мы перешли в сверхсветовой режим, несясь через пространство с невообразимой скоростью. Наши внешние датчики ослепли. «Галактика» могла рассчитывать только на собственные ресурсы, как и любой другой корабль в подобном режиме.

Оставаться в таком состоянии нам предстояло всего несколько часов. Времени поспать хватило бы вряд ли. Арлина у своего пульта управления пару раз не смогла сдержать зевоты. Должно быть, она совсем истощена. Никто из нас так и не успел хоть немного отдохнуть.

Она снова зевнула.

– Достаточно, лейтенант, – сердито проговорил я. – Если хотите попросить меня, чтобы я отпустил вас поспать, так и скажите.

– Я хочу, чтобы вы поспали, капитан.

Что ж, немного подремать мне было как нельзя кстати.

– Хм-м-м. Пришлите кого-нибудь из лазарета, чтобы мне помогли перебраться с кресла на кровать. – Я выкатился из капитанского мостика.

Когда я впервые стал капитаном на «Гибернии», то моя командирская каюта, сравнимая размером с известными мне кают-компаниями, вызывала у меня благоговейный страх. Апартаменты же на «Галактике» оказались еще больше и шикарнее. Капитанская каюта здесь была раза в два больше пассажирских, которые сами по себе поражали роскошью. Моя же каюта была отделана поистине великолепно. Стоило все это немалых денег. А уж кровать…

Впервые я увидел каюту несколькими часами раньше, когда в ней еще оставались вещи Стангера. Я вызвал начальника интендантской службы и приказал немедленно все убрать. Мне не нужны были напоминания о человеке, которого я убил. Вернее, казнил. Эта смерть единственная не вызывала у меня сожалений.

Меня положили на кровать. В спине у меня стреляло, и я ждал, когда начнет действовать новая доза обезболивающего.

Я все еще чувствовал странное спокойствие. После недавнего столкновения и полного разрыва с епископом Сэйтором жалеть и раскаиваться было не о чем. Отрекшись от горячо любимого мною Господа, я остался навеки один во Вселенной.

Однако это освобождало меня для настоящего. В то короткое время, что осталось у меня до того, как я потону в адском пламени, я мог опекать Филипа, лелеять нежно любимую мною Арлину, оказывать поддержку в трудные минуты Майклу. А сейчас внимания моего требовал и корабль.

Моим призванием было служить Господу и исполнять свой воинский долг.

А теперь остался только воинский долг.

Я лежал, смотря в потолок. Боль и страдания не позволяли заснуть.

И все-таки я погрузился в сон.

Через несколько часов мы вышли из сверхсветового режима. В двухстах двенадцати тысячах миль от орбиты Титана, то есть на расстоянии всего одного прыжка от него. При перелете в сверхсветовом режиме погрешность в координатах точки назначения составляет около одного процента. Мы были так близко к «Мельбурну», что его датчики немедленно зарегистрировали наше появление.

Старый корабль Алекса покинул орбитальную станцию до мятежа. Межзвездные корабли выполняют разные функции. К глубокому сожалению, им зачастую приходилось перевозить туристов. Широко популярны у состоятельных людей были, например, круизы к спутникам Юпитера. В пределах Солнечной системы сверхсветовые двигатели делали такие путешествия относительно короткими, а туристы своими одобрительными отзывами оказывали поддержку Флоту.

Полет к Титану стоил дорого. Еще раз оказались выброшены на ветер огромные средства. Алекс мудро поступил, что взял отпуск как раз на время этого круиза. Корабль кишмя кишел разными политиканами, всевозможными знаменитостями, журналистами и тому подобными личностями. Не совсем подходящая компания для добросовестного офицера Флота.

Я не знал, насколько можно полагаться на лояльность капитана Феннера, но Алекс отзывался о нем хорошо. И этого, в сущности, было достаточно. В любом случае, я сомневался, что Феннер ударится в бегство. «Мельбурн» был пристыкован к орбитальной станции Титана и находился слишком близко к этому спутнику Сатурна, чтобы переходить в сверхсветовой режим, да и «Галактика» ощетинилась всеми своими лазерами.

Я приказал лейтенанту Гарроу вызвать капитана «Мельбурна» к нам на борт, чтобы он ознакомился с директивами Адмиралтейства. К нарастающему раздражению гардемаринов, я катался взад-вперед в своем кресле в ожидании его положительного ответа. Без сомнения, Феннер понял, что на Титан я прибыл неспроста – межзвездных кораблей было так мало, что они крайне редко встречались на внеземных базах. К моему облегчению, его космическая шлюпка скоро появилась на наших эк ранах. А по прошествии недолгого времени и сам капитан перешел на борт «Галактики».

Джош Феннер оказался невысокого роста и довольно симпатичным. Мы просмотрели полученные мною от Адмиралтейства директивы, которые предоставляли мне полномочия отдавать ему приказы.

– Отлично, сэр. Что я могу для вас сделать?

– Мне необходимо, э-э, на некоторое время воспользоваться «Мельбурном».

– Пожалуйста. – Он впился в меня глазами.

– На несколько дней, не больше. Антон Бурс вед, у вас на борту, не так ли?

Он кивнул. Даже такой эксцентричный человек, как я, не решился бы нарушить графики работы двух огромных космических кораблей только для того, чтобы встретиться с экранной звездой. Даже если тот являлся крупнейшей фигурой мирового шоу-бизнеса.

– Вы желаете с ним встретиться?

– Нет. Я хочу его умертвить.

Ждать надо было почти два дня. За этот период я едва не потерял остатки рассудка. Я разъезжал в кресле по кораблю, точнее, по тем его частям, до которых мог добраться. Гравитроны на носу и в середине корпуса во время моих визитов почти выключались, но наспех отремонтированные пульты управления ими работали неустойчиво. При неожиданных скачках гравитации у меня от боли замирало дыхание, и я хватал ртом воздух.

Начальник двигательного отсека Макэндрюс возглавлял работы по ремонту коридорных переборок. Пока передвигаться по кораблю было затруднительно, особенно в районе капитанского мостика.

Вечерами за ужином я присоединялся к пассажирaм. Они явно испытывали облегчение оттого, что нормальный ритм жизни хоть немного восстановился – даже несмотря на то, что известный им капитан превратили в окровавленный изуродованный труп, а сменивший его офицер по преимуществу мрачно молчал.

Майкл томился в лазарете. Я навещал его по несколько раз в день, хотя мне и самому требовалось полежать в кровати, чтобы немного прийти в себя.

Глаза его были красными, тело в кровоподтеках. Парнишка совсем пал духом.

– Хочешь побывать на капитанском мостике?

В другое время такое предложение привело бы молодого человека в восторг. Но теперь он покачал головой – Нет.

– А как насчет капитанского мостика «Мельбурна» – с деланной веселостью предложил я. – Алексу наверняка бы захотелось, чтобы ты его увидел.

– Я там был, во время его последнего рейса. Не хочу даже думать об этом.

– О чем?

– О нем. – Он отвернулся и влез под подушку, оставив мне на обозрение свою задницу.

– Сынок…

– Ничей я не сынок, – угрюмо проговорил он.

– Ты сердишься, что я не смог защитить тебя от Карен?

– Когда я пытаюсь быть смелым, то писаюсь в штаны или из меня делают отбивную. Я никогда не смогу походить на вас. Никто не сможет.

– Даже и не пытайся, – процедил я сквозь зубы, – походить на меня. Ты ведь и сам этого не хочешь.

Что-то в моем голосе заставило его высунуться из-под подушки, взглянуть на меня через плечо и медленно, неохотно повернуться:

– Па?

Я кивнул, почти не в силах что-то сказать.

– В чем дело? Что изменилось в вас?

– Ничего. – Я не мог рассказать ему, что открыто бросил вызов Богу и был отлучен от него. Но и мое «ничего» не содержало правды. – У меня не так уж много чего осталось в жизни, Майкл. И я на самом деле настолько люблю тебя, что хочу, чтобы ты был моим сыном.

Он лежал безмолвно, время от времени шмыгая носом. Потом сказал:

– Па, а может, я немного не в своем уме? Не нужно ли мне балансирующее лечение?

– Нет, сынок. Ты просто еще подросток. Тебе нужна любовь, и ты должен немного подрасти.

Я наконец-то познакомился как следует со всеми своими лейтенантами и получил представление об их способностях. В драгоценные часы нашего уединения Арлина тоже делилась впечатлениями. Это было ценное преимущество соединения офицера корабля и капитанши в одном лице.

В другом долгом полете офицер в ее положении был обречен на одиночество. Никакой член экипажа не решился бы ей доверять. Вне зависимости от того, стала бы она рассказывать об их разговорах или нет, они считали бы, что стала. Но сейчас это не имело значения: мы с ней оказались на «Галактике» лишь на короткое время. Когда все это закончится, я, если останусь цел, найду себе какой-нибудь тихий уголок, чтобы пожить безмятежно в отставке. Некое местечко с низкой гравитацией. Возможно, Лунаполис. Там строятся новые районы с комфортабельным жильем.

– Ник…

Мы лежали рядышком на кровати. Я пытался позаниматься с ней любовью, но это требовало чересчур много движений, и моя спина вмиг зажигала перед нами красный свет.

– Да, дорогая?

– Этот ребенок… Обещай мне, что он у нас будет.

– После всей этой свистопляски?

– Ты что, передумал? – немного грустно промолвила она.

– Нет. – Во всяком случае, я на это надеялся. – У меня что-то пропало внутри. Как я могу поднять…

Она прикрыла своей ладошкой мой рот.

– Не думай об этом. Доверься интуиции. У тебя и раньше было не меньше неприятностей – а посмотри вон на Фити.

– Да, есть на что посмотреть. – До предела подавленный, замкнувшийся в самом себе. Словно погрузившийся в летаргический сон. При этом, как и прежде, слова скорби то и дело слетали с его губ. Если его страдания добавить к моим, вряд ли я это выдержу.

– Он оживет. – В ее голосе было меньше жалости, чем можно было ожидать. – Раны затягиваются. Найдет другого юношу или девушку.

– Надеюсь, на этот раз будет девушка. Она хихикнула:

– И я тоже. – Потом добавила:

– Так обещай.

– Клянусь именем Господа Бога нашего… – Нет, так нельзя. – Клянусь всем, что у меня есть дорогого, что мы сделаем еще одного ребенка.

– Спасибо тебе, любимый.

– Будь они прокляты, все твои права! У него их стало десять. – Я швырнул свой голографовизор рядом с пультом управления. – Кто тебе сказал, что ты можешь раздавать наряды моим кадетам?

– Я – первый гардемарин. – Лицо Эдвина Спика напряглось. – Ансельм все время слоняется по коридорам. Вы наверняка видели, как небрежно он становится по стойке «смирно», когда я…

– А кто разрешил тебе ставить его по стойке «смирно»? Занимайся собственными делами.

– Если вам так угодно, сэр.

Я сел, весь кипя от ярости. У Тэда не было никаких обязанностей. Я сомневался, что он вообще с кем-то общался из экипажа. Происходившее у него в душе было покрыто мраком, словно саваном. Мне надо было проводить с ним больше времени. Или, еще лучше, свести его с кем-то, кто бы потянул его за собой. Меня чуть не охватывало отчаяние.

Да, гардемарины вправе отдавать приказы кадетам, и Ансельму следовало вести себя дисциплинированнее. Но он не являлся членом экипажа «Галактики», и Спику незачем было к нему придираться.

Власть над ним, которую получил первый гардемарин, была случайной, временной. Джеф Торн давным-давно поучал меня, что ни один командир не может требовать от подчиненного строевой выправки, если сам не служит тому примером.

Позже я заглянул к Филипу в каюту, которую выделил для него. Благодаря пониженной гравитации я, хотя и с трудом, но встал с кресла и подошел обнять его:

– Я люблю тебя, сынок. Помни это всегда.

– Папа? – Он внимательно на меня посмотрел. – Ты говоришь это так, словно прощаешься со мной.

– Так и есть. Мне надо уйти.

– Куда?

Я рассказал ему. Когда я закончил, он поежился:

– Я буду…

– Нет. – Я говорил мягко, но с решительностью, которая не оставляла возможности для возражений, как в его юности. – Не в этот раз. Возможно, я вернусь. Если Господу будет угодно… – Я не докончил бессовестной фразы. – Возможно.

Начальник двигательного отсека Макэндрюс был мрачен:

– Корабельные переборки будут герметично закрыты, но что касается подходов к капитанскому мостику… коммуникации в стенах кое-где повреждены. Рано или поздно обнаружатся неисправности. – Он нахмурился. – Сделаем это позже.

– Держите это на контроле. – Я взглянул на его приборы. – А гравитроны?

– Снабжаются энергией напрямую. – Он уныло посмотрел на винегрет, в который я превратил их пульты управления. – Надо же мне будет чем-то заниматься на пути к Константинии… – Он изобразил подобие улыбки. – Надеюсь, вы не подумываете с этого момента уменьшить гравитацию до нуля.

– Выживу и без этого. – Но мне надо было не только выжить, но и еще работать, а поврежденный позвоночник позволял это делать только при пониженной гравитации. – Но пассажиры…

– Понимаю, сэр. – Жители Земли славились своей неприспособленностью к любому тяготению, меньшему, чем на их родной планете.

Я покатил обратно к капитанскому мостику. Проезжая по коридору, я услышал впереди голоса:

– …сделаю это собственными руками, слышишь? – Голос принадлежал Дереку Кэрру.

– Капитан отменил…

– Меня не волнует, что сказал мистер Сифорт. Каждое движение он делает как в агонии, жизнь в нем висит на ниточке, и я не хочу, чтобы какой-то несчастный кадет добавлял ему беспокойства…

Я решил развернуть свое кресло и поехать в обход. Круг получался длинным, но…

– Я не…

– Встаньте по стойке «смирно», Ансельм! Я подавал команду «вольно»?

– Нет, сэр!

– Слава богу, что хоть это ты сказал! Что, плачешь? Что, черт побери, с тобой происходит?

– Я не знаю, – ответил парень измученным голосом. – Увольте меня со службы. Высадите с корабля. Отправьте меня домой.

Я с трудом себя сдерживал, чтобы не наброситься на Дерека. Раньше ничего подобного за ним не водилось. Он сказал задумчиво:

– Я тоже когда-то такое чувствовал. Примерно в твоем возрасте. Мне тоже было слишком много лет для кадета. – Ответа не последовало. – Я умолял отправить меня в отставку. Хныкал, как ты. Только не рукавом! – Его голос смягчился:

– На-ка, возьми.

– Спасибо, сэр. – И прошептал:

– А что было дальше?

– Он вывел меня в коридор. Позволил мне выплакаться, и, не знаю как, но он послал меня снова исполнять мои обязанности, и я был этому очень рад. Рад был все для него сделать. – Пауза. – У тебя это как-то связано с Бевином?

– Да-сср.

– Ох-хо-хо. Я никогда не рассказывал тебе о Сэнди Уилски? Молодом гардемарине с «Гибернии»? Пойдем-ка куда-нибудь присядем. Он был убит – в воздушном шлюзе, в котором следовало оказаться мне. И, конечно, я обвинял себя. Как и ты сейчас.

– Я молился, чтобы стать таким, как Дэнил!

– Господь не внимает таким молитвам. Он только слышит их. Не плачь снова, я не имел в виду… Ну, возможно, имел. Послушай-ка, дружок. Одна половина меня была рада, что это Сэнди оказался в шлюзе, и несколько месяцев я так презирал себя…

Их голоса затихли.

«Слава тебе, Господи. Ты сделал то, на что я сам не способен».

В Ротонде установился непрочный мир. Части ВВС ООН не пытались входить в ворота. Но и не уходили. Часы пробили шесть, но ни в это время, ни позже выступление Валера не транслировалось.

Судя по тем отрывкам, которые удавалось поймать нашими приемниками, обе стороны взяли паузу, ожидая моей гибели или пленения, а может – это казалось гораздо менее вероятным, – рассчитывали, что я устраню Хоя и Симовича. Ассамблея поддерживала мое экологическое законодательство и, как предполагалось, должна была остаться на моей стороне. Сенат встал в оппозицию. Хотя это не имело особого значения: я распустил оба собрания.

Командование ВВС ООН хранило нейтралитет, только отдельные части твердо заявили о какой-то позиции. Один такой патруль арестовал Джеренса и продолжал его удерживать.

Все должно было решиться в ближайшее время. Я вызвал Арлину, Дерека и капитана Феннера на последнее совещание. Они снова заверили меня, что все подготовлено.

Я настроил свою трубку на общекорабельную сеть:

– По приказу адмирала Сифорта, лейтенанту Арлине Сандерс временно присваивается звание капитана.

Феннер вернулся на «Мельбурн». Мы перешли в сверхсветовой режим.

– Кадет просит разрешения с вами поговорить, сэр. – Гардемарин Спик держался подчеркнуто строго и официально.

Приведенный на мостик Ансельм дождался команды «вольно». Потом сказал:

– Прошу прощения, сэр. Я постараюсь вести себя лучше. – Он переступил с ноги на ногу. – Вот и все, что я хотел сказать, сэр.

– Спасибо тебе. Свободен. – Когда он повернулся, чтобы уйти, я не выдержал:

– Дэнил погиб по моей вине, а не по твоей. Атаковать «Галактику» было самоубийством. Мне не следовало разрешать…

– Прошу прощения, сэр. Но для того мы и служим. Я имею в виду, кадеты и гардемарины. Мы – военные. И с самого начала готовы к риску.

– А Дэнил?

Он проглотил комок в горле.

– Но не к откровенному убийству. Он был в ужасе.

– И ты тоже.

– Да. – Его глаза встретились с моими. – Да, я был в ужасе.

– Ничего другого нельзя было и представить. Могу ли я попросить тебя об одном одолжении, отдать приказ о котором не может ни один офицер?

– Что, сэр?

– Ты не помолишься о нем со мной?

– О… – Его глаза наполнились слезами. – О, да. Это пришлось бы мне по душе.

– Тогда сегодня вечером. Я вызову тебя к себе.

Я проводил его взглядом. Что-то в его походке напомнило того гардемарина, каким я впервые встретил Ансельма…

«Вот его выносят. Чтобы защитить на время переноски, гроб затянут полиэфирной тканью. К иллюминаторам седьмого уровня приникли сотни глаз. И почти все они влажны от слез…»

Смерть Антона Бурса вызвала шок среди людей. Возможно, только такое событие могло как-то сдвинуть с мертвой точки ситуацию с мятежом. Капитан «Мельбурна» вызвал всеобщее уважение тем, что прервал круиз, дабы доставить тело горячо всеми любимой звезды на орбитальную станцию для последующей переправки на Землю и похорон.

Даже по отношению к «Мельбурну», когда он запросил стыковки, капитан Хой проявил подозрительность. Но капитан Феннер поставил свой корабль на виду у станции на самой подходящей дистанции для ее лазеров.

«Вид подвергшегося декомпрессии человека не для людей со слабыми желудками. Гроб останется закрытым. Похороны состоятся в среду в Калифорнии».

Облаченный в скафандр, я без передышки переключал приемник с одной частоты на другую: заголовки новостей в журналах, служба слежения орбитальной станции, даже отдаленный Лунаполис.

Представители масс-медиа с их камерами устремились к иллюминаторам орбитальной станции, когда человека, который заставлял плакать миллионы людей, вынесли из вакуумного шлюза «Мельбурна» и перенесли в космический катер.

«Завтра специальный шаттл доставит тело Бурса на Землю, к его многочисленным поклонникам».

Катер медленно двинулся к приемной камере-бухте орбитальной станции, и горестная процессия взошла на ее борт. Подразделения вооруженных матросов стояли наготове, даже в этой ситуации ожидая какого-нибудь подвоха. Но из шлюза выбралась лишь небольшая группа сопровождавших тело Бурса молодых людей. Многие явно пребывали в шоке.

«Мельбурн» собирался продолжить свой полет через два дня. Две дюжины пассажиров покинули борт и рассеялись по станции. Возможно, они отправились в круиз только для того, чтобы побыть с Бурсом. Теперь их места будут заняты другими.

«Прошу разрешения отстыковаться», – произнес капитан Феннер с катера.

«Приемная камера свободна и воздух из нее выкачан. Отстыковывайтесь по готовности, „Мельбурн“».

«…известный своим сходством с Уильямом, последним королем…»

Катер отстыковался от станции и медленно двинулся к «Мельбурну».

«…служба слежения, направление 090, 64, 282, повторите…»

Раздался сильный треск. Я застонал.

– С вами все в порядке, сэр? – спросил кто-то издалека.

Скрежет. Легкий скрип гаек. Свет.

– Помогите ему со шлемом.

– Слушаюсь, сэр.

– Осторожнее, у него повреждена спина. – Сержант Грегори хмуро посмотрел на беспокойного кадета. Все вместе, очень аккуратно, они вытащили меня из гроба и посадили на кресло с колесиками. Мы с трудом сняли оставшуюся часть скафандра.

– Где мы?

– В одной из переполненных людьми секций четвертого уровня.

Как выяснилось, нам выделили несколько кают.

– Они, что, не поселили нас в отеле?

Сержант Грегори, вылезая из гражданского костюма, принял благочестивое выражение лица:

– Мы наотрез отказались расставаться со своим идолом. И наотрез отвергли «Хилтон».

– Сколько нас? – Ответ был мне известен, но я хотел получить подтверждение.

– Семь сержантов, два гардемарина, одиннадцать кадетов.

Кряхтя от удовольствия, Грегори надел свою голубую форму сержанта Академии.

– Где лазерные пистолеты?

– Спрятаны среди вещей Бурса, сэр. Я подмигнул ему:

– Давным-давно должен был извиниться перед вами, сержант. Еще со времен инцидента с Букером.