Первое время Марк был подчеркнуто любезен с женой кузена, и Клодия решила, что она Марку не по душе и, наверно, он подозревает, что за графа она вышла замуж из-за денег. Годы шли, детей все не было, а Марк понемногу стал дружелюбнее. Она тогда была юна и простодушна, и ей в голову не приходило, что прохладное отношение кузена к браку связано с озабоченностью родственника семейным счастьем Джастина. И уж совсем она не думала о том, что граф может отнять у своего молодого кузена все его наследственные права.
Лорд Фэрхейвен посоветовал Марку изучать юриспруденцию, обещая любую поддержку, в том числе и материальную. Но тот выпросил местечко в компании кузена. Марку пришлось самому пробиваться наверх. К тому времени, когда кузен скончался, он успел дослужиться до должности управляющего “Хей-лзуорт лимитед”.
Хотя ходили сплетни о любовных связях Марка, но его страстью были не женщины, а финансы. Клодия всегда ощущала в нем холод и считала его бесчувственным. Печаль Марка о скончавшемся кузене казалась ей притворной, а облегчение, которое он не стал скрывать, узнав, что она уезжает из поместья, ее насторожило.
– О более преданной супруге, Клодия, и мечтать не приходится. Стало быть, вы вправе рассчитывать на вознаграждение, – сказал он, когда была оглашена воля покойного.
Клодия, еще не пришедшая в себя от горя, не обратила внимания на эти его слова. Это потом, перечитывая дарственные, она, вспомнив замечание Марка, издала недоверчивый смешок. Имение было неотчуждаемым: кому титул, тому и Фэрхейвен. Плюс солидная доля в процветающем бизнесе, что само по себе дорогого стоит. Но богатства Джастина были неисчислимы, и они достаются ей, а после нее переходят к ее кровным потомкам. Кем бы ни были ее наследники, они должны быть в кровном родстве именно с нею. Клодия почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Да, Джастин был искренен, когда говорил; что хочет, чтобы она снова вышла замуж. Когда-нибудь. У нее таких планов не было. Но Марк, должно быть, пришел в бешенство, заметив в завещании подобную оговорку.
Через два года после смерти любящего супруга Клодия вновь почувствовала вкус к жизни. Все время проводить вместе с родителями стало скучно. Уход за домом взяла на себя мать, так что Клодии просто нечего было делать. Поначалу почти полное отсутствие обязанностей ее обрадовало, но со временем слишком затянувшийся отдых стал надоедать. Ее потянуло к развлечениям. Можно было, конечно, съездить в Фэрхейвен, чтобы развеяться. Марк много раз приглашал в гости, но подобное времяпрепровождение ее не прельщало. Да и насчет соблюдения приличий возникали сомнения. Они с Марком не только родственники, но еще и ровесники.
В конечном счете Клодия решилась приобрести дом в городе, чтобы проводить в Лондоне осень и весенний сезон. Родители были против, но она оставалась непреклонна: как-никак, в тридцать четыре года надлежало и ей наконец “выйти” в свет. Не в том дело, уговаривала она себя, что они с Джастином бывали в Лондоне редко. И не ради поисков второго мужа идет она на это. Просто впервые в жизни у нее есть все, чтобы жить и поступать так, как ей хочется: она – свободна, ничем не связана, привлекательна. Пусть не молода, зато очень богата.
И леди Фэрхейвен сразу же имела успех. Людям она нравилась всегда, и уважали ее за то почтение, которое оказывала она своему пожилому супругу. Однако Клодия всегда оставалась как бы в тени своего мужа. А теперь она сама себе хозяйка, уверенная в себе и все еще способная очаровать и увлечь.
Прелести миниатюрной блондинки, пленившие когда-то покойного графа, время почти не тронуло. Блондинка лишь повзрослела и выглядела более зрелой. Морщинки на лице были едва заметны, а фигура почти не изменилась – она могла бы носить те же наряды, которые носила в семнадцать лет.
– Да откуда у нее морщины возьмутся? – завидовала какая-нибудь светская матрона, ровесница Клодии. – Джастин Хейлзуорт на руках ее носил. Она ему балованной дочкой, а не женою была.
– И детей не было. Что ж с талией сделается? – в тон добавляла другая.
– Но отдайте ей должное: она не такая падкая на веселое житье, как леди Монтегю, и не так о себе воображает. А могла бы. При таких-то деньгах, – заступалась за Клодию третья.
Вся троица сходилась на том, что вдовы – они, конечно, вдовы и есть, но леди Фэрхейвен предпочтительнее многих иных вдов.
И почтенных господ она сразу же заинтересовала. И мало кто, кроме полковника Бланта или виконта Маргейта, тянулся к ней только из-за ее денег. Был и юный Литтлфилд, только что появившийся в свете в качестве выпускника Оксфордского университета. Он страстно влюбился в леди Фэрхейвен. Но в начале сезона чаще всего ее сопровождал деверь, то есть Марк Хейлзуорт.
Первое время Клодию не удивляли его ухаживания. В конце концов, может он позволить себе быть с нею любезным. Но вскоре, недели через две, она заметила, что в вальсе он прижимает ее к себе чуть крепче, чем должно. А наклоняя ее в танце, удерживает за талию так, как будто очень беспокоится о ее удобстве и безопасности. Он как будто бы искренне проявлял к ней теплые чувства, но Клодия ни капельки не верила Марку. И ничто в нем ее не привлекало. Слава Богу, он уродился в мать, а не в кого-то из родни по отцовской линии и не походил на Джастина. Ей никогда не нравилось ни его тщедушное телосложение, ни его тонкогубое и какое-то угловатое лицо. Хотела бы она знать, что у него на уме. Правда, об этом не так трудно догадаться. Что может быть лучше, с точки зрения Марка, чем объединить графский титул с огромным богатством? Ради этого можно и на вдове троюродного брата жениться. Но, как это ни печально для Марка, за него она не пойдет. Даже если других мужчин не останется. А коль захочется ей обзавестись мужем, то она предпочтет, чтобы у избранника были полные и чувственные губы. Как у Энтони Вардена.
С Тони Варденом она была знакома уже несколько недель. Впервые они встретились в самый разгар сезона. Она сразу же почувствовала симпатию к этому молодому человеку. Ему тоже были ведомы утраты: сначала у него умер отец, потом старший брат. Она устроила так, что их как бы невзначай представили друг другу. Все прошло гладко и не породило никаких кривотолков за спиной. А когда он пригласил ее поужинать вместе, она непринужденно согласилась. За столом она сразу же выразила ему свои соболезнования. Ее слова, хотя и не отличались от общепринятых вежливых фраз, прозвучали искренне, что его сильно тронуло. Впервые кто-то посочувствовал ему. Все остальные, даже Джоанна, соболезнуя, давали понять, что сами тоже опечалены утратой и, утешая его, рассчитывают, что и он станет утешать их. А эта женщина будто в сердце его заглянула. Понять, что за муки он перенес, – это уже само по себе мучительно. Он промямлил какие-то слова в знак благодарности, однако обычная для него беспечность оставила его.
Второй встречи он искал сам. И в этот раз он увидел ее по-настоящему. Да, она на пару лет старше его, но это не очень-то заметно. В самом деле, кто из присутствующих здесь дам привлекает его?
Первое время, давая волю своему новому увлечению, он надеялся забыться, отвлечься от своих невзгод. Но постепенно Тони все сильнее привязывался к новой знакомой, с радостью отмечая, что нет в ней ни коварства, ни лукавства, да и ничего из того, чем славятся вдовы. И он никогда бы не поверил, что она могла обманывать лорда Фэрхейвена.
Возле Клодии увивалось еще несколько ухажеров, но Тони решил, что все они ему не соперники. Да и Марка Хейлзуорта можно было в расчет не брать. Он знал, что этот Марк существо, конечно, деятельное, но холоднее любой рыбы. Тони учился с ним в одной школе. Марк тогда был старшеклассником. И одноклассники Тони боялись Марка, который обижал всех, кто младше. Тони везло, и он ни разу не попался Марку под руку, но был наслышан о его выходках. Этого оказалось достаточно для неприязни, пусть мимолетной. Поэтому Тони не верилось в благосклонность леди Фэрхейвен к своему сопернику. Более того, заставая ее в обществе Марка, Тони старался увести ее, что ему всегда удавалось даже без нарушения приличий. Естественно, когда сезон перевалил свой пик, в свете уже вовсю судачили о лорде Эшфорде и леди Фэрхейвен.
Как-то в начале мая, пополудни Марк вдруг объявился в доме своей кузины. Когда дворецкий подал ей карточку Марка, брови Клодии слегка приподнялись, но она изобразила на лице любезную улыбку и распорядилась просить гостя войти.
– Здравствуйте, Клодия. Сегодня вы просто обворожительны.
– Спасибо, Марк.
Много лет назад она потратила немало сил, чтобы он перестал называть ее “кузиной Клодией”. Определенная дистанция между ними сохранилась, и это ее устраивало: чего-чего, а сближения с этим родственником она не желала. Чем внимательнее становился Марк, тем неуютнее было ей подле него.
– Я зашел не приличия ради, Клодия.
– А что произошло?
– Видите ли, я пришел поговорить с вами как родственник. Полагаю, что, будучи вам не чужим человеком, я вправе выразить вам свое беспокойство.
Клодия взялась за чашку и сделала точно отмеренный глоток чаю, указывая дворецкому на гостя, которого тоже следовало обслужить.
– Ну и что вас тревожит, Марк? – Голос ее был ровным, хотя в душе все кипело. Подумать только! Он вправе высказывать свою озабоченность! Да как он смеет?! Она его насквозь видела: если этот Марк и способен чего-то опасаться, то пронять его может лишь страх за ее состояние. В смысле богатства, разумеется.
– Видите ли, я обратил внимание, и далеко не я один, что вы охотнее проводите время с Тони Варденом, чем с другими джентльменами. И меня это тревожит. Мой кузен очень берег вас, вы это, конечно, помните, поэтому вы не слишком искушены в делах мира сего. Эшфорд хорошо выглядит и обаятелен. Это так. Я понимаю, что он может нравиться. Особенно даме, которая уже была замужем, но за человеком много старше ее. Однако в его заинтересованности вами, Клодия, может преобладать финансовый аспект. Простите за столь бесцеремонное вторжение в вашу личную жизнь, Клодия, но я никак не мог иначе. Вы очень обеспеченная женщина, а в свете, знаете ли, хватает охотников за богатым приданым.
– Вы намекаете на Бланта и Маргейта?
– Если угодно. Эта парочка – худшие из хищников, это да.
– И вы хотите сказать, что я настолько дряхла и до того изборождена морщинами, что лорд Эшфорд ищет со мною встреч ради моих денег?
Марк отставил чашку и взял Клодию за руку.
– Ну, зачем так? Вы – одна из самых обворожительных дам Лондона.
Клодия высвободила свою ладонь, в которую он вцепился было обеими руками.
– Но я же старше его.
– Верно. Но учтите, что недавно он унаследовал титул и имение вместе с бедностью.
– Мне это известно, Марк.
– А известно ли вам, что он пытается поправить свои дела? И знаете как? Он азартный игрок и завсегдатай притонов, в которых играют в карты. Клодия, я располагаю надежными сведениями от проверенных людей. Такое впечатление, что он здорово влип.
Клодия постаралась, чтобы ни один мускул на ее лице не дрогнул. Как обстоят дела с наследством Тони, она уже знала. Тони успел ей исповедаться и на этот счет. Слушая его сетования на неприспособленность к свалившимся на его плечи тяжким обязанностям, Клодия мгновенно прониклась к нему состраданием и постаралась, как могла, утешить и ободрить незадачливого наследника.
Толки о его пристрастии к азартным играм тоже до нее доходили. Она сочла их злонамеренной сплетней. Самой ей за карточным столом видеть его не доводилось, хотя не раз Тони в ее обществе представлялся удобный случай для этого. Иногда он казался усталым, но она думала, что это из-за тяжких забот: человека мучает тревога за родных. Правда и то, что Тони в обществе не задерживался и редко оставался на светских забавах до утра. Но Клодия находила эту сдержанность похвальной. Просто Тони очень совестлив и старается, как только может, привести свои дела в порядок.
– В самом ли деле так надежны эти “проверенные люди”? Знаете, Марк, я тоже кое-что слышала, однако мне не приходилось замечать за лордом Эшфордом признаков столь пагубного пристрастия.
– О том мне говорили сами картежники. Один шулер, например. Его зовут Бонифейс. Работает этот Бонифейс на улице Сент-Джеймс, дом семьдесят пять. По его словам, Тони пропадает в этом притоне чуть ли не еженощно, выигрывает и проигрывает… Играет он в “красное и черное”… Проигрывает больше. Я не хотел огорчать вас, Клодия. Мне… Я беспокоюсь о вас, понимаете?
– А я о вас, – в тон отвечала Клодия. – Хорошо, что у меня есть с кем посоветоваться. И этот человек близкий родственник и друг моего покойного мужа.
– Хотел бы я сделать для вас что-то посущественнее, Клодия, а не ограничиваться советами. – Лицо Марка изменилось. Клодия догадалась, что гримаса, растянувшая тонкие губы и приподнявшая брови, должна означать, что он испытывает к ней в это мгновение какое-то теплое чувство. Но глаза оставались бесстрастными, и никакой теплоты в них она не заметила.
Клодия поднялась и отошла к окну, увернувшись от его руки, которая устремилась… Да какое ей дело, куда стремится эта рука? Он, чего доброго, опять задумал похлопать ее по ладони. На миг она повернулась к нему спиной, лишив себя возможности увидеть, как еще раз меняется его лицо. Он успел поджать губы, и, повернувшись к нему, она отметила в его глазах холод, который и ожидала увидеть. Но выражение на лице Марка тут же смягчилось.
– Марк, я очень признательна вам. Вы так печетесь обо мне. Я обещаю хорошенько подумать над тем, что узнала от вас. Если уж я решу опять выйти замуж, мне придется самой добывать нужные сведения. Но только не сейчас. Как знать, года через два я, может быть, буду настроена иначе. Но пока память о Джастине слишком жива, и я представить себе не могу, что кто-то займет его место в моей жизни.
– Разумеется, Клодия. Очень прошу меня простить, если я нечаянно причинил вам неудобства.
– Что вы, Марк! Не смущайтесь. – Клодия легонько сдавила протянутую ей ладонь, пытаясь изобразить благодарность. – Мне понятна ваша обеспокоенность.
Минуту спустя, после того как Марк откланялся, она подняла глаза к портрету покойного мужа, который висел над камином.
– Мне никогда не хватало духу заявить об этом, Джастин, но теперь я скажу: твой троюродный брат это самовлюбленная, бесчувственная, бессердечная… жаба! И коль уж ты постарался так составить завещание, чтобы наследники поняли друг друга, то это, пожалуй, единственная глупость с твоей стороны. Он заботится обо мне! Слыхали?! Если Марка Хейлзуорта что и заботит, то это деньги! И не гляди на меня так, Джастин! Понимаю, что быть богатой вдовой не всегда безопасно. Но все же лорд Эшфорд… есть в нем что-то притягивающее. А тебя нет, милый, и мне очень одиноко.
4
Марк вышел из дома своей родственницы слегка приободренный. Он помнил, как Клодия любила его кузена, поэтому уверения ее о невозможности второго замужества могли быть и правдивыми. Хотя уже два года прошло, как она похоронила супруга. Пусть теперь она не хочет замуж, но из этого не следует, что она потом не передумает. Время идет. И когда она переменит свои планы, Марк не будет против, если она решит выйти за него замуж. А почему бы и нет?
Пока Марк пребывал в нежном возрасте, он не отдавал себе отчета в том, как близко, рукой подать, от него графское достоинство. Мать с ним об этом почти не заговаривала, хотя она всегда очень тщательно исследовала письма Джастина на предмет упоминаний о какой-нибудь даме, которая могла бы оказаться парой любимому родственнику. Убедившись, что Джастин ни о каких увлечениях и опасных женщинах не пишет, мать откладывала очередное письмо и вздыхала с явным облегчением. Но время шло, Марк подрастал, а Джастин оставался холостым, и мать все охотнее внушала сыну мысль о том, что именно ему уготовано быть счастливым наследником всего: титула, имения, бизнеса. И Марк поверил в это. В школе он вел себя так, словно его графство дело решенное. Если с кем и водился, то лишь со старшими отпрысками герцогов и графов. Такое положение представлялось для него настолько естественным, что, когда до школы дошла весть о женитьбе кузена-графа, он поначалу даже не понял, что это значит. Но когда на летние каникулы Марк приехал домой, мать сразу же вернула его к реальности: лорд Фэрхейвен женился на даме, которая была намного моложе его самого, и похоже, что чета произведет на свет Божий наследника.
После визита вежливости, который он нанес молодоженам, Марк стал воспринимать сетования матери еще серьезнее. Он воочию убедился в нежных чувствах своего кузена к юной жене. Счастливый муж буквально баловал свою избранницу. Зависть, семена которой посеяла в его душе родная мать, укрепилась и стала расти.
Минуло лето, за ним другое, потом еще одно, а Марк, как ни старался, не мог заметить каких бы то ни было тревожных изменений в фигуре леди Фэрхейвен – она ни капельки не раздалась вширь. И вот уже семь лет прошло, а наследник у четы все никак не желал рождаться. И Марк начал понемногу успокаиваться. Еще через несколько лет, дождавшись явного признания кузена (Джастин соизволил посвятить его в дела имения), Марк вновь обрел уверенность в будущем и стал считать само собой разумеющимся, что получит должное после кончины графа. Во всяком случае, он вполне заслужил положенное ему, столько лет – черт побери! – тяготясь зыбкостью надежд и туманными видами на будущее.
Его холодная враждебность, которую он изо всех сил старался не показывать Клодии, постепенно смягчилась. Все же она принесла счастье его троюродному брату. Скорее всего, он отпишет ей внушительную сумму и она предпочтет убраться в Лондон, чтобы найти там второго мужа.
Ни для кого воля покойного не явилась столь неожиданной, как для Марка, но, когда прочли завещание, он лучше всех остальных скрыл свои чувства. Он поспешил обратиться к вдове со словами сочувствия, а заодно и поздравил ее. И вообще вел себя так, словно в самом деле рассчитывал лишь на титул и имение. Как бы то ни было, деньги у него были. У кузена он дослужился до поста управляющего и сумел по ходу карьеры сколотить некоторую сумму, благодаря тому, что, как и покойный граф, разбирался в инвестициях и знал, куда лучше вкладывать капиталы.
Зато его мать не особенно скрывала свои чувства.
– Мне до сих пор не верится, что Джастин оказался способен на такое! – разрыдалась она, едва они, добравшись до ее дома, оказались наедине. – Как он обошелся с тобою! Столько лет внушать надежды, а потом все отписать этой хитрой плутовке!
– Пожалуй, мама, ты несправедлива. – Сын попытался умерить ее гнев. – Ты сама признавала за Клодией немалые достоинства. Она была Джастину верной женой. И скорбела она вполне искренне.
Миссис Хейлзуорт, нрав которой был столь же неукротим, сколь и непостоянен, залилась слезами и сквозь плач стала винить себя: какая же она дурная невестка! В такую печальную минуту думать о каких-то деньгах!
Марк, сумевший воспитать в себе завидное умение сдерживаться, автоматически похлопал мать по плечу и немножко подождал, хорошо зная, что слезы вот-вот должны кончиться.
– Хотя, Марк… да-да, как я об этом сразу не подумала… – заговорила она, поднимая голову. Выражение ее лица было уже другим. – Ведь Фэрхейвен так заботился о тебе. Ты только погляди: и расходы на твое образование взял на себя, и в дело принял, и продвинуться помог. Наверное, он тем самым намекал – а как иначе он мог дать знать о своем решении, правда? – на то, что и титул и состояние достанутся вам обоим, тебе и Клодии.
Марк с трудом научился отстраненности от собственной родительницы, но это совсем не значило, что она имела над ним какую-то власть. Скорее наоборот. Не столько она внушала ему веру в светлое будущее, сколько сам он позволил себе роскошь отбросить все сомнения и самонадеянно полагал себя полноправным наследником всего, что оставит граф на этом свете. А что теперь? Может, есть какой-то смысл в словах матери: кому же жениться теперь на Клодии, как не новому графу?
По мере того как враждебность его к Клодии шла на убыль, он вынужден был признать, что она очень привлекательная женщина. Нет, о влюбленности говорить не приходилось. Ему и в голову не могло прийти, что чувства могут заставить его привязаться к какой-нибудь женщине. Но в постель он с нею лег бы, чтобы произвести на свет наследника. Такая картина была под силу его воображению.
Спешить было незачем. Да и вряд ли она посмеет вернуться в свет раньше, чем через год.
Его слегка удивило, что она просидела у своих родителей целых два года, но вряд ли стоило огорчаться. Напротив: это значило, что горевала она сильнее, чем он думал, и не станет торопиться со вторым браком.
Поэтому, когда она обзавелась собственным домом в городе и переехала в Лондон, чтобы начать свой первый светский сезон, он поначалу не усмотрел в этом ничего, кроме удобной для себя возможности ухаживать, претендуя на ее руку. Она – свободная, ни от кого не зависящая женщина. Правда, он должен был отметить, что ее не очень-то к нему тянет. Но ее тогда мало привлекали и другие мужчины. Пока не явился этот Тони Варден.
Варден возник, как муха на запах меда. И докучал, как заноза. Он был хорош собою, тут Марк, пожалуй, спорить не стал бы, если, конечно, находить красивым сочетание бодрого взгляда карих глаз, которые если и мрачнели, то на какой-то миг, с полными чувственными губами. Судя по женщинам, такое сочетание им нравится.
Клодия определенно млела от счастья при одной мысли об объятиях Вардена, рассуждал Марк уже за воротами городской усадьбы своей родственницы. Танцуя с ним, она выглядела спокойной и счастливой, а когда они обедали вместе или посещали театр, то, беседуя, похоже, ничего вокруг себя не замечала. Насколько знал Марк, Варден пока не посягал на более близкие отношения с богатой вдовой. Но это ничего не значило. Клодия – женщина свободная, а не охраняемая родней напуганная девственница, которая вкушает радости первого сезона в жизни. Варден мог бы встречаться с Клодией ежевечерне. Если он этого не делает, то только из-за притона на улице Сент-Джеймс, дом семьдесят пять. Эти сведения о молодом человеке были более чем достоверны, и пусть Клодия не подала виду, Марк решил, что ему удалось подорвать ее благорасположение к Тони.
За этой добродетельной родственницей глаз да глаз нужен. Заиметь бы кого-то у нее на хозяйстве, чтобы этот кто-то не только за домом глядел, но и доносил Марку о том, как она ладит с этим Варденом… Стоило бы перекупить кого-нибудь из ее лакеев. И, когда тот оставит место и ей понадобится слуга, сунуть ей своего человека. Был один такой у него на примете. Звали его Джим Рук, помощник приказчика на складе. Родители его всю жизнь прослужили, и то, что их сын так хорошо пристроился, казалось им прологом многообещающей карьеры. Молодой человек, как заметил Марк, был честолюбив, поэтому, посулив ему хорошую протекцию, можно надеяться получить у него согласие на оказание определенных услуг благодетелю. Если пристроить его в дом Клодии, информацию лакею добывать очень просто: гляди во все глаза да не затыкай уши. И будешь знать все сплетни про леди Фэрхейвен и лорда Эшфорда. Да, соглядатай в доме Клодии – это то, что ему нужно.
Когда сезон уже перевалил за половину и быстро покатился к финалу, только у слепых могли оставаться сомнения насчет ухаживания лорда Эшфорда за леди Фэрхейвен. Занятию этому он предавался едва ли не охотнее, чем игре в “красное и черное”. Говаривали даже о “преследовании”, но, пожалуй, зря – леди и не думала скрываться от преследователя. И пара, в чем сходились почти все, получалась будто бы удачная. Леди Фэрхейвен настолько богата, что ей ничего не стоит вызволить лорда Эшфорда и его родню из затруднений. Она и не заметит расходов. А он – приличный юноша, недурен собой и моложе ее. Что ж, после первого замужества ей, верно, хочется как-то вознаградить себя.
Тони эти сплетни знал. И понимал, что со стороны так оно и выглядит: молодой мужчина в отчаянном положении очаровывает богатую вдову, чтобы заполучить ее состояние. Да, как это ни печально, слухи не слишком расходились с правдой, с истинным положением вещей. После первой же беседы с Клодией Тони ощутил какую-то крепнущую связь между собой и ею. А ее богатство заставляло его еще сильнее расточать свои чары, чтобы узы их дружбы становились крепче и прочнее. Но дружба-то была подлинной. Про себя он мог сказать это честно и уверенно. Клодия ему нравилась, он ее уважал и восхищался ею. Она не последовала примеру молодых женщин, которые, выскакивая за старичков, чуть ли не на второй день после свадьбы заводят ради утешения любовников помоложе. А Клодия сумела открыть свое сердце супругу и добиться обоюдного семейного счастья.
Она была прехорошенькая, и никто бы не стал биться об заклад, что она на целых пять лет старше Тони.
Что до чувств, которые Клодия могла к нему питать, то на сей счет твердого мнения у него не было. Вроде бы симпатия была взаимной: не только она ему нравилась, но и он ей тоже. Однако, поймав несколько мимолетных взглядов, брошенных ею украдкой в его сторону, он заподозрил ее в романтических наклонностях, которые ему были не слишком свойственны. А она, наверное, в грезах видела себя героиней красивого романа. Ему было что предложить за право обладать всем тем, что ей уже принадлежало: она получила бы его восхищение, его дружбу, его молодость, его общество… но вряд ли его пылкость. Он догадывался, что в первом замужестве со всем его бесспорным изобилием ей недоставало разве лишь страстной любви. Но весь жар, на который нынче был способен Тони, уходил в азарт. И не карты, а цель, ради которой он пустился во все тяжкие, требовала страсти. А достичь ее он решил через картежные притоны. Восстановить Эшфорд необходимо, иначе непонятно, зачем умер Нед. Кажется, пришло время убедиться в его чувствах к леди Фэрхейвен.
5
В тот вечер на балу у Фарадэев Тони условился с Клодией о том, что она оставит за ним два вальса и потом они вместе поужинают. Когда первый танец кончился, Варден, провожая Клодию к следующему партнеру, не стал сразу же предлагать руку, на которую она могла бы опереться, а задержал ладонь на ее талии. И Клодия даже не попыталась освободиться от этого прикосновения. Передав Клодию кавалеру для следующего танца, Тони, отходя, увидел Джоанну. Она пришла с родителями, которые стояли неподалеку.
– Не танцуешь сегодня, Джоанна? – шутливым задиристым тоном обратился к ней Тони.
– В моей карточке на объявленный танец партнер не записан, Тони, – сообщила она бесстрастным голосом. Она хотела, чтобы сказанное ею не прозвучало заигрывающе или заискивающе. Но Тони и не пытался разобраться в оттенках ее настроения. Не до того ему было. Он во все глаза следил за леди Фэрхейвен.
– Господи, ну какой же он дубовый, этот Фэрхейвен, – пробормотал Тони, следя за Клодией, которая танцевала сейчас с Марком.
– Да, партнер леди Фэрхейвен попался не очень впечатляющий, – согласилась Джоанна, отмечая, как изящны движения Клодии. Она была маленькая и хорошенькая, а фигурка прямо-таки бросалась в глаза. Вот чего недоставало Джоанне, хотя она была высока, стройна и хорошо сложена. Что ж удивляться, что Тони так заинтересовала эта Клодия.
– Нет, это не тот партнер, которого бы я порекомендовал собравшимся в этом зале, – продолжал свои сетования Тони.
– Должна чистосердечно признаться: мне не приходилось об этом задумываться, – отозвалась Джоанна. – А ты считаешь, что людей друг с другом сводят только танцы? Возможно, они еще и поженятся. Союз и ему и ей сулит немалые выгоды. Она принесет ему богатство и сына, если, конечно, сможет. Я о сыне. Титул у него есть, нужен наследник для титула. Хотя он и без ее денег перебился бы, – добавила Джоанна. – Управляя делами покойного графа, он имел все возможности прилично устроиться. И своего не упустил.
Тони помрачнел. Все так. Хейлзуорт богат, хотя его состоянию и далеко до сокровищ, унаследованных Клодией. Но если этот Хейлзуорт так же жаден, как и холоден, то ему очень даже может прийти в голову мысль поволочиться за Клодией. В таком случае ухаживания Тони покажутся едва ли не рыцарством. Ей нужен супруг получше этого Марка Хейлзуорта. Чем она перед Богом провинилась?
– Не верю я, что он ей может понравиться, – усмехнулся Тони словам Джоанны и обернулся к ней. – Полагаю, что если она и ищет себе второго мужа, то не станет выходить за человека, который может похвастать только мозгами, хорошо соображающими насчет денежных дел.
Сердце у Джоанны тоскливо сжалось. Она хорошо знала Тони и поняла, что зажегшийся в его глазах огонек означает появление еще одного повода для ухаживания за леди Фэрхейвен. Если бы эта женщина была ему безразлична, он не стал бы рассуждать о ее затруднениях, да еще намекая на обстоятельства, самого Тони не касающиеся.
– Есть слух, Тони, что у тебя новое сердечное увлечение. Тебя хвалят: ты, говорят, очень внимателен к своей даме. Неужто хоть кому-то удалось завоевать твое сердце? – спросила она как можно более безразлично. Правда может оказаться очень горькой, но она хотела эту правду знать.
– О чем бы ни судачили люди, уверен, никто еще не сказал, что мое сердце уже в руках этой дамы.
– Нет, молва об этом пока умалчивает, – согласилась она. – Говорят только, что ты так проигрываешь в карты, что тебе ничего другого не остается, как только жениться на леди Фэрхейвен. Или расстаться с Эшфордом. Это правда, Тони? – спокойно спросила она, страшась ответа. Не одной только боли она боялась. Джоанна думала, что лучше потерять Тони, чем усомниться в его честности и чистоте. Ей казалось, что, если Тони полюбит другую, она это переживет. Тем более что сама она уже почти распростилась с надеждой покорить его сердце. Но совсем уж невыносима была мысль о разочаровании в нем, о потере к нему всякого уважения. Она знала о его слабостях больше и лучше, чем кто бы то ни был, но не считала, что он из тех, кто поддается первому порыву, и не верила, что Тони способен цинично жениться не столько на женщине, сколько на ее деньгах. Кто знает, чего ему стоили эти смерти: сначала отца, а потом, очень скоро, брата. Да и слабость в одном часто оборачивается силой в другом. Она была убеждена, что в армии Тони был среди самых лучших. Но граф Эшфорд из него никакой.