Чемоданы были набиты старыми и довольно дорогими ве­щами. Вскоре Мюйрин решила, что Патрик и Сиобан, которые имели опыт торговли на рынке, должны взять с собой и их, чтобы продать в городе.

– Но они могут понадобиться кому-то здесь! Мюйрин покачала головой.

– Эти вещи слишком дорогие. Посмотрите на парчу и вель­вет. Нет-нет, продайте их все. Когда через пару недель мы по­лучим остальные мои вещи, тогда посмотрим, что пригодится.

– Еще ваши вещи?

– Ну, те, что были у меня с собой, я брала в свадебное путе­шествие, собираясь на континент, – это мое приданое. Я по­просила своего двоюродного брата Майкла и его мать просле­дить, чтобы сюда привезли остальные мои вещи из Финтри. Я просила, чтобы они в любом случае прислали их, даже если их немного. Мне еще не выслали мои свадебные подарки. Ведь свадьбу назначили так внезапно, что не все члены моей семьи успели мне их прислать. Я попросила Майкла продать в Глазго все, что сможет, и выслать мне банковский чек. Всех, кто не успел выслать подарок, попрошу прислать чек. Какой смысл переправлять сюда пароходом миллионы вилок, не правда ли? Но у меня есть несколько повседневных вещей, немного эле­гантных платьев для бала и еще кое-что, что можно продать.

Локлейн не слишком обрадовался тому, что она так легко расстается со своими вещами, но решил, что если выражать недовольство каждые две минуты, то работа от этого не про­двинется. Мюйрин действительно своенравна, но восхищение ею росло в нем все больше. Как она внимательна к мелочам, думает о каждой детали! И он заговорил о другом – о том, что беспокоило его предыдущим вечером на протяжении всего пути домой из Эннискиллена.

– А что с сегодняшним сбором ренты?

– Сейчас позавтракаем и приступим, – ответила она, вы­тирая руки, когда закончила разбирать один из чемоданов, и ото двигая его в сторону, чтобы продать эти вещи позже.

– Мюйрин, вы не спали целую ночь. Пожалуйста, не переутомляйтесь, – он убрал с ее лба выбившийся завиток волос.

– Локлейн, мне некогда отдыхать. Если бы я только сидела и думала обо всем этом бедламе, я бы, наверное, совсем упала духом. А сейчас я собираюсь позавтракать. Не составите ли мне компанию? – спросила она, быстрыми шагами направляясь на кухню.

– Конечно, если вы не возражаете.

Мюйрин налила в раковину немного воды и снова помыла руки и лицо, удивляясь, как быстро она пачкалась, когда за­ходила в дом. Локлейну тоже нужно было умыться, и он опустил руки в мойку. Их пальцы соприкоснулись в воде, и возбужда­ющее покалывание пробежало по их жилам. Нерешительными, но горячими были их будто случайные прикосновения, но затем Мюйрин отошла от раковины к плите.

Она наполнила тарелки кашей, которую Циара приготовила утром для рабочих. Затем позвала всех, кто был в доме, мыть руки и садиться за стол. Кухня теперь была чистой, без едино­го пятнышка, и очень уютной. Рабочие тихо, но оживленно обсуждали все, что сделали ночью. Мюйрин присела на одну из длинных лавок перед камином и буквально набросилась на тарелку с овсяной кашей.

Локлейн сел рядом с ней, слегка потеснив соседей. Он не мог избавиться от чувства невероятной мягкости Мюйрин, когда бы он к ней ни прикоснулся. Их ноги практически соприкаса­лись, и эти прикосновения были удивительно волнующими для обоих. Было так приятно сидеть на кухне, прижавшись друг к дружке, и Мюйрин впервые с тех пор, как приехала сюда, по­чувствовала себя на своем месте.

Однако Локлейна беспокоили новые порядки. Ему не нрави­лось, что Мюйрин обедает не в столовой. Все рабочие, помогающие в уборке дома, сновали взад и вперед, пользуясь возможностью поесть, и больше не испытывали страха перед необычной шот­ландской девушкой, оказавшейся среди них. Но поскольку саму Мюйрин это, казалось, ничуть не смущало, он промолчал.

Доев свой завтрак и глотнув немного черного чая, такого креп­кого, что хоть ложку ставь, Мюйрин сняла с гвоздика в холле накидку, вышла на улицу и направилась к конюшням. Локлейн поплелся за ней в ожидании дальнейших распоряжений.

– Если вы соберете всех, кто готов нам помочь, мы сможем начинать.

– Что нам нужно делать? – спросил Локлейн несколько ми­нут спустя, когда прибыли Марк, Шерон, Брона и Коли, а Циара замыкала шествие.

– Нам понадобятся еще несколько человек, и, когда все при­дут, я хочу, чтобы вы постучались в дверь каждого дома и по­просили жителей выйти, – сказала Мюйрин.

Локлейн позвал еще троих рабочих, заслуживающих дове­рия – Конна, Кевина и Найала, и все отправились созывать жителей поместья.

Вскоре около восьмидесяти мужчин и женщин собрались во внутреннем дворе у конюшен.

Мюйрин посмотрела на каждого из них и затем громко объявила:

– Я – миссис Мюйрин Колдвелл. Вы, наверное, уже знаете, что недавно я вышла замуж за вашего бывшего господина, Ав­густина Колдвелла, и что он внезапно скончался в Дублине. Я решила приехать сюда, потому что узнала от управляющего моим поместьем, Локлейна Роше, что Барнакилла находится в ужасном упадке и ее придется продать, если нам не удастся исправить положение. Я просмотрела бухгалтерские книги и увидела, что никто из вас не заплатил ренту за последние два квартала. А некоторые из вас должны за целых два года! Я знаю, что вы переживаете тяжелые времена, но всем нам станет еще хуже, если не сделать решительные шаги, которые помогут вытащить поместье из этой долговой ямы. Вот я и хочу собрать с вас ренту. Это зна­чит, что мы объединим свои ресурсы. Я предлагаю вам принести все, что у вас есть, до последней иголки и нитки, и доверить мне свою судьбу, – сказала Мюйрин, обращаясь к толпе.

В ответ послышались возгласы одобрения и крики негодования. Она видела, что Локлейн с ужасом смотрит на нее. Мюйрин подняла руку, призывая к тишине:

– Послушайте меня, пожалуйста! Мы возьмем все, что есть у каждой семьи, и соберем все это вместе. Я хочу, чтобы мы подсчитали все, что имеется (за исключением сугубо личных предметов одежды и детских подгузников), вплоть до послед­него детского ботинка и слюнявчика. Принесите все свои ин­струменты и даже мебель. Кровати можете оставить в доме, но все остальное вы должны доставить сюда, во внутренний двор. Пotom возвращайтесь домой и все там приберите, вымойте каж­дый сантиметр горячей водой, которую можно набрать на кух­не. Я зачту всю работу, которую вы сегодня сделаете, по рас­ценкам полноценной дневной выработки в счет ренты, которую вы должны. Кроме того, я точно оценю все, что вы принесете сюда, и вычту эту стоимость из суммы вашего долга. С этих пор вы будете получать ежедневное задание по обустройству Барнакиллы в соответствии с вашими способностями и нашими потребностями. Если будете работать хорошо, вас здесь на­кормят и дадут одежду, вам будет начисляться ежедневная пла­та в счет оплаты ренты. Когда ваша рента будет погашена, вы можете быть свободны, если захотите куда-нибудь уйти. А пока я хочу, чтобы мы поддерживали порядок и сохранили то, что у нас есть. Это подразумевает уборку в домах и их обустройство. А еще это значит, что мы должны быть аккуратными и чисто­плотными. Те из вас, кто владеет плотницким делом и умеет строить, готовить еду или шить, могут подработать, выполняя работу за тех, кто этого не умеет, или же научить этому других. А теперь идите по домам и принесите сюда все свои вещи. А я начну подсчеты.

Все стояли, искоса поглядывая друг на друга.

Мюйрин предупредила:

– Меня не проведешь, леди и джентльмены. Если я поймаю кого-либо на том, что он попытается забрать свои вещи назад, я уволю его и передам в руки магистратов за неуплату ренты. В долговой тюрьме будет гораздо хуже, чем здесь, как бы ужас­но ни было сейчас в Барнакилле.

Люди продолжали шуметь и возмущаться.

Мюйрин терпеливо ожидала, пока уляжется шум. Но нашлись и такие, кто не побоялся возразить, несмотря на ее власть и положение.

– Какое вы имеете право требовать, чтобы мы отдали все, что у нас есть, пожертвовали все свое имущество? Вы, богачи, никогда не страдаете, если поместье разрушается. Вы только поднимаете ренту, чтобы побольше из нас выжать! Откуда мы знаем, что должны платить именно столько? И где гарантии, что, даже если мы принесем все, что у нас есть, вы не передумаете и не выгоните нас отсюда? – громко выкрикнул осунув­шийся широкоплечий старик.

Локлейн шагнул вперед:

– Позвольте мне, миссис Колдвелл? – Конечно, мистер Роше, – согласилась Мюйрин.

– Я – управляющий поместьем, и вы давно меня знаете. Да, меня не было здесь последние три года, но рента, которую я здесь установил десять лет назад, была справедливой. Она не повы­силась существенно в течение этого времени – так, по крайней мере, свидетельствуют бухгалтерские книги, которые находят­ся у миссис Колдвелл и которые я тщательно изучил. По поводу богатства мистера Колдвелла я должен вам сказать, что он использовал ее приданое, чтобы оплатить часть своих карточ­ных долгов, оставив ее после смерти без единой копейки и со­вершенно одну. Я признаю, что нам пришлось продать вещи мистера Колдвелла, чтобы было на что его похоронить. Миссис Колдвелл тоже продала всю свою одежду и коляску, чтобы опла­тить часть долгов. Так что, кроме пары платьев, у нее нет ни чего – только то, что на ней. Она не может рассчитывать на чью либо поддержку. Я прошу всех вас довериться мне, а я, вас в свою очередь, должен сказать вам, что доверяю ей. Мюйрин приехала сюда, зная, в каком бедственном положении оказалось по­местье, поскольку искренне верила в то, что сможет радикально изменить нашу жизнь. Я думаю, что ей это удастся, но только с вашей помощью. В конце концов, разве не лучше остаться здесь со мной и миссис Колдвелл, чем вынудить ее продать по­местье с риском приобрести гораздо худшего хозяина, который может выгнать вас, как только его купит? – убедительно про­изнес он.

Локлейн вглядывался в море взволнованных лиц и понял, что наконец-то победил в этой схватке.

– Так вы поддержите Мюйрин? – обратился он к толпе.

– Да! Поддержим! – воскликнули несколько мужчин и жен­щин. Толпа растворилась – люди пошли наводить порядок к своих домах.

– Не могли бы вы с сестрой начать составлять список ве­щей? – спросила Мюйрин у Локлейна. – Я хочу, чтобы вещи от каждого дома лежали отдельно, хорошо?

Локлейн кивнул и приступил к работе. Хоть его и потрясла идея Мюйрин, он не мог предложить другого выхода. Она была абсолютно права. Они утонут или выплывут вместе, каждый из них.

Мюйрин ушла осматривать каждый дом и убедилась, что все жители выбросили старые матрасы и постелили вместо них солому из сараев. Она заставила их принести даже весь торф до последней кучки и каждую картофелину, а также привести несколько оставшихся в частной собственности животных и хлев, и вместе со своими помощниками принялась энергично подсчитывать все «богатство» поместья. Вскоре у них были овощи, сложенные в небольшие горки, и даже несколько свиней, гусей и кур.

Мюйрин узнала у Локлейна рыночную цену каждого пред­мета. Скот поместили в специальные загоны, а овощи сложили и кладовых на кухне.

Мюйрин приказала женщинам на кухне взять немного ово­щей и мяса, оставшихся с предыдущего дня, и приготовить еды человек на сто. Когда дома совсем опустели и все женщины принялись за уборку, она предложила всем мужчинам, кто хо­чет поохотиться, получить ружья, и она спишет часть долга троим, кто принесет самую большую добычу.

– Те, кто слишком стар или слишком болен, чтобы работать, или женщины, ожидающие ребенка, могут присмотреть за детьми, а мы поможем им прибраться. Я еще подумаю над тем, что бы заменить глиняные полы сланцевыми.

– На северо-западной стороне поместья есть каменоломня, и Томас Мак-Мэхон знает, как наколоть сланец, – подсказал ей Локлейн.

– Прекрасно. Если у нас будет достаточно умельцев, мы смо­жем подумать даже о том, чтобы сделать сланцевые крыши вме­сто соломенных, когда отремонтируем особняк. Некоторые из них насквозь прогнили.

Все люди в поместье погрузились в кропотливую работу, а Мюйрин тем временем заполняла новую бухгалтерскую кни­гу, занося туда имена глав семьи из каждого дома и сумму, ко­торую они погасили в счет своей ренты. Она также позаботилась о том, чтобы мужчины, не ушедшие на охоту, сложили весь инвентарь в сараи.

Все вещи собрали в огромную кучу, чтобы перераспределить между самыми нуждающимися, особенно пожилыми женщи­нами и маленькими детьми.

Она проконтролировала количество продуктов и занесла цифры в свой список, составленный предыдущим вечером. Ло­клейн составил новый реестр сельскохозяйственных инстру­ментов. Они с Мюйрин подсчитали, сколько им понадобится и сколько они могут продать.

– Патрик и Сиобан могут отвезти их завтра на рынок в Донеголе, если будет хорошая погода, и продать там вместе с одеждой и другими вещами, которые не поместились в повозку, – подытожила Мюйрин, пересчитав все в последний раз, и удовлетворенно откинулась на спинку стула.

Как раз в этот момент они услышали, что Циара зовет их ужинать. Помыв руки в раковине, они встали вместе со всеми м очередь к котлу с едой и с благодарностью получили свою миску тушеных овощей с крольчатиной и олениной и по две свежие овсяные лепешки.

– И что же теперь, миссис Колдвелл? – усталым голосом спросил Локлейн, садясь рядом с ней на лавку.

– Следующее, что нам надо сделать, – это выяснить, какими способностями обладают жители поместья, если таковые есть вообще. Некоторые женщины, наверное, хорошо готовят, шьют и так далее. У мужчин же это могут быть охота, рыбалка, плот­ничество и тому подобное. Нужно составить списки и отмечать, какую работу ежедневно выполняет каждый, чтобы мы справед­ливо оплачивали их труд. Даже старики могут работать, если захотят смотреть за детьми или заниматься ремонтом. Старшие дети тоже могут работать, если мы дадим им несложные задания. Я не хочу, чтобы кто-то лежал и плевал в потолок. И уж точно не хочу, чтоб они видели во мне богатую высокомерную наслед­ницу. Если они станут работать, я буду делать не меньше.

– А чем вы собираетесь заниматься? – жуя, спросил Локлейн.

– Могу готовить, печь хлеб, учить читать, вести учет, кон­тролировать запасы продовольствия и все закупки, доить ко­ров, когда они у нас будут, чистить конюшни…

– Но вы росли в доме с десятками слуг!

– Не скажу, что у меня в детстве не было свободного времени. Да, я была избалована, мне многое позволялось, но мне посчаст­ливилось получить хорошее образование. Я жила в большом поместье и не могу сказать, что ничего не смыслю в обычной работе на ферме. А сейчас мне придется взять на себя большую ответственность. Надеюсь, что все решила правильно.

Локлейн не знал, как отреагировать на эти слова, поэтому молчал, доедая довольно вкусную еду, пока наконец Мюйрин прямо не сказала ему:

– О том, что случилось сегодня. Вы выглядели очень обеспокоенным, сконфуженным, когда я объявляла о своем решении. По-вашему, я не права?

– Нет-нет, я просто был удивлен, вот и все. Но в том, что вы задумали, есть смысл. Зачем каждому выращивать картошку и другие овощи на своем отдельном крошечном клочке, когда несколько человек сообща могут делать это для всех, пока остальные делают другую полезную работу – охотятся, ловят рыбу или что-то мастерят?

– Как вы думаете, могу ли я договориться с продавцами, торгующими продовольствием в городе, чтобы сбывать им излишки дичи и рыбы?

Он на время задумался.

– Стоит попытаться, особенно если снова заработает коптильня.

Мюйрин встала и отнесла свою миску к раковине, чтобы тал ее помыли Брона и Шерон, которые вполне освоились с выполнением домашних работ, и вышла через черный ход в сгущающиеся сумерки.

Она молча смотрела, как местные жители сортировали оставшиеся вещи во внутреннем дворе. Подошел Локлейн и остановился рядом с ней. Она вложила в его руку свою и на короткое мгновение придвинулась ближе к нему, словно вбирая в себя чуточку его тепла и силы.

– Спасибо вам, Локлейн, за все.

– Да я же ничего не сделал, – растерянно ответил он.

– Сделали. Ваша поддержка действительно многое изменила. Вы были за меня, даже когда не совсем верили в целесообразность того, что я делаю. Знаете, это много значит.

– Так же, как и ваша вера в меня, Мюйрин.

– Знаете, я никогда бы сюда не приехала, если бы не вы. Локлейн рассмеялся.

– Как бы то ни было, думаю, еще слишком рано благодарить меня за этот ваш приезд в Барнакиллу.

Мюйрин нахмурилась, глядя на приятное задумчивое лицо.

– Я еще всех вас удивлю, вот увидите.

Его лицо расплылось в широкой улыбке, от которой у Мюй­рин захватило дух.

– Думаю, вы это уже сделали.

Он на миг задержал ее руку, пока, стараясь скрыть свои чув­ства, не перешел на более нейтральную тему.

– Знаете, я ведь немного умею плотничать. Кое-что подза­был, но можно подумать о том, чтобы делать мебель на про­дажу. У нас есть кое-какие неплохие лесоматериалы, до про­дажи которых у Августина, очевидно, просто не дошли руки. Можно еще поручить нескольким мужчинам заготовить лесо­материал. И часть его продать. Но сначала надо убедиться, что у нас самих достаточно леса, прежде чем организовывать такое предприятие.

– Я тоже буду помогать. Я и сама немного занималась резь­бой по дереву и на охоту ходила, и на рыбалку.

– А как же ваши родители? – удивился он.

– Они не утруждали себя тем, чтобы держать меня постро­же, – сказала Мюйрин с легкой улыбкой. – Да и не могли это­го сделать, ведь я такая своенравная.

– Вы? Своенравная? С чего вы это взяли? – поддразнил ее Локлейн.

Мюйрин хмыкнула:

– Не думаете же вы, что я делаю все это только для себя, правда?

– Нет, конечно, нет, – поспешил переубедить ее Локлейн, на миг притянув поближе, когда провожал обратно в дом. – Ду­маю, то, что вы делаете, – невероятно смело и самоотвержен­но. Я-то видел, как вы продали в Дублине всю свою одежду и драгоценности. А ведь вы могли бы вернуться в Шотландию, не ступив сюда ногой, и вам никогда не пришлось бы продать столь дорогие вашему сердцу вещи. Но вы поступили имен­но так, даже не задумавшись о последствиях, а тем более о жертвах, которые приносите. Вы отдали владельцам мага­зинов все, что смогли, чтобы помочь им сохранить, свои за­работки завтра, хотя сами остались совершенно без денег. Раз­ве я мог не восхищаться вами? – признался Локлейн, гладя рукой ее щеку.

Он проводил Мюйрин в кабинет, где она начала складывать книги в коробки, записывая сведения в маленький журнал. Локлейн ставил книги на верхние полки, добродушно посмеи­ваясь над ней, когда она попыталась туда дотянуться и едва не потеряла равновесие. Он поймал ее за талию и собрал всю свою волю, все самообладание, чтобы удержаться от поцелуя.

Мюйрин поблагодарила его за помощь, но взгляд ее оставал­ся задумчивым. Наконец она сказала:

– Не такая уж это и жертва. Я не хочу возвращаться. Да, меня всегда холили и баловали, я знаю, но хочу другой жизни, чтобы от меня была какая-то польза на земле. Я никак не могла обрести душевный покой, пока не приехала сюда. У мужчин есть карьера, работа, они играют какую-то роль в обществе. А чего бы я добилась в Шотландии, кроме того, что посещала бы скучные званые чаи и бесконечные балы? Я все чаще на­ходила какие-то отговорки и оставалась дома с хорошей кни­гой, – снова призналась она. – Вот почему я обычно украдкой шныряла по поместью, где и научилась тому, что умею.

– Вы редкая женщина, Мюйрин.

– А вы редкий мужчина. Тяжело, наверное, было возвра­щаться из Австралии сюда, в эти руины…

– Эти, как вы говорите, руины – мой дом, – отрезал Ло­клейн.

– Я знаю, я не хотела… Простите.

– Нет, вы не виноваты. Я способен признать правду, даже если мне это больно. А вы дали мне возможность снова помеч­тать. Признаться, я был в совершенном отчаянии, когда впервые встретил вас, но теперь мне все видится в более розовом свете.

– Я была в отчаянии от вашего контроля за мной в Дубли­не, – с содроганием произнесла Мюйрин.

– Давайте не будем об этом вспоминать, если это вас рас­страивает.

– Думаю, нам нужно забыть о прошлом и думать о буду­щем.

Мюйрин пересекла комнату и подошла туда, где Августин оставил пару графинов на маленьком обшарпанном столике.

– Давайте выпьем за новые начинания, а? – предложила она, взяв две стоявшие там маленькие рюмки и убедившись, что они идеально чистые после тщательной уборки.

–Отличная идея.

Мюйрин наполнила рюмки янтарной жидкостью.

– За новую жизнь для нас обоих.

– За свежее начало, – произнес Локлейн. Они чокнулись и улыбнулись друг другу.

Каждый из них отхлебнул чуть-чуть ликера, и она заставила себя сделать глоток.

– Ух! У Августина был отвратительный вкус на бренди! – закашлявшись, Локлейн ловил ртом воздух.

– Как огонь, – прохрипела Мюйрин, и по ее щекам потекли слезы.

Она быстро налила им по стакану воды из оставленного Циарой кувшина и хмыкнула:

– Думаю, его нужно употреблять медицинскими дозами.

– Кому? Быкам?

Мюйрин громко рассмеялась, и Локлейн, не способный боль­ше сопротивляться ее яркой красоте, наклонился и поцеловал ее в губы.

Она перестала смеяться и в некотором замешательстве по­ставила стакан, чтобы вернуться к своему учету. Локлейн был слишком близко, он так притягивал. Почему она так себя с ним ведет, когда они одни?

– Наверное, я лучше пойду умоюсь и лягу спать, – с со­мнением в голосе произнес Локлейн, увидев, как она от него отпрянула.

– Да, вероятно, это хорошая идея. И раз уж вы заговорили об умывании, я договорилась, что завтра мы стираем и купа­емся. Я не хочу, чтобы мои люди жили в грязи, если это можно как-то изменить. Первыми пойдут мужчины, потому что жен­щинам, безусловно, понадобится больше времени.

– Я жду этого с нетерпением, – отозвался Локлейн, глядя на свои руки, которые, конечно, станут еще грязнее завтра, когда он начнет рубить деревья. – Это будет настоящая ро­скошь по сравнению с мгновенным нырянием в залив.

– Вы что, хотите сказать, что купаетесь в озере Эрн в такую погоду? – ошеломленно спросила Мюйрин.

– Ну, у холода есть свои цели, – загадочно ответил Локлейн, окинув ее на прощание долгим взглядом, прежде чем оставить наедине с бухгалтерскими книгами.