Работы по сооружению Судна не прекращались ни днем, ни ночью. Завершилась обшивка корпуса и установка траверзов. Были изготовлены дельтатрон и огромные электрические двигатели. Заканчивались работы по строительству подъездных путей и кранов, с помощью которых Судно будет перевезено к воде. Эти краны представляли из себя огромные сооружения на мощных рельсах и приводились в движение электроэнергией, получаемой от опытного образца дельтатрона. Для того, чтобы взглянуть на эти неслыханные работы, люди стекались в Пароландо на лодках, каноэ, катамаранах и галерах из местностей, отстоящих порой за тысячи миль.

Сэм и король Джон пришли к соглашению, что такое огромное количество шныряющих людей может затормозить ход работ и облегчит работу шпионам.

— Кроме того, у многих возникает искушение что-нибудь украсть, и мы не хотим нести ответственность за это искушение. У нас и так забот хватает, — сказал Сэм.

Джон не улыбнулся. Он подписал приказ, изгонявший всех чужеземцев, кроме послов и гонцов, тем самым запрещая допуск чужих людей на территорию Пароландо. Но это вовсе не мешало зевакам глазеть на Пароландо с лодок. К этому времени возведение земляной насыпи и каменной стены вдоль берега было закончено. Однако в стене были ворота для лодок, привозивших древесину, руду и кремень. Через эти ворота любопытные и подсматривали. Кроме того, поскольку местность ближе к холмам поднималась, туристы могли видеть многочисленные цеха и подъемные краны, а огромное здание судоверфи было видно в радиусе нескольких миль.

Через некоторое время туристы перестали появляться. Очень многие из них были схвачены по дороге чашными рабовладельцами. Прошел слух, что в этой части Реки стало очень опасно путешествовать.

Прошло шесть месяцев. Запасы древесины совершенно иссякли. Бамбук отрастал до максимальной высоты за 3-6 недель. Деревьям для достижения зрелости требовалось шесть месяцев. Во всех государствах на расстоянии почти пятидесяти миль от Пароландо дерева теперь едва хватало для покрытия своих собственных нужд.

Представители Пароландо заключили договоры с более отдаленными государствами, обменивая железную руду и оружие на древесину. Запасы железа были огромны, и Сэма не беспокоило то, что они скоро могут истощиться. Но добыча руды требовала огромного количества людей и материалов. В результате вся центральная часть Пароландо была разворочена, как после жестокого артиллерийского обстрела. И чем больше дерева ввозилось, тем большее количество людей и материалов отвлекалось от постройки судна на изготовление оружия для обмена. Более того, увеличение объема перевозок вызвало еще большую потребность в лесе для строительства грузовых судов. И все большее число людей нужно было обучать и отправлять в качестве матросов и стражников на парусные флотилии, перевозившие лес и руду. Дело дошло до того, что приходилось арендовать суда у соседних государств и в уплату за это шли, как всегда, железо-никелевая руда и готовое оружие.

Сэму хотелось быть на судоверфи от зари до зари, так как ему доставляла удовольствие каждая минута продвижения в строительстве огромного судна. Но у Клеменса было столько административных обязанностей, не связанных со строительством судна, что он мог находиться на судоверфи всего два-три часа и то, если повезет. Он пытался привлечь к административным вопросам Джона, но тот принимался только за те обязанности, которые увеличивали его власть над вооруженными силами или позволяли нажать на нужных ему людей.

Ожидавшихся ранее попыток убийства приближенных к Сэму людей не было. Тщательная охрана и ночные вахты продолжались. «Но судя по всему, — думал Клеменс, — Джон решил отложить на некоторое время осуществление своих замыслов. Он, вероятно, понял, что для достижения задуманного лучше всего подождать до тех пор, пока судно не будет почти построено».

Однажды Джо Миллер сказал:

— Шэм, не кажетшя ли тебе, что, вожможно, ты ошибаешьшя отношительно короля Джона? Может быть, он намерен шмиритьшя ш тем, что будет вторым человеком на твоем Судне?

— Джо, саблезубый тигр поделился бы с тобой своей добычей?

— Что?

— Джон развращен до самой сердцевины. Все короли средневековой Англии, если говорить об их морали, не были особенно щепетильны. Единственным их отличием от Джека-потрошителя было то, что они орудовали открыто, с санкции церкви и государства. Но Джон был настолько безнравственным монархом, что возникла даже традиция не давать английским королям имени Джон. И даже церковь, которая весьма снисходительно относилась к порокам высших слоев, не смогла вынести Джона. Папа Римский наложил отлучение на весь народ и заставил Джона корчиться и ползать у своих ног, как нашкодившего побитого плеткой щенка. Но я предполагаю, что даже тогда, когда он целовал ноги папы, ему удавалось высосать немного крови из его большого пальца. И папе Римскому нужно было обязательно проверить свои карманы после того, как он обнимал Джона.

Мне хотелось сказать вот что: Джон не смог бы измениться в лучшую сторону, даже если бы он сам этого хотел. Он всегда будет хорьком в облике человека, гиеной, шакалом, скунсом.

Джо, попыхивая сигарой, гораздо более длинной, чем его нос, произнес:

— Не жнаю. Люди могут ижменятьшя. Пошмотри, что делает Церковь Второго Шанша. Пошмотри на Геринга. Пошмотри на шебя. Ты говорил мне, что в твое время женщины ношили одежды, которые покрывали их от шеи до пят, и тебя вожбуждало, ешли ты видел крашивые коленки, не говоря уже о бедрах! Теперь же тебя не шлишком тревожит, ешли ты видишь…

— Знаю! Знаю! — отмахнулся Клеменс. — Прежние отношения и то, что психологи называют условными рефлексами, можно изменить. Вот почему я говорю, что каждый, кто все еще носит в себе расовые и сексуальные предубеждения, которые были у него на Земле, не использует в корыстных целях блага, предоставляемые Рекой. Человек может изменяться, однако…

— Может? — перебил его Джо. — Но ты вшегда говорил мне, что вше в жижни, даже то, как человек дейштвует и думает, предопределено тем, что проишходило жадолго до его рождения. Что это? Да, это детермиништшкая филошофия, вот что это. Но ешли ты убежден в том, что жижнь жапрограммирована, что люди — машины, то как же ты можешь поверить в то, что люди шпошобны ижменять шебя?

— Что ж, — растягивая слова, заговорил Сэм, сердито глядя из-под нависших бровей; его голубоватые глаза ярко горели над орлиным носом. — Что ж, даже мои теории механически предопределены, и если это противоречит друг другу, тут уж ничего не поделаешь.

— Тогда, ради Бога, — удивился Джо, воздевая свои огромные руки, — жачем же говорить об этом? А тем более что-то делать? Почему ты не брошаешь вше, чтобы вше шло так, как предопределено?

— Потому что я ничего не могу с собой поделать! — сказал Сэм. — Потому что как только первый атом в этой Вселенной столкнулся со вторым атомом, вот тогда и была установлена моя судьба, мой образ мышления и поступки.

— Тогда ты, жначит, не отвечаешь жа то, что делаешь, так?

— Да, так, — сказал Сэм. Он чувствовал себя очень неуютно.

— Тогда Джон ничего не может ш шобой поделать, раж ему шуждено быть убийцей, предателем, вшеми прежираемой швиньей?

— Нет! Но я ничего не могу с собой поделать, презирая его за его скотское поведение.

— И предположим, что кто-нибудь умнее меня появитшя и докажет тебе пошредштвом штрогих неопровержимых рашшуждений, что ты неправ в швоей филошофии, на это ты тоже шкажешь, что ему тоже предопределено думать, что ты неправ? Именно потому, что он тоже предопределен, механичешки думая так, как он думает.

— Я прав, и я знаю это! — начал выходить из себя Сэм. Он выпустил клубы табачного дыма. — Этот гипотетический человек не смог бы убедить меня, поскольку его ход рассуждений не исходит от свободной воли, которая, подобно тигру-вегетарианцу, просто не может существовать.

— Но и твой шобштвенный ход рашшуждений не проиштекает иж швободной воли.

— Правильно! Мы все чокнутые. Мы верим в то, во что нужно верить.

— Ты шмеешьшя над теми людьми, у которых ешть, как ты наживаешь, непроходимое невежештво, Шэм. Но ты шам полон его, полон им до краев.

— Боже, избавь нас от обезьян, которые возомнили себя философами.

— Шмотри! Ты опушкаешьшя до ошкорблений, когда не жнаешь, что ответить. Прижнайшя в этом, друг Шэм! В тебе нет никакой логики, на которую ты мог бы оперетьшя!

— Ты просто не в состоянии уяснить себе, что я имею в виду, по той причине, что ты такой, какой есть, — отпарировал Сэм.

— Тебе нужно побольше бешедовать ш Ширано де Бержераком, Шэм. Он такой же циник, как и ты, хотя он не жаходит так далеко, как ты шо швоим детерминижмом.

— А я-то думал, что вы неспособны разговаривать друг с другом. Разве вы не раздражаете друг друга, вы ведь так похожи! Как вы можете стоять нос к носу и не хохотать при этом? Вы как два муравьеда…

— Опять ошкорбления, Шэм! Какая тебе от них польжа?

— Очень большая! — сказал Сэм.

Джо, не пожелав другу спокойной ночи, ушел. Клеменс не окликнул его.

Сэм был уязвлен до предела. На вид гигант казался очень тупым благодаря его очень низкому лбу, глубоко спрятанным глазам, коническому длинному носу, гориллоподобному телосложению и страшной волосатости. Однако за этими маленькими голубенькими глазками и невыразительной речью несомненно скрывался разум.

Что беспокоило Сэма больше всего, так это вывод Джо о том, что все его детерминистские убеждения были придуманы для оправдания собственной вины. Вины за что? Вины почти за все то, что случилось с теми, кого он любил.

Но ведь все это было философским лабиринтом, в конце которого — трясина. Неужели он был убежден в механистическом детерминизме только потому, что не хотел чувствовать себя виновным? Или он ощущал свою вину даже в тех случаях, когда не следовало, потому что механистическая Вселенная предопределила, что он должен чувствовать себя виноватым?

Джо был прав. Не было никакого смысла размышлять об этом. Но если образ мышления каждого человека был предопределен столкновением первых двух атомов, тогда как же ему не размышлять об этом, если он был Сэмюелем Легхорном Клеменсом или, иначе, Марком Твеном?

Он засиделся в этот вечер позже, чем обычно, и при этом не принимался ни за какую работу. Он выпил не меньше одной пятой запаса винного спирта, смешанного с фруктовыми соками.

Двумя месяцами раньше Файбрас сказал, что он никак не может понять, почему в Пароландо не делают винный спирт. Сэма это задело. Он не знал, что можно делать водку. Он думал, что единственным источником спиртных напитков будет только то ограниченное количество, которое дают чаши. Нет, сказал Файбрас. Разве никто из инженеров не говорил ему об этом? Если есть уксус, светильный газ или ацетальдегид и соответствующий катализатор, то древесную целлюлозу можно перегонять в этиловый спирт. Ведь это общеизвестно. Однако Пароландо с недавних пор стало единственным, насколько он знал, местом на Реке, где есть все исходные компоненты для изготовления водки.

Сэм тотчас же обратился к ван Буму, и тот ответил, что у него и без того достаточно хлопот, чтобы еще способствовать попойкам тех людей, которым мало того, что дают чаши.

Но Сэм все же настоял на своем, и впервые в истории этой планеты в большом количестве был получен питьевой спирт. Благодаря этому граждане Пароландо не только стали более счастливы, кроме, разумеется, церковников, но и появилась новая отрасль промышленности, поставляющая свою продукцию на экспорт в обмен на дерево и бокситы.

Сэм завалился спать и на следующее утро впервые за все время отказался вставать с рассветом.

Но уже на следующий день он встал как обычно.

Сэм и Джон составили и отослали Иеясу письмо, в котором они предупреждали его, что расценят его действия как враждебные, если он предпримет попытку захватить остаток территории ольмеков или Землю Черского.

Через некоторое время пришло письмо, в котором Иеясу отвечал, что у него нет намерений захватывать эти земли и он доказал это тем, что начал свою военную экспансию на север, захватив государство, созданное Шешубом, ассирийцем, родившимся в седьмом веке до н.э. Это был один из военачальников Саргона II-го и подобно большинству сильных людей на Земле стал руководителем и на этой Речной Планете. Он дал Иеясу решительный отпор, но захватчики были многочисленнее.

Иеясу был одним из источников беспокойства. Было еще и множество других, которые вынуждали Сэма оставаться на ногах днем и ночью. Хаскинг, наконец, передал через Файбраса послание, в котором потребовал, чтобы Пароландо прекратило увиливать и выслало ему давно обещанный вездеход. Сэм продолжал жаловаться на технические трудности, но Файбрас сказал ему, что никакие отговорки больше не помогут. «Огненный Дракон — 3» с большой неохотой пришлось все же отгрузить.

Сэм нанес визит Черскому, чтобы заверить его, что Пароландо будет защищать его страну. Возвращаясь, он чуть не задохнулся, очутившись в полумиле от цехов. Он так долго прожил в задымленной и наполненной кислотными испарениями атмосфере, что привык к ней. Но эта передышка от дыма очистила его легкие, и после поездки атмосфера Пароландо напоминала ему серный завод. И хотя дул довольно сильный бриз, он не мог достаточно быстро уносить дым. Воздух определенно был загрязнен. «Неудивительно, — подумал он, — что жалуются граждане Публии, расположенного южнее Пароландо».

Но строительство судна продолжалось. Выглядывая каждое утро из иллюминатора своего дома, он находил оправдание своей усталости, хлопотам и разрушению окружающей природы.

Через шесть месяцев предполагалось завершить постройку трех палуб, после чего будут установлены гигантские гребные колеса. Затем ту часть корпуса, которая будет соприкасаться с водой, покроют пластиком. Он будет не только предохранять алюминиевый сплав обшивки от электролиза, но и значительно уменьшит сопротивление воды, добавив к скорости судна еще 10 миль в час.

За это время Сэм получил и несколько хороших известий. Вольфрам и иридий были обнаружены в Селинайо, в государстве к югу от Соул-сити. Сообщение это было принесено самим старателем, который не доверил эту тайну кому-либо другому. Но он же принес и некоторые дурные известия. Селина Гастингс отказалась разрешить Пароландо добывать руду на территории своего государства. По сути, если бы она узнала, что гражданин Пароландо ведет геологическую разведку у подножия ее гор, она тут же вышвырнула бы его вон. Тем не менее, она хотела сохранить дружественные отношения с Пароландо, так как ей нравился Сэм Клеменс, поскольку он был настоящим человеком. Но она не одобряла постройку Судна и не могла позволить, чтобы ресурсы ее страны помогали строительству судна.

Вольфрам был крайне необходим для получения лучших сортов стали, особенно для производства инструмента, а также для создания радио и телевизионной сети. Иридий нужен был для упрочнения платины и изготовления различных научных и хирургических инструментов.

Таинственный Незнакомец сказал Сэму, что он устроил так, чтобы здесь оказались залежи полезных ископаемых, и его что коллеги-этики не знали об этом. Вместе с бокситами, криолитом и платиной должны были быть и вольфрам с иридием. Однако была допущена ошибка, и два последних металла оказались в нескольких милях южнее первых трех.

Сэм не сообщил об этом сразу же Джону, ибо ему нужно было время, чтобы обдумать создавшееся положение. Джон, конечно же, сразу захочет выставить требование, чтобы металлы продавались Пароландо, или, в противном случае, будет объявлена война.

Когда он ходил взад-вперед по комнате, наполняя ее клубами зеленого дыма, раздался барабанный бой. Код не был ему знаком, но уже через минуту он догадался, что это был код, которым пользовался Соул-сити. Еще через несколько минут у лестницы оказался Файбрас.

— Сеньору Хаскингу известно об открытии в Селинайо вольфрама и иридия. Он просил передать, что если вам удастся договориться с Селиной, то отлично. Но не вздумайте нападать на ее земли. Сеньор Хаскинг расценит это как объявление войны Соул-сити.

Сэм взглянул в иллюминатор через плечо посла.

— Сюда спешит Джон, — наконец произнес он. — Видимо, он тоже прослышал об этой новости. Его шпионская сеть почти так же хороша, как и ваша. Я бы сказал, что она всего на каплю хуже. Я не знаю, где утечки в моей сети, но они настолько значительны, что я мгновенно утонул бы, будь это лодка.

В комнату поднялся Джон, пыхтя и потея, с раскрасневшимся лицом и горящими глазами. После того, как появилась водка, он стал еще жирнее и, казалось, все время был навеселе.

Сэма рассердил и в то же время позабавил его приход. Англичанина, конечно, больше устроило бы вызывать его к себе во дворец, сохранив достоинство бывшего короля. Но он знал, что Сэм не будет к нему торопиться, а возможно, и вообще не придет, а тем временем этот плут Файбрас и Сэм могли бы тайком неизвестно о чем договориться.

— Что здесь происходит? — свирепо озираясь, спросил Джон.

— Это вы должны мне рассказать, — спокойно заметил Сэм. — Вы, кажется, знаете гораздо больше, чем я, о скрытой стороне дел.

— Нечего умничать! — оборвал его Джон. Не спрашивая, он налил себе в кружку водки. — Я знаю, о чем идет речь, хоть код мне и неизвестен!

— В этом я не сомневаюсь, — усмехнулся Сэм. — А теперь я вас проинформирую, если вы что-то пропустили… — и он рассказал Джону Безземельному все, что сообщил ему Файбрас.

— Высокомерие чернокожих становится нестерпимым! — загремел Джон. — Нас учат тому, как Пароландо, суверенное государство, должно вести жизненно важные для него дела! Ну что ж, я говорю — хватит! Мы заполучим металлы тем или иным способом! Они не нужны в Селинайо, а нам просто необходимы! Никакого вреда не будет, если нам уступят эту руду! Мы же готовы за нее хорошо заплатить!

— Чем? — не вытерпел посол. — Селинайо не нужно ни оружие, ни спирт. Что же еще вы можете предложить?

— Мир! Разве этого так мало?

Файбрас ухмыльнулся и пожал плечами, еще больше разъярив англичанина.

— Конечно, — произнес посол. — Вы вправе сделать такое предложение. Однако предупреждение моего правительства остается в силе.

— Хаскинг недолюбливает Селинайо, — сказал Сэм. — Он вышвырнул из своего государства всех сторонников Церкви Второго Шанса независимо от того, белые они или черные.

— Только вследствие того, что они проповедуют немедленный пацифизм. Кроме того, жители Селинайо проповедуют и практикуют любовь ко всем, независимо от цвета кожи, и поэтому Хаскинг утверждает, что они представляют угрозу для государства. Черным необходимо себя защищать, иначе они снова будут порабощены!

— Черным? — В голосе Сэма послышалась издевка.

— Да, нам, черным! — ухмыляясь, ответил Файбрас.

Уже не в первый раз у Сэма складывалось впечатление, что этого посла не так уж глубоко трогает вопрос цвета кожи. Он, видимо, довольно слабо отождествлял себя с неграми. Его жизнь не была особенно затронута расовыми предрассудками. И он время от времени говорил такое, из чего можно было понять, что ему очень хочется оказаться на судне.

Все это, разумеется, могло быть простой маскировкой.

— Мы вступим в переговоры с сеньорой Гастингс, — сказал Сэм. — Было бы очень неплохо иметь на Судне радио и телевидение, а в мастерских пользоваться вольфрамовой сталью. Но мы можем обойтись и без всего этого.

Он подмигнул Джону, чтобы тот поддержал его. Но англичанин был, как и всегда, твердолоб.

— Как мы поступим с Селинайо, касается только нас и никого больше!

— Я передам ваши слова своему господину, — пообещал Файбрас. — Но не забывайте, что Хаскинг человек твердый. Его трудно провести, а особенно белым капиталистическим империалистам.

Сэм поперхнулся, и Джон недоуменно посмотрел на него.

— Именно ими он вас и считает! — сказал Файбрас. — В соответствии с принятой им терминологией.

— Только потому, что я очень хочу построить Судно? — вскричал Сэм. — Да вы знаете, для чего оно предназначается? Какова его конечная цель?

Он с трудом подавил свой гнев. У него закружилась голова. В возбуждении он едва не проболтался о Незнакомце.

— Какая же? — поинтересовался Файбрас.

— Никакая, — буркнул Клеменс. — Да, никакая. Я просто хочу добраться на нем до истоков Реки, вот и все. Может быть, именно там находится тайна этого грандиозного притона? Кто знает? Но мне определенно не нравится критика со стороны тех, кто хочет просто сидеть сложа руки на своей черной заднице, как приклеенный, и собирать своих духовных братьев. Если ему это нравится, пусть наберется побольше сил, мой же идеал — интеграция. Я — белый и родился в Миссури в 1835 году! Дело обстоит следующим образом: если я не использую эту руду для постройки судна, предназначенного только для путешествий, а не для агрессии, то ее использует кто-нибудь другой. И он может применить ее для завоеваний и порабощения народов, а не для туризма.

До сих пор мы удовлетворяли требования Хаскинга. Платили ему бешеные цены за то, что могли бы взять силой. Джон даже извинился за то, что обозвал вас и Хаскинга, и если вы думаете, что Плантагенету это было легко, то вы совсем не знаете истории. Очень скверно, что у вашего правителя такой образ мыслей. Мне, правда, трудно упрекать его за это. Конечно, он ненавидит белых! Но ведь это не Земля! Условия жизни на этой планете совершенно другие!

— Однако люди вместе с собой принесли сюда и свой образ мысли, — возразил Файбрас. — Свою ненависть и любовь, привязанности и неприязни, предрассудки, свои отношения, в общем, все!

— Но они могут измениться!

Файбрас улыбнулся.

— Но это же соответствует вашей философии. Если только какие-то заранее обусловленные силы не изменят людей. Поэтому ничто не заставит Хаскинга изменить свое мировоззрение. И для этого нет причин. Он испытал здесь такую же эксплуатацию и презрение, как и там, на Земле!

— Мне не хотелось бы спорить с вами по этому поводу, — покачал головой Сэм. — Я только скажу вам, что, на мой взгляд, нам нужно делать в создавшейся обстановке!

Он замолчал и выглянул в окно. Беловато-серый корпус и надстройки корабля сверкали на солнце. Какая красота! И все это его! Нет, это судно стоит всего, через что ему еще предстоит перешагнуть!

— Я скажу вам вот что, господин посол, — произнес он, делая паузы между словами. — Почему бы вашему Хаскингу не приехать сюда? Почему бы ему не нанести нам короткий визит? Он мог бы на все поглядеть сам и понять, что мы делаем. Увидеть наши проблемы. Может быть, он оценит их и увидит, что мы вовсе не голубоглазые бестии, которые только и жаждут обратить его в рабство. Фактически, чем больше он нам будет помогать, тем быстрее он от нас избавится.

— Я передам ему ваше приглашение, — кивнул Файбрас. — Вполне возможно, что он его примет.

— Мы с радостью примем его у себя, — улыбнулся Сэм. — И в его честь дадим салют из 21-го орудия. Мы устроим грандиозный прием с яствами, вином и подарками. Он увидит, что мы не такие уж плохие ребята.

Джон сплюнул. Но больше ничего не сказал. Очевидно, понимая, что предложение Сэма лучшее из всего, что они могли бы сейчас предпринять.

Через три дня Файбрас передал ответ своего государя. Хаскинг обещал приехать только после того, как Пароландо и Селинайо договорятся о купле-продаже металлов.

Сэму показалось, что он старый проржавевший котел, установленный на пароходе, плывущем по Миссури. Еще одна атмосфера, и он взлетит на воздух.

— Временами я думаю, что вы правы, — сказал он Джону. — Может быть, нам просто завоевать эти страны и делу конец!

— Конечно же, — вкрадчиво произнес англичанин. — Теперь уже совершенно очевидно, что эта бывшая графиня Хантингтон — она, должно быть, потомок моего старого врага герцога Хантингтонского — не собирается уступать. Она — религиозный фанатик, психически ненормальная, как сказали бы вы. Соул-сити объявит нам войну, если только мы нападем на Селинайо. Хаскинг ни за что не откажется от своих слов. Теперь он стал сильнее, особенно после того, как мы отдали ему третьего «Дракона». Но я об этом не распространяюсь. И я не упрекаю вас. Я много размышлял.

Сэм остановился и взглянул на Джона. Джон «много размышлял»? Тени будут сгущаться; кинжалы будут вынуты из ножен; воздух станет серым и холодным от хитростей и интриг; кровь закипит в жилах; тревожен будет сон.

— Не скажу, что я связывался с Иеясу, нашим сильным северным соседом, — начал Джон. Он тяжело опустился на обтянутое красной кожей кресло с высокой спинкой и пристально смотрел в кружку, наполненную водкой. — Но у меня есть информация или, точнее, возможность ее получить. Я уверен, что Иеясу, который считает себя очень сильным, склонен к тому, чтобы еще больше расширить свои владения. И ему хочется сделать нам одолжение. Разумеется, за определенную плату. Ну, скажем, за вездеход-амфибию или за летательный аппарат! Ему до чертиков хотелось бы полетать в воздухе! Разве вам это неизвестно?

Если он нападет на Селинайо, Хаскинг не сможет обвинить нас ни в чем. И если Соул-сити и Иеясу передерутся и Соул-сити будет разрушен, а Иеясу — ослаблен, то это нам крайне выгодно. Более того, мне случайно стало известно, что Черский заключил тайный договор с Соул-сити и Тайфаной о военной помощи, если любое из этих государств подвергнется нападению со стороны Иеясу. При любом исходе резни все эти государства будут ослаблены и мы получим перевес над ними. Тогда мы сможем победить их или, во всяком случае, делать все, что нам нужно, не опасаясь никаких помех. В любом случае, это нам обеспечит свободный доступ к бокситам и вольфраму.

«В этом черепе, покрытом копной рыжих волос, должно быть, помещается ночной горшок, полный червей, — подумал Клеменс. — Червей, питающихся продажностью, интригами и бесчестием. Этот человек настолько извращен, что заслуживает восхищения».

— А не случалось вам натыкаться на самого себя, зайдя за угол? — спросил Сэм.

— Что? — не понял Джон. — Это еще одно из ваших глупых оскорблений?

— Поверьте мне, Джон, это наивысший комплимент, который вам когда-либо приходилось слышать из моих уст. Хорошо, давайте предположим, что Иеясу нападет на Селинайо. Какое у него будет оправдание? Селинайо почти никогда не задевало его, кроме того, оно находится почти в 60 милях от него на нашей стороне Реки.

— А когда какому-нибудь государству нужно было разумное оправдание для нападения? — спросил Джон. — А повод такой: Селинайо продолжает засылать своих миссионеров к Иеясу. Хотя он выдворил от себя всех церковников. И так как графиня не прекратит это делать, тогда…

— Что ж, — пожал плечами Клеменс, — я не позволил бы, чтобы Пароландо оказалось втянутым в подобную затею. Но если Иеясу сам примет решение воевать, то здесь мы ничего не можем поделать.

— И вы еще называете меня бесчестным! — рассмеялся Джон.

— Но я же в самом деле ничего не могу поделать! — воскликнул Сэм, сжимая свою сигару. — Понимаете, ничего! И если все обернется благоприятно для корабля, то мы воспользуемся этим преимуществом.

— Не забывайте, что пока будет идти война, Соул-сити не будет поставлять руду, — заметил Джон.

— У нас есть достаточный запас, чтобы обойтись без поставок в течение недели. Больше всего хлопот доставит нам дерево. Возможно, Иеясу сможет продолжать поставлять нам древесину, несмотря на войну. И поскольку боевые действия будут проходить к югу от нас, то мы могли бы сами организовать рубку и транспортировку леса. Если же он отложит нападение на пару недель, то мы сможем создать дополнительный запас бокситов из Соул-сити, предложив более высокую цену. Может быть, пообещав Хаскингу аэроплан? Теперь, когда мы уже почти закончили свой первый гидросамолет, это всего лишь игрушка. Конечно, все это, как вы понимаете, только мои предположения.

— Понимаю, — кивнул Джон, даже не пытаясь скрыть своего презрения.

Сэму хотелось накричать на него. Хотелось сказать, что у него нет никакого права проявлять к нему такое высокомерие. В конце концов, чей это был план?

На следующий день погибли три ведущих инженера проекта.

Сэм был в это время на месте происшествия. Он стоял на лесах с левого борта корабля и смотрел вниз, внутрь корпуса. Огромный паровой кран поднимал громадный электрический двигатель левого гребного колеса. Двигатель перевозили ночью из большого здания, где осуществлялась его сборка. Транспортировка заняла более восьми часов и завершилась с помощью большой лебедки подъемного крана. Эта лебедка и еще сотня человек, натягивающих тросы, положили двигатель на большую вагонетку, которая перемещалась по стальным рельсам.

Сэм встал с рассветом, чтобы посмотреть заключительный этап работы — установку двигателя внутрь корпуса и крепление его к оси колеса. Трое инженеров стояли внизу, на дне корпуса. Сэм крикнул им, чтобы они отошли, поскольку могли пострадать, если двигатель сорвется. Однако инженеры расположились в трех различных местах, чтобы сигнализировать людям на лесах, которые в свою очередь передавали сигналы крановщику. Ван Бум закинул голову, чтобы посмотреть на Клеменса, и его белые зубы сверкнули на темном лице. Его кожа казалась фиолетовой в свете ярких электрических ламп.

А затем это произошло. С треском порвался один из тросов, затем еще один, и двигатель качнулся в сторону. Инженеры на мгновение замерли, затем побежали, но было уже поздно. Двигатель завалился на бок и обрушился на них.

Удар потряс огромный корпус корабля. И помост, на котором стоял Сэм, задрожал, будто во время землетрясения.

Сэм нагнулся и посмотрел вниз. Из-под двигателя медленно сочилась кровь.