7

Утром того дня, когда Стэгг должен был возглавить шествие в направлении Балтимора, пошел мелкий дождик. Стэгг и Кальторп отсиживались под широким навесом и для согревания прихлебывали теплую белую молнию. Стэгг был недвижим, как статуя, пока ему, как обычно по утрам, подкрашивали половые органы и ягодицы, поскольку за ночь краска стиралась. Он молчал и не обращал внимания на смешки и комплименты трех девушек, вся работа которых заключалась в ежедневном наведении лоска на Герое-Солнце. Кальторп, обычно много говоривший для поднятия духа Питера, был также угрюм.

Первым нарушил молчание Стэгг.

— Ты знаешь, Док, прошло уже десять дней, как мы покинули Фэйр Грэйс. Десять дней и десять городов. Пора нам разрабатывать план побега. По сути, если мы все еще остаемся теми же людьми, что были прежде, то нам давно уже надо было бежать в леса, подальше отсюда. Но думать об этом я в состоянии только утром, а по утрам я настолько разбит и опустошен, что ничего стоящего не могу придумать. К полудню же ничего не стою. Я себе нравлюсь таким, какой я есть!

— А я неважный тебе помощник, не так ли? — отозвался Кальторп. — Я напиваюсь вместе с тобой и утром настолько сдаю, что могу только разве гладить собаку, которая меня кусает.

— Ну, а что получается из-за этого? Ты понимаешь, ведь мне до сих пор ничего неизвестно о том, куда меня ведут, и что со мною будет в конце пути. Я даже не знаю по-настоящему, кто же такой Герой-Солнце!

— В основном, тут я виноват, — тяжело вздыхая, произнес Кальторп и пригубил водку. — Мне никак не удается собраться с духом.

Стэгг посмотрел на одного из своих стражников, стоявшего у входа в ближайшую палатку.

— Хочешь, я припугну его, что сверну ему шею? Может быть, он тогда расскажет все, что мне необходимо знать.

— Попробуй.

Стэгг поднялся.

— Подай мне плащ, пожалуйста. Не думаю, что они станут возражать, если я буду в плаще, пока идет дождь.

Говоря так, он имел ввиду случившийся вчера инцидент, когда он натянул юбку и намеревался поговорить с девушкой в клетке. Прислужницы были потрясены этим и позвали стражу, которая окружила Стэгга и, прежде чем он успел выяснить, что же их так возмутило, один из стражников сорвал с него юбку и убежал с нею в лес.

В тот день он уже больше не показывался на глаза. Но урок Герою-Солнце был преподан. Ему все это время полагалось демонстрировать своим почитателям все великолепие своей наготы.

Теперь Питер завернулся в плащ и побрел босиком по мокрой траве. Стражники вышли из своих палаток и последовали за ним, не отваживаясь подойти ближе.

Он остановился перед клеткой. Девушка подняла на него глаза, затем отвернулась.

— Можешь, не стыдясь, смотреть на меня, — горько произнес Стэгг. — Я одет.

Ответа не было Тогда он взмолился:

— Поговори со мною, ради бога! Я такой же пленник, как и ты! И клетка у меня ничуть не лучше!

Девушка обхватила руками прутья и прижалась к ним лицом.

— Ты сказал «Ради бога»?! Что это значит? Что ты тоже из Кэйсиленда? Не может этого быть. Ты говоришь совсем не так, как мои соплеменники. Правда, ты не говоришь и на Ди-Си. Не так, во всяком случае, как остальные. Скажи мне, ты — почитатель Колумбии?

— Помолчи немного, я все тебе объясню. Главное, что ты, слава богу, заговорила со мною.

— Ты опять помянул имя божье. Значит, ты не почитаешь эту гнусную суку-богиню. Но если это так, то почему ты Рогатый Король?

— Я надеюсь ты кое-что мне разъяснишь. Если не сможешь, то хотя бы расскажи о других вещах, интересующих меня. — Он протянул ей бутылку. — Может быть, выпьешь?

— Мне бы хотелось, но я не имею права брать из рук врага. И у меня нет уверенности, что ты не враг.

Стэгг понимал ее с большим трудом. То, что она употребляла достаточно много слов, похожих на слова языка Ди-Си, давало ему возможность ухватить основную мысль сказанного. Но произношение, особенно гласных, не такие, как в языке Ди-Си.

— Ты разговариваешь на Ди-Си? — спросил он. — Мне трудно разбирать язык твоего Кэйсиленда.

— Я неплохо владею Ди-Си, — ответила девушка. — А какой твой родной язык?

— Язык американца двадцать первого века.

У нее перехватило дыхание, большие глаза сильнее округлились.

— А как это может быть?

— Я родился в двадцать первом веке, 30 января 2030 года нашей эры. Это должно составлять…

— Не стоит утруждаться, — ответила девушка на его родном языке. — Это будет… гм… Так, первый год — это 2100. Значит, ты родился в 70 году до Опустошения, по стилю, принятому в Ди-Си. Мы у себя в Кэйсиленде пользуемся старым стилем. Только не все ли равно по какому стилю.

Питер наконец перестал на нее пялиться и произнес:

— Ты говоришь на английском языке, очень близком к языку 21 века!

— Да. Обычно только жрецы могут, но мой отец — человек состоятельный. Он направил меня в Бостонский Университет, и я там изучала церковно-американский.

— Ты хочешь сказать, что его употребляют при богослужениях?

— Да. Латынь пропала во время Опустошения.

— Мне кажется, нам надо выпить, — предложил Стэгг. — Ты первая.

Девушка улыбнулась и ответила:

— Мне многое не понятно из того, что ты сказал, но я все равно выпью.

Он просунул бутылку между прутьями.

— До сих пор я знаю только твое имя. — Мэри из Маленького Рая Кэйси. Но это все, что мне удалось вытянуть из моих стражников.

Мэри возвратила бутылку.

— Вот замечательно! А то у меня давно уже пересохло горло. Ты сказал, стражники? Разве тебе нужна стража? Я была уверена в том, что все Герои-Солнце — добровольцы.

Стэгг пустился в длительный рассказ о себе. Однако вдаваться во все подробности у него не было времени, хотя по выражению лица Мэри можно было заключить, что она понимала не более половины из рассказанного. И время от времени ему приходилось переходить на Ди-Си, так как было очевидно, что хотя Мэри и изучала церковно-американский, владеть им свободно она не могла.

— Теперь ты видишь, — закончил он, — что я — жертва этих рогов. Я не отвечаю за то, что творю. — Мэри покраснела.

— Я не хочу говорить об этом. От этого меня тошнит до глубины души.

— Меня тоже, — признался Стэгг. — По утрам, то есть. А вот позже… — А ты можешь убежать?

— Могу. Но прибегу назад еще быстрее.

— Ох, эти гнусные Ди-Си! Должно быть они заколдовали тебя. Только дьявол в твоих чреслах мог бы так повелевать тобою! Если бы только мы убежали отсюда в Кэйсиленд, тамошние жрецы могли бы изгнать дьявола.

Стэгг оглянулся вокруг.

— Лагерь начинает сворачиваться. Через минуту мы двинемся. До Балтимора! Слушай! Я рассказал о себе все. Но я не знаю ничего о тебе. Откуда ты, как попала в плен? И есть вещи, которые ты бы могла мне объяснить. Что означает этот Герой-Солнце, и тому подобное.

— Мне непонятно, почему Каль…

Она прикрыла рот рукой.

— Каль!.. Ты имеешь ввиду Кальторпа! Он-то здесь причем? Уж не хочешь ли ты сказать, что беседовала с ним об этом? Он мне говорил, что ему ничего не известно!

— Я ему рассказала и считала, что он тебе передаст.

— Он ничего мне не сказал! Фактически, он убеждал меня в том, что ему известно ничуть не больше, чем мне…

Потеряв дар речи, он развернулся и побежал прочь.

И только, пробежав добрых пол-поля, начал выкрикивать имя антрополога.

Все, кто ему встречались, торопились убраться подальше с его пути. Они считали, что Великий Стэгг опять обезумел. Выскочивший из палатки Кальторп, едва завидев, что Король-Олень бежит к нему, с разгона махнул через шоссе. Забор не остановил его. Кальторп подтянулся на одной руке и перебросил тело. И дальше, по другую сторону забора, он бежал во всю прыть своих ног, подальше в поля за фермой.

— Если я поймаю тебя, Кальторп, — кричал ему вслед Стэгг. — Я переломаю тебе все кости! Как ты посмел так поступить со мною?

Постояв некоторое время, задыхаясь от ярости, он повернул назад, бормоча про себя:

— Почему? Почему?

Дождь прекратился. Еще через несколько минут небо прояснилось, и засияло полуденное солнце.

Стэгг сорвал с себя плащ и швырнул его на землю.

— К черту Кальторпа! Мне он не нужен и никогда нужен не был! Предатель!

Подозвав к себе одну из прислужниц, Сильвию, он велел принести ему еду и питье. Ел он и пил, как всегда, днем. Управившись, свирепым взглядом посмотрел на окружающих. Панты, которые раньше свободно болтались при каждом движении головы, теперь выпрямились и затвердели.

— Сколько километров до Балтимора? — взревел он.

— Два с половиною, сир. Вызвать вам экипаж?

— К черту экипаж! Колеса будут меня лишь задерживать! Я намерен бежать до Балтимора! Я хочу взять город врасплох. Я буду там раньше, чем меня ждут! Пусть трепещут, когда Великий Стэгг из всех Стэггов шквалом пройдется по ним! Я уложу их всех до единой, как ураган! На сей раз моими станут не только девственницы! Я теперь не стану брать только то, что мне подсовывают! Не только конкурсанток мисс Америки! Сегодня — весь город!

Сильвия в ужасе отпрянула.

— Но, сир… так не годится! Испокон веков…

— Герой-Солнце я или нет? Кто здесь Рогатый Король? Я поступлю, как пожелаю!

Он схватил бутылку с подноса в руках девушки и помчался по дороге.

Поначалу он бежал прямо по бетону. Но хотя теперь пятки стали твердыми, как железо, он решил, что мостовая все-таки слишком тверда, и поэтому побежал по мягкой траве, покрывавшей обочину дороги.

«Так лучше, — отметил он про себя. — Чем ближе к Матери-Земле, тем лучше, тем больше она мне понравится. Возможно, это всего лишь суеверная болтовня — что непосредственный контакт с землей придает человеку новые силы. Но я склонен верить этим Ди-Си. Я чувствую, что черпаю силу прямо из лона Матери-Земли, что эта сила, подобно электрическому току, заряжает и перезаряжает мое тело. И ощущаю, что сила эта вливается в меня столь мощно, ошеломляюще мощно, что мое тело уже недостаточно велико, чтобы вмещать ее всю. А избыток ее хлещет из короны на моей голове и пламенем вздымается к небесам. Я чувствую это!»

На какое-то мгновение Стэгг приостановился, чтобы откупорить бутылку и отхлебнуть глоток. При этом он заметил бегущих к нему стражников, но они отставали от него, по крайней мере, метров на двести. Им недоставало его силы и быстроты. В придачу к силам собственных мускулов у него еще была добавочная сила, сообщаемая разбухшими от крови рогами. Он был, отметил Пит про себя, по всей вероятности, самым быстрым и сильным человеческим существом за все время бытия человечества. Он отхлебнул еще. Стражники несколько приблизились, но они задыхались, и бег их замедлился. Они держали наготове луки и стрелы, но Стэгг не думал, что они будут стрелять, пока он придерживается дороги в Балтимор. У него не было намерения убежать от них, только желание бежать и бежать по выпуклой груди Земли и ощущать, как ее сила захлестывает тело и приводит в исступленный восторг мысли.

Вот он побежал быстрее, часто и высоко подпрыгивая и издавая дикие выкрики. В них смешивались беспредельное восхищение, буйство жизни, безымянные вожделения и уверенность в их удовлетворении. Они присутствовали еще в самых первых словах, произнесенных первобытным человеком, в его ломаной хаотической речи, еще не способный передавать оттенки чувств, охватывавших его. Стэгг тоже уже не пытался назвать предметы. Он пытался выразить словами чувства. И столь же мало преуспевал в этом, как и его предки сто тысяч лет тому назад.

Но он, как и они, испытывал наслаждение от этих попыток. И в нем росло сознание чего-то ранее не испытанного, чего-то нового для существ его рода и, пожалуй, для всего живого на свете.

Впереди себя он увидел мужчину, женщину и ребенка, которые шли по дороге. Они остановились, увидев его, и пали на колени, поняв кто перед ними.

Питер, не останавливаясь, пробежал мимо.

— Кому-то может показаться, что я бегу один! — прокричал он им. — Но я не один! Со мной Земля, мать и ваша и моя! Она — моя невеста, и следует за мною, куда бы я ни шел. И я не могу уйти от нее. Даже в космосе, в местах столь далеких, что туда даже свету нужно добираться многие годы. Она всегда была со мной. И доказательство этому в том, что я вернулся и теперь выполняю данное ей восемьсот лет назад обещание жениться на ней!

К тому времени, когда он закончил свою тираду, люди остались далеко сзади. Его не волновало, слышали ли они его. Все, чего он хотел — это говорить, говорить, говорить. Кричать, кричать, кричать. Пусть даже от этого лопнут легкие, но он должен, обязан выкричать истину.

Вдруг он остановился. В поле зрения попал крупный красавец — лось, который пасся на лугу за забором. Он был единственным самцом в стаде крестьянина, и внешность у него была поистине величественная: массивное туловище, короткие ноги, могучая шея, глупые, но похотливые глазки. Это был, по-видимому, тщательно подобранный самец, высоко ценимый производитель.

Стэгг легко перемахнул через забор, хотя ограда была больше полутора метров в высоту и сложена из грубого камня, который бы устоял перед попытками его повалить. Приземлившись, он рванулся к животному. Самец замычал громко, но с места не сдвинулся. Его самки сбились в кучу в углу загона и оттуда взирали на происходящее. Их громкие, похожие на собачий лай, крики подняли такой шум, что из расположенного рядом амбара выскочил хозяин.

Король-Олень смело подбежал к могучему самцу. Зверь ждал, пока человек не приблизится на расстояние двадцати метров от него. Тогда он опустил рога, протрубил боевой клич и ринулся вперед.

Питер засмеялся радостно и подбежал еще ближе. Тщательно рассчитав шаги, он разогнался и подпрыгнул вверх как раз в тот момент, когда огромные ветвистые рога со свистом рассекли воздух там, где он был долей секунды раньше. Стэгг поджал колени к туловищу так, чтобы рога его не задели, а затем выпрямил ноги и оказался точно на холке зверя, сразу же за основанием рогов. Секундой позже самец запрокинул голову, пытаясь все-таки достать человека рогами и подбросить в воздух. Но ему удалось лишь стать подкидной доской для наездника, протолкнув его вдоль собственного хребта. Питер оказался верхом на широкой спине лося.

Затем, вместо того, чтобы спрыгнуть на землю, он резко развернулся и подался вперед намереваясь оседлать шею зверя. Однако нога его соскользнула, и он, скатившись с лося, упал рядом с ним. Самец развернулся, протрубил еще раз, наклонил рога и бросился снова. Но его противник уже был на ногах. Он отпрыгнул в сторону, ухватился рукой за огромное ухо зверя и закинул свое тело на спину лося.

В течение следующих пяти минут изумленный фермер наблюдал за тем, как обнаженный человек скачет верхом на ревущем, бросающемся в разные стороны, брыкающемся, брызжущем слюной звере, и не падает с его спины, несмотря на все бешеные маневры животного. Вдруг лось замер. Глаза его были выпучены, из открытого рта текла слюна, он мучительно хватал воздух.

— Отвори ворота! — закричал Стэгг фермеру. — Я на этом звере войду в Балтимор, как подобает Рогатому Королю!

Фермер молча открыл ворота. Возражать он не смел. Он не мог препятствовать Герою-Солнце забрать его призового самца. Он не стал бы возражать даже когда Герой-Солнце возжелал бы его дом, жену, дочерей, а также его собственную жизнь.

Стэгг вывел лося на дорогу, ведущую в Балтимор. Далеко впереди он увидел экипаж, мчавшийся к городу. Даже с этого расстояния он сумел разглядеть, что это Сильвия, проехавшая вперед, чтобы предупредить жителей Балтимора о том, что Рогатый Король прибывает раньше, чем рассчитывали, и, несомненно, чтобы посвятить жителей в намерения Рогатого Короля изнасиловать весь город.

Он хотел было пуститься в погоню и ворваться в Балтимор буквально у нее на пятках, но лось все еще тяжело дышал, поэтому ему пришлось пуститься ровным шагом, пока не восстановится дыхание животного.

В полукилометре от Балтимора Стэгг ударил голыми пятками зверя под ребра и стал кричать в уши. Тот перешел на рысь, затем, непрерывно понукаемый наездником, — в галоп. Промчавшись между двумя невысокими холмами, он неожиданно оказался на главной улице города, ведущей прямо к центральной площади, находившейся в 12 кварталах, где спешно собиралась огромная толпа. Едва Стэгг очутился в черте города, оркестр грянул «КОЛУМБИЯ — ЖЕМЧУЖИНА ОКЕАНА» и группа жриц вышла навстречу Герою-Солнце.

За ними плотной массой выстраивались девственницы, кому повезло попасть в число невест Героя-Солнце. В своих белых колоколообразных юбках и белых кружевных накидках они очень хорошо смотрелись. У каждой был букет роз.

Стэгг позволил зверю перейти на рысь, чтобы приберечь его силы для финишного броска. Он кланялся и приветственно размахивал руками, проезжая мимо выстроившихся вдоль улицы мужчин и женщин. Девочкам-подросткам, которым не удалось занять первые места на конкурсе «Мисс Америка» и которые уныло стояли рядом со своими родителями, он громко обещал:

— Не плачьте! Сегодня я не пренебрегу и вами!

Грохот труб, барабанов и флейт заполнил улицу. К нему приближалась процессия жриц, одетых в светло-голубые платья. Это был любимый цвет богини Мэри, покровительницы Мэриленда. Согласно легендам, Мэри была внучкой Колумбии и дочерью Виргинии. Именно она обратила обитателей этой местности в истинную веру и взяла их под свое покровительство.

Пятьдесят жриц церемониальным маршем приближались к Стэггу. Они пели и разбрасывали вокруг себя цветы. Время от времени они издавали протяжные дрожащие вскрики.

Стэгг подождал, пока расстояние до них не составило пяти — десяти метров. Затем ударил животное по ребрам и стал барабанить кулаком по голове. Лось взревел и галопом ринулся прямо на жриц. Те прекратили пение и остановились в изумлении. Внезапно осознав, что Герой-Солнце вовсе не намерен сдерживать могучего зверя, а наоборот, разгоняет его, они закричали и ринулись в стороны. Здесь они уткнулись в толпу, сбившуюся в единую непреодолимую массу. Когда же они развернулись и начали убегать от скачущего оленя, то стали натыкаться друг на друга, сбивая с ног и кувыркаясь.

Только одна жрица не обратилась в бегство. Это была Главная Жрица, женщина пятидесяти лет, сохранившая свою девственность в честь богини — своей покровительницы. Смелость словно припечатала ее к тому месту, где она находилась. Она вытянула вперед руку, как бы благословляя появление Героя-Солнце и всем своим видом показывая, словно ничего особого не произошло. Она бросила ему навстречу букет цветов и стала рисовать в воздухе священные символы своим золотым серпом.

Цветы упали под копыта лося, были им растоптаны, а затем и сама жрица была брошена наземь. Голова ее раскололась, как орех под могучим копытом зверя.

Тело жрицы вряд ли могло задержать весившего более полутонны зверя. Выставив голову вперед, он тараном пошел на плотно спрессованную толпу, состоявшую из дико кричавших и упирающихся женщин.

Пробить эту живую, но прочную, как камень изгородь, зверь не смог и остановился. А вот тело наездника продолжало движение.

Он по инерции перелетел через опущенные рога и шею лося и на мгновение как бы завис в воздухе над затянутыми во все голубое жрицами. Тела их разлетелись во все стороны, катились кувырком, увлекаемые другими телами, волочились по земле. Рога зверя уткнулись в чей-то подбородок и вырвали голову из туловища. Теперь эта голова, вращаясь, летела рядом со Стэггом.