Глава XL,

в которой рассказывается о последнем часе убийцы

– Его скрипка молчит уже шесть дней, – Юдоксия печально покачала головой и взглянула на мистера Шрига, – а когда-то она пела так нежно, так чудесно. Ох, никогда не зазвучит она вновь, никогда не услышим мы ее игру!

– Что вы имеете в виду, мэм? Он умирает?

– Мистер Шриг, у нас есть самые серьезные опасения! – кивнул мистер Посингби. – Ангел смерти распростер над этим домом свои крыла. Наш больной, благодаря безграничному великодушию мистера Гоббса, ни в чем не нуждается. Юдоксия и мисс Эш, этот ангел милосердия, постоянно находятся рядом с ним, но несмотря на постоянные заботы, он слабеет с каждым часом. Силы его тают, дорогой Шриг! Он на пороге смерти.

– Гм… – шишковатая трость задумчиво качнулась, – и все потому, что он услышал этот роковой выстрел! Как мне рассказали очевидцы, он вскрикнул, вскинул руки и упал. Да вы и сами, наверное, все видели?

– Да, мистер Шриг, – кивнула головой Юдоксия Посингби, – он упал как подкошенный, словно пуля попала в него, а не в эту бедняжку миссис…

– Он так ни разу и не пришел в себя?

– Ни на минуту! Ох, мистер Шриг, вон за тем шкафом лежит его бедная скрипка… безмолвная, мертвая! Каждый раз при взгляде на нее у меня слезы наворачиваются на глаза.

– Тогда, мэм, – мистер Шриг поднялся, – вот вам мой совет, – пореже смотрите на сей инструмент.

– О, мистер Шриг, они такие хрупкие и нежные, дерево и струны, но в руках мастера она оживают. Мне казалось, будто сам Господь взывает к нашим душам. И вот теперь она замолкла навсегда.

Мистер Шриг подошел к двери, но на пороге остановился.

– Ваш больной что-нибудь говорит?

– Да, он часто бредит! – вздохнула миссис Посингби.

– Он лепечет, – поддержал ее супруг, – лепечет, как умирающий Фальстаф, «лепечет о зеленых полях».

– Нет, нет, Огастес, не о полях, а о лесе.

– Лес! – Губы мистера Шрига сложились трубочкой, словно он собирался присвистнуть, но в последний момент удержался.

– О, да, он часто упоминает какой-то лес в сумерках! Так поэтично!

Мистер Шриг решительным шагом вернулся в гостиную.

– Но что может означать этот лес? Сосновый бор или дубовую рощу?

– Вот именно, дорогой Шриг, он говорит о какой-то роще.

– Роща! – Мистер Шриг опустился в кресло, аккуратно положив на подлокотник свою трость. – Интересно, мэм, уж не находится ли эта роща в дальнем конце Сассекса?

Юдоксия потрясенно вскрикнула.

– Господи Боже! Именно так, мистер Шриг, именно так он назвал ее – дальняя роща!

– Угм, – мистер Шриг еще глубже погрузился в кресло. – Кстати, я слышал, наш друг Гоббс сегодня возвращается.

– О, будь благословенны небеса! – Юдоксия торопливо вскочила. – Мы всегда рады видеть его, но ведь у нас лишь четыре бараньих отбивные! Такой гость заслуживает большего! И где нам его положить?!

– Не беспокойтесь, мэм, я заберу его с собой.

брови мистера Посингби зашевелились,-

– Надеюсь, вы сделаете это не как официальное лицо. А пока, дорогой друг, как вы посмотрите на стакан портвейна?

– С превеликим удовольствием, дорогой Посингби!

– Душа моя, – спросил мистер Посингби, роясь в шкафу, – где у нас обитает портвейн?

– Нигде, дорогой, бутылка уже давно пуста.

– Вот незадача! – воскликнул мистер Посингби. – Может ли быть что-либо печальнее пустой бутылки? Но не падайте духом, дорогой Шриг, я мигом обернусь!

С этими словами он подхватил свою шляпу и исчез. Но едва входная дверь успела захлопнуться, как наверху звякнул колокольчик. Оставшись один, мистер Шриг склонил голову, внимательно прислушиваясь. До него донесся высокий старческий, о чем-то требовательно бормочущий голос. Через минуту вниз сбежала Юдоксия.

– Его скрипка! – запыхавшись, проговорила она. – Он требует свою скрипку! Он так изменился, мистер Шриг! Неужели, это смерть?!

– В таком случае, мэм… – Мистер Шриг подобрался, но со стороны он казался таким же спокойным, как и всегда. – Пожалуй, я взгляну на него. – И он торопливо начал подниматься по лестнице.

– Незнакомцы! – Голос был пронзителен и ворчлив. – Где я? Чьи это лица вокруг меня?!

Изменился не только голос скрипача, изменился он сам. Эльф с серебриистыми волосами превратился в изможденного старика, цепляющегося за остатки былого достоинства.

– Нет, – Ева-Энн ласково коснулась его волос, – я с тобой, Джеки…

– Очень хорошо, мадам! – раздраженно воскликнул старик, – но моя дочь, моя Розамунда, где она?

– Твоя дочь? – испуганно прошептала девушка, отступая под яростным взглядом блестящих глаз. – О, милый Джеки, разве ты не узнаешь свою Еву-Энн?

– Нет! – все так же раздраженно ответил скрипач. – Нет, не узнаю. Сделайте одолжение, мисс, пошлите за моей дочерью. Я хочу видеть Розамунду. Боюсь, я заболел, и она должна быть рядом со мной. Мне приснился такой странный сон.

– Успокойся, – Ева-Энн наклонилась над ним, – это я, Ева-Энн, А ты мой милый друг Скрипач Джеки.

– Нет, нет! – воскликнул он. – Верно, я действительно скрипач, но меня зовут… я… Боже! Кто я? В голове какой-то туман. О, Боже! Ничего не могу вспомнить… Моя скрипка. Дайте мне ее, я сыграю, и вы узнаете меня. Всему миру знакома моя игра… Дайте, дайте же мне скрипку! Розамунда, дитя мое, где ты? Ты услышишь мою игру и придешь…

Он лихорадочно приподнялся на постели, взял в руки протянутую Евой-Энн скрипку, провел смычком по струнам, подтянул их и, не отрывая взгляда от двери, заиграл.

Чудесная мелодия, едва начавшись, тут же оборвалась. Скрипач снова коснулся струн, и снова раздался печальный и горькиий звук скрипки. В комнате повисла тишина. В глазах скрипача застыл ужас.

– Мертва! – прошептал он. – Мне вдруг почудилось, что она мертва! Моя Прекрасная, моя Роза! Она увяла, ее лепестки безжалостно втоптаны в пыль. Розамунда! – вскричал он и закрыл лицо ладонями. Сквозь пальцы медленно потекли слезы.

И пока Ева-Энн со слезами на глазах пыталась утешить маленького скрипача, пока достойная Юдоксия горестно всхлипывала в дверях, мистер Шриг медленно подошел к кровати И, наклонившись, быстро прошептал скрипачу на ухо какое-то слово.

– Ха… Брендиш! – Скрипач начал озираться, словно разыскивая кого-то. – Брендиш! Этот убийца невинных! Негодяй, погрязший в разврате! Он продолжает осквернять землю, а она мертва… Мертва! Он ходит, говорит, веселится! О, теперь понятно, почему эта луна смеется надо мной… О Боже! О Справедливый Боже! Убийство – грех, но он должен умереть! О Смерть, забери его, пока он не погубил кого-нибудь еще! Кровь невинных взывает к тебе, о, Господи, требуя отмщения! Пускай он умрет!

Он замолчал и снова спрятал лицо в ладонях.

Юдоксия едва сдерживала рыдания. Ева-Энн замерла на коленях у изголовья кровати. И вот благоговейную тишину нарушил мистер Шриг. Голос его, на удивление твердый, ясно и отчетливо произнес:

– В Дальней Роще.

На мгновение в комнате повисла абсолютная тишина, затем из-за прижатых к лицу ладоней, раздался тихий смех. Больной уронил руки, и миру явилось веселое лицо скрипача Джеки, вновь ставшего эльфом.

– Да, да. – Он радостно улыбался. – Да, в Дальней Роще, именно там я застрелил его.

– Разумеется! – степенно кивнул мистер Шриг. – В Дальней Роще, из двуствольного ружья, так?

– Да, да, из ружья Эбенезера. Я много раз видел это ружье, оно висит над камином, но я никогда не задумывался, для чего оно нужно. Но когда я услышал крик моей милой Евы-Энн, когда я увидел, как она пытается вырваться из мерзких лап… О, тогда я понял, для чего нужно это ружье, я понял, что оно – орудие Господне, что оно отомстит и защитит, сотрет с лица земли Зло!

– Разумеется, – снова кивнул мистер Шриг. – Поэтому вы взяли ружье и выстрелили сразу из двух стволов?

– Из двух стволов! – подтвердил скрипач. – Я бил наверняка. Он умер, и смерть его была так же ужасна, как и жизнь. А я помчался прочь. В ту ночь я сочинил новую песню, благодарственый гимн. Я сыграл его моей Прекрасной и всем тем счастливцам, что уже неподвластны земной печали. Вот так я спас Еву-Энн, милое невинное дитя, но не нашлось никого, кто спас бы мою Розамунду! Теперь она мертва и счастлива, ибо только мертвые истинно счастливы, озаренные сиянием Господа. Моя Розамунда стала еще прекраснее, и теперь этот небесный цветок нигода не увянет. Никогда! Прошу вас, дайте мне скрипку, дайте мне мою Джиневру. Бог научил меня музыке, которая приближает меня к ней… О, Розамунда, наконец-то оковы рушатся, я иду к тебе, ты слышишь, иду! Иду, чтобы сыграть тебе там, на небесах! Протяни мне руку… ниже, ниже.. забери меня к себе! Я сыграю тебе сейчас!

Дрожащие неуверенные пальцы сжали смычок, провели им по струнам. Скрипач поднял голову, в глазах его светилась радость.

– Розамунда! – прошептал он.

Слабеющие руки выронили скрипку и смычок. Срипач медленно откинулся на подушку, глубоко вздохнул и закрыл глаза, словно погружаясь в давно желанный сон.

– Слушайте! – прошептала Юдоксия, опускаясь на колени. – Вы слышите, как он играет! Это музыка небес, самая прекрасная музыка. Вы слышите ее?

Мистер Шриг, взглянув на счастливое лицо скрипача, излучавшее радость и умиротворенность, повернулся и, ступая так осторожно, что не скрипнула ни одна ступенька, сошел вниз.

Глава XLI,

будучи последней, как можно более сжато завершает повествование

– Этот сюртук несколько тесен в плечах, Пэкстон!

– Ах, сэр, вы ведь не надевали его с тех пор, как вернулись. И, простите меня, сэр, но за это время вы стали, если позволите так выразиться, крепче.

– Крепче? – Сэр Мармадьюк критически оглядел элегантную фигуру в зеркале. – Крепкий, как я понимаю, это примерно то же, что и дородный?

– Именно так, сэр.

– Сколько прошло времени с момента моего возвращения, Пэкстон?

– Ровно месяц и один день, сэр. И позвольте заметить, выглядите вы просто превосходно!

– Благодарю вас, Пэкстон.

– В самом деле, сэр, превосходно! И этот костюм, если даже и немного тесен, сидит на вас просто отменно, сэр.

– Что ж, придется тогда потерпеть, Пэкстон. А теперь, будьте добры, попросите подняться мистера Гоббса.

Пэкстон заботливо стряхнул невидимые пылинки с сюртука своего хозяина, поклонился и вышел.

Сэр Мармадьюк окинул взглядом свою роскошную спальню и вздохнул.

– Всего один месяц и один день!

Он удрученно смотрел в окно, когда в дверь постучали, и мгновение спустя в комнате появился Джон Гоббс. Сэр Мармадьюк обернулся.

– Ну, Джон, вчера вы встречались с Рупертом. Все устроилось?

– Полагаю, что нет, сэр, хотя ваш племянник и пребывает, похоже, в отличном настроении.

– Тогда можно быть уверенным, что она приняла его предложение. Что ж, в таком случае они поженятся в самое ближайшее время. Как вы думаете, Джон?

– Возможно, сэр. Мистер Беллами жаждет встретиться со своим дядей, чтобы выразить ему горячую признательность за щедрое предложение.

– Они ведь будут счастливы, Джон? – спросил мистера Гоббса сэр Мармадьюк, хмуро обозревая свое отражение в зеркале. – Они отлично подходят друг другу. Оба такие юные!

– Да, сэр, вы правы, – согласился мистер Гоббс, задумчиво взглянув на мрачное лицо сэра Мармадьюка.

– Я намерен предоставить в их распоряжение этот дом, Джон. Для старого холостяка он слишком велик. К тому же, после завершения этого дела я собираюсь уехать за границу на неопределенное время.

– Дела, сэр?

– Я имею в виду свадьбу, Джон. Я собираюсь отправиться в путешествие. Как вы знаете, в случае моей кончины мое имение в Кенте перейдет вам, Джон, но почему бы вам не вступить во владение немедленно? Соглашайтесь… Что там такое?

Послышался стремительный стук копыт, и за окном промелькнула фигура всадника.

– Похоже, это мистер Беллами, сэр.

– Собственной персоной, Джон. Я буду ждать его в библиотеке.

Когда сэр Мармадьюк открыл дверь своей роскошной библиотеки, ему навстречу нетерпеливо шагнул мистер Беллами, запыленный и растрепанный.

– Джон?! – воскликнул он изумленно. – Джон, что вы делаете в этом логове людоеда?

– Существую, Руперт.

– Существуете? Вы хотите сказать, живете? – переспросил он, удивлено изучая перемену, произошедшую в его товарище. – О, Боже, уж не имеете ли вы в виду. – Он отступил назад. – Господи… Джон… кто… кто вы?

– Угадайте, племянник.

– Племян.. – Мистер Беллами выпучил глаза и отчетливо пошатнулся. – Нет, нет, Джон, вы же не дядя Мармадьюк, нет? – жалобно спросил он.

– Именно он, мой мальчик. Я действительно тот самый недостойный родственник, который теперь ждет, чтобы ему пожали руку.

– Черт бы меня побрал! – простонал мистер Беллами и рухнул в кресло, тут же вскакивая, кланяясь и роняя шляпу в полнейшем замешательстве.

– Тебя можно поздравить, Руперт?

– Так вы… вы, сэр… Джон Гоббс, мой дядя?

– Да. И надеюсь, теперь мы сойдемся еще ближе. А вот и настоящий Джон Гоббс. Не уходите, Джон! Давайте сядем и втроем обговорим все детали…

– Джонни… то есть, дядя! – несколько раздраженно воскликнул мистер Беллами. – Я здесь для того, чтобы поблагодарить вас за доброту и щедрость, которые вы проявили по отношению ко мне, но все дело в том, что моя мечта разбита на мелкие осколки. Пузырь лопнул, все рухнуло! Короче говоря, старина… то есть, сэр, дело не выгорит!

– Не выгорит? – недоуменно повторил сэр Мармадьюк.

– Вместо того, чтобы превратиться в довольного жизнью помещика, Джон…. то есть, сэр, я лучше подамся в солдаты или моряки, словом, туда, где подразумевается смена мест и впечатлений!

– Ради Бога, Руперт, о чем ты говоришь?

– Джон, – вздохнул мистер Беллами, удрученно качая головой, – мой дорогой дядюшка, все это оказалось романтическими бреднями – мечты о счастливом супружестве и все такое – короче говоря, я свалял дурака! Еве-Энн, если и нужен муж, то не такой, как я. Так что игра окончена, старина.

Сэр Мармадьюк глубоко вздохнул и откинулся в кресле.

– Руперт, – заговорил он, несколько утратив свою бесстрастность, – уж не хочешь ли ты сказать, что… она отказала тебе?

– Окончательно и бесповоротно, сэр. И, Джон, старина, о черт, я хотел сказать, сэр, нет никаких сомнений, что у нее кто-то есть.

– О, Господи! – только и вымолвил сэр Мармадьюк.

Тут он, конечно же, поспешил нахмуриться и быстро отвернуться, но пытливый взгляд мистера Беллами успел уловить блеск в дядюшкиных глазах.

– Сэр, мой дорогой дядя, я абсолютно уверен – мисс Эш влюблена, но отнюдь не в вашего несчастного и смиренного родственника.

– Но, Руперт, я был уверен, что она… что ты… я успел свыкнуться с этой мыслью!

– Значит, дядя, вы ошибались!

– Я был абсолютно уверен, что она любит тебя.

– Это действительно так.

– Что? – изумленно воскликнул сэр Мармадьюк.

– Да, сэр, любит, но как сестра. – Мистер Беллами ободряюще кивнул, но улыбка его была печальна. – Как друга, старина, а не как возлюбленного!

– Ты в этом уверен, Руперт?

– Сэр, она сама мне сказала!

– Поразительно! – прошептал сэр Мармадьюк.

– Видите ли, дружи… то есть, дядя, она влюблена в другого!

– Она и об этом тебе сказала?

– Ну, не словами, сэр, но это было довольно очевидно, даже для меня, хотя я и слеп, как новорожденный котенок, точнее, был слеп. Вы помните, Джон, как тогда у костра я сказал вам: «Она богиня!» и указал вам на ее красоту… надо же, именно вам! Джонни… то есть, дядя, я был законченным ослом! А теперь, Джон… то есть, сэр, я смиренно, но от всего сердца хочу пожелать успеха своему сопернику, кем бы он ни оказался! Сэр, вы найдете ее в Монкс-Уоррен, и благослови вас Господь!

С этими словами мистер Беллами вдруг схватил дядину руку, энергично встряхнул ее и стремительно выскочил из комнаты.

Сэр Мармадьюк несколько минут неподвижно сидел в кресле. В глазах его горел нетерпеливый огонь юности.

– Десять миль, Джон! – наконец воскликнул он. – Самое большое, двенадцать. Пожалуйста, велите седлать лошадей! Вы поедете со мной, дорогой друг. Похоже, близок конец моим поискам.

Вскоре лошади уже нетерпеливо переступали у подъезда.

И вот наши герои в седле и стремительно скачут по дороге, напутствуемые ласковыми солнечными лучами. Они молчат. Сэр Мармадьюк погружен в глубокую задумчивость, а Джон Гоббс никогда не отличался особенной разговорчивостью. Наконец сэр Мармадьюк поднимает голову, оглядывается и громко восклицает:

– Какое великолепное утро, Джон!

– Да, довольно тепло, сэр, – соглашается мистер Гоббс.

И вновь наступает тишина, нарушаемая лишь стуком копыт, скрипом седел и позвякиванием уздечек.

– Как чудесно сегодня поют птицы, Джон!

– Да, сэр, – кивает мистер Гоббс, – но думаю, вчера они занимались тем же самым.

Миля за милей исчезает под копытами пыльная дорога. Но вот сэр Мармадьюк умеряет бег своего скакуна и начинает вслух размышлять.

– Конечно, это может быть кто-нибудь еще, Джон!

– Возможно, сэр.

– Хотя я так и не думаю, Джон.

– Я тоже, сэр.

– Но мы все скоро узнаем. А вот и Монкс-Уоррен. – Он ткнул ручкой хлыста в опрятную крышу, показавшуюся за деревьями.

Обогнув живую изгородь, они свернули на тенистую тропинку и вскоре оказались во дворе фермы. Натянув поводья, сэр Мармадьюк оглядел аккуратный ряд скирд и опрятные сараи. Из-за построек доносились свист косы и веселые голоса. За открытой дверью одного из сараев позвякивало ведро. И вот оттуда появилась Ева-Энн. На голове широкополая шляпа; платье прикрыто аккуратным фартуком; на плечах покачивается коромысло с двумя ведрами, в которых пенится молоко. Она сделала несколько шагов и тут увидела всадников. Ее глаза встретились с блестящими глазами джентльмена. Ева-Энн вскрикнула и замерла.

– Милая! – Он снял шляпу. – О, Ева-Энн!

Девушка все еще стояла на месте, но, увидев выражение его лица, услышав его голос, она не смогла справиться с охватившей ее дрожью. Глаза Евы-Энн засветились. Сэр Мармадьюк спрыгнул с лошади и порывисто устремился к девушке.

– Так это не Руперт?

– Нет, конечно же, нет!

– Ева, – он протянул руки, – моя Ева-Энн!

– Нет, подожди немного, Джон!

Она осторожно наклонилась и опустила ведра на землю. Прекрасные глаза взглянули из-под шляпы с какой-то затаенной печалью.

– Джон, – тихо сказала девушка, – сэр Мармадьюк…

– Зови меня Джон, моя милая.

– Ты все-таки пришел? – Глубокая нежность прозвучала в этом вопросе.

– Да, пришел. Пришел, чтобы закончить свои поиски.

– Так ты нашел свою юность, Джон?

– Увы! – вздохнул он. – Но я обрел куда больше – Еву-Энн Эш. Ты любишь меня дитя мое?

– Но, милый Джон, – она вздохнула, – ты сэр Мармадьюк, блистательный джентльмен, а я всего лишь Ева-Энн.

– Да, ты действительно всего лишь Ева-Энн, – он взял ее руки в свои, – и потому, дитя мое, я хочу спросить тебя – пойдешь ли ты со мной? Отдашь ли ты мне свои сердце и руку?

– Сначала… сначала, – прошептала девушка страстно, – сначала скажи, действительно ли ты любишь меня? Не как дитя, а ка жен…

Он подхватил ее и закружил в воздухе, шляпка упала в пыль.

– Люблю я тебя?! – вскричал сэр Мармадьюк. – Один лишь Бог ведает, как сильно я тебя люблю! Поцелуй меня, Ева-Энн Эш!

Он опустил девушку на землю. Шляпка сиротливо валялась в пыли, но эти двое не обращали на сей прискорбный факт ни малейшего внимания.

– Джон, – прошептала девушка, – быть любимой таким величественным джентльменом, как ты, это вселяет меня благоговейный ужас… И давай будем всегда помнить, что именно она позволила нам быть вместе, что именно она отдала ради тебя свою жизнь. Она знала, что я люблю только тебя. А теперь она смотрит на нас с небес, а я уверена, что она на небесах, и обрела покой и счастье. Смотрит, и душа ее радуется.

Тут рядом кто-то негромко хихикнул. Сэр Мармадьюк грозно оглянулся – в дверях сарая мелькнул подол платья.

– О, Джон! – Ева-Энн залилась жарким румянцем. – Это Нэнси, одна из работниц! Я забыла обо всем на свете, кроме тебя и…

Сэр Мармадьюк весело рассмеялся и подобрал соломенную шляпку.

– И все-таки, – тут он снова обрел серьезность, – мне уже сорок пять!

– Но у тебя глаза мальчишки, милый Джон. Любовь вернула тебе юность.

– Волосы мои седы.

– Вот как? Я ничего не вижу.

– Вот здесь, на висках.

– Наклонись, Джон.

Она быстро поцеловала его и тут же скрылась за броней соломенного головного убора.

– А теперь пойдем, расскажем все моим дядюшкам.

Они направились к дому, и по дороге им попался мистер Гоббс. Выглядел этот достойный джентльмен настолько чинно, что его легко можно было принять за архидиакона, готовящегося произнести свое благословение с церковной кафедры.

– Мой дорогой Джон, – весело сказал сэр Мармадьюк, – скажите, сколько мне сейчас лет?

– Сэр, – мистер Гоббс внимательно оглядел сияющие лица, – я бы сказал, что вам тридцать шесть или даже меньше. В действительности я…

Тут от стены ближайшего коровника отделилась невысокая широкоплечая фигура, в одной руке человек держал довольно странную шляпу, в другой покачивалась шишковатая трость.

– Шриг! – воскликнул сэр Мармадьюк.

– Собственной персоной, сэр! – мистер Шриг энергично встряхнул руку джентльмена. – Я совершенно случайно оказался поблизости и осмелился зайти к вам. И теперь, увидев, что ваши дела в полном порядке, увидев, что, если вы мне позволите так выразиться, в воздухе запахло предстоящей свадьбой, я хочу выразить вам свое глубочайшее уважение словами одной старой песенки. – Тут мистер Шриг выставил ногу вперед и, раскачивая в такт тростью, пропел:

И к этому, друзья мои, нечего добавить!