Вернуться на улицу было шоком. Когда я доберусь до Макса, я скажу ему, чтобы он занялся делом или пошел на хрен. Я спрошу, можно ли мне пожить у него, пока я работаю над сценарием. Надо назвать мое чертово произведение «Графу на растерзание», потому что скоро я буду примерно в таком состоянии, если он откажет.
      Я на что угодно готов, чтобы выбраться из этой ситуации, честное слово.
      На что угодно.
 
       24 января, Нью-Йорк
      Я нежить. Я так себе это представляю. Человек, увязший в неизвестности. Я живу, хотя на самом деле уже умер. Тьма воцарилась, и Харкер побежден. Теперь и навеки.
      Чтоб ты сдох, Макс. Где бы ты ни был, чтоб тебя отымели. Ты мог бы мне сказать, ты должен был знать. Прежде чем уйти с работы, нужно ведь хоть немного подготовиться. Невозможно просто взять и свалить. Помощница говорит, что он уехал в Лос-Анджелес и она не знает, где он сейчас находится. Она не смогла бы сказать правду, даже если бы ее чертова жизнь от этого зависела. Лгать входит в список ее обязанностей.
      Нового парня зовут Файнштейн.
      Прежде чем мне удалось с ним поговорить, я звонил столько раз, что он наконец вынужден был это сделать. Он сказал мне, что в первую очередь, как только получил должность, заморозил все проекты Макса. Ему нужно определить рамки бюджета на следующий сезон, и он не намерен торопиться. Требуется некоторое время, чтобы установить приоритеты рынка. Это не значит, что у моего сценария нет никаких перспектив. К этому моменту я понял, что-либо он раньше был подрядчиком, либо он не в состоянии двух слов связать без тележаргона.
      И говорю ему, что в настоящее время я нахожусь в состоянии острого финансового кризиса и могу не дожить до того момента, когда у него появится возможность изучить мой шедевр. Может быть, я смогу позвонить ему через день.
      От удивления он согласился. Но не через день. Через неделю.
      Неделя. Дни, часы, минуты. Ночи.
      Я больше не работаю над сценарием. Не могу, потому что какой-то засранец подрезал в метро мой рюкзак, а в нем была последняя копия. Сейчас три часа утра, температура сильно ниже нуля, и я бьюсь за клиентов на Сорок второй улице.
      Боже мой, это настолько ниже моего достоинства; я в ужасе. У меня насморк, который никак не проходит; еще у меня есть мечта, которая все не умирает. А лучше бы умерла. Лучше забыть о ней.
      Может быть, я все это время сражался не на той стороне. В конце концов, мой тезка в книге нашел свою погибель, а для графа это было только началом карьеры.
      Говорят, людей в нем привлекает темнота.
      Мне она никогда не казалась привлекательной, до сих пор.
 
       31 января, Нью-Йорк
      Еще пару дней, говорит он мне.
      Нужно прочесть столько сценариев, а он должен быть беспристрастным ко всем. Сказал позвонить ему в конце недели; обещал, что, так или иначе, даст ответ. Секретарша говорит ему, что мой сценарий лучший из всех, которые она когда-либо читала, а она не первый день в бизнесе.
      А я стою в телефонной будке и слушаю все это.
      Холод такой, что я не чувствую, где заканчиваются ноги, а где начинается тротуар. У меня в кармане два доллара, на губе герпес, и на улице ни одного клиента. Пару ночей я провел в квартире этого парня, Рэнди, но оказалось, что он действительно хотел избить меня ремнем с шипами, и я сделал ноги. Это стоило хороших денег, но, блин, у меня тоже есть гордость. Это шутка такая. Передо мной на монетоприемнике объявление, какая-то шлюха приглашает парней поработать, и я думаю: ладно, хоть согреюсь. Такое странное чувство, как будто я перешел какую-то грань.
      Я больше не могу сдавать кровь. Не берут. Сказали, испортилась. У меня теперь плохая кровь. Я сказал врачу, что меня избили, но он не врубился. Осталось два дня. Тьма перед рассветом. Это будет спасение на краю бездны, скажу я вам.
      Не нужно было тягаться с ним, Джонатан.
 
       2 февраля, Нью-Йорк
      Вокруг телефонной будки снег на полметра, а у меня руки вспотели.
      Заготовил полный карман четвертаков, и, оказалось, не зря, потому что они держали меня в режиме ожидания ответа десять минут, за которые я успел прослушать три песни из мюзикла «Саут Пасифик». Потом его не было на месте. Еще пару минут им потребовалось, чтобы его найти. Я стою и думаю: все нормально, это нагнетание напряжения, это добавит смака новостям. И точно, так и было.
      Мне очень не понравилось, говорит он мне. Не «извините за то, что измотал вам нервы в говно» или «может быть, вы еще что-нибудь для нас напишете». Просто: «Мне очень не понравилось». Но это еще не самое классное. Он делает паузу, чтобы я мог промычать что-нибудь в знак благодарности за его мнение. А потом говорит, что я не должен забывать ключевые слова канала, а именно «оптимистический» и «ободрение». Зрители, говорит, не хотят видеть такое, эта история чересчур угнетающая. Им нужно внушать, что все хорошо. В следующий раз я не должен упускать это из виду.
      Наверное, я мог бы поднять крик, но я только сказал тихо: «Не будет следующего раза», и повесил трубку.
      По крайней мере, все кончилось. Я даже вроде лучше себя чувствую. Не знать было более мучительно, чем я предполагал. Да, мне стало лучше. Я выхожу из будки, слегка пошатываясь, зато снаружи светит солнце. Нужно было попросить его вернуть сценарий, но что-то во мне сказало «нет». Битва проиграна. Вот и рассвет.
      Нужно раздобыть новую куртку. Эта слишком тонкая. У меня от холода яйца отваливаются. Карманы рваные. Надо привести себя в порядок. Начну с этого. Сначала куртка. Потом все остальное.
      По крайней мере, я сразился с этим ублюдком, так ведь? Пускай я не победил, зато заставил его лишний раз здорово попотеть, без вопросов.
      А разве что-нибудь еще можно сделать?..