Глава 1

Первичная материя

Поднять его на колокольную башню оказалось делом нелегким. Дверь в конце узкой каменной лестницы была заперта на висячий замок, и им пришлось остановиться, да еще держать мальчишку, пока Чаймз не придумает что-нибудь.

— Надо сломать ее с другой стороны.

Произнесенные бесстрастным голосом слова, едва прозвучав, были поглощены толстыми кирпичными стенами.

— Кто пойдет?

Как всегда, выбор пал на Дэга, которому пришлось лезть под проливной дождь, на крышу. Он был самым надежным, самым храбрым и, кроме того, безотказным.

Держась за скользкий выступ над головой, он дошел до ближайшего окна и, выбив решетку, осторожно влез внутрь. Ни барабанивший по крыше дождь, ни курлыкавшие голуби не заглушали нетерпеливого шарканья за запертой дверью.

— Отойдите! — крикнул Дэг, нацелившись правым ботинком на замок.

— Черт, давай быстрее, он просыпается.

Дэг ударил раз, другой, третий. Дерево не выдержало. В дверном проеме стоял император Чаймз с двумя жрецами и пленником. Вытащив мальчишку на середину комнаты, они ослабили веревки и заставили его встать на колени, пока Чаймз доставал небольшой кожаный мешочек.

— Расстегните ему рубашку.

Чаймз развязал мешочек и высыпал его содержимое на голову мальчишке. Черный порошок, похожий на золу, покрыл ему голову, плечи, спину.

— Таким образом мы разрушаем внешнюю форму Первичной Материи, — проговорил Чаймз, когда мальчишка заерзал и закашлял, — чтобы вычистить душу этого низкого существа. Ибо сначала — очищение внешней формы, потом ее затвердение, а затем сокрушение огнем. С помощью порошка мы фиксируем непостоянный дух, делаем его неизменным, чтобы он мог цвести и плодоносить.

Не зная в точности, чего требует от них ритуал, Дэг и остальные беспокойно переминались с ноги на ногу и не поднимали глаз ни на Чаймза, ни на пленного мальчишку. Чаймз наклонился, взял мальчика за подбородок и, глядя ему в лицо, сказал ласково, словно говорил с сыном:

— Настал час Возрождения. Солнце и Луна сторожат крылатого Меркурия. Теперь ты тоже в надежных руках.

Мальчик никак не среагировал на его слова, вряд ли до конца понимая, где он и что с ним.

— Отведите его к окну, — приказал Чаймз. — Надо подождать, пока ураган разыграется во всю мощь.

Сидя на колокольне собора Святого Петра, принадлежащего Римской католической церкви, в котором по воскресеньям проходят службы для кантонцев и испанцев, они смотрели, как дождь барабанит по крышам внизу, и ждали, когда наступит час казни.

Пленник понемногу пришел в себя. Его пристроили на самом краю каменного подоконника, свесив ноги наружу над Сохо-сквер. Крепкие руки придерживали его за плечи, чтобы он не упал. Сверху на джинсы лилась вода, и они намокли и потемнели. Во рту у него было полно какой-то дряни, но мальчик слишком ослаб, чтобы выплюнуть ее. Наркотики, которыми его напичкали полчаса назад в укромном углу собора, начинали давать себя знать колотьем и болью во всем теле.

Он осторожно посмотрел вниз и подумал, что высота немаленькая, футов сто пятьдесят, не меньше. Конечно, не сравнить со старым Сентрпойнтом, который теперь далек и недостижим, словно не на его крыше мальчишке приходилось много раз бывать на волосок от смерти.

— Кажется, пора, — услышал мальчик из-за спины, но решил не поворачиваться к своим похитителям.

Его лицо, смутно видневшееся в оконном проеме колокольной башни, невольно рождало мысль о каком-то обитающем там зловещем призраке. Костлявыми пальцами он изо всех сил цеплялся за выступ, но внутренне уже готовил себя к смерти. Ураган бушевал вовсю. Наверное, из-за наркотиков мальчик не чувствовал страха, хотя знал: если он замешкается, кто-нибудь из банды все равно столкнет его вниз. Выбора не было. Да и позориться перед Чаймзом — дело последнее. Для него унижение жертвы было составной частью смертельного ритуала. Мальчик еще немного подался вперед.

Он больше не чувствовал мучительных порывов ветра, который поменял направление и теперь раскачивал трос, терявшийся в сырой тьме. Из-за дождя фонари на лондонских улицах казались тусклыми, а обычно шумный город сделался почти неслышным. Мальчик никогда не думал, что встретит смерть в одиночестве, связанный и накачанный наркотиками. Он окоченел от холода, на лбу у него слиплись мокрые волосы, и он чувствовал только, как громко бьется у него в груди ставшее вдруг огромным сердце.

Закрыв глаза, он прислушался к городу: кому-то настойчиво гудел таксист, глухо шумел мотором автобус. Гром стихал. Мальчик коснулся кулаком нейлонового троса. Еще новый и скользкий, он гудел на ветру и вспыхивал фонтанчиками брызг, когда на него попадала сильная струя.

Чаймз тяжело вздохнул:

— Брат, пора тебе оставить нас.

Он выступил из темноты, пристально вглядываясь в пленника.

Мальчик же не отрывал глаз от троса, стараясь высмотреть его конец, хотя прекрасно знал, где он. Этот прыжок не будет похож ни на один другой, потому что продуман мучителями исключительно для этого случая. И тут он ощутил страх. Ему показалось, что он сидит тут целую вечность. Когда он встал на парапет, ноги у него подогнулись и коленные суставы хрустнули в знак протеста.

Подручные Чаймза, не скрывая своего возбуждения, подошли поближе и замерли в ожидании. Они давно готовились к этому урагану, который должен был очистить город и принести с собой новое начало.

Мальчик схватился за трос обеими руками и напряг мускулы, как делал это миллион раз раньше. Неподалеку полдюжины грязных голубей без всякого любопытства наблюдали, как он возится с металлическим рукавом, надевает его и прикрепляет к тросу.

Сосчитав до десяти, он набрал полную грудь воздуха.

Как нельзя вовремя над городом оглушительно прогремел гром. Мальчик издал воинственный клич и, изо всех сил оттолкнувшись ногами, полетел над улицами Лондона. Ледяной ветер словно только его и ждал с ушатом воды, отчего мальчик, как никогда, ясно увидал деревья внизу, и если бы он только мог немного притормозить, то разглядел бы — он был в этом уверен! — каждую веточку и каждый листочек.

Чаймз подбежал к окну. Вместе со своими подручными он стоял и смотрел, пока мальчик не скрылся из глаз.

Мокрая стена банка из оранжевого кирпича на углу Грик-стрит стремительно приблизилась к мальчику и осталась позади. Неожиданно трос стал тоньше, и движение замедлилось. Чуть дальше его трос пересекся с другим, прикрепленным к крыше Театра принца Эдуарда на Олд-Комптон-стрит, и он подумал, что где-то рядом должна быть станция. Внизу нарядные люди выходили из такси и шли по освещенной неоновым светом улице к китайским ресторанчикам.

Трос шипел от соприкосновения с металлическим рукавом. Когда мальчик пересек Сохо в направлении банка на углу Риджент-стрит, у него заболели руки, не получавшие привычной помощи, а пролетая над очередным воздушным перекрестком, он заметил, что находится дальше от земли, чем раньше. Если бы он сам придумал этот полет, он бы обязательно гордился им, потому что все было спланировано самым тщательным образом, дабы он набирал высоту и скорость на протяжении всего пути.

Когда он вылетел на Пиккадилли, то обратил внимание, что люди смотрят наверх. Он тоже посмотрел и увидел огромную, сверкающую разноцветными огнями стену, которая стремительно приближалась, заслонив собой небо и землю. Мальчик закричал от ужаса и, готовясь к столкновению, подтянул ноги, словно это могло как-то облегчить его участь. Через несколько секунд он уже не видел ничего, кроме гигантской бело-красной рекламы кока-колы на кинотеатре в северной части площади.

Со скоростью шестьдесят миль в час он врезался в нее, как жук в ветровое стекло машины, и на мгновение распластался на ней. Потом его отшвырнуло от стены, пролившейся стеклянным дождем на стоящих внизу зевак. Несколько секунд продержавшись в воздухе, он огненной кометой помчался вниз и с шипением замер на мокрой мостовой.

Если бы он еще мог о чем-то думать, но наверняка обрадовался бы возвращению туда, где его все давно забыли. Наконец-то он мог бы с полным правом сказать, что обе его ноги на земле.

Глава 2

“Ньюгейтское наследство”

Ровно в три пятнадцать Роберт обратил внимание на горгулий. Их было пять, сидевших на корточках над верхними окнами, не собиравших воду и не украшавших здание, а просто сидевших и с преувеличенной радостью растягивавших в странной усмешке рты. Изваянные из красивого серого камня, гладкие и сияющие, все они были приземистыми и с когтистыми лапами, но без крыльев и с прическами под панков. По крайней мере, так показалось Роберту, когда он рассмотрел клочья волос, что вылезали из корон на их головах. Вместо ртов у них были клювы, а в глазах, в общем-то невыразительных, заметно было некоторое дружелюбие, как у свиней.

Роберт был уверен, что никогда раньше не видел их, и не понимал, почему теперь обратил на них внимание. Он сидел, положив ноги на стол, глядел на дождь за окном и крутил в руке телефонную трубку, ожидая, когда кто-нибудь откликнется. Иногда в дождливую погоду ему казалось, что в Лондоне вообще никто не работает, что все сидят в своих офисах и глазеют на дождь, мечтая оказаться где-нибудь подальше и лелея свое недовольство.

— Линия еще занята. Вы ждете?

— Жду.

Это был шестой книжный магазин, в который он пытался дозвониться весь последний час. Ему уже начало казаться, что он целую вечность не выпускает из рук трубку. Роберт взглянул на телефон. “Поиск”. “Повтор”. “Память”. Он ненавидел эти новые устройства, хотя именно благодаря им ему теперь не надо было держать в голове телефоны приятелей, отчего он никогда не мог звонить им в рабочие часы.

Горгульи заглядывали в его офис, словно каменные шпиончики, нанятые следить за его дееспособностью. Нет, сегодня он явно ни на что не годен. Вроде бы и дело проще некуда, а он никак не выберется из тупика. Роберт откинул спинку кресла и вытянулся. У него все еще болели руки и плечи после бассейна, хотя он уже несколько раз повторил себе, что еще слишком молод, чтобы терять форму. В трубке щелкнуло:

— Говорите.

— Спасибо. Вы меня слушаете? — Роберт снял ноги со стола. — Не можете ли вы мне помочь? Меня зовут Роберт Линден. Я ищу книгу... — Он поискал глазами записку на столе. — Книгу Шарлотты Эндсли. Называется “Ньюгейтское наследство”. Напечатана примерно три года назад. Спасибо.

Теперь опять надо было ждать, и на сей раз минут пять, не меньше. Роберт отошел закурить сигарету, когда услышал в трубке женский голос. Женщина знала эту книгу, но не могла раздобыть ее экземпляр. Она спросила, не пытался ли он поспрашивать в библиотеках, и Роберт признался, что это не приходило ему в голову. Он поблагодарил и положил трубку. В двери позади него появился один из директоров компании — Скиннер.

— Что, не получается с книгой? — спросил он как бы между прочим, и Роберт, поняв, что тот подслушивал под дверью, разозлился.

— Получается. Просто я стараюсь не очень заинтересовывать людей, чтобы они не задавали мне вопросов.

И он принялся перекладывать бумаги на столе, нетерпеливо ожидая, когда Скиннер соизволит покинуть его.

— Прекрасно. Если все так, как вы говорите, и вам удастся достать экземпляр книги, то мы в конце недели начнем переговоры. Узнайте, какой у них минимальный срок, и действуйте.

У Скиннера была отвратительная привычка учить его, как нужно работать, и Роберт, искоса взглянув на него, закашлялся, слишком сильно затянувшись сигаретой.

— Постарайтесь на праздник все выкинуть из головы, — безмятежно продолжал Скиннер. — Надо только решить этот вопрос. Кстати, где вы будете на Новый год? Поедете домой?

— Нет, — выдохнул Роберт, держась за грудь.

— Что, далеко ехать?

— Ну да.

Роберт не собирался исповедоваться ему в своем безразличном отношении к родителям.

— Понятно. — Скиннер понял, что его не будут спрашивать о его планах. — А я еду с Триш покататься на лыжах, — сообщил он. — Она ни за что не хочет оставаться в Англии на Рождество.

— Я ее понимаю. Бедняки на улицах немного мешают наслаждаться жизнью. Так?

Скиннер окинул его неуверенным взглядом, а Роберт подумал, что Триш, наверное, с трудом переносит, когда жизнь бьет ключом там, где ее нет. Очень красивая женщина. Скиннер внешне совсем не сексуален, тем не менее, что-то все-таки держит их вместе, но что — эта тайна волновала всех до единого в конторе.

— Надеюсь, вы отлично отдохнете, — сказал Роберт. — На Рождество вспомните обо мне.

“Желательно, — подумал Роберт, разминая сигарету в пепельнице, — непосредственно перед тем, когда попытаешься достичь эрекции”.

— Ладно. А вы сделайте все возможное, — фыркнул Скиннер. — Не забывайте про комиссионные.

Едва Скиннер закрыл за собой дверь, как Роберт улегся головой на стол. Он ненавидел Скиннера почти так же, как ненавидел телефон. Этот человек смотрел на других людей так, словно владел пятьюдесятью одной акцией на их владение. А когда он, не мудрствуя лукаво, запросто предлагал клиентам сыграть в гольф в следующий вторник, чтобы наладить с ними отношения, Роберт особенно ощущал свою ничтожность. Ничего не поделаешь, у Скиннера — деньги, а у Роберта всего-навсего неплохие мозги, зато в практических делах он ровным счетом ничего не смыслит.

Да, неплохо все-таки спать по ночам, а не мучиться кошмарами, которые отравляют сознание и заставляют просыпаться в холодном поту. Закурив еще одну сигарету, Роберт, чтобы внутренне избавиться от Скиннера, повернулся к компьютеру и стал работать над “Ньюгейтом”. Он решил разобраться с правами на книгу на тот случай, если ее все-таки удастся раздобыть и если она им подойдет.

В непрестанном поиске материала для телесериалов компания регулярно покупала права на работы неизвестных авторов, чтобы потом продать их втридорога. Иногда она срывала куш, но чаще всего это была пустая трата времени.

Роберт нашел адрес ближайшей библиотеки, налил себе кофе и встал у окна. Опять начался дождь, и первые тяжелые капли упали на горгулий, отчего их лица потемнели и стали сердитыми. У него не было планов ни на ближайший вечер, ни на праздники, поэтому, взглянув на небо, он подумал, что ничего приятного ждать не приходится. Дождь усилился, и на улице стало безлюдно. Потоки воды мчались по водостокам, вызывая в памяти треск жарящейся в масле картошки. Поморщившись, Роберт сделал глоток кофе и пожелал человечеству счастливого Нового года.

Библиотека занимала маленький особнячок в викторианском стиле, но, стараясь соответствовать восьмидесятым годам, выставила в окнах рисунки детей, по-видимому из местной школы. На одном из них был азиатского вида Санта-Клаус на катке, а на другом маленького Иисуса приветствовали три Мудрые Женщины — волховицы. Бледная молодая женщина с рыжими вьющимися волосами и красивыми зелеными глазами делала для Роберта справку на компьютере.

— Есть такая, — сказала она наконец, тыча в экран карандашом. — Но я совсем не уверена, что у нас сохранился экземпляр. Если книгу долго не берут, ее убирают с полки и освобождают место для другой.

— Автор что-нибудь получает с каждого читателя? — спросил Роберт.

Библиотекарша повернулась к нему и, вынув карандаш изо рта, улыбнулась.

— Нет. Мы платим немного за право приобретения книги, и это все. Ничего вдохновляющего. — В ее голосе звучала милая ирландская жизнерадостность. — Что, хотите попробовать написать роман?

— Я? О нет!

Роберт надеялся, что книга, которую он ищет, не слишком пользуется спросом, иначе за нее не получишь больших денег у киношников.

— Ну, если ее нет в отделе художественной литературы, то ее либо украли, либо убрали. — Девушка подалась вперед и махнула узкой, в веснушках рукой. — Понадобится помощь, свистните. Вы ведь умеете свистеть?

Роберт отправился в отдел художественной литературы через комнату, набитую солидными мужчинами, листавшими газеты. Он никогда не замечал знаков внимания со стороны девушек, даже если те откровенно давали понять, что Роберт им понравился. Эмметт... Эндовер... Эндсли. “Ньюгейтское наследство”. Вот она. Пробежав рукой по нижней полке, он вытащил книгу и развернул ее на ладони, но она была совсем новенькой и тотчас захлопнулась.

На форзаце он нашел фотографию автора — средних лет женщины с гладкой прической и круглым лицом. Тип матери. Выпрямившись, Роберт принялся читать, что было написано на обложке:

“Потрясающий первый роман самой талантливой писательницы последней декады” (“Гардиан”)

“Не хуже Ивлина Во” (“Санди таймс”)

Хорошо. Осталось только выяснить, подойдет ли для сериала. Роберт перевернул книгу. Социальная сатира в условиях перенаселенной разлагающейся тюрьмы. Не совсем то. Роберт вспомнил, как пару лет назад, уезжая в отпуск, сунул эту книгу в чемодан и несколько дней не мог от нее оторваться даже в ущерб загоранию на пляже, а потом по-дурацки забыл ее в отеле и не вспоминал о ней, пока Скиннер не потребовал, чтобы он напряг мозги и раздобыл что-нибудь этакое.

— Если вы хотите ее взять, то придется сначала записаться в библиотеку, — улыбнулась ему зеленоглазая красавица. — Хотя ее раньше не брали... Знаете что? Суньте ее под пиджак, и это будет нашей с вами маленькой тайной.

— Нет, я не могу, это против моих правил, — ответил ей Роберт, сразу поняв, что взял не тот тон.

— Видно, вы не любитель приключений, — вздохнула девица.

— Нет, видно, нет.

— А жаль. Что ж, внешность бывает обманчивой.

Она подтолкнула к нему карточку и вернулась к своим бумагам. Выйдя на улицу, Роберт почувствовал, что у него горит лицо. Девушка предлагала ему больше, чем книгу. И почему он вечно ведет себя с женщинами как полный кретин? Направляясь к автобусной остановке, он мысленно несколько раз стукнул себя за то, что не ухватился за представившуюся возможность.

В конторе было тихо и почти безлюдно, как всегда перед Рождеством. За окном гремел гром, понуждая приступить к работе. Горгульи стали совсем черными под дождем. Они гляделись в высшей степени экзотично, вызывая в памяти сумасшедшие готические сюжеты. Однако стоило Роберту бросить взгляд вниз, и он снова вернулся к действительности. Агенты по продаже недвижимости, букмекерская контора, множество разнокалиберных вывесок всяких других контор.

Роберт посмотрел на свое отражение в стекле. Черные вьющиеся волосы, подстриженные по бывшей моде панков, а теперь по моде яппи, узкие карие глаза, оттопыренные уши, опустившиеся вниз уголки рта. Лицо, словно изначально созданное для горького разочарования, в чем он несомненно преуспел. Ему подумалось, что отчасти это связано с его нежеланием в одиночестве встречать Новый год. В конце концов, такой праздник наедине с самим собой не проводят. Роберт всю жизнь прожил в Лондоне и сейчас чувствовал себя обманутым из-за малого числа друзей и подружек, которым мог бы назначить свидание. Вроде бы все неплохо к нему относились, но не проявляли большой заинтересованности, отчего у него всегда было ощущение, что только благодаря его собственной настойчивости он не теряет связи с людьми. Совсем немногие готовы к любви или даже к долгому знакомству.

Роберт принялся листать книгу, останавливаясь то на одном, то на другом абзаце. Он вспоминал отдельные фразы, и теперь они казались ему не менее смешными, чем два года назад. Может быть, она еще что-нибудь написала? В биографии больше ничего нет. Первое издание в 1985 году. Переизданий тоже не было. Напечатано у Ганнера и Кроуфилда. Роберт никогда не слышал о таких. Он вернулся к столу и набрал номер. Через минуту его уже соединили с издательством, еще минута понадобилась, чтобы найти человека, помнившего книгу.

— Вы случайно не знаете ее агента? Можете проверить? Хорошо, я подожду.

Он вновь взглянул на горгулий и обратил внимание на трос вокруг шеи одной из них. Наверное, телефонный кабель...

— Пол Эшкрофт и Компания... Большое спасибо.

Роберт записал номер.

Опять где-то недалеко громыхнуло. Роберт взглянул на номер и узнал код Блумсбери. В офисе было нестерпимо душно. Зажав трубку под подбородком, он расстегнул воротник рубашки. Голова у него закружилась в точности так же, как ночью перед тем, как он увидел сон.

— Здравствуйте. Может быть, вы согласитесь мне помочь. Я хотел бы переговорить с кем-нибудь о Шарлотте Эндсли.

В трубке послышался щелчок. За окном прогремел гром. Роберт уселся в кресло. В голове у него шумело.

— Чем могу служить?

Голос был немолодой и принадлежал, скорее всего, старшему представителю фирмы.

— Меня зовут Роберт Линден, и мне сказали, что вы представляли интересы писательницы по имени Шарлотта Эндсли.

Молчание на другом конце провода затянулось.

— Да... Так... Это правда. Мы действительно представляли ее интересы.

— Она ушла к другому агенту?

Опять молчание.

— Нет, она этого не сделала. Все гораздо... Да. Вы не возражаете, если я спрошу? Вы ее друг?

— Нет. Я работаю на кинокомпанию. У нас есть к ней деловое предложение, и мы думаем, что оно должно ее заинтересовать.

— О Боже... Теперь, боюсь, это невозможно устроить...

— Знаете, я совсем рядом. Может быть, вы позволите мне заглянуть к вам?

— Да, так будет лучше всего.

Роберту послышалось облегчение в голосе собеседника.

— Если у вас есть несколько свободных минут, то я мог бы прямо сейчас...

— Хорошо, мистер?..

— Линден. Спасибо.

Роберт положил трубку и потер глаза. Прежде чем голова у него прояснилась окончательно, он вновь увидел лицо мужчины. Оно было неясным, так как что мужчина отступил в тень, да и память никак не могла его удержать, но глаза эти Роберт хорошо запомнил — серые и пустые, как у трупа. Неожиданно он вспомнил, что видел их раньше... Во сне было то же самое, но только не имело ни конца, ни смысла... Роберт поерзал в кресле, пытаясь припомнить свои ощущения. В конце концов, он мог видеть это лицо в старом фильме по телевизору, а потом заснуть. Объяснений, если поискать, найдется много. Роберт вновь заглянул в книгу, внимательно рассмотрел лицо Шарлотты Эндсли, в основном, чтобы вытеснить из памяти другое лицо. Что же такого ужасного совершила эта женщина, если об этом нельзя говорить по телефону?

Поглощенный своими мыслями, Роберт выглянул в окно. Что-то мелькнуло за дождевой завесой. Его глаза уловили какое-то стремительное движение, но когда он подошел к окну, все уже было как прежде. Трос, привязанный к шее горгульи, чуть-чуть раскачивался, словно несколько мгновений назад кто-то ударил по нему, как по гитарной струне.

Глава 3

Икар

“Лондон стэндард”, 15 декабря, понедельник

СТРАННАЯ СМЕРТЬ НЕИЗВЕСТНОГО МАЛЬЧУГАНА

Вчера вечером, едва наступили сумерки, обрушившаяся реклама убила подростка.

Оказавшиеся на улице прохожие в ужасе наблюдали, как мальчик, имя которого полиция не называет до встречи с родственниками, упал сверху, когда по непонятной причине взорвалась реклама кока-колы. Электрики, обсуживающие здание, отрицают наличие неисправностей.

— Это просто несчастный случай, — сказал мистер Артур Матесон, представитель компании, ответственной за эту рекламу, — один на миллион. Ничего подобного больше не повторится.

ПОДРОСТОК “ВЛЕТЕЛ” В РЕКЛАМУ

Полиция не может объяснить, каким образом подросток оказался на наружной стене здания. Неизвестно также, что он делал там, когда произошел взрыв.

Многие свидетели утверждают, что он “пролетел” над их головами и врезался в стену. В результате расследования полиция обнаружила обрывок нейлонового троса, который был использован, по всей видимости, подростком.

Из-за состояния трупа не удалось установить, находился ли мальчик под воздействием наркотиков или каких-либо других медицинских препаратов.

ЗА ДЕЛО БЕРЕТСЯ “ГРОЗА ВАМПИРОВ”

Расследование возглавил старший инспектор Иэн Харгрив.

— Сейчас у нас нет оснований предполагать что-нибудь, кроме несчастного случая, — сказал он. — Хотя мы не исключаем возможности самоубийства.

Читатели “Стэндард” наверняка помнят Иэна Харгрива, который прошлым летом расследовал дело вампира с Лестер-сквер.

Северная часть Пиккадилли оцеплена, и будет оцеплена до тех пор, пока ее не очистят от стекла и другого мусора.

— Они никогда не, дадут мне забыть этого вампира, — сказал Иэн Харгрив, поворачиваясь в кресле. — Каждый раз, стоит им взять у меня интервью, как он сразу вылезает на свет.

Он с интересом смотрел, как сержант Джэнис Лонгбрайт, зажав в зубах карандаш, карабкается на картотечный шкаф. Свои блестящие каштановые волосы она укладывала в старомодную прическу, но они упали ей на широкое лицо, когда она наконец добралась до нужного ей ящика.

— Помочь, Джэнис? — спросил он, откидываясь на спинку. Ответ сержанта был неразборчив. Когда она еще потянулась, ее ярко накрашенные губы раскрылись, и он увидал два ряда крепких белых зубов, ожесточенно грызущих карандаш. Харгрив обратил внимание, что она опять надела чулки со швом. Настоящая женщина-полицейский — крупная, крепкая и сексуальная, как на карикатурах пятидесятых годов. В ее внешности не было ничего от восьмидесятых. И это ему нравилось.

— Меня не обвинят в сексуальном посягательстве на коллегу, если я скажу, что у тебя красивые ноги?

Сержант Лонгбрайт спрыгнула на пол и бросила несколько конвертов на стол Харгриву.

— Обвинят, — ответила она наконец. — Я же не рассказываю всем, какие у тебя соски.

— Эй, я тоже ни с кем о тебе не говорю, — недовольно возразил Харгрив.

— Ах, нет? — Джэнис наклонилась к нему и понизила голос. — Тогда откуда всем известно, что мы с тобой спим?

— Они всего лишь предполагают. Ты же их знаешь.

Харгрив хорошо представлял, насколько Джэнис чувствительна к подобным разговорам, именно поэтому он настоял, чтобы сегодня утром они приехали в участок врозь. Яркая и волевая женщина, она легко улавливала даже самые незначительные изменения в атмосфере участка. К тому же она была достаточно честолюбива и не желала, чтобы что-то мешало ее продвижению по службе. Харгрив смотрел на нее и не понимал, что она в нем нашла. Во-первых, он ее на двенадцать лет старше, а во-вторых, выглядит еще хуже. Растолстевший внизу и похудевший сверху, он явно переходил в категорию уютного среднего возраста, и только ясные карие глаза, сохраняя юношеский опасный блеск, недвусмысленно говорили, что это не так. К тому же он рано женился и с тех пор был подозрителен, особенно к таким красавицам, как Джэнис. В своих самых страшных кошмарах он видел, как она использует его, чтобы сделать карьеру, но стоило ему заглянуть ей в глаза, и от этих кошмаров не оставалось даже следа.

— Тебе это нужно?

— Ммм?

— Да посмотри же!

Харгрив наклонился над столом. Дел было так много, что ему совершенно не хотелось браться за них. Он даже еще не знал, с чего начнет. Рождество в столице всегда чревато увеличением количества ограблений не только в магазинах, но и на улицах и в домах. Прошлой ночью несколько его парней наведались в квартиру одной арабки на Найтс-Бридж и нашли на тридцать тысяч фунтов барахла, награбленного только в магазинах Хэрродса.

А сколько еще таких? Сотни. Разве лишь размахом поскромнее, и потому он может сам ими не заниматься.

— Попроси Финча позвонить мне. У него уже должно быть что-нибудь о подростке.

Джэнис кивнула и направилась к выходу.

— Еще одно. Если хочешь, можешь присоединиться ко мне.

— Самоубийство на Пиккадилли? — изумленно переспросила она. Харгрив редко позволял ей вмешиваться в свои дела.

— Я не знаю, но у меня есть предчувствие. Мы ведь его еще даже не опознали. Но это никак не несчастный случай, да и для самоубийства способ чертовски странный. Знаешь, они нашли сорок футов крепкой нейлоновой веревки, завязанной у него на поясе. Как тебе это?

Когда Джэнис, улыбаясь про себя, закрыла дверь, он, ничего не видя, смотрел через стеклянную стену в зал, где оперативники изо всех сил старались справиться с обрушившейся на них предпраздничной работой. Пальцы бегали по клавишам, а лица зеленели, отражая свет мониторов. Кто-то постарался немножко украсить зал и принес веточки омелы. Харгрив провел указательным пальцем по усам, наблюдая, как сводки кочуют от стола к столу.

В самоубийстве всегда есть нечто иррациональное, но в этом уж вовсе не было никакого смысла. Зазвонил телефон, и он взял трубку.

— Говорит Финч. С подростком я почти закончил. Есть кое-что интересное. Я зайду на пару минут?

— Не надо. Я сам к тебе зайду.

Выходя из комнаты, он бросил пластиковую карточку на стол одному из констеблей.

— Проверь на компьютере. Не забудь про код и номер. — Самому ему легче было запомнить код, чем номер. — Назови это дело... Не знаю, сколько можно использовать букв.

Констебль поднял голову:

— Не больше семи, сэр.

— Хорошо... — Он подсчитал на пальцах, пожелтевших от табака. — Назови его “Икар”.

— Сэр?

— Посмотри в энциклопедии, — улыбнулся Харгрив. — Неужели тебя ничему не учили в школе, кроме компьютеров?

Финч всегда наводил на него ужас. Бледный серьезный человек с потрескивающими при ходьбе коленными суставами, он словно сошел с гравюры, изображающей охотника и зайца. От его халата шел неистребимый запах химических реактивов, и когда он быстро шагнул от стола с инструментами к закрытому простыней телу, за ним потянулся горько-сладкий шлейф аромата прозекторской, словно за женщиной, перемудрившей с духами. В столовой все старались держаться от него подальше.

Харгрив стоял у сверкавшего чистотой стола, пока Финч мыл руки и снимал перчатки. Для него морг всегда был фантастическим местом, полным самых страшных тайн, запрятанных в пластиковые мешки, и он с интересом посмотрел туда, где острых инструментов Финча ожидало тело покойного.