Блики костров выхватили из мрака входной ниши кадмуса лицо. И хотя расстояние и стелющийся по лугу дым мешали разглядеть его отчетливо, эти огромные очи и капризно пухлые губки могли принадлежать одной лишь Полли О'Брайен.
      Как только Джек уверился в том, что ошибки быть не может, он взял спутницу под локоток и повел обратно. А чтобы не капризничала, напомнил о возможном беспокойстве родичей. Возбужденная музыкой и зрелищем танцующих обнаженных вайиров, Бесс весьма неохотно позволила себя увести. И всю дорогу, делясь впечатлениями, щебетала без умолку; Джек почти все пропустил мимо ушей -- перед его внутренним взором проходили собственные впечатления: гибкая Р'ли в огневой пляске, лицо беженки Полли в мрачной тени кадмуса... Картины эти настолько захватили Джека, что он не вдруг сообразил -- Бесс стоит, опустив очи долу, а губки призывно приоткрыты для поцелуя...
      Долой, долой все проблемы и переживания последних дней! Страстно целуя податливую и неумелую спутницу Джек пытался позабыть обо всем; хватит, в конце концов, с него забот о чужих подружках! Они из другой реальности; все, что нужно сейчас, так это Бесс -- вот она, женщина из привычного мира. Женитьба, дом, детишки и все такое прочее... Вот единственный выход!
      Когда они снова присоединились к остальным гостям, Бесс была уже связана словом. Правда, оглашать свою помолвку они пока не собирались. Вот закончится весенняя страда, все переведут дух -- тогда можно и пир закатить. Так что все пока останется в тайне, хотя Джеку непременно следует переговорить с отцом Бесс -- пусть разрешит встречаться. Такого рода прелюдии в матримониальных делах -- обычное дело. Ведь если свадьба почему-то расстроится, парню еще куда ни шло, а вот невесте... Злые языки окрестят ее "чуточку беременной", а то и похлеще... Попробуй потом отмыться и найти себе жениха по соседству! А переезжать в город, где тебя не знают -- хлопот не оберешься.
      Такая тайна, собственно говоря, являлась лишь ее призраком. Джеку все это показалось смешным и глупым, но женщине лучше не перечить. Так будет вполне по-мужски.
      Он видел, как сразу по возвращении в усадьбу Бесс на несколько мгновений приникла к уху своей вдовой тетушки. Обе сразу же стали бросать украдкой многозначительные взгляды, полагая, что Джек ничего не замечает.
      Вечеринка затянулась чуть ли не до рассвета. Выспаться Джеку, естественно, не удалось; отсюда и в голове туман, и во рту опилки, и настроение гаже некуда. Пошатываясь, Джек кое-как оделся и направился в кухню.
      За печью, на груде невыделанных шкур оборотней, дрых Ланк. Пьяный слуга даже не хрюкнул, когда Джек пнул его по ребрам. Поняв, что проще похлопотать самому, чем добудиться ленивца, юноша развел огонь. Залив кипятком три полные ложки листьев татам, он оставил чай настаиваться и отправился кормить собак. К возвращению с псарни бодрящий напиток поспеет в самый раз.
      Но не тут-то было -- вернувшись в кухню, Джек нашел свою кружку пустой. Озверев, он врезал слуге уже как следует. Но добился лишь невнятного мычания. Джек пнул соню еще несколько раз. Наконец Ланк сел с потным от жара печи лицом и захлопал глазами.
      --Кто выпил мой чай?
      --Не знаю... что-то такое мне снилось.
      --Тебе снилось! Так пусть приснится теперь, что ты встал и приготовил мне новый. Отблагодарил за помощь, называется!
      Вспомнив, что отец велел себя разбудить пораньше, Джек постучал в дверь спальни. Стучать пришлось и крепко, и долго -- пока проснувшаяся, наконец, мать не выпихнула отца из супружеской постели.
      После cервированного на троих легкого завтрака: отбивные, ливер, яйца, хлеб с маслом и медом, сыр, зелень, пиво и чай -хозяин послал Ланка запрягать, а сам вместе с сыном отправился с ежеутренним обходом фермы.
      --Очень уж это унизительно и мне не по нутру,-- начал Кейдж-старший,-- принимать что-либо в дар от обитателей кадмуса. Но я почти не надеюсь отговорить Р'ли изменить решение -- об упрямстве жеребяков анекдоты складывают. И пословицы.-- Потирая переносицу и рассеянно на ходу насвистывая, Уолт вдруг застыл как вкопанный и ухватил сына за плечо.-- Признавайся-ка, Джек, говори как на духу -- отчего это сирена отказалась от своей доли!
      --Не знаю, сэр.
      Пальцы отца крепче впились в плечо:
      --Ты уверен? И здесь не замешано ничего... личного?
      --О чем вы, сэр?
      --Ты не...-- Старый Кейдж, казалось, подыскивал словцо поприличнее.-- Ты не был с ней... близок?
      --Что вы такое городите, отец! С сиреной?! Да мы не виделись вот уже целых три года! И вдвоем оставались совсем недолго.
      Отец расслабил железную хватку.
      --Верю тебе, сынок! -- Он провел ладонью по воспаленным глазам.-- О таком не след и спрашивать. И я не вправе обижаться, отвесь ты мне сейчас оплеуху. Как только язык повернулся такое ляпнуть! Но ты должен понять, сынок,-- такое все же случается. И куда чаще, чем многие думают. Человек слаб. А уж я-то знаю, какими соблазнительными бывают сирены. Лет двадцать назад, еще до женитьбы... как бы это сказать, сынок... я сам испытал... искушение.
      Спросить, превозмог ли его отец, у Джека недостало духу.
      Немного погодя оба Кейджа остановились поглазеть на группу сатиров-подростков, едва только начавших обрастать гривкой. Стоя на четвереньках и время от времени прикладывая ухо к земле, они крошили пальцами комья, как бы пытаясь что-то выведать. Затем постукивали по земле пальцами на манер лекаря, пользующего больного, и снова приникали к ней ухом. С ними был и взрослый -- рослый пожилой сатир с длинным, до лодыжек, хвостом, тяжело колыхавшимся при ходьбе.
      --С добрым вас утром! -- поздоровался он любезно по-английски.
      Ни в шафранных его глазах, ни на широком открытом лице не было и следа похмелья или хотя бы усталости после бессонной ночи. "Реже, чем мигрень у жеребяка",-- такое присловье бытовало у людей на Дейре.
      --Приветствуем и вас, почтенный Чуткоух! -- отозвался Кейдж-старший.-- Что слыхать у нас новенького?
      Завязалась степенная беседа, как обычно при встрече двух старых фермеров -- добрых соседей, весьма уважающих друг друга. Они обсудили состав почвы, содержание в ней влаги, возможную дату начала вспашки; поговорили об удобрениях, о полях под паром, о набегах грызунов, о ливнях и засухах. Чуткоух поведал, что под поверхностью почвы слыхать много червей, и рассказал о новой их породе, куда более полезной, выведенной в одном из далеких кроутанских кадмусов. Он согласился с Кейджем относительно неплохих видов на зерновые, но не разделил опасений касательно сбейпташек, наглисок, медведжиннов и поминальщиков, которым, по мнению Уолта, и достанется львиная доля урожая. Ничего не попишешь, улыбнулся вайир, придется уж с матушкой Природой поделиться. Но если бремя станет совсем невмоготу, можно ведь поручить охотникам разобраться с мародерами, не так ли?
      В заключение вайир сообщил, что отправил сыновей-громопытов в горы за более длительным прогнозом погоды. И пообещал сразу же по их возвращении поделиться с Уолтом свежими новостями.
      Раскланявшись с вайиром, оба Кейджа тронулись дальше.
      --Если б все жеребяки были вроде этого, мы бы и горя не знали! -- изрек Уолт.
      Джек хмыкнул. Он размышлял об участии вайиров в собственной судьбе.
      Поместье было обширным, а Кейдж -- хозяином рачительным, поэтому добраться до кадмусов удалось лишь спустя два часа.
      Даже после столь долгих лет соседства Джек был вновь очарован зрелищем изящных конусов цвета слоновой кости. Отец запрещал детям даже приближаться к ним. У Джека такой приказ вызвал обратное действие -- он слонялся вокруг кадмусов чуть не все свое свободное время. Джек знал о них все, что только можно понять, наблюдая снаружи. И просто сгорал от желания выведать, что же творится там, под землей. Однажды Джек напросился было к одному из своих гривастых приятелей в гости. Остановил только страх перед последствиями. И не то чтобы страх наказания, хотя и оно обещало быть весьма и весьма суровым,-куда сильнее решимость подточили страшные истории о том, что ожидает посетивших "святилище". Джек наслушался их вдосталь с самых младых ногтей. Теперь, когда ему минуло девятнадцать, он мало верил в бабьи россказни. Но переступить людское табу оказалось все же свыше его сил.
      Луг кадмусов представлял собой обширное поле, сплошь засеянное багряно-зеленой крой-травкой, неприхотливым бархатистым растеньицем -- только она способна была без видимого ущерба выносить постоянное вытаптывание сотнями мозолистых пяток. Картинку довершала дюжина разбросанных как бы без системы тридцатифутовых клыков кадмусов, своим людским прозванием обязанных Кадму, по преданию основателю древнего земного города Фивы. Согласно той же легенде, он засеял поле драконьими зубами и собрал весьма неожиданный урожай -- из земли появились десятки могучих воинов. Свое название кадмусы получили, вернее, заслужили после первых же сражений с людьми. Как только человеческая община на Дейре выросла настолько, чтобы ощутить себя силой, она немедля атаковала ближайший поселок туземцев. В ответ из-под земли высыпало несметное количество умелых бойцов, и землянам пришлось бесславно отступить.
      Аборигенам тогда достаточно было бы поступить с землянами точно так же, как те сами собирались обойтись с вайирами, и проблема противостояния решилась бы раз и навсегда. Ведь пришельцы с далекой Терры собирались устроить поголовную резню, захватить подземные обиталища туземцев, а немногих уцелевших обратить в домашний скот.
      К счастью для землян, им дали еще один шанс. Был заключен Договор, и следующее столетие прошло относительно мирно.
      Затем внуки Ханания Дейра в оправдание собственной фамилии* нарушили слово и объявили туземцам беспощадную войну на их собственной территории. И оказалось тогда, что понятие границ жеребякам неведомо и вовсе, а против захватчиков готов выступить каждый взрослый обитатель кадмусов. Война в итоге продлилась всего лишь один день. Подточенное внутренней смутой, под ударом превосходящих сил вайиров государство Неблизка рухнуло, как карточный домик. Мятеж смел царствующую династию Дейров, а Неблизка стала чем-то вроде коммуны под управлением Гражданского комитета. Новый договор с туземцами узаконил практику предоставления людям политического и религиозного убежища в кадмусах и упразднил смертную казнь. Ведьм больше не сжигали.
      -- --
      Dare (англ.) -- отваживаться, пренебрегать опасностью.
      -- --
      Католическое и социнианское меньшинства, недовольные подобным оборотом дел, предпочли под шумок покинуть Неблизку и удалиться в неисследованные области Авалона.
      Отделенные высокогорным плато от остальных людей, социниане отказались со временем от религии, от человеческих обиталищ, от ношения одежды и даже от родного языка. Они совершенно слились с туземцами.
      Спустя тридцать лет после образования католического государства, названного в честь основателя Дионисия Харви-четвертого -- впоследствии святого великомученика -Дионисией, там вспыхнула жестокая гражданская война. Причиной тому стал религиозный раскол -- единая церковь разделилась на две: Церковь Упования и Церковь Преодоления.
      Сторонники последней одержали убедительную победу. И вновь инакомыслящие сочли за лучшее отправиться в добровольное изгнание. Ведомые епископом Гасом Кроутаном они переселились на большой полуостров, где и основали со временем новое государство.
      И упованцы, и преодоленцы, каждые в своей столице, рукоположили собственных церковных иерархов, объявив их главами единственно истинной церкви.
      Смеясь, жеребяки указывали на Неблизку, лидер которой также объявил себя единственным наместником Господа Бога на планете Дейра.
      Вся эта история припомнилась Джеку на подходе к кадмусам. Воспоминания прервались возле ближайшего из них -- Кейджам встретился О''Рег -- Слепой Король. Стоя у входа, он посасывал самокрутку через длинный костяной мундштук.
      --Мое почтение хозяину поместья! -- откликнулся старый вайир на вежливое приветствие.-- И мои поздравления с бесценной находкой вам обоим!
      Медногривый, высокий и худощавый Слепой Король слепцом отнюдь не был, да и короли анархическому устройству вайирского общества были неведомы и чужды. Однако он действительно занимал в нем особое положение, достойное столь высокого титула, подлинное происхождение которого терялось в незапамятной древности.
      Кейдж-старший попросил пригласить Р'ли для участия в разговоре.
      --А вот как раз и она,-- сказал О''Рег, указав за спину собеседников.
      Джек обернулся к ручью, и сердце ухнуло -- так хороша была в радужных брызгах выходящая из воды сирена. Нежно напевая, Р'ли грациозно приблизилась и поцеловала отца. Слепой Король приобнял дочь за осиную талию, она склонила влажную головку ему на плечо и простояла так все время беседы с людьми.
      Глаза Р'ли то и дело обращались к Джеку, а губы всякий раз при этом расцветали в улыбке. К тому времени, когда раскрасневшийся Уолт Кейдж оставил всякую надежду уговорить упрямицу принять законную долю находки или хотя бы объяснить причину отказа, Джек решился объясниться с сиреной. Когда отец с Королем переключились на вопросы стрижки шерсти и прочие хозяйственные дела, он отвел ее в сторону. Убедившись, что вокруг нет посторонних ушей, Джек спросил:
      --Скажи-ка, Р'ли, тогда в лесу... Ты ведь прекрасно знала, что никакого медведжинна и в помине нет. Зачем же тогда ухватилась за меня как бы в испуге? Зачем почти повисла на мне? Ты ведь знала, что шум издает всего-навсего сблюй-дерево и опасаться нечего, не так ли?
      --Так.
      --Тогда в чем же дело?
      --Все тебе объясняй! Сам, что ли, не понимаешь? -- только и бросила сирена. И сразу же улизнула.
      Кейдж-старший еще на день отсрочил вывоз жемчуга в Сбейптаху. Частые посещения кладовой сделали хозяина посмешищем не только для домочадцев, но и для последнего из батраков. Он вел себя так, словно подрагивающий серый студень -- плоть от плоти его. И расстаться с ним равнозначно продаже своей правой руки.
      Джек, Тони и Магдалена, из всех детей наименее сдержанные на язык, отпустили за последний день столько шпилек по отцовскому адресу, что тот уразумел, наконец, всю несуразность своего поведения.
      На утро четвертого дня после знаменательной находки торжественный выезд все же состоялся. Жемчуг сопровождали оба старших Кейджа, Ланк Кроутан и Билл Камаль -- все облаченные в наборные костяные доспехи, в тяжелых шлемах медного дерева и боевых рукавицах. Уолт правил упряжкой, Джек и Билл устроились за ним с луками наизготовку, а Ланк, сжимая правой рукой тяжеленный дротик, точно скипетр, гордо, как на царском троне, восседал на сундуке с сокровищем.
      Вопреки опасениям все двенадцать миль до центра округа они проехали без каких-либо особенных происшествий. Ни один самый завалящий лесной разбойник не покусился на их сокровище. Погода стояла замечательная, ярко светило солнышко, затмеваемое порой лишь стаями бесчисленных сбейпташек. Их незамысловатые, в четыре ноты мелодии заполонили все поднебесье. Помахивая зеленоватыми перепончатыми крыльями, они порой проносились совсем рядом и тогда угрожающе выпускали когти. Одна самочка пролетела так низко, что Джек сумел разглядеть детеныша -- крохотный комочек шерсти, прильнувший к материнской утробе. Он ошарашенно пялился на людей черными бусинками, пока не скрылся за деревьями вместе с мамашей.
      Однажды на дороге показался медведжинн. И без того нервные единороги едва не понесли. Уолт вместе с сыном повисли на удилах, пока страшный зверь, игнорируя их совершенно, снова не скрылся в чаще.
      Они миновали семь усадеб, никого из людей на пути так и не встретив. Местность к северу от столицы обживали весьма скверно, и надежды на перемены к лучшему невелики -- пока обитатели кадмусов не дают на то своего согласия, ссылаясь на некий мудреный "экологический баланс".
      Ферма Мюррея была последней перед мостом через речку Чешуйчатку. Смотритель моста Аум Игстоф помахал путникам из окна башни. Ланк и Билл ответили на приветствие. Джек, заметив, что отец нахмурился и крепче сжал вожжи, ограничился лишь легким кивком.
      За мостом вайиры появлялись чрезвычайно редко и никогда без крайней необходимости -- они предпочитали держаться в стороне от больших человеческих поселений.
      С крутого косогора открывалась прекрасная панорама на Сбейптаху. Городок раскинулся меж рекой Рыбной и склоном высокого холма. Ничем не примечательный, состоял он из длинной главной улицы и череды поперечных переулков. Все торговые и официальные учреждения, таверны и бальный зал располагались вдоль тракта. Дюжину боковых улочек занимали жилые дома.
      Приземистый форт прикрывал городок с юга. За багрово поблескивающими бревенчатыми стенами обосновался гарнизон в сотню рекрутов.
      Река вдоль причалов кишела лодками и малотоннажными торговыми судами. По доскам причалов как угорелые носились матросы, занятые погрузкой мехов, кож, свежих яиц, бревен и целых штабелей зимнего урожая татам. Свободные от вахты разбрелись по тавернам, приставая к проходящим молодкам и задирая "сухопутных крыс" в штанах.
      Полицейские были бдительны, и дальше грозных взглядов да ругани дело практически не заходило. Однако они никогда не упускали случая проверить прочность своей дубинки на твердой черепушке бедолаги матроса.
      Экипаж Кейджей прокладывал себе путь по запруженной людьми и повозками улице. Неожиданно Уолту пришлось рвануть вожжи и заорать на кучера, перегородившего всем дорогу своим огромным пивным фургоном. Весь потный от напряжения, неудачливый возница соскочил с козел и попытался урезонить разбушевавшуюся четверку. Норовистые единороги лягали, кусали и бодали друг друга по одной только им ведомой причине. Вот в воздухе мелькнуло копыто, и оглушенный шальным ударом кучер повалился навзничь.
      Несчастного (одну из бесчисленных жертв вздорного характера подлых животных) отволокли на обочину, а следом, усмирив кнутами, вывели и его упряжку. Когда же Кейджи тронулись дальше, прямо под копыта сиганул какой-то пострел, чем привел единорогов в полное неистовство. Вовремя повиснув на сбруе, Джек с Биллом с трудом сумели удержать зловредную пару на месте. Дальше храпящих единорогов они уже вели в поводу -- до самой коновязи перед Королевскими Палатами. Здесь, помимо правительственных учреждений города и округа, располагались также торговые агентства крупных компаний.
      Тщательно взвесив жемчуг и выписав чек, представитель парфюмерной компании не преминул извиниться, что не в состоянии выплатить четыре тысячи фунтов наличными. Визировавший сделку податной инспектор нанес так называемый "королевский укус",-- наложил подать, после вычета которой сумма похудела вдвое. Хотя и две тысячи оставались немалым кушем, Джек до глубины души был возмущен "остротой зубов" королевы. Его отец, закатывая глаза и призывая в свидетели небеса, сетовал, что от налогов нет никакого спасу, и божился, что лучше уж пустить ферму с молотка, перебраться в город и жить подаянием на паперти.
      Только теперь до Джека дошло, отчего отец так рьяно настаивал на правах Р'ли,-- вайирам не надо платить королевскую подать. Тогда она и с доли Джека, исчисляемая по прогрессивной шкале, уменьшилась бы на две трети. Позже Джек подсчитал, что по такой хитроумной схеме удалось бы сберечь от королевских зубов больше полутора тысяч фунтов. И даже зауважал отца. А также мысленно проехался по адресу упрямых жеребяков. Неудивительно, что отец их так невзлюбил.
      На выходе из Палат Кейджам встретился Манто Чаксвилли. Смуглолицый рудознатец сердечно всех поприветствовал и пригласил пропустить по стаканчику в таверне "Алый Рог". Он заметил при этом, что там собираются лишь сливки общества, а некоторые уважаемые граждане уже ждут его в таверне. И добавил:
      --А с вами, Джек, непременно -- он настаивал на этом слове -хотел повидаться ваш кузен, Эд Вонг. Он тоже сегодня будет там.
      У Джека екнуло сердце. Вот она, встреча "ужей"! Стало быть, приглашение следует рассматривать как приказ. Он глянул на отца -- тот отвел глаза в сторону.
      --Я приду,-- пообещал Джек,-- но чуть погодя. Сперва надо повидаться с мисс Мерримот.
      --Святое дело, сынок! Но окажешься там -- переверни получасовую склянку. И как только песок высыплется, присоединяйся к нам. Договорились? -- Отец переглянулся с кивнувшим ему Чаксвилли.
      Озадаченный Джек отправился восвояси. Увязавшийся следом до ближайшей таверны Ланк, знавший все обо всех, сообщил по пути, что изыскатель, появившийся в Сбейптаху впервые недели две назад, успел перезнакомиться со всеми, кто того стоит. Тратит почти все свое время и силы на налаживание связей в обществе и крайне мало заботится о подготовке экспедиции в Тхраракию.
      Насколько Джеку было известно, отец никогда прежде не встречал Чаксвилли. Правда, за время, проведенное Джеком в горах, в погоне за неуловимым драконом, папаша мог смотаться в город и познакомиться. Странно, что Джеку не сказали об этом ни слова. Жаль, забыл Ланка спросить... Как бы там ни было, отец определенно знает Чаксвилли и, похоже, встреча эта возле Палат неспроста...
      Семейство Мерримот занимало большой двухэтажный дом у вершины холма, на самой окраине Сбейптаху. Своей пышностью их обитель уступала во всем округе лишь резиденции лорда Хау. В один прекрасный день, после женитьбы на Бесс, Джеку предстоит стать хозяином хором ее отца, равно как и ферм, сыромятни, богатой лавки и груды золота в банке. Его женой станет первая красавица на многие мили вокруг. Пожалуй, не найти в Сбейптаху юнца, который не позавидовал бы такой перспективе.
      И все же спустя час он выходил из дома Мерримотов весьма раздосадованным.
      Ничего вроде бы не стряслось. Милая и ласковая, как всегда, Бесс кошечкой устроилась у него на коленях и целовалась, пока за дверью не зашаркали тетушкины шаги -- дуэнья была настороже. Тогда девушка перешла -- почему-то шепотом -- к обсуждению связанных с венчанием подробностей и прочих милых пустячков.
      Джек не ощущал того волнения, которое вроде бы полагалось по роли. Равно как и не мог набраться мужества объявить девушке о намерении учиться в Неблизке. Несколько раз даже открывал было рот, но представив, как потускнеет счастливое сияние в глазах Бесс от известия, что свадьба откладывается на четыре долгих года, давился невысказанным.
      Они, собственно, даже точной даты помолвки еще не назначили. Но в Сбейптаху само собой разумеющимся считается жениться безотлагательно и тут же обзаводиться детишками. Совершенно немыслимо просить Бесс остаться дома в одиночестве на целых сорок восемь месяцев, пока Джек незнамо где, за тысячи миль от родных краев. Да и есть ли у него право на это?
      Перед самым уходом Джека посетила счастливая мысль: а не предложить ли Бесс отправиться вместе с ним? Она, пожалуй, будет рада повидать свет. Настроение Джека мгновенно улучшилось. Но ненадолго -- он тут же вспомнил о невероятной привязанности мистера Мерримота к дочери. Старик поднимет такой хай, что дочь почтет за благо остаться, лишь бы он успокоился.
      В таком случае, решил Джек, это только докажет, что отец для Бесс дороже возлюбленного.
      Почему бы не спросить ее прямо сейчас, не изводя себя понапрасну? Да, конечно, так и надо, хотя... лучше чуть погодя. Попозже, когда он сам как следует все взвесит, а ее тетушка не будет слоняться поблизости.
      А не пытается ли он провести сам себя?
      По чести говоря, вынужден был признаться себе самому Джек, мужчину не красит подобная нерешительность.
      И он ускорил шаг по направлению к таверне -- следовало срочно промочить пересохшую глотку.
      Едва Джек переступил порог, Джим Таппан, хозяин заведения, с готовностью кивнул:
      --Вас ждут в задней комнате.
      Джек постучал. Дверь открыл Эд Вонг.
      Вернее, не совсем открыл. Приоткрыв, высунул в щель голову и вроде как замешкался. Похоже, собирался сообщить Джеку нечто, явно не предназначенное для ушей остальных собравшихся. Впрочем, судя по гулу голосов, доносившемуся изнутри, подслушивания он мог бы и не опасаться.
      --Послушай-ка, Джек! -- выдавил он наконец.-- Не подведи меня с... ну, насчет Вава, лады? Им известно, что он убит, это я, само собой, рассказал. Но... но не совсем то, что можешь припомнить ты...
      --Ничего пока не могу обещать,-- с прохладцей ответил Джек.-Посмотрим прежде, как оно там обернется. Лишнего болтать не собираюсь. А теперь -- дай-ка пройти, кузен!
      Эд многозначительно прищурился. Тогда Джек слегка надавил на дверь. Мгновенье Эд, казалось, колебался -- а не захлопнуть ли дверь и вовсе? -- затем одумался. Странная гримаска пробежала по его широкоскулому лицу. Он отступил в сторону.
      Около трех десятков собравшихся сидели на голых скамьях вдоль стен. Еще с двадцать -- среди них и отец -- устроились за массивным округлым столом в центре. Кейдж-старший махнул сыну рукой, указывая на место рядом с собой.
      Гул голосов мгновенно стих. Все уставились на Джека, а ему прочесть что-либо на лицах, подернутых плотной пеленой табачного дыма, а порой и вовсе закрытых огромными кружками, не удавалось. Юноше стало как-то не по себе. Неужто обсуждали его кандидатуру?
      Список собравшихся читался бы как практически полный регистр потомственной и чиновной знати Сбейптаху и округа: Мерримот, Кейдж, Эл Чаксвилли, Джон Мюррей, шериф Глейн, лесоторговец Ковски, док Джей Чаттерджи, отец Эда -- Лекс Вонг, меховщик Ноконвуд...
      Для полноты недоставало одного лишь лорда Хау, и это нисколько Джека не удивило -- о старике издавна поговаривали, что тот слишком уж любезен с жеребяками, проживающими на его землях, а в молодые годы будто бы даже ухлестывал за сиренами. Зато фамилию представлял Хау-младший Джордж. Он отсалютовал Джеку глиняной кружкой и неряшливо отхлебнул из нее, оросив пивом пухлые щеки и двойной подбородок.
      Джек улыбнулся в ответ. Несмотря на некоторую гастрономическую неумеренность, Джордж -- парень свой в доску и собутыльник что надо. Серьезный порок у него лишь один: к середине всякой попойки обязательно вскочит на стол, перебьет посуду и, сверкая очами и брызжа слюной, завопит о ненависти к отцу родному. А если уличит кого-либо из друзей в невнимании, так и на того обрушит гнев, приписывая жертве все реальные и мнимые прегрешения, и в конце концов пустит в ход кулаки. Впрочем, все приятели Джорджа были обычно готовы к подобным его выходкам. Нужно лишь придавить буяна к столу и поливать водой, пока не очухается. В крайнем случае -- огреть кружкой по кумполу или пнуть в отвислое брюхо.
      Вон на его лбу до сих пор две миротворческие отметины -- это когда приятели малость переусердствовали. Пустяки, все одно Джордж наутро ничего не помнит и встречает друзей как ни в чем не бывало, с обычным своим радушием.
      Усевшись рядом с отцом, Джек разглядел, наконец, единственного в комнате, кто стоял,-- Манто Чаксвилли. По обе стороны от него сидели военные из гарнизона форта: сержант Амин и капитан Гомес.
      Рудознатец и взял слово первым.
      --Эта наша встреча, Джек Кейдж, не носит характера официальной,-- заявил он.-- Не будут зажжены свечи, надеты маски, не будет и торжественной присяги на мече.-- Его губы сардонически искривились.-- Так что можете расслабиться, юноша -- вам не придется, подобно неофиту, выказывать респект ветеранам.
      Некоторые из сидящих окинули Джека невыразительными взглядами.
      --Эд Вонг нам поведал,-- продолжал Чаксвилли,-- что на него набросился жеребяк по имени Вав и в порядке самозащиты Эд был вынужден пустить в ход оружие. Он рассказал также, что вскоре после случившегося вы оказались на месте инцидента. Не затруднит ли вас описать все, что увидели там?
      Джека не затруднило -- он рассказал обо всем неспешно и очень четко. Закончив, взглянул на Эда -- на лице кузена было написано примерно то же, что и тогда в лесу, когда он обернулся на оклик.
      --Стало быть, вы заявляете,-- уточнил Чаксвилли,-- что видели на спине убитого сатира три раны. Господин Вонг, по-моему, в своем рассказе вы об этом забыли упомянуть!
      Эд вскочил:
      --Я нанес удар, когда этот трус ударился в бегство. Он понял, что я сильнее, и прочел в моих глазах приговор...
      --Хм-хм. Джек Кейдж, вас не затруднит уточнить рост убитого?
      --Шесть футов два дюйма. Вес порядка шестнадцати стоунов.
      Смерив взглядом коротышку Эда, Чаксвилли сказал:
      --Я ненавижу вайиров, но не вправе закрывать глаза на очевидное. Трусливого сатира никто еще не встречал. Равно как и не слыхал о нападении сатира на человека. Неспровоцированном, к тому же.
      Эда бросило в краску:
      --Похоже, вы назвали меня лжецом! Могу ли считать это вызовом, сэр?
      --Сядьте, сэр! -- хладнокровно ответил смуглолицый.-- Когда понадобится, я попрошу вас подняться. А пока что позвольте, джентльмены, кое о чем вам напомнить. Общество "УЖ" -- отнюдь не игра. Мы собрались по серьезному поводу, мы собираемся пролить кровь -- много крови. И призвали вас, цвет округа, для создания местной ячейки.
      Заметьте, джентльмены -- продолжал Чаксвилли,-- я употребил слово "призвали", отнюдь не "пригласили". Нужды нет напоминать, что ожидает любого, кто откажется к нам присоединиться. Риск измены следует исключить. Несмотря на внешнюю неформальность, организация наша -- военная. И я ваш командир. Вы должны беспрекословно подчиняться моим приказам. В противном случае незамедлительно понесете наказание.
      А теперь...-- Оратор смолк, нахмурился и рявкнул на Эда: -- Я велел вам сесть, сэр!
      Эд набычился и проскрежетал:
      --Ну, и что! Разве теперь мне уже нельзя и...
      Чаксвилли коротко кивнул сержанту, тот взмахнул тростью с набалдашником, и в следующее мгновение Эд уже валялся с разбитым лицом рядом со своим опрокинутым стулом. Он поднялся лишь спустя минуту и сплюнул вместе с кровью три выбитых зуба. Из глаз потекли слезы; Эд спешно прикрыл лицо носовым платком.