- Так уж и вчетвером? Да с вашим агентом нас уже пятеро!
      - Нет. Он сам не знает, кого именно ищет. У него есть лишь список примет.
      - Да, пожалуй, это обеспечивает секретность, - немного успокоился Карфакс. - Ну а как насчет остальных жертв?
      - У нас есть три кандидатуры под очень большим подозрением и один случай, в котором мы уже убеждены на все сто процентов. Два месяца назад миллионер Гарольд Гребски (кстати, постоянный клиент Вестерна) во время сеанса упал в обморок. Мой человек видел, как его вынесли из зала на носилках и затем отправили в больницу "Мегистуса". Обследование длилось целую ночь, причем палата усиленно охранялась. В себя он пришел на следующий день. Однако не поспешил домой, а остался в комплексе еще на неделю. И в течение всей этой недели его никто не видел! Но моему человеку удалось узнать, что все это время он восстанавливал координацию движений; он как бы заново учился владеть своими руками и ногами. Кроме того, по выходе у него наблюдались нарушения речи. Агент передал нам эту информацию, не придавая ей особого значения; он приставлен там следить за всем, что происходит, до малейших мелочей. Да и мы тоже не обратили на нее внимания, так как в то время даже не подозревали о том, что одержание возможно. Но как только я услышал ваш рассказ, то тут же вспомнил об этом рапорте и приставил к Гребски своих людей, и они доложили мне, что он действительно вернулся домой после "лечения" в "Мегистусе" в очень хорошей форме - прямо не узнать!
      - Миффлон тоже провел там с неделю! - вырвалось у Гордона.
      Лангер нахмурился: он явно не любил, когда его перебивали. Но был вынужден согласиться:
      - Да. И, думаю, это не просто совпадение. Должно быть, одержателю, для того чтобы снова научиться владеть физическим телом, требуется какое-то время. Мы сверили записи голоса и личностную характеристику прежнего Гребски с тем, что вернулся из "Мегистуса", и совершенно точно уверены, что вернулся не он. Что же до остальных троих - двух мужчин и одной женщины, - их проверка еще не закончена.
      - А когда мы можем ожидать результатов поисков моего папы? - спросила Патриция.
      - Как только мой агент сможет передать нам отчет. Его ведь выпускают наружу только по выходным и тщательно обыскивают на входе и выходе. Но не советую вам возлагать особенные надежды на то, что мы получим интересующую нас информацию в мгновение ока.- Он может пронести за один раз очень мало. Да и сделать записи абсолютно всех находящихся в комплексе он просто не в состоянии.
      - Я тебе советую вообще отказаться от всяких надежд, - поддержал Лангера Карфакс, -. ведь мы даже не знаем наверняка, получил ли твой отец тело. А если даже и получил, то ведь вовсе необязательно, что он в "Мегистусе". Может, его прячут где-то еще.
      "А вполне возможно, это и не твой отец, - продолжил Гордон уже про себя, - а некое существо, им только притворяющееся".
      Было и еще кое-что, о чем Патриция не подумала. А может, просто не хотела говорить вслух. Когда все благополучно закончится (если только закончится благополучно), как прикажете поступать с Рафтоном Карфаксом? Ведь он будет обладателем тела, на которое у него нет никаких прав. Его что, придется выселять оттуда насильно? А это означает, что он снова будет убит. Но сделать это просто необходимо. А что, если выяснится, что хозяин тела во время одержания меняется местами с вытеснившим его рэмсом! И если это возможно сделать один раз, то не исключено, что во время повторной операции все вернется на круги своя. До сих пор они так ничего и не знают о механизме одержания! А единственный, кто знает - Вестерн, - явно не горит желанием поделиться информацией. А что, если подобную операцию можно провести только один раз? Что тогда делать с рэмсом в чужом теле? Посадить в тюрьму? Лангер, правда, обещал, что подготовит новые законы. Но чего ждать от уголовного права, кроме пожизненного заключения преступника? А ведь институт тюрьмы существует (по крайней мере в теории) для перевоспитания, а не наказания.
      Разговор с сенатором, по причине его чрезвычайной занятости, получился коротким. Гордон с Патрицией еще немножко побродили по саду, но скоро им стало скучно, так как они не были знакомы ни с кем из высокопоставленных гостей Лангера. Тем более что куда бы они ни пошли, три верных стража на некотором расстоянии повсюду следовали за ними.
      Карфаксы собрались домой и сели на заднее сиденье предоставленной им машины, тут же рядом уселся один из их охранников - Брехт, а двое других Шентес и Жарден заняли места впереди. Под охраной еще одного автомобиля с тремя телохранителями (вторая машина сопровождала их во всех поездках) они не спеша поехали по узкой сельской дороге.
      День был чудесным: светило солнце, колосья на полях вдоль дороги выстроились, словно армия зеленых пигмеев на параде. Две небольшие красные птички порхали впереди, словно указывая дорогу. В другой ситуации Гордон смотрел бы на них с умилением, но сегодня он был явно не в духе. Он маялся от безделья и тосковал по своим друзьям из Бусириса.
      Слишком долго уж они с Патрицией были отрезаны от нормальной жизни. Охранники были необщительными и не проявляли к ним никакого интереса, кроме профессионального.
      А они с Патрицией уже стали уставать друг от друга. Если бы они могли расставаться хотя бы на несколько часов в сутки, их отношения заметно бы улучшились. Если бы Гордон только смог выбить у Лангера какую-нибудь командировку!..
      Машина шла со скоростью пятьдесят километров в час по грунтовке, сворачивавшей широкой дугой, когда они заметили впереди, примерно в четверти километра, большой грузовик с прицепом, стоящий поперек дороги и полностью перегораживающий ее. Рядом с ним стояли двое - очевидно, водитель со сменщиком. Шентес, выругавшись, надавил на тормоз, и пассажиры услышали, как завизжали покрышки шедшей сзади машины, резко сбавившей скорость, чтобы не врезаться в их бампер.
      - Стоп! - резко сказал Гордон и достал револьвер. - Возможно, это ловушка.
      В ответ Жарден поднял с пола автомат, а Брехт вытащил свою девятимиллиметровку. У Патриции в сумочке тоже был пистолетик калибра в шесть миллиметров, но она даже не попыталась его вынуть, словно была парализована страхом.
      Машина резко остановилась, при этом ее занесло так, что она почти наполовину выехала на соседнюю полосу. Карфакс оглянулся: вторая машина остановилась почти впритык к ним, а сзади издалека приближался еще один грузовик.
      - Да это ловушка! - закричал он.
      Он снова оглянулся и заметил, что водитель второго грузовика на ходу спрыгнул с подножки и убежал под прикрытие фургона, а машина застыла почти, в дюйме от них, блокируя отступление. Двое, стоявшие у первого грузовика, теперь тоже скрылись за своей машиной.
      "У них не так уж много людей, чтобы атаковать нас, - подумал Гордон, если только они не спрятали нападающих в кустах или фургонах, наподобие троянского коня".
      Шентес тем временем уже дозвонился в центральное полицейское управление, находившееся в десяти километрах. Жарден и Брехт вышли и теперь совещались с остальными охранниками. Карфакс тоже попытался вылезти из машины, но Шентес безапелляционно заявил:
      - Вы останетесь здесь!
      Карфакс не был уверен, что эта мысль особенно удачна: хотя их машины и были оборудованы пуленепробиваемой защитой, но ведь люди Вестерна наверняка на это рассчитывали, и поэтому не исключено, что уже сейчас кто-то в кустах наводит на них базуку. Если в фургонах прятались люди, то они должны были появиться с секунды на секунду. Но их не было! В кабинах обоих грузовиков тоже не было заметно никакого движения.
      Он открыл окно, высунулся наружу и крикнул:
      - Эй, Шентес, вы видите кого-нибудь из водителей?
      Шентес отошел на обочину и огляделся, затем покрутил головой и, смачно выругавшись, заявил:
      - Удирают, словно черта увидели. Бегут со всех ног по дороге. Там, подальше, их поджидают на легковушках.
      Гордон распахнул дверь и, жестами поторапливая Патрицию, заорал:
      - Бегите! Прячьтесь в лесу! В фургонах может быть взрывчатка!
      Остальные ошарашенно застыли, глядя на машины, но уже через секунду бросились врассыпную, Карфакс поймал Патрицию за руку и изо всех сил толкнул ее вперед. Он надеялся, что они успеют добраться до небольшой речушки, текущей метрах в сорока параллельно дороге, отделенной только аллеей сикоморов, посаженных еще дедом Эмерсона. Гордон с Патрицией проскочили между ними, проломились сквозь кустарник и, упав на землю, откатились по пологому глинистому склону на мелководье и скорчились за выступавшим над водой не выше фута берегом. Несколько секунд они были заняты тем, что пытались отдышаться. Наконец Патриция, несколько придя в себя, открыла рот, но... Гордон так никогда и не узнал, что она собиралась сказать в тот момент:
      ГЛАВА 19
      Карфакс пришел в сознание только вечером следующего дня. Он полностью оглох, лицо все распухло, а голова болела так, словно в нее забили гвоздь. Потом, когда слух стал к нему постепенно возвращаться, каждый звук бил по барабанным перепонкам, как молотком. Наконец он кое-как приспособился спасаться от терзавших его децибелов, плотно прижав правое ухо к подушке (левое, контуженное еще при взрыве дома Вестерна, теперь полностью отказало, и врач сомневался, сможет ли больной вообще когда-либо им слышать).
      Взрыв двух фургонов, в которых по приблизительным подсчетам было около сотни фунтов динамита, вырвал с корнем сикоморы и кусты и, подняв в воздух вместе с землей и частью берега, обрушил их на Карфаксов. В этой мешанине полиция могла вообще не найти пострадавших, если бы случайно не заметили торчащую из завала руку Патриции; и вовремя - женщина уже задыхалась.
      Кроме них не спасся никто. Даже опознать удалось только Жардена. Он, так же как и Карфаксы, прятался под берегом речушки, но в момент взрыва зачем-то выглянул. Патологоанатомы обнаружили в его мозгу многочисленные разрывы сосудов.
      - Если бы стенки фургонов не ослабили мощность взрыва, то и вам бы не уцелеть, -сказал доктор. Правда сейчас Карфакс его не слышал, но он неплохо умел читать по губам.
      Позже он узнал из газет, что водители грузовиков так и не были найдены. Кроме того, он прочел о смерти Эмерсона и ранении Лангера. Это случилось через два дня после взрыва.
      Двое неизвестных открыли по ним стрельбу из девятимиллиметровых револьверов в холле отеля имени Питера Стьювесанта. Оба киллера даже не делали попыток скрыться с места преступления и стреляли до тех пор, пока сами не были в упор расстреляны охранниками. Имена убийц удалось установить: Лео Конгдон и Умберто Кориэлли. Оба были рецидивистами и по десять лет отсидели в тюрьмах за грабежи, сопровождавшиеся насильственными действиями, нередко кончавшиеся смертельным исходом. Лангер, навестивший Карфакса спустя неделю, сказал, что пока доказательств их связи с Вестерном не обнаружено.
      - Они действовали так, словно сознательно шли на дело, из которого им не выйти живыми, - заключил Карфакс. - Думаю, Вестерн пообещал им новые тела.
      - Вне всякого сомнения, - согласился Лангер. - И они в них очень нуждались! У Конгдона после одного из ранений не сгибалась нога, а на лице был глубокий уродливый шрам от ножа. Кориэлли был сифилитиком и обладал такой внешностью, что его испугалось бы до полусмерти даже чудовище Франкенштейна. Вестерн умеет подбирать людей. Но зато теперь мы знаем, кто был его агентами в нашем окружении, - мрачно продолжал Лангер. - Джексон один из моих телохранителей в тот день отсутствовал, а один из моих секретарей Винер - в тот же день исчез. Думаю, что они не могли все же полностью разнюхать наши планы, но оба видели нас с тестем в вашем обществе. На тот случай, если кроме них могли быть и другие агенты, я тщательно. перетряхнул весь аппарат.
      Лангер встал со стула, поморщившись от боли: очевидно, задел руку, которая до сих пор была перевязана. Пуля задела ее лишь рикошетом, но вырвала кусок кожи и мышц, так что до конца жизни он уже не сможет владеть ею, как прежде.
      "И конец этот тоже может быть не за горами", - подумал Карфакс.
      - Я не могу больше ждать у моря погоды, - заявил Лангер. - Завтра же мой отчет будет вручен президенту, его кабинету и каждому члену конгресса. Им будут представлены все доказательства, которые мы успели собрать. К тому же мы передадим его по радио и телевидению. Не знаю, каков будет резонанс, но то, что Вестерна вызовут на комиссию по расследованию, - это факт! И тогда все покушения на мою жизнь прекратятся.
      - Не будьте в этом так уверены, - меланхолически заметил Гордон. - Если даже у Вестерна будут полностью связаны руки, всегда может найтись какой-нибудь религиозный фанатик, свихнувшийся на его персоне. Слишком многие молятся на него, как на Господа Бога...
      - Ну да, а я для них - Антихрист! - угрюмо усмехнулся Лангер. - Но и он после нашего заявления не будет в безопасности. Я не удивлюсь, если его линчуют.
      - А вот это уже бабушка надвое сказала. "Мегистус-комплекс" - настоящая крепость. У него даже есть регулярный вооруженный до зубов воздушный патруль. Вестерн выговорил себе разрешение на него, апеллируя к тому, что если его уже раз таранил один маньяк, то всегда могут найтись и другие.
      - Да знаю я все это, - вспылил Лангер. - Яйца курицу не учат!
      Карфакс вздохнул. Он уже устал от этой присказки. И в то же время он признавал, что именно Лангер способен возглавить борьбу с Вестерном: он не знает жалости, как и его противник, и остановится разве что перед убийством. Хотя позже Гордон подумал, что, пожалуй, и это его не остановит.
      В тот день когда коммюнике Лангера стало общественным достоянием, Карфакс и Патриция снова были вместе - в номере отеля "Пангея". "Нью-Йорк Таймc" выделила под "Обращение к людям всего мира" отдельную полосу, снабдив его своими комментариями. По телевидению все шоу и развлекательные программы периодически прерывались специальными бюллетенями, а программы новостей посвящали "Обращению" большую часть своего эфира. На следующее утро на Белый дом обрушился поток писем и телеграмм. Половина из них, как и ожидалось, содержала бурные протесты против клеветы в адрес Вестерна и поливала грязью его врагов, особенно Лангера. Во второй половине были требования немедленно заключить Вестерна в тюрьму, а то и пристрелить или повесить на месте, без суда и следствия. Причем приблизительно одна восьмая всей корреспонденции была написана в таких выражениях, что даже в век свободы печати ни одна из газет не отважилась их процитировать.
      В вечерних новостях было показано в прямом эфире интервью с Вестерном, снятое в его цитадели в "Мегистус-комплексе".
      Вестерн (с видом оскорбленного достоинства):
      - Повторяю! Документы, предоставленные сенатором Лангером, - фальшивка! Он не может добраться до меня, вот и снизошел до грязного мошенничества! Трудно поверить, что такой здравомыслящий человек мог настолько погрязнуть в самой низкопробной лжи!
      Гордон (Патриции): - Смотри, да он от злости начал заговариваться: как можно снизойти до того, в чем ты уже погряз? У него сейчас пена пойдет изо рта!
      Патриция: - Заткнись, Гордон.
      Вестерн: - Я официально заявляю, и буду настаивать на этом: у сенатора!, должно быть, совсем мозги отказали, если он осмелился опубликовать подобное "Обращение"! Он просто свихнулся, если надеется, что хоть кто-то поверит в эту чудовищную ложь! Конечно, я-то понимаю его позицию: он считает, что я дискредитировал, нет, скорее даже разрушил его религиозные убеждения. Повторяю: МЕДИУМ - это не более чем научный прибор. Его существование не может оскорбить ничьей религии! Он используется в чисто научных целях для общения с миром иным, каковой, без всякого сомнения, является пространством, в котором обращаются души умерших после того, как оставляют свои физические тела. Любая другая точка зрения заведомо ложна. Но...
      Журналист (перебивает его): - Но почему же тогда Гребски, Торранс, Свансон и Симба спешно уехали в Бразилию? Если они ни в чем не виноваты...
      Вестерн: - Конечно же, им пришлось уехать! Они-то знают, что невиновны, но опасаются за свои жизни! Да, они боятся, что могут стать жертвами новых религиозных фанатиков. Кто осмелится обвинить их в естественном инстинкте самосохранения?
      Гордон: - Если они наивно посчитали, что в Бразилии нет ни одного фанатика, то их ожидает оч-ч-чень неприятный сюрприз.
      Патриция: - Ты не мог бы обойтись без ерничества?
      Гордон: - Нет. Когда мне страшно, у меня начинается словесный понос.
      Вестерн: - ...и пусть возбуждает дело! Я отвечаю за свои слова!
      Журналист (доставая из кармана листок бумаги и протягивая его Вестерну): - Это повестка. Вам предлагается предстать перед комиссией Лангера, сэр.
      Гордон: - А я-то все думал, как они исхитрятся ее вручить! Репортер-то ненастоящий! Ну, Лангер - голова!
      Внезапно изображение смещается, камера, словно ей наподдали, выдает сумасшедшую панораму стен и потолка и фокусируется на одном из охранников, избивающем журналиста. Крупный план Вестерна, побагровевшего от ярости:
      - Вышвырните отсюда этих ублюдков!
      Карфакс встал и направился к бару.
      - Вот пусть теперь попробует проигнорировать комиссию!
      После трюка с повесткой судебные исполнители имеют полное право притащить его в суд за шкирку.
      - Если до этого он не смоется в Южную Америку, - возразила Патриция. Что ему мешает сесть в свой личный самолет прямо сейчас?
      - Думаю, президент может приказать посадить его насильно, а если он не подчинится, его собьют. Но он, конечно, все же попытается удрать из страны как-нибудь иначе.
      - И это расколет страну на два лагеря, - вздохнула Пат.
      - Она уже расколота. Впрочем, какая разница? Как я уже говорил, куда бы он ни скрылся, теперь уже он нигде не сможет чувствовать себя в безопасности. На правительство Бразилии могут оказать давление, и Штаты могут потребовать его выдачи. А бразильцы намного решительнее нас по характеру. Тем более, как ты прекрасно знаешь, это полностью католическая страна.
      - Ты думаешь, что я знаю все на свете?
      - Извини. Ты забыла, что я учитель по профессии, - примирительно сказал он.
      - Ты тоже извини меня, - ответила она в тон, - но у меня совсем сдали нервы.
      - У кого не сдали!
      - К тому же я очень беспокоюсь за папочку. Если Вестерн испугается, что все может полететь к чертям, в первую очередь он отделается от него.
      Карфаксу такое уже приходило в голову, но обсуждать этот вопрос с ней он не собирался: и так хватает нервотрепки. Тем более что у них до сих пор нет никаких доказательств, что Рартон в "Мегистусе". Только сеанс с МЕДИУМом мог реально удостоверить его местонахождение: еще в вэмсе или уже здесь.
      Очевидно, Патриция думала о том же, потому что вдруг сказала:
      - Похоже, теперь я все же смогу доказать свои права на МЕДИУМ. Как ты считаешь? И если мне это удастся, я наконец-то смогу узнать, где мой папочка, наверняка.
      - Или где его нет. Надеюсь, что агенту Лангера все же удастся передать нам свои донесения. Вот тогда-то мы, может, и узнаем что-нибудь. Но агент Лангера во время последнего выходного не вышел из "Мегистуса". Это в равной мере могло означать и то, что его раскрыли, и то, что он просто слишком занят на этой неделе: ему периодически давали там работу и требовали ее выполнения, невзирая на выходные. Проверить, что с ним случилось, не было никакой возможности.
      Карфакс не смог усидеть на месте и принялся расхаживать из угла в угол.
      - Я слишком долго сидел сиднем. Сейчас, когда Вестерн выведен из себя и не способен трезво рассуждать, самое время поторопить события. Вот этим я и займусь.
      - Ты, похоже, собираешься поторопить нашу смерть.
      - А ты разве не хочешь воспользоваться сложившимися обстоятельствами для того, чтобы спасти своего отца?
      - Ну, что ты там придумал? Говори, ради Бога!
      - Скажу. Но всему свое время.
      Он нажал на кнопку вызова телефона с видеоприставкой и набрал номер Лангера. Ему пришлось прождать минут десять, прежде чем сенатор вышел на связь. Гордон мог бы просто оставить ему свой номер с просьбой позвонить, но он боялся оставлять малейшие следы, опасаясь новых покушений.
      Лангер очень торопился, но стоило Гордону сказать несколько фраз, сенатор связался с секретаршей и приказал ей отложить следующий звонок. Когда Карфакс закончил, Лангер довольно потер руки:
      - Теперь мы зажмем его с двух флангов. Я позабочусь о том, чтобы все было официально и законно. Начну прямо сейчас. А вы с Патрицией вылетайте первым же самолетом. Я присмотрю, чтобы его для вас придержали.
      Через полчаса Карфаксы поднялись на борт самолета, задержавшего вылет ради них на пятнадцать минут. Кроме того, был задержан отлет еще десяти самолетов, чтобы дать им "зеленую улицу". Их проводили в первый класс, и самолет тут же поднялся в воздух. Вокруг важных пассажиров порхали, стараясь обеспечить их максимальным комфортом, улыбающиеся стюардессы. Но Карфакс заметил, что под этой вежливой суетливостью прячется крайняя неприязнь. Он сам раньше, бывало, сидя во втором классе, часами ждал вылета, отложенного из-за каких-нибудь шишек на ровном месте.
      Через два часа три минуты суперлайнер уже бежал по посадочной полосе в аэропорту Лас-Вегаса. Через пятнадцать минут Карфаксы спустились по трапу, а еще через пять пристегивали ремни в двухмоторном самолете, присланном Лангером. Еще тридцать пять минут - и они уже в БонанцаСиркусе.
      В аэропорту их встретил государственный судебный исполнитель Джордж Чанг, и они вместе направились в самый большой на Земле крытый город. Внутри пользоваться автомобилями с двигателями внутреннего сгорания было запрещено: транспортную функцию исполняли движущиеся дорожки и бесплатные электротаксетки. Чанг проводил гостей к Башне Афины, где размещались городские власти. Там их представили еще одному судебному исполнителю, инспектору энергоконтроля и судье, который по требованию Лангера выписал ордер на арест Вестерна. Первыми двумя были соответственно Аманда Хиекка белокурая валькирия, финка по происхождению, и Рикардо Лопес - низенький ярко-рыжий крепыш, постоянно жующий сигару. Он был родом с Кубы, откуда тридцать лет назад эмигрировали его родители. Все эти необходимые биографические данные Карфакс получил от судьи Каснера, и ему показалось, что судья просто тянет время.
      Когда Гордон уже начал терять терпение, судья так и сказал:
      - Хотя сенатор и порет горячку, я считаю, что вам не следует торопиться. Даже лучше отложить все это до утра. Сенатор не понимает специфики создавшейся ситуации. Я пытался ему объяснить, что тут у нас происходит, но он оборвал меня и сказал, что это мои проблемы. Он требует немедленных действий, но...
      - А что за ситуация здесь сложилась?
      - Взрывоопасная! У ограды "Мегистуса" встали лагерем антивестерниты. Их там более трехсот хорошо вооруженных людей. Они уверяют, что собрались только для того, чтобы проследить, как бы Вестерн не удрал из страны. Шериф приказал им разойтись, но они не обратили на него ни малейшего внимания. А в это время провестерниты организовали митинг в Профацци-холле и тоже собираются отправиться к "Мегистусу", чтобы защитить его от "толпы линчевателей". Мэр города обратился к губернатору штата с просьбой прислать взвод ополчения, но тот отказал, мотивируя тем, что ситуация пока что этого не требует.
      Карфакс понимающе кивнул. Он ожидал чего-нибудь подобного - губернатор был близким другом Лангера.
      - Сейчас неподходящее время для политических игр, - продолжал судья. Если здесь не будет ополченцев, может начаться резня. Может быть, она уже идет. Этот ордер я выписываю с большой неохотой, так как опасаюсь, что ваше появление там может только подлить масла в огонь.
      - Я получил приказ, - сказал исполнитель Чанг, - и не собираюсь терять здесь больше ни секунды. Кто идет со мной?
      - Мы специально прилетели сюда ради этого, - отозвался Карфакс. - Мы идем с вами.
      - Я подчеркиваю, что отношусь к этому крайне отрицательно, - стоял на своем судья Каснер.
      - Тогда не надо было выписывать ордер! - бросил Карфакс. Но в глубине души он посочувствовал судье: оба они находились под давлением Лангера, и обоих он использовал как марионеток в своих целях. Хотя, если бы судья имел более жесткий и решительный характер и осмелился бы встать открыто против Лангера, это могло бы стоить ему карьеры.
      К тому же Карфакс не сомневался, что именно агенты Лангера объединили и взвинтили толпу антивестернитов, чтобы направить их под стены "Мегистуса". Конечно, здесь (как и в любом другом городе Штатов) страсти кипели вовсю и антивестернитов было достаточно. Оставалось только послать пару ораторов, чтобы те умело направили страсти в нужное русло и повели толпу за собой. И все это было сделано за то время, что прошло с момента его- звонка сенатору!
      Лидерами линчевателей была довольно пестрая смесь религиозных фанатиков и криминальных элементов: церковь и мафия объединились. Хотя это держалось в секрете (правда, это был секрет полишинеля), Бонанца-Сиркус построила мафия, как крупный центр игорного бизнеса. Большинство мафиози были истыми католиками (что, однако, не мешало им заниматься своими делишками), а потому непримиримыми врагами Вестерна. Кроме того, они боялись МЕДИУМа и были категорически против его использования: одна мысль о том, что благодаря машине можно будет получить сведения от уже умерших членов организации, бросала их в дрожь. Поговаривали, что мафия требует от своих членов клятвы хранить ее тайны даже после смерти. Так как же можно было теперь заставить ее соблюдать, если нет средств заставить замолчать мертвых?
      Лангер был злейшим врагом организованной преступности, и ему, должно быть, очень нелегко оказалось переступить через свои принципы и обратиться за помощью к лидерам мафии. Но в политике целесообразность и компромисс являются основными движущими силами. О своих долгах перед мафией Лангер побеспокоится потом, когда все будет кончено. Идет война, и не время рассуждать о моральном уровне твоих союзников (если вообще уместно во время войны говорить о морали).
      Но зачем Лангеру понадобилась возбужденная толпа вокруг "Мегистуса"? Для того чтобы напугать Вестерна так, что он сам с радостью отдастся в руки шерифов и Лопеса? А может, сенатор планировал, что, когда ворота откроются для официальных представителей, толпе удастся прорваться внутрь?
      Карфакс подозревал, что более вероятен второй вариант. От этой мысли ему стало не по себе, и он почувствовал противную слабость. Значит, Лангер оказался способен послать людей на верную смерть.
      По мере продвижения по городу Гордон убеждался, что самые его мрачные предположения полностью подтверждаются. Широкие проспекты Бонанца-Сиркуса были пусты, хотя в это время суток движение должно было быть оживленным.
      Они проезжали мимо фантастически раскрашенных зданий и видели в окнах множество лиц, провожавших их молчаливыми взглядами, и это свидетельствовало, что большая часть населения отсиживалась по домам. Вызов был брошен, и обыватели боялись оказаться замешанными в борьбу и попасть между двумя жерновами - анти- и провестернитами.
      Но Чанг заметил, что если что-то и произойдет, то не в городе: основные события произойдут у ворот "Мегистуса".
      - За полчаса до вашего приезда все улицы были забиты провестернитами, направлявшимися в Профацци-холл. Там их будут накручивать и возбуждать до тех пор, пока эти бедные идиоты не взвинтятся до массовой истерии. Надеюсь, мы успеем добраться до комплекса раньше, чем это произойдет.
      - Но почему полиция не вмешивается? - искренне удивилась Патриция.
      - Да потому, что половина их сегодня взяла отгул, чтобы присоединиться к толпе. Кто - "за", кто - "против", - усмехнулась Хиекка. - А остальные просто боятся встать кому бы то ни было поперек дороги: не хотят, чтобы их растоптали.
      ГЛАВА 20
      Они оставили электромобиль на окраине города у выхода номер двенадцать и пешком зашагали в ночную пустыню, где их уже ожидали два паровых автомобиля. В первый, с эмблемой штата, сели Лопес и сопровождающие его лица. Все остальные разместились во втором, на котором красовался символический американский орел. Машины двинулись в сторону пустыни, оставив за спиной огромный купол города в мареве уличных огней. Вскоре они выехали на извивающуюся горную дорогу. Свет фар выхватывал из темноты растущие по обочинам ели и сосны, и иногда под ними мерцали красные глаза кроликов, лисиц, опоссумов и оленей.
      Хиекка сообщила, что вся территория между городом и "Мегистусом" принадлежит заповеднику.
      - Но раз в три года здесь открывают охотничий сезон на оленей. В прошлом году я уложила наповал огромного самца. Обожаю оленину. А вот четыре года назад не добыла ни одного: слишком была занята - охотилась за людьми. Помните эту историю? Она же освещалась телевидением! Тогда здесь объявилась парочка защитников фауны, которые стали .отстреливать охотников. Двоих убили и еще троих ранили. Мы так и не поймали их тогда, и я очень надеялась, что они объявятся и в прошлом году. Но больше они не появлялись. - Она рассмеялась и добавила: - В прошлом году здесь вообще было мало охотников. Наверное, испугались, что олени начнут от них отстреливаться!
      Она нежно погладила торчавшую из кобуры ручку коллекционной сорокапятки.
      - Большинство из этих храбрецов с тем же успехом и радостью палили бы по коровам в стойле. Разве можно назвать таких охотниками?
      У Карфакса создалось впечатление, что на людей ей нравится охотиться гораздо больше, чем на оленей.
      Около двадцати километров дорога по большей части вилась по склонам гор. Затем они въехали в ущелье с высокими скалистыми стенами, на выезде из которого им открылся вид на широкое плато: "Мегистус-комплекс", сверкая множеством огней, лежал перед ними как на ладони. Он занимал площадь не больше квадратного километра. Четыре десятиэтажных здания и несколько построек пониже были огорожены высокой каменной стеной с бойницами и сторожевыми башнями через каждые сорок пять метров.
      На подъездах к нему сгрудилось около сотни грузовиков и автомобилей (подсчитать точно было невозможно из-за множества постоянно перемещавшихся лучей карманных фонариков), а под самыми воротами бурлила темная масса на человеческой закваске.
      В ночном небе над комплексом сверкали огоньки патрульных самолетов.