Глава XXXIV,

в которой тени сгущаются

Над полуразрушенными домишками возвышалось огромное величественное здание. Это был старинный особняк, когда-то он, наверное, поражал удобством и красотой, но лучшие времена миновали, особняк ветшал, с годами все больше приходя в упадок. И все же, словно вспоминая об утраченном блеске, он с мрачной величественностью взирал запыленными окнами на окружающую его нищету.

Поднявшись по широким, местами осыпавшимся ступеням, наши герои оказались на просторной площадке, обитой потемневшими от времени дубовыми панелями. Подойдя к такой же темной тяжелой двери, Ева-Энн осторожно приотворила ее, и взгляду сэра Мармадьюка открылась роскошно обставленная гостиная, пол которой покрывал великолепный ковер. Сэр Мармадьюк перевел настороженный взгляд с этого неожиданного великолепия на лицо девушки. Ева-Энн, кивнув ему, быстро прошла вперед, откинула шелковый занавес и открыла еще одну дверь.

– Он здесь, Мэриан! – тихо сказала она.

– Проси его, мой ангел, – откликнулся глубокий мелодичный голос.

Ева-Энн посторонилась, и сэр Мармадьюк прошел в комнату. Дверь за ним осторожно притворилась, и он оказался наедине с леди Вэйн-Темперли. Она лежала на широкой кушетке, лениво перелистывая страницы какой-то книги, которую отложила, как только он вошел.

– Ах, Мармадьюк, – с улыбкой сказала миледи, – вы все-таки нас нашли. Я хотела сказать, нашли свою прелестную Еву-Энн. Я знала, что рано или поздно это случится. Полагаю, вы хотите ее забрать у меня?

– Зачем вам эта девушка, мадам? – резко спросил джентльмен.

Густые ресницы миледи дрогнули.

– Ну, ну, Мармадьюк, – голос ее был мягок и проникновенен, – я вижу, вы слишком возбуждены.

– Соблаговолите ответить на мой вопрос!

– С какой стати? – лениво откликнулась она. – Ну хорошо, я отвечу вам, но лишь для того, чтобы вы в припадке ярости не наделали глупостей. Так вот, дорогой мой супруг, эта девушка понадобилась мне по нескольким причинам. Во-первых, я одинока и больна. Во-вторых, тем самым я избавляю вас от искушения. Дождитесь же моей смерти! И в третьих, пока Ева-Энн здесь, я могу быть уверена, что и вы где-то рядом, а значит, есть надежде, что вы бросите прощальный взгляд на мое мертвое лицо прежде, чем меня примет могила. Глупо, конечно, но все-таки я ваша жена, пускай и согрешившая жена. О своей прелестной дриаде не беспокойтесь, рядом со мной она будет в полной безопасности. Если вы сомневаетесь в этом, то забирайте ее! И пускай Бог меня простит за то, что такая как я вынуждена скрывать юную невинность от таких как вы!

– Но почему здесь? Почему вы живете здесь, Мэриан?

– Потому что мое место среди отверженных! Я падшая женщина, Мармадьюк, покинутое всеми существо, я такая же, как и мои несчастные нищие сестры, живущие по соседству. И ради Бога, не надо напускать на себя столь удивленный вид! Мне досталась роль неверной жены, которую я стараюсь играть с тем же усердием, с каким вы играете роль оскорбленного мужа. Вы прекрасный актер, Мармадьюк, вы ведь давно уже сами поверили в свою игру! Но попробуйте хоть раз в жизни снять свою маску, попробуйте стать естественным, живым человеком! Отбросьте же свою напыщенность, свою величественность и сядьте как самый обычный человек, кресло рядом с вами, прошу вас. Кстати, меня здесь знают под именем миссис Бэддели.

Стараясь сохранить бесстрастный вид, сэр Мармадьюк повиновался. Миледи с огромным интересом изучала его суровое лицо, грубое шерстяное пальто, неказистые башмаки.

– Вы носите это пальто даже в июне? – внезапно спросила она.

– Только в Джайлз-Рентс, – ответил он несколько удивленно.

– Наверное, не хотите слишком тесно соприкасаться с людом, что населяет этот район, – понимающе кивнула она. – Мармадьюк, неужели вы и впрямь считаете, что если когда-то я обманула вас, разрушила ваши мальчишеские представления о женщинах, а потом поняла, что ничего исправить нельзя, то я ненавижу вас?!

Голос ее был все так же спокоен, но тонкие пальцы судорожно теребили стеганое одеяло, с головой выдавая состояние миледи. Заметив, как дрожат ее пальцы, он ответил с необычной для себя мягкостью:

– Бедная измученная душа!

– Как, сэр? – взорвалась вдруг она. – Вы осмеливаетесь жалеть меня?!

– Да, Мэриан, мне безгранично вас жаль! – ответил он с чувством. – Я никогда и не предполагал, что вы способны на столь глубокие и сильные чувства.

– Неспособна?! Я? О, глупец! Да знайте же, самодовольный вы болван, ничто в этом мире не смогло сравниться с той радостью, которая охватила бы меня, услышь я, что вы умерли, и ваш величественный хладный труп возлежит в древнем склепе рядом с такими же величественными останками ваших напыщенных предков!

– Мэриан, – в его голосе по-прежнему звучала жалость, – вы не в себе…

– Что ж, можете считать меня безумной, это лишь усилит вашу жалость.

– А теперь, мадам, позвольте мне удалиться. – Он поднялся.

Она остановила его жестом одновременно умоляющим и повелительным.

– Постойте! – воскликнула несчастная. – Нам еще нужно поговорить о девушке. Но прежде ответьте мне, Мармадьюк, вы боитесь смерти?

– В пределах разумного.

– О, вы всегда были так отвратительно разумны, даже по отношению к своему бесценному сокровищу, непорочной квакерше! Разве ради этой девушки вам не хочется жить? Молодая, любящая жена, Мармадьюк! Превосходная мать! О, ваши сыновья продолжат величественные традиции Вэйн-Темперли!

Наконец-то броня безмятежности дала трещину. Джентльмен не выдержал безжалостного взгляда миледи и опустил голову.

– Ага! – воскликнула он. – Я вас-таки задела! Вот она брешь в вашу душу! Дети!

Она рассмеялась, затем вдруг нахмурилась, увидев, что сэр Мармадьюк поднял голову, все так же бесстрастно улыбаясь.

– Вовсе нет, мадам, – ответил он, – подобные мечты давно уже канули в прошлое. Я слишком стар, чтобы разыгрывать из себя влюбленного. К тому же она почти покорена более молодым и гораздо более подходящим ей человеком.

– Лжец! – прошептала миледи. – Лжец!

Сэр Мармадьюк выпрямился, взгляд его был исполнен привычного достоинства, и в то же время в нем сквозило сочувствие.

– Мадам, – он поклонился, – я хотел бы попрощаться…

– О! – прошептала она, не сводя с его лица своих прекрасных глаз. – Я ненавижу вас куда больше, чем предполагала.

– И еще, – он взял свою шляпу, – если вам что-нибудь понадобится, помните, вы всегда можете написать Джону Гоббсу…

– Гоббс! – вскричала она и рассмеялась. – О достойный супруг! О, щедрый человек, признайтесь же, что вам не терпится отнять у меня то единственное, что может мне еще принести радость – привязанность Евы-Энн, признайтесь, что вы явились, чтобы увести отсюда это дитя.

Сэр Мармадьюк молча поклонился.

– Тогда забирайте ее! Забирайте, если сможете! – Она повысила голос и позвала: – Энн, Милая Энн!

Тут миледи охватил сильнейший приступ кашля. В дверях появилась Ева-Энн, она подбежала к больной, обняла ее своими сильными и нежными руками. Приступ постепенно стих, девушка прижала миледи к себе, вытерла с ее лба выступившие бисеринки пота и что-то ласково прошептала.

– Милая моя, – проговорила миледи, отдышавшись, – милый мой ангел!

Она открыла глаза, взгляд ее был полон страстной признательности, нетвердой рукой коснулась лица девушки, ласково тронула ее волосы и стиснула ее руки в порыве, таившем в себе одновременно исступление и жалость.

– Энн, милое дитя, – она поцеловала девушке руку, – сэр Мармадьюк пришел, чтобы забрать тебя отсюда, и я хочу, чтобы ты пошла с ним, он прав – здесь для тебя слишком неподходящее место.

– Нет, – твердо ответила девушка, поглаживая все еще прекрасные волосы миледи. – Бог послал меня тебе, Мэриан, ты одинока и нуждаешься во мне. Я никуда не уйду.

– Но сэр Мармадьюк хочет, чтобы ты пошла с ним. Здесь дурной район, населенный дурными людьми.

– Это так! – вздохнула Ева-Энн. – Но все же и здесь есть Бог. И мне кажется, что именно здесь я ближе к нему. К тому же ты ведь не хочешь, чтобы я ушла, Мэриан?

– Да, не хочу! Не хочу, но…

– Значит, я останусь с тобой, – спокойно ответила девушка.

– Вы слышите, Мармадьюк, вы слышите?

Но он уже был в дверях.

Сэр Мармадьюк вышел на лестницу, какое-то мгновение помешкал и начал быстро спускаться, но вскоре заметил человека, поднимавшегося ему навстречу. Джентльмен замедлил ход, внимательно посмотрел на незнакомца, который двигался ему навстречу странной танцующей походкой. Джентльмен замер на месте. Внезапно он почувствовал, что рядом кто-то есть. Сэр Мармадьюк резко обернулся, на него смотрели ясные глаза Евы-Энн.

– Ты сердишься на меня, Джон? – тихо спросила девушка.

Но сэр Мармадьюк не слышал ее вопроса, полностью поглощенный наблюдением за странным посетителем, который все так же подпрыгивая, скользнул мимо них, чуть приподняв потрепанную шляпу и что-то неразборчиво пробормотав.

– Этот человек знает тебя, – отрывисто сказал джентльмен. – Кто он такой?

– Он иногда заходит поговорить с Мэриан. Она называет его Джимми.

Сэр Мармадьюк нахмурился.

– Он тебя не угрожал?

– Никогда, Джон! Здесь все относятся ко мне очень почтительно. Мне кажется, они побаиваются Мэриан, что довольно странно…

– Очень странно! – задумчиво кивнул сэр Мармадьюк и оглядел широкую лестницу. – И, думаю, опасно! – пробормотал он про себя. Затем повинуясь внезапному порыву, он крепко стиснул руку девушки. – Мэриан очень скрытное и загадочное существо, дитя мое, и она тебе не компания!

– Я не дитя, Джон! В Джайлз-Рентс нет детей! Здесь все взрослеют слишком быстро. Мэриан нуждается во мне, она так одинока, временами ее охватывает отчаяние, переходящее в настоящее безумие. Я думаю, вопреки всему, она все еще любит тебя, Джон.

– Довольно! – оборвал он ее. – Такая любовь несет с собой лишь ненависть и несчастье! Она получила то, чего заслуживает. Что посеешь, то и пожнешь.

– Джон, ты слишком суров и безжалостен!

– Пусть Бог простит меня!

– Аминь! – промолвила Ева. – Она твоя жена, Джон, еще и поэтому я не могу оставить ее.

Он собрался было продолжить спуск, но ее рука остановила его.

– Не сердись на меня, Джон, – умоляюще сказала Ева-Энн, – я бы так хотела оказаться сейчас в моей милой палатке, слушать пение птиц по утрам, и, просыпаясь каждое утро, осознавать, что ты рядом со мной!

– Я по-прежнему рядом, дитя мое, и всегда буду рядом!

– И ты простишь мое непослушание?

Подчинясь внезапному порыву, столь нехарактерному для прежнего сэра Мармадьюка, он наклонился и быстро поцеловал руку девушки.

– Это такое утешение для меня – знать, что ты рядом, Джон! – голос ее дрогнул.

– Я остановился у одного актера и его жены, их фамилия Посингби, они живут в Яблоневом Подворье, дом номер шесть. Кстати, дитя мое, ты не нашла свою сестру Табиту, которая вышла замуж за актера?

– Нет, Джон. У меня не было времени.

– Почему?

– Дети! – она огорченно покачала головой. – Здесь столько больных детей! Лондон – жестокое место для малышей.

– Совершенно верно, мэм! – согласился веселый голос. Они подняли головы и обнаружили мистера Шрига, который, сияя как медный грош, взирал на них, перегнувшись через перила. – Детям не место в Джайлз-Рентс, и обычно они здесь долго не заживаются. Появляются на свет, и вскоре уже отправляются в мир иной. Сегодня здесь, а завтра уже там!

С этими словами мистер Шриг спустился вниз. Девушка сердечно поздоровалась с ним.

– Дорогой друг, – спросила она, когда он оказался рядом, – как дела у малышки миссис Каспер?

– Лучше, мэм.

– Она принимает лекарство?

– Конечно, мэм, я сам ей даже давал пару раз.

– Вы? – изумленно воскликнул сэр Мармадьюк.

– Да, старина, я, а почему бы и нет? Я ведь не всегда гоняюсь за убийцами. А сейчас, если вы согласны пойти со мной, то я согласен пойти с вами.

Сэр Мармадьюк надменно взглянул на мистера Шрига, тогда как мистер Шриг, просиял и медленно прикрыл один глаз. Ева приотворила дверь.

– Мне кажется, Мэриан зовет меня. Я должна идти, Джон.

– Должна? – нахмурившись переспросил он, – Дитя мое, не надо превращать себя в рабыню.

В ответ она лишь печально улыбнулась и покачала головой.

– Дорогой друг Шриг, если ты увидишь старую миссис Стоут, что живет в подвале напротив, передай ей, что я завтра занесу лекарство. Храни тебя Господь.

Мистер Шриг приподнял шляпу и кивнул.

– Джон, – тихо спросила Ева-Энн, – ты ведь скоро придешь?

– Я буду приходить каждый день! – воскликнул он.

Тяжелая дубовая дверь медленно закрылась.

Глава XXXV,

в которой излагаются основы дедуктивного метода мистера Шрига

Мистер Шриг ожидал нашего героя внизу. Сэр Мармадьюк медленно спустился по лестнице и вышел на улицу. Уже темнело. Он остановился, чтобы еще раз взглянуть на старый особняк. Казалось, облупившиеся стены и закопченные окна взирают на него с какой-то зловещей угрозой.

– Шриг, – спросил вдруг сэр Мармадьюк, – вы уверены, что она здесь в безопасности?

– Как в Английском Банке, сэр.

– Но у этого здания довольно неприятный вид.

– Не стану отрицать, сэр. Место и впрямь подозрительное, здесь частенько случаются подозрительные вещи. Но повторяю, молодой леди ничто не грозит. Люди в округе уже знают ее. Видите ли, она заботится о детях. А меня дети интересуют с профессиональной точки зрения, они мне дают возможность побольше узнать об их родителях.

– Но вы же не станете использовать ребенка, чтобы осудить его собственную мать?

– Ну, дружище, я использовал десятки, сотни малышей, чтобы осудить убийцу. Ведь для чего существует убийца? Для того, чтобы его осудили и вздернули. Я делаю и буду делать все, чтобы правосудие восторжествовало. Если, нянча ребенка, я могу выведать, где его отец находился в тот или иной день, я с удовольствие поработаю нянькой. У меня свои собственные методы, сэр. Например, в данный момент я занимаюсь тем убийством в Сассексе. Может это и странно, но ведь убийцы обычно стремятся скрыться в Лондоне. А что подойдет для этой цели лучше, чем Джайлз-Рентс.

– Так значит, вы уверены, что ей не грозит опасность? – повторил вопрос сэр Мармадьюк.

Он резко остановился и оглянулся на мрачную громаду особняка. Казалось, она насмешливо щерится им вслед темными провалами окон. Мистер Шриг тоже остановился, но смотрел он не на старое здание, его глаза внимательно изучали хмурое лицо джентльмена и при этом как-то странно блестели.

– У вас нет предчувствия, Шриг, что над мисс Эш сгущаются тучи?

– Ни малейшего, сэр.

– На лестнице вы вдруг подмигнули мне. Что означало это подмигивание?

– Разве, сэр?

– Несомненно.

– Значит, так оно и было.

– Кстати, мимо меня по лестнице проскользнул Танцор Джеймс.

– Да, сэр, я ведь в этот момент смотрел на вас. Может быть, именно поэтому и позволил себе подмигнуть вам.

– Проклятое место! – в сердцах воскликнул сэр Мармадьюк.

– Аминь, сэр! – кивнул мистер Шриг. В его проницательных глазах как будто даже прибавилось блеска. – Думаю, вы и есть владелец вышеупомянутого дома?

Сэр Мармадьюк медленно повернулся к нему и выдержал твердый взгляд собеседника.

– Да, это так, – спокойно ответил он.

– Ах! – вздохнул мистер Шриг, улыбнулся и принялся внимательно разглядывать покосившиеся печные трубы.

– Тогда вы, наверное, знаете, кто я такой?

– Сэр, согласно моим выводам, – тут он перешел на хриплый шепот завзятого заговорщика, – вы сэр Мармадьюк Вейн-Темперли.

– Совершенно верно! – согласился сэр Мармадьюк, снова трогаясь с места. – Интересно, – заметил он, помолчав, – как вы это выяснили?

– Очень просто, сэр. Подглядывая, подслушивая и складывая все вместе. Ваше лицо, ваша одежда, ваша речь. Вы, не раздумывая ни секунды, назвали инициалы, выгравированные на найденной трости, а ведь солнце, когда я показал вам рисунок, уже зашло. Как вы могли догадаться, что в монограмме зашифрованы именно эти буквы, а не другие? Потом я подслушал ваш разговор с молодой леди на лестнице. «Она ваша жена!» – я хорошо расслышал эти слова. А кто эта леди, что живет в старом доме, я знаю уже давно, хотя местный люд и кличет ее «графиней».

– Да, в вашем изложении все и впрямь выглядит просто, – кивнул сэр Мармадьюк, – и все-таки я считаю, что у вас очень острый ум. Мои поздравления, мистер Шриг.

Они добрались до Яблоневого Подворья, и тут сэр Мармадьюк остановился.

– Теперь вам, конечно же, известно, что найденная рядом с телом трость принадлежит мне?

– Да, сэр, безусловно.

– И что же? – Сэр Мармадьюк в упор посмотрел на мистера Шрига, но ответом ему был лишь безмятежный взгляд.

– Все превосходно, сэр! – важно кивнул мистер Шриг.

– Вы собираетесь арестовать меня?

– Нет, сэр. Видите ли, меня интересует убийца.

– Но, Бог мой, описание моей персоны висит на каждом столбе!

– Неважно, сэр. Мой хлеб – это факты и здравый смысл! Убийца не носит с собой одновременно и ружье, и трость, во всяком случае это не слишком естественно. К тому же ваше лицо – это не лицо человека, совершившего преступление, караемое смертной казнью, а сами вы со странной готовностью жаждете быть арестованным. Но мне хотелось бы знать, зачем вы бросили пресловутую трость на месте преступления. Зачем вы подсунули ее ищейкам? Я желаю знать, кого вы прикрываете? Вот что мне нужно от вас, сэр!

– Но вряд ли вы ожидаете, что я возьму и выложу вам все, любезный Шриг.

– Нет, сэр, совсем не жду. Именно поэтому мне придется побеседовать с мисс Евой-Энн Эш! Может, она мне что-нибудь да расскажет…

– Шриг. – Голос джентльмена прозвучал очень властно, а рука его тяжело легла на плечо полицейского. – Мисс Эш очень боится Боу-стрит.

– Отлично, сэр! Спасибо, что предупредили, тем легче будет разговорить ее.

– Черт бы вас побрал, Шриг! – в ярости воскликнул сэр Мармадьюк и с такой силой стиснул плечо мистера Шрига, что тот скривился от боли. – Она не заслужила страданий, я сам все расскажу!

– Я так и думал, сэр! Вы можете поклясться на Библии в правдивости ваших слов?

– Я могу поклясться своей честью, Шриг!

– Очень, очень хорошо, сэр! Давайте же пройдем в вашу комнату.

Они поднялись наверх, и там сэр Мармадьюк без утайки выложил все, что произошло с тех пор, как он пустился в свое необычное путешествие.

– Боже! – воскликнул мистер Шриг, выслушав историю до конца. – Сэр, это похоже на роман, скажу я вам. Кровь и любовь! Но нет и следа убийцы, что создает для Джаспера дополнительные сложности! Вы никого не подозреваете? Кто, на ваш взгляд, мог совершить убийство?

– Никто, Шриг, разве что этот мерзавец Дентон. Но он слишком труслив для такого дела.

– Мои люди говорят, что эта парочка решительно настроена против вас. Я имею в виду мистера Дентона и сэра Томаса Моубрея. Но, сэр, подозрение, первым делом, падает на родственников мисс Эш, Иеремию и Эбенезера Байвудов. Одни лишь имена звучат очень многообещающе! Я допрошу их сегодня же ночью!

– Сегодня? Но они же в Сассексе…

– Нет, сэр, они на Боу-стрит. Я арестовал их в прошлый вторник.

– О, Боже! – воскликнул сэр Мармадьюк, в отчаянии качая головой. – Значит, наш план рухнул!

– Не знаю, сэр, но потрудились вы, похоже, впустую! И вот еще что, сэр: вы вооружены?

– Да.

– Очень хорошо. А теперь расскажите об этом вашем старом доме.

– Я почти забыл, что он мой.

– Странно, что вы до сих пор не приказали снести его!

– Да, наверное, так и следовало поступить.

– Там полно потайных комнат, подземных ходов и тому подобного. Я слышал, что один из тоннелей тянется аж до реки. Весьма зловещее место, сэр. Оно напоминает мне о том, как я упустил одного преступника. Я долго охотился за ним и уже подобрался вплотную, но ему удалось улизнуть. Как сквозь землю провалился и оставил меня с носом. Но, сэр, я нутром чувствую – когда-нибудь он вернется. Так почти всегда бывает. И уж тогда я не дам ему уйти, ибо в этот раз он явится, чтобы убить.

– Убить? О ком вы говорите, Шриг?

– О человеке, которого здесь знают под именем Черный Том. Высокий, черные как смоль волосы, густые бакенбарды и шрам над бровью. Вы запираете ночью двери, сэр? На вашем месте я поступал бы только так. И не забудьте задвинуть засов!

– Зачем?

– Просто для надежности. На всякий случай. А теперь, с вашего позволения, я удаляюсь.

– Вы полагаете, мне грозит опасность?

– Сэр, я не стал бы это утверждать, но с того дня, как вы здесь появились, мои подопечные зашевелились. Так что мой вам совет, не выходите ночью из дома и будьте настороже!

– Непременно! – ответил сэр Мармадьюк, схватил руку мистера Шрига и дружески пожал ее.

Он несколько минут стоял на пороге своей комнаты, задумчиво наблюдая, как мистер Шриг спускается вниз, потом медленно затворил дверь, сел за старый шаткий стол, положил перед собой лист бумаги и начал писать.

В эту самую минуту леди Вейн-Темперли, ласково улыбнувшись Еве-Энн, добавила к своему письму второй постскриптум:

Глава XXXVI,

содержащая упоминание о поджаренных почках

Ласковое солнце, с божественным высокомерием обогревающее бедных и богатых, благословенных и проклятых, позолотило трущобы Джайлз-Рентс. Какая-то часть его сияния проникла сквозь стекло маленького чердачного окошка мансарды, где обитал наш джентльмен. Любопытный луч скользнул по узкой кровати, выцветшему ковру, щербатому умывальнику и запутался в складках грубого пальто, чьи широкие полы прикрывали единственное кресло, имевшееся в комнате. Поплутав несколько мгновений в складках пальто, луч выбрался на волю и ласково коснулся лица сэра Мармадьюка. Тот в это время разглядывал себя в маленькое зеркало, потускневшее и пожелтевшее от времени. Лицо в зеркале имело столь нездоровый оттенок, что, пожалуй, могло бы испугать, если бы наш герой уже не привык к причудам своего зеркальца. Тем не менее сэр Мармадьюк не раз останавливался перед ним, дабы вновь изучить свое отражение, и в который раз с тоской отметить, что в коротких вьющихся прядях то там, то здесь проглядывает седина.

– Тридцать шесть или даже меньше? Смешно!

Он тяжело вздохнул, бросил на полку гребешок, надел сюртук и спустился вниз к завтраку.

Мистер Бровастый (так сэр Мармадьюк звал про себя хозяина дома) стоял у камина в невыразимо величественной позе. Завидев нашего героя, сенатор склонил голову в поклоне, полном достоинства. Мистер Посингби протянул руку, пожатие которой оказалось на удивление крепким и сердечным.

– Приветствую вас, друг мой! – провозгласил он. – Несмотря на столь ранний час, моя душа так и рвется воспарить к небесному своду, ибо лучистый Феб решил излить на нас свое божественное сияние – хм, похоже, сегодня жареные почки – какой восхитительный день! И в самом деле, мой дорогой Гоббс, как говаривал бард из Эйвона, «вся суть в игре»! Наша трагедия имеет несомненный успех, хотя после первого действия она несколько тускнеет! Но сцена моей смерти потрясла публику до глубины души, заставив ужаснуться даже самых толстокожих.

– Рад это слышать! – улыбнулся сэр Мармадьюк.

– Сэр, женщины рыдали, мужчины же плакали беззвучно! Все-таки у меня немалый опыт в вопросах смерти. Еще ни разу мой выход на сцену не заканчивался смертью. Я погибал от яда; падал, сраженный выстрелом или пронзенный шпагой; я умирал в темницах, на кроватях, на стульях, на плахе и даже на столе! Смерть стала моим искусством! Но почки, полагаю, уже готовы.

С этими словами он открыл дверь на кухню и, действительно, в следующее мгновение в гостиную вплыли жареные почки, а вместе с ними и Юдоксия Посингби. Все уселись за стол и, жизнерадостно гремя ножами и вилками, принялись за еду.

– Что бы мне не говорили, – заявила Юдоксия, заглядывая в наполовину опустевшую чашку с кофе сэра Мармадьюка, – но мир так тесен!

– Душа моя, – провозгласил мистер Посингби, с непередаваемым изяществом размахивая вилкой, – многие философы в разное время и в разных местах отмечали этот поразительный факт! Но скажи мне, душа моя, на какое необычайное обстоятельство ты сейчас намекаешь?

– Возлюбленный супруг мой и вы, дорогой мистер Гоббс! Прошлым вечером здесь, в дебрях огромного города, наша Табита д'Абернон встретила свою сестру! Я слышала, мистер Гоббс, вы знакомы с ней, я имею в виду сестру Табиты, мисс Еву-Энн Эш, это прелестное дитя. Сколько в ней очарования и прстоты! Сейчас милая девушка состоит в компаньонках у загадочной миссис Бэддели. Как только мисс Эш появилась в наших краях, о ней сразу же пошла добрая слава, она стала истинным ангелом для малышей.

– Мы знакомы, – кратко ответил на этот восторженный монолог сэр Мармадьюк.

– Да-да, мне говорили. Миссис Соулем полагает, что вы составили бы прекрасную пару. О, она так добра и живет так близко! Я, конечно же, имею в виду миссис Моулем. А миссис Ноугер, та, что живет через улицу, весьма достойная особа, умоляла меня узнать, не помолвлены вы? Я ей ответила: «Все в руках божьих, дорогая миссис Моугер, но она…»

– Нет, мы не помолвлены.

– Ох, дорогой мистер Гоббс, как жаль! – вздохнула любезная Юдоксия. – Вы такой красивый, такой величественный джентльмен, такой изысканный, а она столь мила и свежа! Весь Джайлз-Рентс только и мечтает о том, чтобы вы соединили ваши судьбы! О, сколько сердец трепетно и нежно сочувствует вам!

Здесь мистер Посингби игриво улыбнулся.

– Ах, – он томно закатил глаза, – Эрос, Эрос! Купидон, мечущий свои сладкие стрелы! Но, Юдоксия, скажи мне, я знаком с этой очаровательницей?

– Должно быть, ты видел ее, Огастес. Она повсюду бывает, такая стройная особа с косами, как у Авроры!

– Любовь моя, твое описание столь красноречиво, что мне остается только лишь преклонить перед тобой колени. Однако я…

В этот момент за окном раздались пронзительные вопли, сопровождаемые хриплыми выкриками.

Мистер Посингби в мгновение ока очутился у окна. Юдоксия и сэр Мармадьюк поспешили присоединиться к нему.

Мальчишки на улице упоенно вопили и отплясывали какой-то дикарский танец вокруг толпы оборванцев с хмурыми лицами, извергавших хриплые ругательства и явно готовившихся к драке. Перед этим сбродом спокойно стоял молодой щеголь, изящная шляпа венчала его курчавую голову под совершенно немыслимым углом.

– Эх, – воскликнул мистер Посингби, сдвинув свои олимпийские брови, – даже самый доблестный джентльмен не устоит в одиночку против этого сброда!

Схватив скалку, он распахнул окно и с необычайным проворством выпрыгнул наружу.

– Стойте, подлые твари! – вскричал олимпиец. – Стойте! Держитесь, сэр, помощь близка! Во имя Англии и святого Георгия!

Мистер Посингби храбро бросился в самую гущу, яростно размахивая в воздухе скалкой. Грозный ли голос, нахмуренные брови или скалка испугали оборванцев, но они отступили. Мальчишки смолкли и исчезли в мгновение ока. Медленно и неохотно толпа разошлась, и вскоре Яблоневое Подворье приобрело привычный вид. Отбросив в сторону сломанную трость, молодой джентльмен с лучезарной улыбкой повернулся к своему спасителю.

– Сэр, – начал он, – вы просто молодчина! Разрази меня гром, если вы не…

Тут, увидев грозные брови, джентльмен снял шляпу и низко поклонился.

– Прошу вас, сэр, примите мою смиренную благодарность… Джон! Это вы, Джон?

В следующее мгновение мистер Беллами схватил руку сэра Мармадьюка и энергично встряхнул. Улыбка на его лице стала еще шире и еще лучезарнее.

– Вам сопутствует капризная Фортуна! – скалка величественно взметнулась вверх, словно мистер Посингби собирался совершить обряд посвящения в рыцари. – Будь благословенна судьба, которая позволила нам встретиться на поле брани! Юдоксия, душа моя, поставь прибор для друга нашего друга!

И Яблоневое Подворье стало свидетелем торжественного знакомства мистера Посинби и мистера Беллами, после чего все трое забрались через окно в гостиную четы Посингби, чтобы продолжить прерванный завтрах.

Мистер Беллами поклонился Юдоксии, церемонно поцеловал ей руку и уселся за стол так непринужденно и естественно, словно бывал в этой гостиной с детских лет.

Мистер Посингби, передавая Руперту блюдо с остатками жареных почек, заявил:

– Мистер Беллами, сэр, в лице вашего друга, нашего уважаемого… гм… постояльца, вы видите доброго ангела этого дома! С того дня, как он появился в этих стенах, жестокий кулак судьбы превратился в ласкающую длань и вместо ударов от капризной особы, именуемой Фортуной, мы получаем теперь только дары! Благодаря нашему другу Гоббсу у нас теперь появились средства!

– Охотно верю! – с жаром воскликнул мистер Беллами. – Нет никого добрее старины Джона!

– Как это верно замечено! – прихорашиваясь, заметила миссис Посингби. – Ох, как это верно!