– Просто я немного волнуюсь за эту бедную девушку, вот и все. Похоже, она держит горе в себе, стараясь быть сильной. Ей это не пойдет на пользу.

– Горе принимает разные обличья, – сказал Локлейн, не­ловко пожав плечами. – Могу вас уверить, что она плакала вчера перед сном.

– Я понимаю, и все же не позволяйте ей переутомляться. Локлейн нахмурился.

– Я едва ли могу указывать ей, что делать, не так ли? В кон­це концов, я лишь работаю на нее.

– Вы знаете, о чем я, и, думаю, вам не стоит хитрить. И если она согласится поехать с вами в Барнакиллу, убедитесь, чтобы она не переусердствовала в своей решимости.

Локлейн вздохнул.

– Я позабочусь о Мюйрин, отец, обещаю вам. Она не за­служивает такого несчастья. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей, если она поедет со мной.

– Вот и хорошо. А теперь идите, а не то она там замерзнет. Удачи вам обоим, и да пребудет с вами Господь!

– Аминь, святой отец, – от чистого сердца произнес Ло­клейн и перекрестился. После этого он направился к ожидав­шей его коляске.

С этой неприятной обязанностью покончено, но впереди его ждет еще менее приятная. Локлейн знал, что должен выполнить ее как можно скорее по возвращении в «Гресхем», поскольку им нужно освободить комнату до шести.

Жидкие лучи январского солнца просачивались через окна коляски, когда они молча возвращались в отель.

– Кажется, снега стало больше, – упавшим голосом про­ронила она, прижавшись к Локлейну в попытке согреться.

Он обнял ее.

– Знаете, я думаю, что нам действительно лучше подумать о возвращении в Барнакиллу. В конце концов, погода может не измениться, а там вам будет лучше, чем в отеле.

Все это, конечно, выглядело полнейшей ерундой, но это был один из способов начать разговор об их скором отъезде, не за­трагивая всей правды до тех пор, пока он не будет уверен, что Мюйрин готова ее услышать.

Ей все еще было не по себе от осознания всей важности решения ехать в Барнакиллу. В конце концов, тем самым она оборвет все нити, связывающие ее с прошлым, если рискнет уехать в полную безвестность с этим таинственным незна­комцем. В то же время она прекрасно себе представляла, что ждет ее в Финтри.

Она вздохнула и опустила голову на подушку сиденья. Какое-то время она сидела, уставившись в потолок.

Наконец она произнесла:

– Думаю, вы правы. Нет смысла откладывать неприятные дела на потом, правда? Я должна разобраться со всем этим как взрослый человек, взять на себя обязанности в Барнакилле как жена Августина.

– Пока что у вас это получается.

Мюйрин взглянула на него, смущенно улыбнувшись.

– Я знаю, вам это может показаться смешным, Локлейн, но я всегда чувствовала, что меня ожидают серьезные испытания. Я хочу сказать, что никогда не тратила времени на пустые меч­тания, не задумывалась над тем, за кого я выйду замуж, какой у меня будет дом, какие балы, званые вечера. Я всегда мечтала о приключениях, о том, чтобы сделать что-то самостоятельно, без помощи родителей и без чьих-либо указаний. Наверное, я кажусь вам скучной… или самонадеянной.

– Вовсе нет. Продолжайте.

– Ну, Августин не много мне рассказывал о Барнакилле, го­ворил лишь, что ему нужна хорошая жена, чтобы вела там хо­зяйство. Понимаете, я хочу сказать, что вышла за него не из корысти, не ради поместья. Вы должны это понять.

– Я все понимаю.

Если бы ради этого, детка, ты была бы сильно разочарована, язвительно подумал он.

– Это вызов. Я хочу сказать, что однажды появился человек, который выбил почву у меня из-под ног, сказал, что я ему нуж­на, что он любит меня. Все это казалось слишком прекрасным для такой простой девушки, как я, чтобы быть правдой, но такая уж я есть. Мне следовало догадаться, что счастье мое будет длиться недолго. Но, размечтавшись о прекрасном будущем, которое нарисовала в своих мыслях, как я могу теперь вернуть­ся в Финтри, к своей прежней жизни? Я вышла за Августина по многим соображениям, не только потому, что я, как мне показалось, влюбилась. И эти причины остались. Вот теперь мне бы хотелось услышать, что вы обо всем этом думаете, – она вопросительно посмотрела на него.

– О чем, моя дорогая?

– Ошибаюсь ли я, думая, что такая глупышка, как я, сможет изменить что-то в Барнакилле? Лишь глупая самонадеянность заставляет меня поверить, что я смогу управлять поместьем, если вы согласитесь научить меня, подставить мне свое плечо, если я оступлюсь, а этого, конечно, не миновать.

Как раз в этот момент коляска остановилась у отеля. Локлейн серьезно смотрел на нее. Взяв ее нежную ручку, он ответил:

– Вы не глупышка. Я знаю, что вы сможете многое изменить, Мюйрин. Я убежден в этом. И обещаю, что никогда вас не остав­лю, до тех пор, пока буду нужен вам. Я даю слово.

Ее аметистовые глаза смотрели в его серо-стальные, устрем­ленные на нее, – и все ее сомнения развеялись словно дым.

– Тогда пойдем наверх собирать вещи. Скажите извозчику Падди, пусть подготовит несколько повозок.

Локлейн помог ей выбраться из коляски и пошел за ней в но­мер. Войдя, она сразу же принялась собирать чемоданы, но он осторожно взял ее за руку и попросил присесть рядом с ним на минуту.

Мюйрин удивленно взглянула на него:

– Если вы считаете, что я приняла решение во время по­ездки слишком поспешно…

– Да, действительно, но не по той причине, о которой вы подумали, – сказал он, усаживая ее у угасающего камина. – Я должен быть честен с вами. Я хочу, чтобы наши отношения были совершенно искренними, коль я собираюсь помочь вам во всем.

– Хорошо, – согласилась она, внезапно почувствовав при­ступ боли у основания позвоночника.

– Вот так. Мне очень неприятно сообщать вам об этом сра­зу после смерти Августина, но правда заключается в том, что Барнакилла практически разорена.

Глаза Мюйрин расширились, и она громко рассмеялась. Его очень удивила ее странная реакция на эти слова. Он ожи­дал увидеть ужас, волнение, но только не смех.

– Знаете ли, это совсем не смешно! Поместье в ужасном со­стоянии. Если вы не попытаетесь нам помочь, Мюйрин, мы все останемся без земли!

Локлейн поднялся и стал беспокойно вышагивать по ком­нате.

– Прошу прощения, я вовсе не думала смеяться. – Мюйрин покачала головой. – Просто, видите ли, минуту назад я дума­ла, что хуже быть уже не может. Теперь я знаю, что это не так. У меня ведь тоже ни копейки в кармане. Мой отец отдал Авгу­стину тысячи в приданое, а тот закутил и прогулял все еще до нашей свадьбы. Мой кошелек пуст. Мне ненавистна сама мысль о том, что нужно где-то доставать деньги на похороны.

– Об этом я уже позаботился, – тихо сказал Локлейн, пыта­ясь не обращать внимания на ноющий желудок и желчь, которая поднималась к горлу. Если бы Августин еще был жив, Локлейн, скорее всего, задушил бы его собственными руками.

– А счет за отель?

– И о нем тоже, но мы должны уехать отсюда до шести.

– Я знала, что все было слишком хорошо, чтобы быть правдой, прямо как в сказке, – вздохнула она. – И глупо было думать, что всю жизнь отец будет защищать меня от охотни­ков за богатством, подсказывая правильное решение и опекая меня.

Она снова засмеялась, печально качая головой.

– Мюйрин, я уверен, что Августин…

– Нет, Локлейн, даже не пытайтесь утешить меня, – почти крикнула она, крепко обхватывая себя руками и уныло глядя на огонь. – А чего я ожидала? – вздохнула она через несколь­ко минут. – Я сама заварила эту кашу, мне и расхлебывать. Я же видела, что творил Августин. Я вышла за него замуж, и те­перь мне остается лишь пожинать плоды.

– Нет, это не так. Вы можете вернуться в Шотландию, при­знать свою ошибку…

– Это будет последнее, что я сделаю! – раздраженно отве­тила она, поднимаясь и выглядывая в окно на заснеженную улицу.

Внезапно Мюйрин почувствовала, что комната давит на нее. Локлейн сказал, что этим вечером они должны уехать. Он тоже подошел к окну, встал рядом с ней. Она резко спросила:

– Чем вы заплатили за похороны?

– Всеми вещами и драгоценностями Августина.

– Понятно.

– Я бы сказал вам об этом раньше, но вы выглядели такой слабой, – неуверенно объяснил он.

– Я не могу вас винить. Вы сделали то, что нужно. Вы ведь хотели уберечь меня. Вам хоть хорошо за них заплатили?

– На Саквилль-стрит есть ломбард, там мне дали за них неплохую сумму.

– У вас еще что-то осталось?

– Хватит на скромную гостиницу по пути в Эннискиллен, но не более того.

Она пару минут переваривала эту информацию, выстукивая пальцами по подоконнику, как крошечная птичка, что тщетно пытается пробиться на свободу.

После нескольких минут раздумий она спросила:

– Есть в этом городе приличная платная конюшня? Он внимательно взглянул на нее.

– Да, я знаю две или три.

– А есть ли общественная коляска до Барнакиллы?

– Она едет до Эннискиллена. Поместье в девяти милях оттуда.

– А как она едет до Эннискиллена?

– Через Вирджинию, там пассажиры останавливаются на ночлег.

Она в последний раз посмотрела в окно и подошла к чемо­данам.

– Во сколько она отправляется?

– Они ходят два раза в день. Последняя – в два часа. А что?

– Неважно, лучше помогите мне собрать чемоданы, – от­ветила Мюйрин.

– Но что вы собираетесь делать?

– Продать все это.

– Но, Мюйрин, ваши вещи… – протестующе восклик­нул он.

– Они новые, это мое приданое. Я даже не хотела их брать, мать и сестра настояли. Мне не нужно столько одежды. Все самое необходимое у меня в этих двух сумках. Еще одно платье сейчас на мне, так что, если я оставлю еще два-три теплых пла­тья и немного личных вещей, остальное мы можем продать.

– Я не могу позволить, чтоб вы приехали в Барнакиллу с пу­стыми руками!

– Я не приеду с пустыми руками, – сказала она, доставая из сумки одно плотное платье из шотландской шерсти, одно темно-синее и несколько белых кружевных вещей. Она пошла за ширму, чтобы взять еще красно-черное платье и ночную рубашку. – Эти вещи совершенно новые, – она провела по ним рукой и сложила аккуратную стопку платьев обратно в боль­шой чемодан. – И эти тоже, и вон те, – добавила она, открывая каждую сумку и проверяя ее содержимое. Наконец она запу­стила руку в черную сумочку и достала оттуда шкатулку с дра­гоценностями. – Я не приеду с пустыми руками, – повторила она, внимательно рассматривая содержимое шкатулки, и с рез­ким щелчком закрыла крышку, пока не передумала. – У меня останется четыре платья, теплый плащ, немного книг и несколько памятных безделушек, а самое главное – у меня будете вы, Локлейн. Вот и все, если только вы не передумаете помогать мне, узнав, что я абсолютно нищая. Он покачал головой.

– Я не передумаю. Но, возможно, я смогу переубедить вас. Если вы собираетесь продать все, что у вас есть, чтобы добрать­ся до Барнакиллы, то с таким же успехом можете вернуться домой.

– Я же сказала, что еду в свой новый дом. Теперь я упакую вот эти чемоданы. А потом мы отправимся на Саквилль-стрит и узнаем, что нам предложат за это. Помогите же мне.

Он согнулся под тяжестью ее сумок, и она последовала за ним, в последний раз перед уходом окинув номер взглядом. Она взяла две свои небольшие сумки, на этот раз набитые до отказа, и сумку Локлейна с ночными принадлежностями. Она помогла загрузить все чемоданы в заднюю часть коляски и ре­шительно забралась в нее.

– Трогай, Падди, на Саквилль-стрит! – приказала она и уста­ло откинулась на спинку сиденья, изо всех сил стараясь не разрыдаться перед Локлейном, который сочувственно смотрел на нее.