Глава 10

Поезд прибыл в Комаи поздно вечером. Ильмику, Квазинда и Ту Хокса посадили в машину и повезли. Машину сопровождал броневик. Ту Хокс успел рассмотреть несколько улиц с высокими домами с узкими фасадами, похожими на средневековые здания. Кривые улицы скупо освещались стеклянными фонарями.

Потом они оказались в центре города. Здесь старые улицы были выровнены и проложены мощеные бульвары. Огромные роскошные здания с украшенными колоннадой фасадами возвышались за рядами деревьев. Машина остановилась перед одним из таких дворцов. Ильмика потребовала, чтобы ее высадили. Прежде чем она отправилась ко дворцу, Ту Хокс бросил на нее быстрый взгляд и заметил, что она боится. Он подбадривающе улыбнулся ей вслед.

Машина поехала дальше и вскоре доставила Ту Хокса и Квазинда к другому перкунскому зданию. Их провели через огромный, богато украшенный зал, они поднялись по лестнице на два пролета и прошли по устланному мягким ковром коридору к одной из дверей. Это была квартира из четырех комнат, и казалось, что еще совсем недавно в ней кто-то жил. Но теперь она была пуста. Пленникам объяснили, что их запрут, а возле двери будут дежурить солдаты. Прежде чем пожелать спокойной ночи, Виаутас сказал:

— Сейчас уже поздно, но Раске хочет поговорить с вами. Я думаю, вы тоже хотите увидеть человека, разделившего вашу судьбу.

Через пару минут снаружи послышались голоса. Дверь открылась и вошел высокий, мужчина с очень приятной внешностью. На нем был синий с красным мундир офицера гвардии. Войдя, он снял свою фуражку, окантованную мехом белого медведя. Светлые волосы были коротко подстрижены. Он улыбнулся и эта улыбка заиграла в темно-голубых глазах, оттененных длинными ресницами. Таких красивых мужчин, Ту Хокс никогда раньше не встречал. Немец был действительно красив, но выглядел достаточно мужественно, чтобы не назвать его слащаво-смазливым.

Офицер щелкнул каблуками со шпорами, слегка наклонился и сказал глубоким баритоном:

— Лейтенант Хорст Раске к вашим услугам, — в его английском чувствовался сильный немецкий акцент.

— Лейтенант Роджер Ту Хокс.

Ту Хокс представил и Квазинда, но Раске только слегка кивнул головой: этот человек не представлял для него никакой ценности и находился тут только потому, что Ту Хокс попросил об этом. Когда перкунцы обнаружили, что Квазинд не О'Брайен, они хотели отправить его в рабочий лагерь. Они, конечно же, не знали, что он кинуккинук, дезертировавший из своей части, иначе тотчас же поставили бы его к стенке. Но Ту Хокс объяснил Виаутасу, что Квазинд из Готинозонии, и он помогал им бежать из сумасшедшего дома, и он, Ту Хокс, хочет, чтобы Квазинда оставили при нем: ему ведь нужен слуга. Виаутас дал свое согласие.

Ту Хокс отправил Квазинда за пивом. Раске уселся на огромную софу. Его рука скользнула в правый карман пиджака и осталась там. Он улыбнулся и сказал:

— Я все еще машинально ищу сигареты. Ну, курение относится к тем вещам, без которых я уже почти научиться обходиться. Эта та малая цена за мир, который предлагает тебе больше возможностей, чем твой собственный. Я говорю вам, лейтенант, мы — могущественные люди. Нам за наши знания готовы дать все. Все!

Он посмотрел на Ту Хокса, пытаясь проследить, какое впечатление произвели его слова. Ту Хокс сел в кресло напротив.

— Вы, кажется, довольно неплохо устроились за то короткое время, как попали сюда.

Хорст Раске рассмеялся.

— Я не из тех, кто упускает предоставившуюся возможность. К счастью, у меня хорошие способности к языкам.

Он взял стакан с пивом, протянутый Квазиндом, задумался, потом чокнулся с Ту Хоксом.

— За наш успех, мой друг! Два землянина в чужом, но не таком уж и негостеприимном мире! Возможно, мы проживем долго и будем процветать. Процветать, как никогда бы не смогли сделать этого там!

— Я пью за это, — сказал Ту Хокс. — И, позвольте мне поздравить вас с вашей замечательной способностью приспосабливаться. Большинство людей, оказавшись в таком положении, были бы потрясены настолько, что никогда не оправились бы.

— Вы, кажется, тоже хорошо освоились, — сказал Раске.

— Я непривередлив. Я ем то, что мне подают. И не имеет значения, считаю я это вкусным, или нет.

Раске снова рассмеялся.

— Вы нравитесь мне! Вы человек в моем вкусе! Я мог только мечтать и надеяться на это!

— Почему?

— Мне хочется открыться. Я не так самодоволен, как может показаться. Я чувствую несколько одиноко, вы понимаете: это тоска по общению с человеком нашей старой Земли, — он радостно рассмеялся. — Конечно, лучше было бы, если бы это была женщина, но нельзя же получить все, что хочешь. Кроме того... — он поднес стакан к губам и подмигнул Ту Хоксу. — Кроме того, я могу иметь здесь женское общество, когда захочу. И, кроме того, самую лучшую женщину. Мне удалось — назовем это так — вызвать интерес к своей особе у дочери здешнего властителя. Она имеет огромное влияние на своего родителя.

— Судя по всему, я нужен не только для общения, — сказал Ту Хокс. — Чтобы предоставить мне все это, должны быть еще какие-то обстоятельства, — и он жестом указал на роскошную обстановку комнаты.

— Я рад, что вы не так наивны. Скажем так, вы можете оказать мне большую помощь в делах. Да, вы нужны мне. Действительно, вы здесь находитесь благодаря тому обстоятельству, что мне нужно было, чтобы вы прибыли сюда. У меня есть друг, который занимает высокий пост в тайной полиции. Он рассказал мне о людях из другого мира, которых поместили в сумасшедший дом. Я предложил похитить вас и...

— Вы были и тем, кто предложил, чтобы нас убили, если вдруг не удастся взять живьем?

Раске был удивлен, но быстро взял в себя в руки и, улыбаясь, сказал:

— Да, это был я. Я не мог допустить, чтобы Готинозония получила информацию, которая позволила бы ей подняться на уровень Перкунии — моей приемной родины. Вы разве поступили бы иначе, если бы оказались на моем месте?

— Возможно.

— Конечно, вы так бы и сделали. Но вас ведь не убили. И вы должны быть мне благодарны, что вас не сгноили заживо в рабочем лагере Инскапинтика. Я предложил правительству Перкунии потребовать вашей выдачи. То, что эта девушка тоже была там, конечно, облегчило дело, потому что она — племянница герцога Торстайна, теперешнего министра иностранных дел.

— А что теперь с ней? — спросил Ту Хокс.

— Она теперь, естественно, должна принять перкунское гражданство. И если Ильмика даст клятву верности, то у нее будет роскошная жизнь: дядя ее очень большой человек здесь. В обратном же случае, если она откажется, а она, вероятно, так и сделает, как все эти тупоголовые британцы, ее возьмут под арест. Этот арест, конечно, не будет таким уже неприятным. Скорее всего, ее отправят в какой-нибудь замок с личными покоями и слугами.

Ту хокс отхлебнул пива и посмотрел на немца. Немца? Раске уже забыл о войне в своем родном мире. Теперь его интересовало только то, что он может получить здесь, и был счастлив, что располагал тем, за что в Перкунии могли дать высокую цену. И, как был вынужден признать Ту Хокс, в этом была доля смысла. Почему он должен продолжать здесь эту войну? Америка и Россия с таким же успехом могли находиться на планете в системе другой звезды. Военная присяга, данная ими, Ту Хоксом и Раске, здесь была ничем, нулем, все равно, что они оба погибли при Плоешти.

Все, конечно, так, но это не означает, что он может полностью доверять Раске. Как только немец решит, что Ту Хокс ему больше не нужен, то тут же от него избавится. Но был еще и другой вариант: Ту Хокс мог использовать Раске.

— Я представляю для Перкунии огромную ценность, — говорил Раске, — я изучал самолетостроение. Я кое-что понимаю в химии и высокочастотной технике. В Германии с моими знаниями я не был бы заметной величиной, но здесь другое дело. А что изучали вы?

— Боюсь, что моя специальность не так уж необходима, — поколебавшись, ответил Ту Хокс. — Я изучал индоевропейские языки. Конечно, я еще занимался математикой и физикой, понимая, что одно языкознание можно использовать лишь в университетской карьере. Нужна была специальность для практического использования. Во время войны я овладел профессиями радиста и пилота. Кроме того, разбираюсь в автомобилях. Во время учебы я по полдня работал на автомобильном заводе.

— Не так уж и плохо, — сказал Раске. — Мне нужен человек, который бы помог мне здесь в развитии радиосвязи и самолетостроении. Я планирую создать истребитель, оснащенный радио и пулеметами. По уровню он будет приближаться к машинам Первой мировой войны. Но здесь этого вполне достаточно. Главное — чтобы самолет летал так быстро, чтобы сбивать с неба вражеские воздушные корабли. Его можно будет использовать и в качестве разведчика, и для борьбы с наземными воинскими формированиями.

Ту Хокс не удивился, что Перкуния не берется за постройку новейших самолетов. Материалы для них могут быть созданы только при развитой технологии. Нужны особые сорта стали и алюминия (а он в этом мире был еще неизвестен), для этого придется строить необходимые фабрики и установки, и на все это потребуется очень много времени. А правительству Перкунии самолеты нужны сейчас, а не после окончания войны.

Так что Раске правильно оценил потребности и возможности развития самолетостроения и вынужден был предложить им устаревший и несовершенный самолет, но для этого мира и такой, все же, являлся новым, революционным шагом вперед.

Раске продолжал говорить. Он был доволен работой. Он почти не спал. Его программа работ почти не оставляла времени даже для появления в обществе и ухаживанием за дочерью главного правителя страны. К счастью, он мало нуждался во сне и мог работать над несколькими проектами одновременно. Но ему нужен был человек, который взялся бы за доработку мелких деталей и мог бы справляться с сотней повседневных дел. Да, Ту Хокс мог бы ему основательно помочь.

Он указал на двухголового волка на серебряном фоне, который украшал левую половину его груди.

— У меня воинское звание, соответствующее нашему полковнику. Я могу добиться, чтобы вам дали майора, как только будет все улажено с вашим гражданством. Обычно это тянется недели или месяцы, но в нашем случае это будет сделано уже этим утром. Вы не можете желать ничего лучшего. Эта страна, конечно, овладеет всей Европой.

— Как Германия, да?

Раске улыбнулся.

— Я не так наивен и трезво смотрю на вещи, — возразил он. — Как-то в 1943 году я увидел надпись на стене. Но здесь, как вы видите, положение совсем другое. И не только потому, что здесь нет Америки. Перкуния здесь гораздо сильнее, чем Германия на Земле. Она больше по площади и имеет мощный военный потенциал. А с нами она еще больше уйдет вперед. Но надо сделать еще так много — у нас море работы. Нужно время, чтобы создать новейшие установки для выработки особой стали и переработки бокситов в алюминий. Нужно найти месторождения бокситов и решить проблему их транспортировки. Нужно разработать производство синтетической резины. Для всех новых фабрик необходимо оборудование и механизмы, а их нельзя изготовить без чертежей и огромного управленческого и конструкторского аппарата. Нужно обучить и подготовить тысячи и тысячи человек.

Это невероятно трудная задача — вызов нам обоим. Но все трудности преодолимы и, как вы думаете, сможем мы быть теми людьми, которые смогут осуществить этот технологический прорыв? Я спрашивал вас об этом, но вы так и не ответили. Мы будем очень, очень важными людьми. Роджер Ту Хокс, вы станете великим человеком, могущественным и богатым, более могущественным и богатым, чем можете представить себе, — Раске встал, подошел и положил руку на плечо Ту Хокса. — Я не знаю, чего вы хотите, нравится вам это или нет. Со временем, надеюсь, узнаю. А пока мы будем работать вместе и как можно лучше. И не забывайте, что мы создаем себе будущее.

Он подошел к двери и задержался, прежде чем открыть ее.

— Спите, Роджер. Завтра утром вы примите ванну, а я обеспечу вас новой одеждой — и за работу! А на досуге подумайте о том, какую выгоду принесут вам эти хлопоты. До свидания!

— До завтра, — сказал Ту Хокс, когда дверь за Раске закрылась, затем встал и пошел в спальню. Кровать была огромной, на четырех ножках и с шелковым балдахином. Он отбросил его, бросился на мягкие подушки и натянул на себя пуховое одеяло. Он должен был признать, что предложение Раске было заманчивым.

Ну, а почему бы и нет? На Земле-2 эта страна такая же, как и все прочие. И ни одной из них он ничем не обязан. А люди, которых он успел немного узнать, пытали его, а потом упрятали в сумасшедший дом.

Квазинд просунул в комнату свое широкое темное лицо и спросил, можно ли ему поговорить с хозяином. Ту Хокс жестом велел ему сесть на край постели, но кинуккинук остался стоять.

— Я не понимаю язык, на котором вы говорили с Раске, — сказал он. — Мне позволено будет спросить вас, о чем шла речь?

— Не говори как раб, — сказал Ту Хокс. — Ты должен играть роль моего слуги, чтобы выжить, но это не значит, что мы не можем говорить друг с другом как человек с человеком, когда остаемся одни, — он тщательно обыскал комнату в поисках подслушивающих устройств и ничего не нашел. Но всегда существовала возможность, что в стене имеется отверстие для подслушивания. Он сказал: — Иди же, Квазинд, садись на край постели, чтобы мы могли тихо и спокойно поговорить друг с другом.

Он вкратце рассказал ему о содержании его беседы с немцем. Квазинд долго молчал, нахмурившись.

— То, что сказал этот человек, — правда, — произнес он, наконец. — Вы можете стать великим человеком. Но когда война закончится и вы будете не нужны, что тогда? Вашим недоброжелателям будет легко оклеветать вас, и отобрать у вас ваше знание и лишить положения в обществе.

— В высших кругах так, конечно, и планируют, — ответил Ту Хокс. — Но ты что-то недоговариваешь. Пока ты не сказал ничего такого, о чем бы я сам не подумал.

— Эти люди пытаются превратить в Перкунию всю Европу, — сказал Квазинд. — Однажды все обнаружат, что остался один перкунский язык. Знамена других наций будут сожжены, их история предана забвению. Тогда каждый ребенок в Европе будет считать себя перкунцем, а не иберцем, ранза, блодландцем, аикхивиром.

— А что мы можем с этим поделать? Может быть, так даже лучше. Не будет больше никаких национальных разногласий, никаких войн.

— Вы говорите, как один из них.

— Я не один из них, — возразил Ту Хокс. — Но их цели разумны и логичны. Может быть, мне не нравятся их люди. Но какова же альтернатива? Может быть, у Блодландии цели лучше? Разве кинуккикук не уничтожают своих извечных врагов, инскапинтик и готинозонцев, как только для этого представляется возможность? Разве Блодландия не стремится достичь господства над другими странами? Разве Аикхивия не ждет удобного случая возродить свою распавшуюся империю жестокости?

— Вы сказали мне, что выступаете за полное равноправие всех рас и народов. Вы сказали, что с людьми с черной и коричневой кожей в этой... этой вашей Америке все еще обращаются как с презренными рабами, хотя рабство в вашем мире давным-давно отменено и все добропорядочные люди борются за то, чтобы дать им всем равные права со всеми остальными людьми. Вы сказали...

— Но ведь ты хочешь сказать мне что-то еще, кроме этого экскурса в область этики, — прервал его Ту Хокс. — Ты расспрашиваешь меня, потому что не уверен, можно ли мне сказать это, или нет. Верно?

— Вы видите меня насквозь и читаете мои мысли.

— Далеко не все. Но я на сто процентов уверен, что ты хочешь предложить мне бежать. Ты действуешь в интересах Блодландии?

Квазинд кивнул.

— Я вынужден полностью довериться вам. Если я этого не сделаю, возможности для бегства не будет совсем. А ведь именно этого хотите вы, а не я.

Ту Хокс долгим задумчивым взглядом посмотрел на него.

— А если я скажу тебе, что хочу остаться здесь и работать на Перкунию, ты меня убьешь, правда? Блодландцам я нужен живой, но если они не смогут заполучить меня, то сделают все, чтобы я не достался врагам. Так?

— Я не хочу играть с вами в кошки-мышки, — ответил Квазинд, чувствуя себя довольно неуютно, — вы мой друг; вы спасли мне жизнь. Но ради своей страны я убью вас вот этими руками. А потом постараюсь уничтожить как можно больше перкунцев, прежде чем они доберутся до меня.

— Я вас прекрасно понимаю. Итак, каков же ваш план?

— Вас оповестят об этом, когда придет время. А пока вам придется работать с врагами.