Но потом я подумала -- конечно же! -- отец мне рассказывал, что прежде чем его народ обосновался на Ле-бопфей, они жили на какой-то другой планете. Так что по логике вещей выходило, что ты прилетел с той планеты, откуда вышли и предки моего отца.
      --Я не совсем тебя понимаю,-- перебил ее Хэл.-- Предки твоего отца прилетели на эту планету, на Этаоз? Но... нет же никаких исторических документов о том, что сюда прилетали люди. Фобо говорил мне...
      --Нет-нет! Ты действительно меня не понял. Мой отец Жан-Жак Растиньяк родился на другой планете. А оттуда прилетел на эту. А его предки прилетели на ту, другую планету из мира, вращающегося вокруг одной из наиболее удаленных отсюда звезд.
      --Тогда они наверняка с Земли. Но и об этом нет никаких документов. По крайней мере, я ничего подобного не встречал. К тому же они были французами, но если это так, то они должны были оставить Землю по меньшей мере двести лет назад. Причем они не могли быть канадцами (тех почти не осталось после Апокалиптической войны), они должны были быть европейскими французами. Но последний человек, говоривший по-французски в Европе, умер больше двухсот пятидесяти лет назад. Значит...
      --Достаточно запутанная история, nespfa?* Я знаю лишь то, что мне рассказывал отец. Он говорил, что он и еще несколько человек с Ле-бопфей случайно открыли Этаоз и решили приземлиться на этом континенте. Но в аварии при посадке погибли все его спутники. Он остался один, а потом встретил мою матушку.
      *Не так ли? (искаж. франц.)
      --Твою матушку? Сюрприз за сюрпризом! -- у Хэла глаза полезли на лоб.
      --Она была местной. Ее народ всегда жил здесь. Это они построили этот город. Они...
      --А твой отец был землянином? И ты хочешь сказать мне, что произошла от его союза с этаозским гуманоидом? Но этого не может быть!.. Ведь хромосомы твоего отца и твоей матери...
      --Какое мне дело до хромосом! -- сказала Жанет дрожащим голосом.-- Я стою перед тобой. Ты что, хочешь мне сказать, что меня не может быть? Меня что, не существует? Да, мой отец спал с моей матерью, и появилась я! А теперь попробуй, скажи, что меня нет и быть не может!
      --Я вовсе не это имел в виду... Я хотел сказать... мне казалось...-- он окончательно запутался и замолчал.
      И тут она снова заплакала, крепко прижавшись к нему. Он ощутил теплоту ее мягких грудей и нежную силу рук, обвивавших его шею.
      --Спаси меня,-- молила она,-- я не могу больше оставаться здесь. Забери меня с собой. Ты должен меня спасти.
      Хэл лихорадочно соображал: ему нужно вернуться в комнату до того, как Порнсен проснется, а проснуться он мог в любую минуту. Утром ему с Жанет повидаться больше не удастся, потому что придет шлюпка с корабля, чтобы их забрать на "Гавриил". Что бы он ни собирался делать дальше, у него было очень мало времени.
      И тут внезапно в голове его сложился план, порожденный другой, более давней мыслью, семена которой запали в его душу еще до того, как он оставил Землю. До сих пор у него не хватало мужества, чтобы реализовать ее, но теперь, с появлением в его жизни этой девушки, он почувствовал, что у него хватит смелости ступить на этот путь, без оглядки и без сожаления.
      --Жанет,-- торопливо заговорил он,-- слушай меня внимательно. Ты будешь ждать меня здесь каждую ночь. Не бойся того, что таится во мраке. Главное -- жди меня. Я не могу сказать тебе точно, когда я смогу раздобыть шлюпку и прилететь за тобой. Думаю, что где-то в пределах трех недель. Но даже если я не уложусь в срок, все равно жди меня. Обязательно жди! Я прилечу за тобой. Я прилечу и отвезу тебя туда, где тебе будет нечего бояться. По крайней мере, хотя бы на время. А потом... Так ты сможешь выдержать? Спрятаться здесь и ждать?
      Она кивнула и сказала Fi&*
      *Да (искаж. франц.)
      9
      Две недели спустя Хэл сдержал свое слово. Блеснув в ярком свете луны, игловидный кораблик сделал круг над развалинами беломраморного дворца и опустился на площадь. Хэл огляделся: перед ним раскинулся город -- молчаливый, выбеленный лунным светом. Кубы, пирамиды, конусы, цилиндры, статуи -- словно игрушки, разбросанные ребенком-великаном, который, заигравшись, заснул. И заснул навеки.
      Хэл вышел из шлюпки и шагнул под гигантскую арку. Луч фонарика пронзил еще больше сгустившуюся тьму. Он звал, и голос его возвращался к нему эхом, отражаясь от стен и потолка.
      --Жанет! Sah mfa. Fo tami, Хэл Ярроу. Жанет! Ou en tu? Это я. Твой друг. Где ты?
      Он спустился по широченной -- в пятнадцать метров -- лестнице вниз в королевскую усыпальницу. Луч скользил по ступенькам, стенам, потолку, опять по ступенькам... пока не осветил черно-белую фигуру девушки.
      --Хэл! -- воскликнула она.-- О, благодарю тебя, Великая Мать Камней! Я ждала каждую ночь. И я знала, что ты придешь.
      На ее длинных ресницах дрожали слезинки, алые губы трепетали -- был видно, что она изо всех сил старается удержаться от рыданий. Хэлу очень хотелось ее обнять и успокоить, но все его воспитание против того, чтобы даже смотреть на раздетую женщину, а уж заключать такую в объятия!.. Немыслимо! Никогда в жизни! По крайней мере, так он думал в эту минуту.
      А уже в следующую она скользнула к нему и, словно ища защиты, прижалась щекой к его груди. Он и опомниться не успел, как его руки лежали у нее на талии. Он судорожно прижал е к груди и почувствовал, как в пах ударила горячая волна. Это остудило ему голову. Хэл отстранился от девушки и выдавил:
      --Поговорил позже. У нас нет времени. Идем.
      Она молча последовала за ним, но, подойдя к шлюпке, остановилась. Он нетерпеливым жестом пригласил ее войти.
      --Ты подумаешь, что я струсила,-- замялась она,-- но... но я никогда еще не летала. Покинуть землю...
      Он ошеломленно уставился на нее, но ему некогда было разбираться в душевных переживаниях человека, абсолютно неподготовленному к полетам по воздуху.
      --Залезай! -- рявкнул он.
      Жанет покорно, больше не споря, забралась в кабину и села в кресло второго пилота, но было видно, как она дрожит и оглядывает всю эту незнакомую ей аппаратуру своими огромными карими глазами скорее с испугом, чем с интересом.
      Хэл взглянул на часы.
      --Десять минут на то, чтобы добраться до моей городской квартиры, минута на то, чтобы высадить и спрятать тебя там, полминуты, чтобы вернуться на корабль, затем еще пятнадцать минут на мой рапорт о разведывательном полете и тридцать секунд на возвращение домой. Сойдет.
      Он засмеялся.
      --Я мог бы прилететь сюда уже два дня назад, но не было ни одной свободной шлюпки. Тогда я притворился, что забыл дома суперважные записи и взял один из корабликов с ручным управлением, которые используются для разведки за городом. Но мне и в жизни бы никто этого не позволил, если бы не вот это,-- он с гордостью коснулся большого золотого нагрудного знака с выбитой на нем древнееврейской "Л".-- Это означает, что я один из избранных. Я сподобился Метра.
      Жанет, уже почти справившаяся со своими страхами, наконец, посмотрела на него и, увидев его лицо в свете разноцветных огоньков приборной панели, не сдержала крика:
      --Хэл Ярроу! Что они с тобой сделали?
      Вокруг глаз у него были темные круги, щеки ввалились, лоб обметала сыпь, и на бледной коже горели семь тонких шрамов.
      --Все говорили, что я сошел с ума,-- хмыкнул он.-- Что я сую голову в львиную пасть. Но моя голова осталась цела, ее не откусили. Вместо этого я сам прикусил льву язык.
      --О чем ты?
      --Слушай. Не кажется ли тебе странным, что сегодня Порнсен не дышит мне в затылок своей смрадной пастью? Нет? Ну да, откуда тебе знать наши дела. У меня был только один способ перебраться с корабля в городскую квартиру. В квартиру, где я живу один, без иоаха, следящего за каждым моим шагом. Чтобы было куда привезти тебя. Ведь я же не мог оставить тебя одну в этом страшном лесу! Ее палец тихонько гладил шрам, идущий к уголку рта. Раньше он уклонился бы от подобной ласки, потому что не терпел физического контакта с кем бы то ни было. Но сейчас он и не подумал отстраняться.
      --Хэл,-- прошептала она.-- Maw sheh.*
      *Мой дорогой (искаж. франц.)
      Тепло волной растеклось по его телу. "Мой дорогой". А почему бы и нет?
      Преодолевая опьянение от ее прикосновения, он продолжил:
      --Да, у меня был только один способ: добровольно пройти испытание Метром.
      --Wuh Met? 'Es'ase'asah?*
      *Какой Метр? Что это такое? (искаж. франц.)
      --Это единственное, что может освободить тебя от постоянного преследования иоаха. Один раз сподобившись Метра, ты считаешься впредь непорочным, выше всяких подозрений. По крайней мере, в теории.
      Моя петиция застала наших иерархов врасплох. Они и помыслить не могли, что кто-нибудь из ученых (не говоря уж обо мне) решится на это добровольно. Уриэлиты и уззиты отваживаются на это, чтобы продвинуться по служебной лестнице в иерархи...
      --Уриэлиты? Уззиты?
      --Если использовать древнюю терминологию, это наши священники и копы. Предтеча заменил эти названия на имена ангелов из Талмуда. Это было сделано из религиозно-государственных соображений. Поняла?
      --Нет.
      --Ну ладно, объясню как-нибудь потом. В любом случае, добровольно на это идут только самые фанатичные сигмениты. Все остальные по принуждению, объясню почему чуть попозже. Иерархи отнеслись к моему прошению весьма кисло, но по закону они не имели права мне отказывать. К тому же им здесь уже наскучило, и они решили, что это шанс поразвлечься -- на их мрачный манер.-- Он нахмурился, вспоминая.-- На следующий день мне было приказано явиться в психолабораторию к 23.00 к.в. (по корабельному времени, то есть). Я выждал, когда Порнсен куда-то отлучился, и достал из своего чемодана бутылку с надписью: "Пища Пророка". Вообще-то в ней должен был бы находиться порошок, в состав которого входит пейот (это такой наркотик, некогда использовавшийся индейскими знахарями).
      --Kfe?*
      *Что? (искаж. франц.)
      --Да слушай. Ты пойми главное: "Пищу Пророка" принимают во время ритуала Очищения. Это когда на двое суток запираешься в келье, постишься, молишься, бичуешь себя электрокнутом и любуешься галлюцинациями, которые у тебя появляются от голода и "Пищи Пророка". Что-то вроде субъективного путешествия во времени.
      --Kfe?
      --Не перебивай меня своим бесконечным чтоканьем. У меня нет сейчас времени, чтобы рассказать тебе всего Сигмена. Лично у меня ушло десять лет на то, чтобы освоить даннологию, и даже после этого у меня осталось немало вопросов. Но я не рискнул их задавать -- могли подумать, что я сомневаюсь. Ладно, об этом потом. Короче говоря, в моей бутылке была не обычная "Пища Пророка", а мой собственный состав, который я приготовил в тайне от всех незадолго до того, как улетел с Земли. Вот в этом-то порошочке и крылась причина, почему я так смело пошел на испытание. Хотя сказать, что я пошел смело... честно говоря, у меня поджилки тряслись. Уж поверь мне.
      --Я верю. Ты смелый. Ты сумел преодолеть свой страх.
      Хэл почувствовал, что краснеет: первый раз в жизни ему сделали комплимент.
      --Где-то за месяц до того, как началась экспедиция на Этаоз, я отметил в одном из научных журналов сообщение о том, что синтезирован новый наркотик -- как лекарство от марсианской чесотки. Оно, видишь ли, было напечатано на иврите и самыми меленькими буковками, что означало, что автор заметки осознавал его секретность.
      --Pookfe?*
      *Почему? (искаж. франц.)
      --Почему? Да потому, что оно было напечатано на иврите, чтобы его не понял никто, кроме специалистов. Это было мерой предосторожности, потому что если такой секрет станет широко известным...
      короче, в этом примечании было открыто сказано, что человек, болеющий марсианской чесоткой, приобретает временный иммунитет к воздействию гипно-исповедника. И что уриэлиты должны особо проследить за тем, чтобы кандидат на испытание Метром был абсолютно здоров.
      --Я не понимаю тебя,-- призналась она.
      --Я буду говорить медленнее. Гипно-исповедник -- это наиболее широко используемый у нас наркотик, заставляющий говорить только правду. В этой статье был определенный подтекст: в самом начале ее говорилось, что марсианской чесоткой можно заразиться искусственно (конечно, в чисто научных целях (при помощи другого наркотика, название которого не упоминалось. Но мне не понадобилось много времени, чтобы найти его название в других статьях, посвященных этой теме. И я подумал, что если естественная чесотка делает человека иммунным к гипно-исповеднику, то почему этого не может сделать вызванная искусственным путем?
      Сказано -- сделано. Я заготовил ряд вопросов, содержащих сведения о моей личной жизни, зарядил их в психотестер, ввел себе наркотик, вызывающий чесотку, потом ввел себе гипно-исповедник и поклялся себе, что буду врать тестеру напропалую. И я смог врать, сколько влезет, даже накачавшись гипно-исповедником по самую макушку.
      --Какой же ты умный, что смог все это придумать,-промурлыкала она.
      Потом она прикоснулась к его бицепсу, и Хэл его тут же напряг. Пускай это было тщеславием, но ему хотелось, чтобы она думала, что он еще и сильный.
      --Да, ерунда,-- небрежно бросил он.-- Это и слепой был увидел. Я не удивился бы, если бы узнал, что уззиты арестовали этого химика и отдали приказ использовать при допросах другие наркотики. Но даже если они это и сделали, то со мной они опоздали. Наш корабль успел уйти в космос, и мы пока недостижимы для их новых указов.
      Но первый день испытания не сулил вообще ничего, о чем стоило бы беспокоиться. Я прошел двенадцатичасовой письменный и устный экзамен по сериализму (это теория времени по Данну, усовершенствованная Сигменом). Да вся моя жизнь до этого была сплошным экзаменом на эту тему, так что ответить на все вопросы было очень просто, под конец мне стало даже скучно.
      На следующий день я встал очень рано, вымылся и съел немного того, что они считали "Пищей Пророка". В этом заключался весь мой завтрак, а потом я пошел в келью на ритуал Очищения. Там я в полном одиночестве провалялся двое суток на койке, лишь время от времени глотая новые порции моего "ПП", запивая их водой и периодически нажимая кнопку электробичевателя. Чем больше себя лупишь, тем выше к тебе доверие.
      Никаких видений у меня не было. Я просто отключался, потому что действительно был болен чесоткой. Но если бы у кого-нибудь возникли подозрения по поводу моей сыпи, я сказал бы, что это аллергия на "ПП". У некоторых бывает.
      Хэл посмотрел вниз: лес, словно заиндевевший в лунном свете, и резкие квадратики света маленьких ферм. А впереди -- гряда высоких холмов, за которыми прятался Сиддо.
      --Ну и вот,-- продолжил он, машинально говоря быстрее, потому что холмы быстро приближались.-- Когда мое "очищение" подошло к концу, я встал, оделся, съел ритуальный обед из саранчи с медом...
      --Фу!
      --Ну, саранча не так уж и плоха, особенно если к ней привык с детства.
      --Саранча-то мне нравится, я ела ее много раз. Но меня замутило при одной мысли об ее сочетании с медом.
      Он пожал плечами, а потом сказал:
      --Пора выключать свет в кабине. Тебе придется лечь на пол и надеть плащ и ночно-маску, чтобы, если кто тебя и увидит, тебя приняли бы за очкеца.
      Жанет послушно соскользнула с сиденья и наклонилась, чтобы надеть плащ. Прежде, чем выключить свет, он не смог удержаться от того, чтобы бросить быстрый взгляд на ее соблазнительную грудь: соски были такими же алыми, как и губы. И хотя он тут же отвернулся, но все, что он увидел мельком, запечатлелось в его сознании с фотографической точностью., Он почувствовал, как его захлестывает желание, и уже знал, что скоро испытает чувство стыда и острого раскаяния. Чтобы скрыть неловкость, он снова заговорил:
      --Потом в келью вошел архиуриэтит сандальфон Макнефф, а за ним вся свора теологов и даннологов: психонервические параллелеисты, субстратимисты, проникаторы, хронотрописты, псевдотемпоралисты и космообозреватели.
      Они усадили меня на стул, установленный в фокусе модулятора магнетического детектора. Потом ввели мне в вену гипно-исповедник, включили весь свет и стали напраспев читать молитвы и главы из "Западного Талмуда" и "Исправленного Писания". Затем из элохиметра сфокусировали луч...
      --'Es'ase'asah?*
      *Что это (искаж. франц.)
      --Элохим -- это Бог на иврите. А метр -- вроде этого,-- он указал на один из множества циферблатов на панели.-- Только элохиметр круглый и очень большой -- у него стрелка величиной с мою руку. На циферблате по кругу расположены древнееврейские буквы, и во время испытания она прыгает вверх и вниз, оценивая степень непорочности испытуемого.
      Большинство людей понятия не имеет, что значат все эти буквы, но я-то -- козл. У меня был доступ к книгам, где все это подробно описывается.
      --И ты знал, что нужно отвечать, nespfa?
      --Fi. Но это не спасло бы меня от гипно-исповедника, уж он-то бы вытащил всю правду наружу, если бы только... если бы только я не был болен марсианской чесоткой.
      Он рассмеялся, но как-то безрадостно, словно прокаркал.
      --Под этим наркотиком, Жанет, вся грязь и непотребство, которое ты когда-либо совершил, или даже просто подумал: вся твоя ненависть к тем, кто выше тебя: все твои сомнения в доктринах Предтечи -- вся эта муть поднимается из глубин твоего подсознания, как мыльная пена на поверхность грядной воды в ванне: такая нежная, легкая и тут же буреющая от грязищи.
      Но я сидел и смотрел на стрелку, словно глядя в лицо самому Господу, Жанет,-- можешь ли ты меня понять? -- и лгал ему. Но я не переигрывал, я не притворялся слишком непогрешимым или фанатиком. Я даже признался в некоторых небольших многоложествах. В те моменты стрелка трепетала и возвращалась на несколько делений назад. Но на главные вопросы я отвечал так, как нужно. Потому что для меня это был вопрос жизни или смерти. И я победил.
      А потом я рассказал им свои сны -- мои субъективные путешествия во времени.
      --Soopji'tiw?*
      *Субъективные? (искаж. франц.)
      --Fi. Любой из нас субъективно путешествует во времени. Но объективно на это способен только Предтеча, его брат-отступник и жена брата.
      Я построил свои сны по всем законам архитектуры -- добротно и красиво. И главное, по вкусу моих заказчиков. И увенчал все шедевром ( или ложью, называй как хочешь), о том, что Предтеча самолично посетит Этаоз и будет беседовать с сандальфоном Макнеффом. И это великое событие должно произойти через год.
      --О, Хэл,--выдохнула она,-- но зачем ты им это сказал?
      --Затем, что теперь, maw sheh*, экспедиция затянется на год. Они не смогут отказаться от шанса лицезреть Сигмена во плоти. Так что, как видишь, моя чудовищная ложь обеспечила нам с тобой год спокойной жизни.
      --А потом?
      --У нас будет время об этом подумать.
      --И ты все это сделал ради меня...-- проворковала она из темноты под сидением.
      Хэл не ответил, он был слишком занят тем, чтобы вести шлюпку как можно ниже над крышами. Одна за другой мелькали кучки домов, разделенные парками. Он летел так быстро, что чуть было не проскочил мимо дома Фобо -- средневекового трехэтажного замка с амбразурами на башнях, со множеством каменных уродцев и насекомоподобных горгулий, обсевших карнизы и высовывающих свои фантастические головы из различных ниш. Дом стоял особняком.
      Жанет надела длинноносую ночно-маску. Дверь шлюпки отъехала в сторону, и они побежали по дорожке к дому. Проскочив холл, взлетев на второй этаж, они остановились перед дверями в квартиру Хэла только потому, что он не сразу нашел в кармане ключ. Хэл мог бы заказать замок на корабле, но не очень-то доверял своим, так как с них сталось бы сделать дубликаты ключей. Поэтому замок ему делал жук-столяр, а врезал жук-плотник.
      Наконец ключ нашелся, но теперь никак не желал вставляться. Хэл справился и с этим и подтолкнул Жанет к дверям.
      --Подожди, Хэл,-- сказала она, снимая маску,-- а ты ничего не забыл?
      --О, Предтеча! О чем ты? Это что-то важное?
      --Да нет, я просто подумала,-- улыбнулась она и прикрыла веки,-- что по Террианскому обычаю мужчина должен перенести свою невесту через порог их нового дома на руках. ТАк рассказывал мне отец.
      Его губы задрожали: невеста? А не слишком ли много она себе позволяет? Но у него не было времени на споры, поэтому он, ни слова не сказав, поднял ее на руки и внес в дом. Потом поставил на пол и сказал:
      --Вернусь, как только смогу. Если кто-нибудь постучит или попытается войти, спрячься в специальный ящик в шкафу в спальне. И ни одного звука, пока не убедишься, что это я.
      Она бросилась к нему на шею и нежно поцеловала.
      --Maw sheh, maw gwah, maw fooh.*
      *Мой дорогой, мой сильный, мой дурачок (искаж. франц.)
      Он смешался, окончательно запутался, не нашелся, что ей ответить, и даже не вернул ее поцелуй. Ведь если он правильно понял, она назвала его ее дорогим большим и сильным мужчиной. Он не мог поверить в то, что она сказала это всерьез.
      Хэл повернулся, чтобы запереть за собой дверь, но все же сделал это не сразу: ему хотелось еще раз взглянуть на белое лицо в нимбе черного капюшона с алой чертой губ, контрастирующих с белизной кожи.
      Его трясло. Он чувствовал, что Жанет не сумеет быть сдержанной и холодной супругой, каковой ей надлежит быть по предписанию церкводарства.
      10
      Визит на "Гавриил" занял целый час. Сандальфон задержал Хэла для того, чтобы во всех деталях обсудить его пророчество о встрече с Сигменом. Наконец, отделавшись от архиуриэлита, он приказал отвести себя на шлюпке домой. По дороге в ангар он встретил Порнсена.
      --Шалом, абба,-- сказал Хэл, широко улыбаясь, и как бы невзначай коснулся сверкающего "Ламеда" у себя на груди.
      Левое плечо иоаха опустилось ниже, чем когда бы то ни было, оно осело прокисшим тестом, флагом, приспущенным при капитуляции. Теперь, если бы ситуация потребовала бичевания, плетка была бы в руках у Хэла. Он гордо выпятил грудь и собрался идти дальше, но Порнсен остановил его.
      --Одну минутку, сын мой. Ты собираешься в город?
      --Шиб.
      --Шиб. Я поеду с тобой. Я теперь живу в том же здании, что и ты, на третьем этаже. Это напротив Фобо.
      Хэл открыл было рот, чтобы отказаться, но так и не придумал, что сказать. Теперь улыбался Порнсен. А потом он повернулся и пошел впереди, словно указывая путь, предоставив Хэлу его догонять. Тот последовал за иоахом, мрачно покусывая губы. А что, если старик ухитрился проследить за ним и видел его встречу с Жанет? Да нет, конечно. Если бы он это видел, то Хэл был бы уже арестован. Ерунда. Иоаха бояться нечего: его фантазии хватает лишь на то, чтобы, поселившись в одном доме с Хэлом, постоянно мозолить ему глаза и отравлять радость с таким трудом завоеванной победы. Вспомнилась старая поговорка: "Что у иоаха в зубах -- того он уже не выпустит".
      Матрос уже ждал у шлюпки, они молча забрались в нее, и серебристый кораблик нырнул в ночную тьму.
      Но, подойдя к дому, Хэл ухитрился протиснуться в дверь перед Порнсеном, тем самым нарушив этикет, и выражение лица иоаха показало, что он хоть чуть-чуть отыгрался.
      Остановившись у своих дверей и, как обычно, роясь в поисках ключа, Хэл услышал, как шаги его бывшего ангела-хранителя замедлились, и тогда, поддавшись внезапно сверкнувшей в его голове нахальной мысли, он обернулся и позвал: "Абба!"
      --Что?
      --А не хотите ли вы проверить мою квартиру, чтобы убедиться, что я не прячу там женщину?
      Иоах побагровел. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с приступом ярости, но это, как видно, ему не удалось, потому что он завопил, выпучив глаза:
      --Ярроу! Если я когда и видел ходячую многоложность -- то это ты! Я не понимаю, как ты ухитрился пролезть в иерархи! Я думаю, что ты... что ты не так прост! Ты изменился. Ты всегда старался быть таким скромным, таким покорным... А теперь ты высокомерен и самонадеян!
      Хэл заговорил, постепенно повышая голос:
      --Не так уж давно вы подробно объяснили мне, что я с самого рождения был отщепенцем и грешником. Но высшие инстанции считают иначе, они убеждены, что я являюсь образцом безупречного поведения. Да-да, одним из тех, кого церкодарство жалует саном духовного пастыря. Я знаю, что всегда и до этого признания моего высокого морального уровня вел себя соответственно! А это значит, что вы всегда были и остаетесь лишь низким, завистливым, злобным чиреем с птичьими мозгами, вскочившим на заднице церкодарства, который необходимо выдавить, пока он не лопнул и не забрызгал всех своей скверной!
      Хэл остановился, чтобы перевести дыхание, сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Сквозь туман ярости, застилавший ему глаза, он увидел, что Порнсен в ужасе пятится от него, вытянув рука -- то ли пытаясь успокоить Хэла, то ли пытаясь защититься от него.
      --Хэл Ярроу! Хэл Ярроу! Приди в себя! О, Предтеча, до чего же он меня ненавидит! А я-то все эти годы думал, что ты любишь меня, своего возлюбленного иоаха... А ты, оказывается, ненавидишь меня. Но за что?
      Ярость отпустила Хэла. Взгляд его прояснился.
      --Вы что, говорите это всерьез?
      --Конечно! Да я и помыслить не мог о подобной неблагодарности. Все, что я когда-либо делал для тебя, служило для твоей же пользы. Каждый раз, наказывая тебя, я разбивал себе сердце. Но я укреплял себя мыслью, что делаю это ради тебя...
      Хэл неожиданно расхохотался и смеялся все время, пока Порнсен улепетывал по лестнице вверх и не исчез на верхнем этаже, бросив на прощание ошалелый взгляд. Смех прекратился так же внезапно, как и начался, и Хэл, как-то сразу ослабев, прислонился спиной к дверям, чтобы не упасть. Невероятно! Все свою жизнь он считал, что Порнсен тоже ненавидит его, видя в нем неестественного урода, оскорбление природы. И что, наказывая и унижая своего подопечного, он получает удовольствие. А оказывается, что...
      Хэл потряс головой, чтобы привести мысли в порядок. Да нет, все он врал, что старикашка -- просто перепугался до смерти, вот и искал себе оправдание!
      Он отклеился от двери, открыл ее и вошел. Снова и снова он возвращался к мысли, что храбростью так себя вести с Порнсеном обязан появлению в его жизни Жанет. Без нее он так и остался бы обидчивым, дрожащим от страха кроликом. Несколько часов с нею смогли расшатать то, что вколачивалось в него годами жесточайшей дисциплины.
      Он включил свет в гостиной, заглянул в столовую и увидел, что дверь в кухню прикрыта, но оттуда доносился звон кастрюль. Хэл глубоко вдохнул запахи, струящиеся по квартире.
      О! Бифштексы!
      Но тут же его радость сменилась яростью: он же велел ей прятаться до его прихода! А если бы с ним вошел очкец или уззит?
      Хэл рванул кухонную дверь и она с визгом отъехала. Жанет стояла спиной, но на первый же звук резко обернулась, обмерла, выронила лопаточку и инстинктивно прикрыла рукой рот, чтобы не вскрикнуть.
      Злые слова, которые Хэл приготовил, умерли у него на губах -Сигмен упаси! -- а то опять расплачется.
      --Haw tyuh! Как ты меня напугал!
      Он что-то проворчал себе под нос и подошел к ней, попутно поднимая крышки кастрюль.
      --Я жила такой жизнью,-- виноватым дрожащим голосом сказала она,-- что всегда надо было быть настороже, чтобы меня не поймали. Вот и вздрагиваю от любого резкого звука.
      --Как эти хитрые жуки обвели меня вокруг пальца! А я-то считал их вежливыми и добрыми.
      Жанет искоса посмотрела на него. Она уже пришла в себя, и алые губы раздвинулись в улыбке.
      --Да нет, они не такие уж плохие. Ко мне они были добры и давали мне все, что я хотела, кроме свободы. Они боялись, что я смогу найти дорогу домой, к сестрам.
      --А им что за дело?
      --Они опасались, что где-то в джунглях могут быть еще мужчины,и я могу от них нарожать детей. Они панически боятся того, что наш вид снова расплодиться и войдет в прежнюю силу. Потому что тогда война будет неизбежна. А они не любят войн.
      --Да, они странные создания,-- уже мягче сказал Хэл.-- Но чего можно ожидать от тех, кто не ведает верносущности, открытой нам Предтечей? Да к тому же они ближе к насекомым, чем к людям.
      --А что, принадлежность к человеческому роду сразу ставит тебя выше них? -- довольно резко бросила она.
      --Все Божии создания имеют свое место в Мироздании. Каждому отведено свое особое. И лишь человеку место повсюду и во всех временах. Он один имеет право занять любое пространство в космосе и двигаться во времени куда ему угодно. И если у него есть необходимость выжить какое-нибудь существо из того места или времени, которое ему понадобилось для осуществления своих великих целей, он так и поступит. И это будет его правом.
      --Цитата из Предтечи?
      --Да.
      --Ну, может, он и прав. Все может быть. Только что такой человек? Существо, наделенное сознанием. Но и жуки наделены сознанием. Таким образом, и очкеца тоже можно назвать человеком.
      --Шиб. Давай не будем спорить. А то мы совсем забыли про ужин.
      --Но я и не собираюсь спорить,-- она улыбнулась,-- потому что сейчас, когда мы сядем за стол, тебе нужно будет решить, умею я готовить или нет. А этот вопрос решается не путем дискуссий.
      Она принялась хлопотать, накрывая на стол, Хэл помогла ей. Наконец, когда все было готово, оба чинно уселись друг против друга, и Хэл, соединив руки, возложил их на стол, склонил голову и произнес вслух молитву:
      --Исаак Сигмен, Предтеча, да верносущным будет имя твое, благодарим тебя за то, что ты сделал возможным наше благословенное настояще. Благодарим тебя за пищу, реализованную тобой из ее потенциала и дарованную нам. Мы знаем и верим, что мы сразишь Противотечу, пересечешь все его мерзкие посягательства на прошлое и этим изменишь наше настоящее. Сделай же наше мироздание устойчивым и верносущным, неподверженным капризам времени. Мы, собравшиеся за этим столом, от души благодарим тебя. И да будет так. На все воля твоя.