38

А дальше произошло худшее, что мне только довелось пережить в своей жизни.

Полицейские заковали меня в наручники и медленно повели через сводчатую дверь к старенькому голубому полицейскому фургону. Одеты они были в форму карабинеров, да и выглядели похоже, но на самом деле ими не являлись. По всему чувствовалось, что они профессиональные наемные убийцы. Но кто их нанял? Я просто оцепенел от ужаса и едва что соображал. Ведь Орлов вызывал своих охранников, и как же он изумился, когда заявились эти. Но кто же они такие? И почему заодно не прикончили меня?

Один из налетчиков что-то быстро и тихо скомандовал по-итальянски, двое других молча кивнули и запихнули меня в фургон. Сопротивляться я не мог — обстановка не позволяла, поэтому безропотно подчинился. Один из полицейских разместился внутри фургона позади меня, другой сел за руль, а третий устроился на переднем сиденье и наблюдал за дорогой. Никто не сказал ни слова. И я молча смотрел на своего стража, полного и угрюмого молодого человека. Сидел он футах в двух от меня. Я напрягся и сосредоточился, но голоса мыслей не услышал. Доносился лишь громкий монотонный рокот мотора — это фургон поехал по грунтовой дороге имения. Или, может, показалось, что мы едем, поскольку сзади у фургона никаких окон не было. Свет проникал лишь через люк на крыше кузова. Наручники натирали запястья до крови.

Я опять постарался ни о чем не думать, а всю энергию направил на то, чтобы сосредоточиться. За последнюю неделю мозги напрягать мне особо не приходилось, поэтому и сейчас не составляло труда отвлечься от всяких абстрактных мыслей — пусть мозги окончательно очистятся от всяких дум, а работают лишь в одном направлении — как приемник. Если я настроюсь решительно, тогда услышу вихри и потоки мыслей, отличающиеся особой тональностью, а это поможет мне не обращать внимание на словесную речь и посторонние звуки.

Итак, я напрягся, перестал думать о чем-либо и приготовился слушать мысли, и вот... сначала послышалось мое имя... затем еще какое-то знакомое слово... и так слабо, едва слышно, что я сразу же понял — это голос мыслей.

Звучал он по-английски.

Охранник явно думал по-английски.

Он вовсе не полицейский и совсем не итальянец.

— Кто вы такой? — спросил я по-английски.

Охранник взглянул на меня, лишь на секунду выдав свое замешательство, затем, молча и неприязненно пожал плечами, будто не понимая вопроса.

— По-итальянски вы говорите прекрасно, — заметил я.

Мотор фургона в это время стал сбавлять обороты и замолк совсем. Мы остановились. Должно быть, где-то невдалеке от имения — ехали-то всего лишь несколько минут. Интересно, где это они намерены спрятать меня?

Двери фургона открылись, и двое других полицейских влезли внутрь. Один направил на меня автомат, а другой жестом приказал лечь на пол. Я лег, и он принялся опутывать мне ноги черной нейлоновой веревкой. Я, как мог, сопротивлялся — брыкался и извивался, но он все равно продолжал плотно обматывать мне обе ноги вместе. Обвязывая меня, он обнаружил второй пистолет, который я прятал в кобуре под левой подмышкой.

— А вот и еще один, ребятки, — с торжеством возвестил он на чистом английском языке, показывая пистолет.

— Хорошо, если не окажется еще, — заметил другой полицейский, похоже, старший из них, глухим, хриплым, прокуренным голосом.

— Ну что ж, поищем получше, — буркнул третий и обыскал меня с головы до ног.

— Ну ладно, с этим покончено, — сказал старший. — Мистер Эллисон, а ведь мы ваши коллеги.

— Докажите, — потребовал я, лежа лицом вниз. Видел я только свет, падающий из люка на крыше прямо надо мной.

— Можете верить, а можете не верить — дело ваше, — продолжал старший.

Ответа не последовало.

— Нам все равно. Мы только зададим парочку вопросов. Если будете до конца откровенны, то бояться вам нечего.

Он говорил, а я чувствовал, как на мои оголенные руки, лицо, шею, уши льется холодная и густая жидкость — ее впору наносить кистью.

— Вам известно, что это такое? — спросил проклятый старший полицейский.

Я ощутил, что жидкость сладковата на вкус.

— Догадываюсь.

— Вот и хорошо.

Втроем они вынесли меня на руках из темного фургона наружу, на яркий дневной свет. Драться с ними я никак не мог, убежать тоже. Оглядываясь вокруг, пока они несли меня, я заметил деревья, кусты и мотки колючей проволоки. Оказывается, мы и не выезжали с территории Кастельбьянко, так как находились неподалеку от главных ворот, перед одним из приземистых каменных зданий, которые я видел, когда проезжал на грузовике.

Подойдя к зданию, они положили меня на землю, и я почувствовал ее сырой запах, затем отвратительную вонь гниющих отбросов и понял, где мы находимся.

Тут старший из моих похитителей сказал:

— Все, что от тебя требуется, — сказать, где золото.

Лежа пластом на земле и чувствуя затылком сырость и прохладу, я ответил:

— Орлов сотрудничать отказался. Мне и так с трудом удалось просто переговорить с ним.

— Ну а вот это неправда, мистер Эллисон, — заметил тот, что постарше. — Вы с нами не откровенны.

Он встал передо мной на колени, вертя в руке небольшой блестящий предмет — теперь я разглядел, что это была острая опасная бритва. Он приблизил лезвие к моему лицу, и я в страхе инстинктивно закрыл глаза. Боже, нет! Не надо, не позволяй им!

На щеке я ощутил мягкое поглаживание холодного металла и сразу же жгучую боль, будто в нее вонзились тысячи иголок.

— Мы не хотим уж слишком уродовать вас, — уговаривал старший. — Ну пожалуйста, скажите нам, снабдите информацией. Где золотишко-то?

По правой стороне моего лица медленно текло что-то тягучее и горячее.

— Понятия не имею, — не сдавался я.

Теперь бритва поползла по другой моей щеке, такая холодная и вместе с тем странно приятная.

— Мне определенно не нравятся ваши россказни, мистер Эллисон, но выбора у нас нет. Давай снова, Фрэнк!

— Нет, не надо, — шепотом произнес я.

— Где золото?

— Я же говорил, не имею...

Еще одно скобление кожи. Холодное прикосновение стали, затем щека стала гореть, и я почувствовал, как кровь потекла у меня по лицу, заливая крысиную приманку, которой они намазали мне лицо. В глазах защипало, невольно полились слезы.

— Вы же прекрасно знаете, почему мы поступаем так, мистер Эллисон, — сказал старший.

Я извивался, стараясь перевернуться на живот, но двое крепко прижимали меня к земле.

— Будьте вы прокляты, — закричал я. — Орлов сам не знал! Вам что, трудно поверить в это? Он не знал, стало быть, и я не знаю.

— Не заставляйте нас мучить вас, — уговаривал старший. — Вы же прекрасно знаете, что мы не остановимся, пока все не вызнаем.

— Если вы отпустите меня, я помогу найти вам золото, — прошептал я.

Тогда старший махнул рукой, в которой держал пистолет, и младший, повинуясь приказу, подхватил меня одной рукой под голову, а другой под колени и понес, как ребенка. Я извивался и колотился у него на руках, но все мои потуги оказывались тщетными — держали меня крепко.

На этот раз они внесли меня в холодное, темное, сырое каменное здание, отвратительно пахнущее гнилыми объедками пищи. Я услышал там какие-то шорохи. Примешивался еще какой-то запах, едкий и противный, вроде керосина или бензина.

— Вчера отбросы отсюда все вычистили, — заметил старший, — поэтому они сильно проголодались.

Шорохи заметно усилились.

Слышны потрескивания полиэтиленовых пакетов, опять шуршание, на этот раз какое-то неистовое. И запах — точно, пахнет бензином или керосином.

Они усадили меня на пол, ноги по-прежнему оставались связанными. В эту маленькую отвратительную каморку свет проникал только через дверь, в просвете которой я заметил силуэты двух лжекарабинеров.

— Что, черт бы вас побрал, вы задумали? — прохрипел я.

— А вот сперва скажи нам, где золото, тогда мы унесем тебя отсюда, — прокуренным, скрипучим голосом ответил старший. — Это ведь так просто.

— Боже ты мой, — не мог не воскликнуть я, хотя и понимал, что показывать свой страх им ни в коем случае нельзя, но как удержаться-то?

Царапанья и шорохи все ближе и громче. Они доносятся со всех концов.

— В вашем личном досье, — проскрежетал старший, — говорится, что вы панически боитесь крыс. Помогите нам, и мы вас отпустим.

— Я же сказал, не знал он!

— Запри его, Фрэнк, — рявкнул старший.

Дверь в каменном боксе захлопнулась, лязгнул засов. Сразу же все померкло вокруг, а когда глаза мои привыкли к темноте, приобрело мрачный желтоватый оттенок. Отовсюду доносились звуки шмыгания и шуршание. Со всех сторон на меня надвигались крупные темные тени.

— Когда будете готовы заговорить, — крикнули с улицы, — мы придем сразу.

— Нет! — завопил я. — Я сказал вам все, что знаю!

Что-то пробежало по моим ногам.

— Боже мой...

С улицы опять донесся хриплый голос:

— А знаете ли вы, что эти крысы привыкли к темноте? Они ориентируются исключительно на запахи. Ваше лицо, перепачканное кровью и сладкой приманкой, вроде как мед для мух. Они обгложут вас от жадности до косточек.

— Не знаю я ничего про это золото! — завопил я в отчаянии.

— В таком случае мне очень жаль вас, — опять захрипел старший «карабинер».

Я почувствовал, как около моего лица появилось сначала несколько крупных, теплых, мохнатых тушек, потом их стало еще больше. Открыть глаза я не решался и чувствовал только, как щеки мои начинают резать острые зубы, как они больно вонзаются в плоть, слышал шуршащие звуки, ощущал, как по ушам волочатся длинные хвосты, а по шее скользят влажные лапки.

Испытывая неописуемый ужас, я готов был жутко завопить, но удерживала меня лишь мысль, что за стеной стоят мои палачи и ждут не дождутся, когда я начну молить о пощаде.

39

Но все же каким-то образом, каким не знаю, я не утратил способности здраво мыслить.

Изогнувшись, я все же умудрился перевернуться лицом вверх, распугав при этом крыс и смахнув их с лица и шеи. Через несколько минут я освободился от пут, но проку от этого было мало, потому что мои палачи за стенкой все предусмотрели: выбраться отсюда, из этого бастиона с толстыми стенами, можно лишь через дверь, а она надежно закрыта на засов.

Я попытался поискать на ощупь свои пистолеты, но вскоре понял, что их не забыли унести. В носке у меня оставалась привязанной к щиколотке обойма с несколькими патронами, но они сами по себе не стреляют — для этого нужно оружие.

Глаза окончательно привыкли к темноте, и я выяснил, откуда идет едкий запах. У одной из стен среди всякого хлама и инструмента для огородных работ стояло несколько канистр с бензином.

Этот крысиный дом, как назвал его мой новый итальянский знакомый, использовался не только в качестве кухонной помойки, в нем к тому же хранилось всякое барахло, нужное для ремонта дома и ведения хозяйства: бумажные мешки с цементом, полиэтиленовые пакеты с удобрениями, садово-огородный инвентарь, распылители удобрений, разный инструмент — и все это свалено как попало.

Поскольку крысы продолжали шмыгать вокруг меня, я должен был непрестанно двигать руками и ногами и отпугивать их, а сам в это время перебирал инструмент в поисках подходящих орудий. Грабли, подумал я, вряд ли подойдут, чтобы взломать прочную, обитую железными листами дверь, да и другой сельскохозяйственный инвентарь тоже не используешь. Наиболее подходящим средством для штурма казался бензин — но штурма чего? А как его можно зажечь? Спичек или зажигалки у меня нет. Ну а если я расплескаю бензин в боксе и как-то подожгу? Что из того? Да я же сгорю заживо, и никто от этого ничего не выиграет, разве что только мои тюремщики. Глупее не придумаешь. Но какой-то выход все же должен быть!

Я почувствовал, как у меня по шее прошелся сухой венчик волос крысиного хвоста, и невольно вздрогнул.

Из-за стены нараспев опять крикнули:

— Нам нужна всего лишь информация.

Самым простым и верным способом выкрутиться можно было бы, если придумать такую информацию, прикинуться, что сломался, не выдержал, и выложить ее. Но их вряд ли проведешь, они же ждут от меня и такой финт, их наверняка хорошенько проинструктировали. Но все равно выбираться отсюда как-то надо. А как? Я же не иллюзионист Гудини. Крысы, эти противные жирные коричневые твари с длинными чешуйчатыми хвостами, так и шныряли вокруг моих ног, покряхтывая и попискивая. Их суетилось уже несколько дюжин. Некоторые взобрались на стены, пара взгромоздилась на верхушку бочки с удобрениями и оттуда прыгнула на меня, почуяв запах крови, засохшей на щеках. С отвращением и ужасом я отшвырнул их прочь. Другая крыса укусила меня в шею. Я неистово замолотил руками, затопал ногами и исхитрился даже раздавить нескольких. Но было ясно — долго протянуть мне здесь не удастся, крысы сожрут меня непременно.

И тут на глаза мне попался большой пакет с удобрениями. В темноте я все же смог разобрать этикетку: «Гранулированный химикат. Удобрения». На другой этикетке, ромбовидной, виднелась надпись: «Окислитель». Такие удобрения обычно применяются для подкормки растений, в них содержится, как написано на этикетке, тридцать три процента азота. Я нагнулся пониже и прищурился, разглядывая надписи. Удобрения состоят из селитры и натрия, смешанных в равных частях.

Так, значит, — удобрения.

А можно ли?..

Это уже идея. Вероятность ее осуществления невелика, но попробовать стоит. Другого выхода просто нет.

Я нагнулся и вынул из-под левого носка патроны для «кольта» калибра 0,45 дюйма. Пистолет у меня нашли и отобрали, а тонкую обойму не заметили. В ней находилось семь патронов — не много, конечно, но и их можно пустить в дело. Я вынул из обоймы все семь патронов.

Из-за стены опять донесся голос:

— День кончается, Эллисон. Наслаждайся. И ночку тоже прихватишь ради наслаждения.

Страх и отвращение не отпускали меня ни на секунду, пока я проходил по кишащему крысами боксу к стенке. В ней я отыскал узкую трещину и загнал туда один за другим в ряд все семь патронов пулями наружу. Теперь нужно разыскать что-то вроде клещей — для этого лучше всего подойдут кусачки для перекусывания проволоки. Они хоть и старые и ржавые, но исправные. Осторожно и аккуратно я зажимал кусачками пули и, раскачав, вытаскивал их из гильз. Пули мне ни к чему — понадобится только содержимое гильз: порох и капсюли.

Сразу три крысы заерзали на моих ногах, одна запрыгнула даже на колено, ухватилась когтями за рубашку и поползла по мне, пытаясь добраться до лица. Я чуть не задохнулся от ужаса, затрясся от отвращения и с силой отшвырнул крыс, шмякнув их на каменный пол.

Еще не придя в себя, я осторожно вытащил из расщелины все гильзы и высыпал из них порох на клочок бумаги, оторванной от мешка с цементом. Получилась небольшая кучка сероватого взрывчатого вещества из нитроцеллюлозы и нитроглицерина.

Теперь предстояло выковырнуть капсюли из гильз, а это уже небезопасная операция. Капсюль — это малюсенький никелевый диск в нижней части гильзы, в нем содержится немного сильновоспламеняющегося вещества — тетрацина. Он чрезвычайно чувствителен ко всяким ударам и резким нажимам.

В темноте, да еще в окружении снующих туда-сюда крыс, эту операцию нужно делать особенно осторожно и внимательно. Первым делом я принялся искать в боксе что-нибудь похожее на буравчик или шило, но ничего подходящего не попадалось. Может, при тщательном ощупывании каждого уголка и ниши мне и удалось бы найти что-либо подходящее, но я просто боялся шарить голыми руками по темным закоулкам, где так и шныряли крысы. Разумеется, своим страхом перед этими тварями гордиться мне не следует, но у всех есть свои слабости, каждый питает отвращение к чему-нибудь, так что мой страх, уверен, вы согласитесь с этим, вполне объясним. В кармане я нащупал серебряную шариковую авторучку — может, ее как-то пустить в ход, если действовать по-умному?

С исключительной осторожностью вставил я кончик стержня в место, где запрессован капсюль, и выковырял его. Со вторым справился уже быстрее и легче, а затем в течение нескольких минут вытащил и все остальные, но капсюль из седьмой гильзы не трогал...

Тут я опять почувствовал, как на шею мне забралась крыса, и внутренне содрогнулся, даже в животе у меня неприятно сжался комок.

Затем я аккуратно и осторожно, как только мог, опустил один за другим вынутые капсюли в нераскуроченную гильзу, сверху насыпал пороху и крепко-накрепко зажал отверстие указательным пальцем.

Таким образом, у меня получился миниатюрный взрыватель для бомбы.

После этого я разыскал небольшую ржавую трубку, старую бутылку из-под фруктовой воды, какую-то тряпку и почти прямой длинный гвоздь. На поиски всего этого ушло минут пятьдесят, так мне показалось в темноте, в то время как по полу там и сям шныряли крысы почти сплошными, жуткими до ужаса стаями. В животе у меня по-прежнему оставался какой-то комок, казалось даже, что все завязано крепким узлом. Я непрестанно дрожал от отвращения и ужаса.

Затем я забил камнем гвоздь в старую длинную доску, пока его конец не вылез с другой стороны. Теперь возьмемся за удобрения. В двух пятидесятифунтовых мешках были насыпаны азотные удобрения с концентрацией от 18 до 20 процентов, а в одном хранились даже 34-процентные удобрения. Вот за него-то я и взялся.