3

Наполовину выступавший из земли корень тополя купался в грязной жиже. Дункан принялся копать, отбрасывая комья в сторону и разгребая жижу пальцами. Вскоре показался край большого брезентового мешка. Он приподнял тяжелый контейнер, открыл откидную крышку, просунул внутрь руку и нащупал там гладкий холодный сосуд. Это была металлическая походная фляга. Он без промедления открыл ее. Незнакомец, закончив свои молитвенные причитания, широким жестом пригласил Дункана стать его гостем. Все было бы прекрасно, но, открутив пробку, Дункан вместо долгожданной воды почувствовал запах виски. Он в отчаянии шарил в мешке, надеясь найти другую флягу и, не обнаружив ее, приложился к спиртному. Терпеть больше не было никакой возможности, а это была хоть какая-то влага.

Боже милосердный!

Крепкий напиток обжег его пересохшее горло, из глаз потекли слезы — откуда только они могли взяться в его совершенно обезвоженном теле. Однако виски почти тотчас принесло ему ощущение беззаботного и легкомысленного оптимизма. И сразу же еще более нестерпимую жажду.

Мешок поменьше предлагал ему сыр, лук и хлеб. Дункан проглотил добрую половину запасов гиганта, надеясь, что не слишком оскорбляет его своим поведением. Еда немного смягчила действие виски, и заполнила пустоту в желудке. Но жажда не ослабевала.

Дункан повернулся, и мужчина, все еще не глядя на него, выпустил четки и пальцем указал куда-то за дерево. Дункан, удивляясь собственной покорности, направился в указанное место. Пробравшись сквозь дружные заросли высокого кустарника, исколотый острыми колючками он подошел вплотную к берегу ручья. Здесь его ждало открытие, мимо которого он наверняка прошел бы, придерживайся он прежнего маршрута. Огромное дерево, росшее почти у воды, упало, перевернувшись корнями в сторону, и лежало поперек ручья. Получилось нечто вроде моста, плотно прикрытого сверху балдахином густых ветвей. О подобном месте он мечтал целый день. Дункан улыбнулся, выбросил вперед руки и с криком: «Спасибо, Господи» рухнул на четвереньки.

Продвигаясь в таком положении вниз по пологому берегу вдоль ствола рухнувшего дерева, он добрался до воды. Сначала он пил жадно, но потом заставил себя остановиться. Стоя по пояс в холодной воде, Дункан сделал еще несколько глотков и поплелся обратно в лес.

Подойдя ближе к сидящему под деревом незнакомцу — тот вел свое песнопение вновь на другом языке, — Дункан остановился. По коже его прошел холодок, отнюдь не из-за недавнего купания. В низу живота словно сосулька выросла: на макушке незнакомца расположился самец птицы — кардинала, похожий скорее на сгусток окровавленных перьев. Птица вертела головой, бросая по сторонам пронзительные взгляды, а затем улетела. Сразу же невесть откуда появился олень. Он остановился, оглядел Дункана, но убегать не торопился. Олень протрусил к гиганту, просунул влажный черный нос ему в ухо, облизал лицо и лишь потом направился прочь.

«Это еще что за чудеса? — подумал Дункан. — Современный Святой Франциск Ассизский [настоящее имя Джованни Франческо Бернардоне (1182?-1226); итальянский проповедник; основал орден францисканцев; канонизирован как святой], что ли?»

Мужчина, продолжавший напевать на каком-то странном, резко звучащем языке, вдруг умолк. Он оттолкнул распятие, которое раскачивалось, свисая на его грудь и скользя по толстому слою пота, и спустя немного остановилось. Перекрестившись, мужчина поднялся. Вернее сказать — пополз вверх, словно чудовище, всплывающее из черной лагуны. Гигант встал во весь рост — а составлял он никак не менее восьми футов, из-за чего Дункан со своими шестью футами семью дюймами выглядел рядом с ним настоящим пигмеем. «Весит, наверно, фунтов четыреста пятьдесят, а то и больше, — подумал Дункан. — Просто монстр какой-то. Лев среди людей. Бегемот и бык диких лесов».

— Вы слышите музыку деревьев? — гигант говорил глубоким, звучным голосом, подобного которому Дункану слышать не доводилось.

— Нет, а вы? — Человек этот, безусловно, был достоин того, чтобы вызвать у кого угодно чувство подлинного страха, но Дункан, которого по-прежнему мучили голод и жажда, и изнуряющая усталость, не боялся сейчас никого. По крайней мере, так он говорил сам себе.

— Конечно же, — гремел голос гиганта. — В это время дня да еще в такую погоду. Слышите, это — до-мажор. Аллегретто.

— Вы всегда таким дерьмом занимаетесь? — улыбнулся Дункан.

— Ха! Ха! Ха! Хо! Хо! Хо!

Смех гиганта был подобен реву разъяренного медведя, его немного смягчала широкая улыбка. Мужчина протянул руку и обнял Дункана. В крепком объятии его не было никакой демонстрации силы.

— Привет, дружище. Подозреваю, что ты принадлежишь к беглецам от того, что наше правительство называет правосудием.

— Да, — согласился Дункан. — А ты?

Его не покидало чувство нереальности происходящего. Он будто находился на сцене с невероятно странными декорациями, импровизируя в роли некоего экзотического персонажа.

Более всего его удивляло, что мужчина спокойно, без каких-либо лишних вопросов принял все: да, перед ним преступник, пустившийся в бега. Может быть, на самом деле он считает, что встретил органика, прикидывающегося сбежавшим от правосудия?

«Вполне возможно, — подумал Дункан, — что незнакомец сам является органиком, укрывшимся под личиной беглеца и занятым поисками подлинного преступника».

— Меня зовут Вильям Сен-Джордж Дункан. Правительство разыскивает меня изо всех сил. Очевидно, поэтому я представляю для тебя большую опасность.

Гигант уже направлялся к лежавшему под деревом мешку. Он обернулся.

— Я — отец Кобхэм Ванг Кэбтэб. Падре Коб, чтобы короче, хотя, сам видишь, коротким меня вряд ли можно назвать.

Вернувшись с мешком в одной руке и с огромным бутербродом в другой, падре Коб заговорил уже с набитым ртом:

— Какой твой день?

— Вторник.

— И ты сбежал?..

— Из Института Такахаши, что на Манхэттене.

Черные щетинистые брови мужчины поползли вверх.

— Ты первый будешь знаменитым. Мне, конечно, интересно, каким образом тебе это удалось, но об этом позже. Пойдем со мной, Гражданин Дункан. Или позволишь мне называть тебя Вильямом?

— Лучше — Билл.

— Нет, это слишком обыденно. Как тебе нравится Дунк?

— Прекрасно.

Падре Коб направился к северу, и Дункан исследовал за ним. Когда священник остановился, чтобы отхлебнуть из фляги, Дункан поравнялся с ним.

— Куда мы идем?

— Увидишь, когда придем. Держись рядом. Я не люблю разговаривать, вывернув шею назад, словно сова.

«Он же должен понимать, что у меня под кожей наверняка кооптирован портативный передатчик, — подумал Дункан. — Но и я должен опасаться того же».

Они шли по извилистой тропинке, пролегавшей между кустов.

— А ты из какого дня? — спросил Дункан.

— Когда-то жил в Четверге. А сейчас от Четверга до Четверга. Как того желают Бог и Природа.

— Человеческие существа принадлежат Природе, они — ее часть. Все, что они делают, абсолютно естественно. Невозможно, чтобы часть Природы делала что-либо неестественное.

— Хорошо сказано, — пробормотал падре Коб. — Не поспоришь. Я бы сказал, что соблюдение правил отведенного дня очень дурно влияет на человека. Как тебе это?

— Полностью соответствует моим мыслям, — поддержал Дункан.

Падре Коб фыркнул или, вернее, издал звук, который можно было бы принять за хихиканье. Он остановился и поднял вверх руку. Дункан был рядом. Глядя на священника, он понял, что ему тоже лучше помолчать. Он внимал пению бесчисленных птиц. Громче всех кричали вороны. Наверно их взволновало то же, что заставило падре Коба остановиться.

Между деревьями чуть поодаль возникло нечто темно-красное. Дункан напрягся, вслушиваясь. Раздался громкий треск. Похоже, чье-то большое и тяжелое тело решительно продиралось сквозь кусты.

— О'кей, — сказал гигант негромко. — Это медведь. Если мы у него на пути, надо прятаться.

— Он может напасть на нас?

— Пока я с тобой — нет. Он не решится. Но все равно, будет лучше, если он нас не увидит. К некоторым медведям лесничие приладили не только передатчики, но еще и портативные телевизионные камеры. Все, что видят такие медведи, сразу же становится достоянием лесничих. Если на медведе камера, очень скоро гэнки будут здесь.

Звуки постепенно ослабевали и пропали вдали.

— Кто знает, засекла его камера нас или нет, — пробормотал падре Коб. — А может, ее и вовсе не было. Будем действовать, как будто ничего не произошло. Какбудто. Эти слова для человека как хлеб с маслом. Благодаря им мы и живем.

Дункан не стал спрашивать гиганта, что он имел в виду. В такой напряженный момент факты были куда важнее философских рассуждений. «Хлеб с маслом» вполне можно оставить до более спокойных времен.

— Могу я спросить, куда мы направляемся? И когда мы доберемся туда, куда идем?

— Спросить можно, только вот ответ ты вряд ли получишь, — падре Коб попытался смягчить резкость слов широкой улыбкой.

— Я понимаю, — сказал Дункан, — что возясь со мной, ты сильно рискуешь, но все же…

— Какбудто и но. Две вечные истины, по-человечески говоря. А существует ли другой способ говорить, если, конечно, ты не дельфин?

Не ожидая ответа, которого Дункан вовсе и не собирался давать, гигант устремился вперед. Некоторое время они продирались сквозь столь плотную и высокую траву, что Дункан вынужден был держаться за падре: после него оставался широкий проход. Хотя священник выглядел непробиваемым, как древний военный танк, тело его кровоточило от жестких колючек. Гигант словно угадал мысли своего попутчика.

— Здесь полно тропинок, по которым можно было бы спокойно пройти, но сейчас слишком опасно выходить на них. Тут и там, на деревьях вдоль тропинок полно камер. Мы знаем, где находятся те, что установлены в последнее время, но — опять это вечное но — они постоянно добавляют все новые и новые.

Дункан отметил про себя это «мы», однако промолчал.

Около четырех часов дня падре Коб остановился возле огромного мертвого дуба. Гигант просунул руку в большое дупло футах в шести от земли и извлек оттуда мешок. «Надо же, тайник», — подумал Дункан. В мешке покоились три фляги и еще один мешок, поменьше, заполненный банками с консервированным хлебом, молоком, сыром, овощами и фруктами.

— Я спокойно мог бы съесть все это и еще столько, — сказал падре Коб. — Но нам нельзя брать отсюда больше половины. Надо подумать и о других.

Дункан мысленно изумлялся, каким образом священник смог обнаружить тайник здесь, в дремучем, непроходимом лесу. Он не стал расспрашивать гиганта — полагался ли он исключительно на свою память или ориентировался по каким-то неведомым знакам. Он сомневался, что Коб захочет раскрыть ему свои секреты.

После того, как они, поев и попив, с неохотой положили обратно в дупло оставшуюся половину, падре Коб, внушительно, словно медведь, рыгнув, объявил:

— Ну что ж, пойдем дальше, а как стемнеет, устроимся на ночлег. Встанем на рассвете и вперед. Excelsior! [Все выше (лат.); также девиз штата Нью-Йорк]

Дункан негромко застонал и спросил:

— А что завтра нам снова придется идти весь день?

— Уж ехать нам вовсе не придется, это можно сказать со всей определенностью, — со вкусом, но негромко рассмеялся гигант.

Затем он ухватил Дункана за запястье.

— Не двигайся и не издавай никаких звуков, — почти шепотом произнес он.

Предупреждение подействовало: Дункан застыл на месте, напряженно оглядываясь по сторонам. Над верхушками деревьев медленно двигалось что-то темное — и хотя он видел только часть объекта, сомнений не оставалось: самолет органиков. Вскоре самолет скрылся из виду, и Дункан с облегчением вздохнул, но падре Коб, наклонившись к самому его уху, прошептал:

— Они могут вернуться. Если они заметили что-то подозрительное, то не успокоятся. Попытаются найти такое место, где деревья пореже, опустятся как можно ниже и станут прочесывать лес, маневрируя между ветвей. На них будут работать датчики, способные безошибочно определить любой запах.

Дункан молча кивнул. Было довольно прохладно, но он весь вспотел. В животе опять неприятно урчало. Видимо, еда все-таки оказалась для него не совсем привычной и его начинало пучить.

— Иногда, — сказал падре Коб, — они проносятся словно ракета, ломая на пути ветви и стараясь застать нас врасплох.

Прошло несколько минут. Казалось, что все успокоилось, птицы пили и щебетали. Только со стороны ручья доносилось журчание бегущий воды. Дункан дышал теперь ровнее, и сердце билось в нормальном ритме.

Падре Коб встал.

— Вполне возможно, еще не все кончено, но нам надо идти дальше. Если они решатся схватить нас, не вздумай бежать. Нападай на них!

Дункан тоже поднялся.

— Нападать на них? Но как? У нас же нет никакого оружия.

— Голыми руками, сын мой.

— Ты что с ума сошел?

— Больше, чем некоторые, но меньше, чем другие. Делай, что я говорю. Готов?

— Надеюсь, — ответил Дункан. — Если бы мы находились в городе, я бы знал, что надо делать. Но здесь…

— Когда они окажутся рядом, нет никакого смысла бежать. Даже если удастся немного оторваться, их «нюхалки» все равно засекут твой запах. К тому же почва здесь очень мягкая, так что следы будут прекрасно видны. Так что делай, что я скажу. Следуй за лидером как послушная обезьяна. Понятно?

Дункан кивнул.

Падре Коб улыбнулся:

— Сомневаюсь, что они что-нибудь учуяли, но надо приготовиться, просто на всякий случай.

Они медленно продвигались вперед, огибая кусты время от времени останавливаясь и прислушиваясь. И вдруг до Дункана донесся сильный треск — это ломались, хрустели ветви деревьев и кусты. Ему захотелось спрятаться — куда? — он тотчас же подавил это желание. Дункан взглянул на Коба, тот вглядывался вверх, вправо от него. Тут он и сам заметил вытянутый, словно игла, воздушный корабль, окрашенный для маскировки в зелено-коричневые полосы. Корабль, сметая все на своем пути, мчался на юг — в ту сторону, где они еще недавно находились со священником. Дункан мельком заметил двух мужчин в открытых кабинах — один позади другого. На них были шлемы и светло-зеленая форма. Еще немного — и они скрылись из виду.

— Можешь не сомневаться, они вернутся! — воскликнул гигант.

Он побежал по просеке, проложенной самолетом. Дункан помчался за ним, осмысливая на ходу логику действий Коба. Примерно через минуту сумасшедшего бега сквозь кусты Коб остановился. Дункан на полном ходу едва не врезался в него.

— Спрячься за дерево!

Падре Коб, выбросив вперед большой палец, указал Дункану на тополь справа. Дункан бросился выполнять приказ, а сам Коб побежал к огромному дубу, стоявшему футах в двадцати от дерева, за которым укрылся Дункан. Гигант, заметив, что Дункан высунул голову, безмолвно, лишь двигая губами, приказал:

— Делай то же, что я! — он ткнул огромным пальцем себе в грудь.

Самолет приблизился к тому месту, где органики в первый раз засекли Дункана и Коба своими детекторами. Дункан был теперь уверен в этом. Взяв след, органики двинулись на небольшой высоте по тому пути, по которому проследовали оттуда беглецы. Киль корабля висел едва ли не в футе от поверхности. Остроносый корабль приблизился к дереву, за которым спрятался Дункан; беглец вжал голову в плечи и замер. Оставалось надеяться только на то, что огромный ствол экранирует тепло его тела. Он тешил себя надеждой: если датчики учуют его запах, органики могут принять запах за тот, что исходит от следа.

Если самолет из тех, которые ему приходилось видеть раньше, то на борту находятся пушки с протонным ускорителем. Эти двое наверняка вооружены автоматами, стреляющими капсулами с нервно-паралитическим газом и ружьями с протонным ускорителем. Без сомнения, они уже вызвали по радио подмогу.

Нос самолета, двигающегося со скоростью около пяти миль в час, находился в поле его зрения. Дункан еще плотнее прижался к дереву. И тут его ошеломил пронзительный рев. От удивления и неожиданности Дункан подпрыгнул на месте и выбежал из своего укрытия. Кричал Кэбтэб. Значит, он решил перейти в наступление. Вопль его, изверженный, чтобы ошеломить органиков, послужил для Дункана сигналом.

К тому моменту, как Дункан добежал до самолета, падре Коб уже взобрался на него сзади и обхватил сидевшего впереди пилота рукой за горло.

Дункан впрыгнул в самолет как раз в тот момент, когда мужчина, сидевший впереди, обернулся и выбросил вперед руку, сжимавшую протонный пистолет. Пистолет выпал — Дункан изо всех сил с разбегу нанес органику сокрушительный удар кулаком в челюсть.

Схватка была закончена. Пилот с посиневшим лицом рухнул без сознания. Второй лежал, привалившись к стене кабины и откинув голову назад. Спустя секунду корабль врезался в ствол дерева.

4

Кэбтэб по-прежнему держал пилота могучими руками, а Дункан, оттолкнувшись от кабины, прыгнул назад, тяжело опустившись на мягкую почву. Дыхание у него перехватило, он сделал несколько глубоких вдохов, а затем, пошатываясь, выпрямился. Падре тем временем отстегнул ремень, удерживавший тело пилота, поднял и опустил его на землю, а затем принялся манипулировать ручками и переключателями на панели управления. Самолет, нос которого был слегка помят, откатывался назад. Дункан заковылял за ним, но едва поравнялся, как самолет остановился.

Кэбтэб, казалось, наслаждался происходящим. Широко улыбаясь, он заговорил с Дунканом, но голос его звучал на удивление резко:

— Возьми у него оружие!

Дункан обернулся и, досадуя на собственную промашку, перевернул тело пилота. Лицо его все еще отливало синевой, но дыхание отчетливо прослушивалось. Не обращая внимания на боль в левой руке, Дункан вытащил пистолет из кобуры пилота и заткнул его себе за пояс. Обшарив карманы комбинезона пилота, он обнаружил там две обоймы с зарядами, которые отправил себе в карман.

Падре Коб тем временем вытащил второго органика из самолета и положил их рядом.

— Ну и врезал же ты ему! Кажись, челюсть сломал.

— Я и руку себе едва не изуродовал, — сказал Дункан.

— Действие и противодействие, — философски заметил Коб. — Обмен энергией. В процессе этого всегда происходит некоторая ее потеря. И куда только девается вся эта освободившаяся энергия? Уходит на какое-нибудь слоновье кладбище?

Дункан пропустил его замечание мимо ушей.

— Как тебе нравится ситуация? — спросил он. — Что нам теперь делать?

— Я выключил все средства связи, — сказал Кэбтэб. — И стер все их записи. Держу пари, эти двое не предупредили по радио, что попытаются застать нас врасплох. Они думают, что у нас есть приемник, и мы подслушаем разговор. И все же нельзя забывать, что их передатчик был все время включен, так что в штабе известны их координаты. Сейчас я его выключил. Значит, скоро сюда нагрянет еще один самолет: они захотят узнать, что произошло. Жаль, что нам пришлось это сделать, но другого выхода не было.

Дункан жестом показал на два распростертых на земле тела:

— Надеюсь, ты не собираешься убивать их?

— А ты что, хочешь, чтобы я это сделал?

— Нет.

— Прекрасно! Я против убийства, мне претит любое насилие, кроме тех случаев, когда оно совершенно необходимо в целях самообороны. Хотя должен сказать, что сейчас чувствую себя прекрасно! Такое возбуждение! Старая обезьяна развлекается, как может. Слишком долго просидела в клетке.

— Я тоже получил удовлетворение, — улыбнулся Дункан. — Хочу сказать, что мы сумели защитить себя…

Лицо пилота порозовело, приобретая вполне нормальный цвет. Он застонал, подняв вверх руку.

— Залезай, — позвал Кэбтэб. — Надо воспользоваться этой штукой, чтобы побыстрее проскочить несколько миль.

Дункан взобрался по складной лесенке в переднюю кабину.

— Пристегнись, — скомандовал падре, но Дункан и без того уже прилаживал ремень у себя на груди.

— Ты умеешь летать на таких аппаратах? — спросил Дункан.

— Да, — ответил Коб, добавив: — Не помню, правда, чтобы кто-нибудь обучал меня этому ремеслу. Ну, вперед.

Самолет приподнялся на шесть футов над землей и устремился вперед, двигаясь со скоростью около двадцати миль в час. Кэбтэб лавировал между деревьев, каждый раз проносясь так близко от них, что у Дункана дух захватывало. Прошло минут двадцать, самолет сбросил скорость и опустился почти к самой земле. Они соскочили на землю. Кэбтэб, стоя рядом с самолетом, нажимал какие-то кнопки на панели управления. Дункан следил за его действиями, удивляясь тому, что всякий раз, когда падре только собирался выполнить следующую операцию, он уже знал, что тот будет делать. Странно! Когда-то раньше, неизвестно где, он учился управлять машиной органиков! Непостижимо!

— Вот так! — воскликнул Кэбтэб. — Лети, птичка, примани ястреба!

Самолет поднялся вверх, развернулся почти на месте и устремился в обратном направлении. Благодаря датчикам, он проворно огибал стволы деревьев, придерживаясь направления ветра. Вскоре он вовсе скрылся из виду.

— Осталось пройти около трех миль, — сказал Кэбтэб. — Следуй за мной.

Они повернули налево. Журчание бегу щей воды становилось все явственней. У ручья, который в этом месте извивался между кучами камней, взбираясь на них и снова падая вниз, они все еще находились под прикрытием густых ветвей, свисавших с обоих берегов до самой середины. Только местами виднелись просветы, которых двое путников избегали, держась ближе к правому берегу. Иногда им приходилось идти по щиколотку в воде, в другой раз — по колено и далее по пояс, но, несмотря на это путники неуклонно продвигались вперед, на север.

— Они вполне могут обнаружить наши следы в том месте, где мы сошли с самолета. Но гэнки не будут знать, перешли мы ручей или нет. К тому времени, когда они засекут нас — если это и в самом деле произойдет, — мы, я надеюсь, будем уже далеко.

— Если, конечно, они нас раньше не поймают, — заметил Дункан. — Что тогда ты намерен делать? Будешь стрелять или сдаваться?

— Как нам поступить? Ой! — воскликнул Кэбтэб, поскользнувшись на мокром камне и сделав по инерции несколько шагов на четвереньках.

— Стрелять! — сказал Дункан.

Гигант, весь мокрый, поднялся на ноги.

— Придется. Я один раз уже сбежал, как и ты. Еще раз такое не удастся. Бог — Аллах, Яхве [Яхве (Иегова) в иудаизме и христианстве имя Бога-творца], Будда, Тор [в скандинавской мифологии бог-громовержец] и все другие один раз благословили наше спасение. Если мы настолько тупы, чтобы попасться еще раз, боги не станут больше улыбаться нам.

Беглецы двигались молча, пока не подошли к притоку ручья — справа. Кэбтэб свернул и пошел вдоль него.

Прошли еще полмили. Большую часть пути беглецов прикрывали переплетавшиеся ветви. Без их защиты они прижимались к берегу, где растительность казалась более плотной и обнаружить путников было труднее. Преодолев еще около полутора миль по жидкой, вязкой грязи, Кэбтэб остановился. Он показал на берег, поднимавшийся фута на три над водой. В этом месте стремилась быстрина, и ручей бурлил, извивался, — словно собираясь спрятаться под землей. Кэбтэб подтвердил это впечатление.

— Там, под берегом, есть труба четыре фута в диаметре. В нее попадают ил и грязь, труба забивается, и нам каждые несколько дней приходится ее чистить. Но сейчас проход открыт, правда, секунд тридцать придется не дышать. Иди первым.

Очевидно Кэбтэб все еще не доверял ему. Что ж, это вполне нормально. Дункан на его месте вел бы себя точно так же.

Дункан опустился на четвереньки, вода подступила к самой шее. На секунду задумавшись, он бросился вниз, кончиками пальцев ощупывая внутренние стенки трубы. Погрузившись в жижу, усилием воли он заставил себя двигаться вперед на четырех, прогибаясь по-собачьи. Голова то и дело ударялась о трубу, которая, как ему показалось, шла под уклон.

Неожиданно Дункан почувствовал, что наполовину освободился из трясины и очутился в темной камере. Здесь по крайней мере можно было дышать. Он медленно встал, подняв руки, чтобы не удариться головой. Удалось лишь немного разогнуть спину. Только сделав еще десяток шагов, Дункан смог поднять голову. Труба пошла на подъем, а затем выпрямилась. И все-таки встать в полный рост по-прежнему не удавалось. Позади тяжело дышал Кэбтэб. Голос его загромыхал, эхом отражаясь в трубе:

— Иди, не останавливайся. Я буду держаться сзади.

Гладкий, мягкий пол опять пошел под уклон, и в какой-то момент вытянутая вверх рука Дункана вдруг рассталась с потолком. За спиной под ногами Кэбтэба булькала жижа, гигант тяжело дышал.

— Иди, иди, — он пальцем подталкивал Дункана в спину.

Дункан продолжал двигаться — не очень шустро, — пока не вышел на яркий свет. Он очутился в комнате футов десять в длину и восемь в высоту; ее стены, пол и потолок были сделаны из монолитного, бесшовного материала. Свет исходил прямо из этого материала, создавая ровное, без теней, освещение, к которому Дункан привык в городе. Впереди виднелась небольшая дверь. Никакой ручки, однако, не было.

— Стоп! — сказал Кэбтэб.

Дункан подчинился. Падре прошел мимо него и остановился перед дверью, бормоча что-то себе под нос, но Дункан ничего не расслышал. Впрочем, слова гиганта, очевидно, ему и не предназначались.

Дверь разъехалась в стороны, исчезнув в углублениях в стене.

Кэбтэб, все еще не в силах разогнуться, улыбнулся Дункану.

— Материал этот, как видишь, новый, но мы установили его и на старинных участках. В этом месте скрывались партизаны в последние дни покорения Соединенных Штатов. Чтобы достать такое количество современного материала, пришлось изрядно покопаться на свалках и даже воровать.

Падре нырнул в дверь, и Дункан последовал за ним. Открывшийся за дверью довольно широкий проход тянулся футов на двадцать вперед, а затем поворачивал налево. Пол под пологим углом уходил вниз. Пройдя еще футов шестьдесят, они снова оказались перед дверью, повыше, чем первая. Кэбтэбу все еще приходилось сгибаться, но Дункан мог теперь выпрямиться — потолок висел над головой примерно в двух дюймах.

— Эти комнаты не для нас, современных людей, — сказал Кэбтэб. — Наши предки были прекрасными воинами, но ростом, видать, сильно нам уступали.

— А почему органики до сей поры не обнаружили эти пещеры? — поинтересовался Дункан. — Ведь у них есть магнитомеры.

— Обнаружили. Давно обнаружили, — весело ответил Кэбтэб. — Но весь этот район начинен подземными полостями и фортами со времен войны. Органики считают, что все это давным-давно сделали солдаты и партизаны. В некоторые пещеры проникли археологи. Большинство пещер и ходов покрыты слоем грязи, она накопилась в них за две тысячи лет, к тому же надо всем давно вырос могучий лес. Многие проходы завалены — обрушился потолок. Мы сами ведем тут кое-какие работы, что-то раскапываем, разбираем и перестраиваем. Мы — это не только наши современники. Здесь жили многие поколения беглых преступников.

Гигант что-то негромко пробормотал — дверь разъехалась в стороны. Дункан последовал за ним в другой коридор, который тоже петлял и шел под уклон. Воздух здесь отличался свежестью — видимо, работала вентиляция, хотя Дункану не удалось разглядеть никаких вентиляторов, звука работавших моторов тоже слышно не было.

— Ну, вот мы и здесь! — воскликнул Кэбтэб, остановившись перед стеной, которой заканчивался туннель. — За нами, конечно, наблюдают.

Падре пробормотал несколько обрывочных непонятных слов, очевидно, код.

— Меня они, естественно, знают, но тем не менее придется выполнить положенный ритуал.

Он усмехнулся.

— Всякое возможно. А вдруг гэнки схватили меня, а сюда прислали моего двойника. Или в меня вселился ангел или дьявол принял мой облик, чтобы нести добро или зло.

Дункан не мог сказать, серьезно ли говорит гигант. Насколько он знал, клонирование двойников запретили более ста сублет назад. Но он знал и то, с какой легкостью правительство преступает собственные законы, когда ему выгодно. Правда, изготовление хорошего клона-двойника — дело довольно хлопотное, слишком много забот и расходов, чтобы схватить жалкую кучку дэйбрейкеров. К тому же, чтобы вырастить младенца до нынешнего возраста Коба, понадобится не менее тридцати сублет, а сам гигант к тому времени состарился бы или вовсе умер. Несомненно, падре просто разыгрывал его.

Дверь отворилась, открыв взору просторную, ярко освещенную комнату. В проеме стояли двое — мужчина и женщина, небольшого роста, черноволосая, очень худая, молодая и довольно красивая. Мужчина был примерно одного роста с Дунканом, средних лет, весьма упитанный, тоже черноволосый, с карими глазами и большим носом. В руках у обоих блестели длинные ножи, хотя по их виду нельзя было сказать, что они собираются пустить их в ход. Мужчина подошел вплотную, и Дункан невольно сморщил нос: незнакомец давно не мылся и не менял одежду.

Кэбтэб представил обитателей подземелья:

— Это недавний беглец — из тюрьмы. Нарушитель дня. Я встретил его и помог скрыться. Наш гость, Вильям Сен-Джордж Дункан. Дунк, это — Мика Химмелдон Донг и Мелвин Ванг Кроссант.

— Рад познакомиться, — сказал Дункан. Пара, кивнув, холодно улыбнулась.

— Хорошо, — сказал падре, — а сейчас пожалуйте в туманчик.

Дункан промолчал. Он ожидал этого. Он пошел вслед за гигантом по коридору. Донг и Кроссант присоединились к ним. Они вошли в небольшую комнату, в которой почти не было мебели. Кэбтэб пригласил Дункана сесть на складной стул.

— Не могу предложить удобств. Но терпеть придется недолго, минут десять. Туман у нас тут очень разреженный.

Вполне достаточно времени, чтобы они узнали все, что хотят, подумал Дункан. Он искренне радовался тому, что в арсенале беглых преступников оказалось такое средство как туман истины. Это вселяло уверенность: теперь он мог не сомневаться, что в их группе не найдут убежище предатели и двойные агенты, если, конечно, кто-нибудь из них подобно ему не обладал способностью лгать даже надышавшись тумана.