А вот мне было совсем не до смеха. Слишком уж у меня были натянуты нервы, чтобы я мог притворяться, что мне весело. К тому же от него сильно несло Отваром. Я с трудом сдерживал рвотные спазмы.

Он был высок и, в отличие от большинства ослов, покрыт короткими светлыми волосами. Стоял, как человек — на двух ногах, только ноги оканчивались широкими копытами. Голову его венчали два длинных волосатых уха, но во всех остальных отношениях это был самый что ни на есть заурядный человек. Не мешкая, он представился. Звали его не так уж неожиданно — Поливиносел.

— Что это за бидон? Зачем он тебе?

— Тащу наружу контрабандой Отвар, — соврал я.

Он осклабился, обнажив длинные желтые ослиные зубы.

— Контрабандой! Только что тебе за нее платят? Для почитателей Все-Быка деньги не имеют никакой ценности.

Произнося имя своего божества, Поливиносел вытянул правую руку. Большой палец и два средних были согнуты, указательный и мизинец торчали прямо. Я не сориентировался и не ответил тем же, он нахмурился было, но снова расплылся в улыбке, когда я повторил его жест.

— Я занимаюсь контрабандой из любви к искусству, — доверительно сообщил я. — А также для того, чтобы распространять свет истины.

Откуда взялась последняя фраза, ума не приложу. Скорее всего, она явилась следствием его ссылки на «почитателей» и того похожего на символ веры знака.

Поливиносел протянул большую волосатую руку и повернул кран на бидоне. Не успел я пошевелиться, как он уже наполнил сложенные лодочкой ладони, поднес их к губам и с шумом потянул, но тут же начал отплевываться.

— Тьфу ты! Да это же вода!

— Разумеется, — покровительственно улыбнулся я. — Избавившись от Отвара, я наполняю бидон обычной водой. Если меня ловит патруль, объясняю, что тащу в эти места контрабандой чистую воду.

Поливиносел снова залился своим жутким смехом-ревом и хлопнул себя в восторге по бедру. Звук был, как у топора, вонзающегося в дерево.

— И это еще не все, — понесло меня. — Я уже договорился кое с кем из высокого начальства, и они позволяют мне проникать через кордоны, чтобы приносить им Отвар.

Он подмигнул мне, издал зычный ослиный клич и снова ударил себя по бедру.

— Значит, браток, коррупция? Портится начальство, портится. Послушай, что я тебе скажу. Пройдет совсем немного времени, и Отвар распространится на весь мир.

Он снова изобразил знак, понятный только посвященным, и на этот раз я ответил без промедления.

— Прогуляюсь с тобой милю-другую, браток. Мои почитатели — приверженцы местного культа Осла — справляют неподалеку отсюда праздник плодородия. Может, присоединишься к нам?

Я вздрогнул и с жаром ответил:

— Нет, спасибо.

Помнится, как-то вечером мне довелось наблюдать за одной из таких оргий в мощную стереотрубу. В двух сотнях метрах от границы запретной территории полыхал огромный костер. На фоне этого адского пламени были отчетливо видны совершающие нелепые прыжки потерявших всякий стыд мужчин и женщин. Эта сцена долго еще стояла у меня перед глазами. От нее невозможно отделаться. Она преследовала меня даже во сне.

Услышав мой вежливый отказ, Поливиносел снова завопил по-ослиному и хлопнул меня по спине, вернее, по бидону. От неожиданности я упал на четвереньки в траву. Ярости моей не было предела — я боялся, что тонкостенный бидон прогнется от удара, а швы разойдутся. Была для ярости и другая причина. Я не сразу поднялся на ноги. И некоторое время вообще не мог пошевелиться, так как встретился взглядом с расширенными голубыми глазами Алисы.

Судя по всему, на Поливиносела она произвела впечатление. Он издал громкий, радостный возглас, и опустился на четвереньки рядом с ней, уткнувшись своим уродливым, увенчанным ослиными ушами черепом, в тело Алисы.

— О, какая беленькая коровка! Как тебе здесь пасется?

С этими словами чудовище схватило Алису за талию и встало, чтобы, поворачивая ее из стороны в сторону, рассмотреть при ярком свете луны, словно незнакомую букашку, которую поймало, ползая по траве.

— Болван! — взвизгнула Алиса. — Не касайся меня своими грязными лапами!

— Да ведь я же Поливиносел! Местный бог плодородия! Это моя обязанность и привилегия — проверять твои достоинства, — пояснил он. — Скажи мне, дочка, кого ты недавно вымаливала — мальчика или девочку? А как твой огород? Дружно ли взошли кабачки? А лук и чеснок? А курочки твои хорошо несутся?

Вместо того, чтобы испугаться, Алиса не на шутку рассердилась.

— Ваша Ослиность, не угодно ли меня опустить? И не смотрите на меня такими похотливыми глазами. Если вам уж так хочется того, о чем я догадываюсь, спешите скорее на свою оргию. Ваши почитатели ждут вас, не дождутся.

Поливиносел разжал руки, она метнула в него гневный взгляд и пошла было прочь, но он протянул руки и снова схватил ее за талию.

— Не туда, моя славная дочурка. Неверные охраняют границу всего лишь в нескольких сотнях ярдов отсюда. Ты же не хочешь, чтобы тебя поймали? Как же ты будешь пить тогда Божественный Отвар?

— Спасибо, я в состоянии сама за себя постоять, — сухо ответила Алиса. — Оставьте меня в покое. Плохие времена настали. Стоит только девушке вздремнуть в траве, как тут как тут какой-нибудь мелкий божок норовит подразмяться.

Я подивился, как быстро она освоила местный жаргон.

— Ладно, ладно, дочка, не порицай нас, божков, за это. Особенно, если сама сложена как богиня.

И, издав титанический рев, едва не сбивший нас с ног, Поливиносел схватил нас за руки и поволок по тропинке.

— Пошли, пошли, ребятушки. Я вас перезнакомлю со всеми. Ох, какой у нас сейчас будет праздник Осла!

Вновь раздался оглушительный, мерзкий рев. Теперь я понял, насколько Дурхэм был прав, превратив этого парня в его нынешнее воплощение. Эта мысль сразу повлекла за собой вереницу других.

Каким же образом ему это удалось? В сверхъестественные способности я, разумеется, не верил. Все, что происходит в этой вселенной, все-таки подчиняется определенным физическим законам.

Возьмем, к примеру, уши Поливиносела. Шагая рядом с ним, я имел неплохую возможность более внимательно осмотреть их. Они видоизменились, стали похожи на ослиные, однако тот, кто это сделал, не имел перед собой точного изображения осла. По сути, уши так и остались человеческими, только необъяснимым образом вытянулись и покрылись мелкими волосками.

Что касается ног, они тоже в общем-то были человеческими, а не ослиными. Правда, оканчивались они светлыми копытами, очень похожими внешне на ослиные, но сделанными из того же вещества, что и ногти. Сквозь них просматривались слабо различимые контуры пяти пальцев.

То есть, было совершенно ясно, что какой-то биоинженер изменял очертания человеческого тела, располагая человеческим исходным материалом.

Я бросил взгляд в сторону Алисы, пытаясь понять, каково же ее мнение о нашем поводыре. Она была величественна в своем гневе. Да, Поливиносел был абсолютно прав, хотя и высказался грубовато — майор Льюис обладала великолепной фигурой. Она принадлежала явно к тем девушкам, которых всегда выбирают председателем женского клуба в университете, королевой бала на студенческих вечерах, а затем выдают замуж за сына сенатора. У меня никогда не было ни малейших шансов на успех у девушек такого рода, когда я корпел в Трайбеллском университете.

Вдруг Поливиносел остановился.

— Послушай-ка, эй, ты, а как тебя зовут?

— Даниэль Темпер, — ответил я.

— Даниэль Темпер? Даниэль Темпер? Ох-ха-хо-ха-хо-ха! Послушай, старина Даниэль Темпер, бросай-ка свой бидон! Зачем таскать на себе тяжесть? Ты смахиваешь на осла, на подлинно вьючное животное! Я не желаю, чтобы кто-нибудь здесь копировал меня. Понял? Хо-ха-и-а! Усек?

И он ткнул мне под ребра пальцем, твердым, как рог.

Никогда я еще столь не ненавидел кого-либо из людей, а тем более — из божеств. Дурхэм просчитался, думая, что накажет его, обратив в осла. Поливиносел на самом деле гордился своим превращением и, если я верно его понял, извлекал из него пользу в такой степени, что даже умудрился насадить свой культ. Разумеется, он не первый, кто создал религию из собственных недостатков.

— А в чем же я тогда стану таскать Отвар наружу?

— А зачем? Разве, таская такую мелочь, поможешь распространению божественного напитка? Оставь это рекам всего мира и Мэхруду, Бык его имя.

Он снова сделал характерный знак рукой.

Я не стал с ним спорить — он бы сорвал бидон с моей спины сам, поэтому я не спеша отстегнул шлейки. Поливиносел помог мне, подхватив бидон и зашвырнул его в темноту кустов. Я тут же ощутил столь страшную жажду, что, не в силах сдержаться, дернулся к бидону.

— Не пей эту мерзость! — взревел он. — Идем со мной в поселок Осла. Там у меня маленький чудный храм. Понимаешь, никакой такой роскоши, как в Цветочном Дворце Мэхруда, да пребудет он во веки веков Все-Быком! Но очень славный. И мы здорово там повеселимся!

И все это время мерзкое создание не переставало бесстыдно пожирать глазами Алису, проецируя на нее уже не одни только помыслы. Как и у всех дегенератов в этой местности, оно было лишено абсолютно всех сдерживающих начал. Будь у меня пистолет, я, не раздумывая, пристрелил бы его на месте. Если бы, разумеется, здесь могли взрываться патроны.

— Послушайте, — сказал я сердито, отбросив всякую осторожность. — Мы пойдем туда, куда пожелаем. Идемте, Алиса. Бросим этого самовлюбленного осла.

С этими словами я взял Алису за руку. Поливиносел схватил ее за другую, перегородив нам дорогу. Чуть монголоидный разрез глаз делал его еще больше похожим на упрямого мула из Миссури. Огромного, злобного и сильного, причем среди этих качеств преобладала злобность.

— Эй, вы! Не надейтесь, что вам удастся разозлить меня настолько, что я сделаю вам что-нибудь плохое, чтобы вы могли пожаловаться своему пастырю, а тот — доложить о моем поведении Мэхруду! Не надейтесь! Это было бы с моей стороны страшным грехом, вы, смертные!

Крича о моей неспособности возмутить его олимпийское спокойствие, он одной рукой обвил мою шею, а другую запустил мне в рот и дернул за верхнюю челюсть.

— Ты и твоя болтовня досаждают мне!

Ослабив удушающую хватку вокруг моего горла, Поливиносел швырнул мою челюсть в черноту леса. Я метнулся к кустам, туда, где, как мне показалось, белели на земле мои зубы. Упав на корточки, я стал лихорадочно шарить вокруг, но найти их не мог. Внезапный вопль Алисы поднял меня на ноги, но вскочил я чересчур быстро и сильно трахнулся головой о ветку. Невзирая на боль, я обернулся, чтобы посмотреть, что случилось, и напролом кинулся через кусты, но, больно ударившись голенью о какой-то предмет, полетел лицом вниз, да так, что дух вышибло.

Поднявшись, я понял, что споткнулся о собственный бидон с водой. Даже не пытаясь возблагодарить каких-либо богов за эту удачу, что они мне послали, я подхватил бидон, бросился туда, где барахтались в траве Поливиносел и Алиса, и с размаху обрушил бидон на затылок негодяя. Тот беззвучно обмяк. Отшвырнув бидон, я наклонился к Алисе.

— У вас все в порядке?

— Д-да, — прошептала она и бессильно уронила голову на мое плечо.

Вреда ей не было причинено никакого. Она просто потеряла голову от испуга. Я погладил ее по плечу — кожа у нее была восхитительно гладкой — и провел пальцами по длинным черным волосам.

— Грязный скот! — всхлипнула девушка. — Сначала он губит мою сестру, а теперь подбирается ко мне!

— Что? Какую сестру?

Она подняла голову в мою сторону. Вернее, опустила, ибо была на добрых два дюйма выше.

— Пегги — моя сводная сестра, дочь моего отца от первого брака. Ее мать потом вышла замуж за полковника Рурке. Но мы всегда были близки.

Это было интересно, пора было заниматься делом.

Перевернув Поливиносела на спину, я убедился, что сердце бьется. Из раны на затылке сочилась кровь, обыкновенная красная кровь, а не голубая, на которую можно рассчитывать, имея в виду божественную должность.

— Не беспокойся за него, — брезгливо сказала Алиса. — Он, честно говоря, заслужил смерть. Тупое ничтожество, вообразившее себя Дон Жуаном, которое принесло несчастье моей сестре...

Не закончив фразы, она застыла с открытым ртом. Я проследил ее взгляд и увидел, как растекается по земле наша бесценная вода. И сразу испытал внезапный острый приступ жажды. Ощущение, разумеется, было чисто нервного свойства, но от того, что я это сознавал, во рту не стало менее сухо.

Алиса приложила руку к горлу.

— Ни с того, ни с сего так пить захотелось!

— Ничего не поделаешь, — прохрипел я. — Нужно искать источник незагрязненной воды.

Бидон был девственно пуст. Констатировав этот печальный факт, я заметил у кустов нечто белеющее. Это оказались мои зубы. Повернувшись к Алисе спиной, я водрузил их на место и, чувствуя себя намного увереннее, напомнил ей, что пора отправляться в путь.

Так мы и поступили. Мысли Алисы раздражающе вертелись вокруг воды.

— Конечно же, здесь должны оставаться колодцы или ручьи, которые остались чистыми. Ведь Отвар только в реке, не так ли?

— Если бы я был в этом уверен, то не стал бы брать с собой бидон, — не пытаясь увиливать от прямого ответа, признался я.

Она было открыл рот, чтобы возразить, но тут мы услыхали голоса впереди, увидели пламя приближающихся факелов и поспешно спрятались в кустах.

Идущие по тропе громко пели хором. В мелодии легко узнавался «Боевой Гимн Республики», но текст был составлен из исковерканных латинских слов. Вряд ли хоть кто-нибудь из них понимал, что поет.

Словом, что-то вроде хвалы всемогущему Ослу, прославляющей его сошествие на землю.

Через некоторое время толпа наткнулась на своего истекающего кровью бога, который все еще не пришел в сознание.

— Уйдем, — прошептала Алиса. — Если они найдут нас, то разорвут на куски!

Однако я предпочел бы остаться и понаблюдать за этими людьми, чтобы глубже понять мотивы их поведения и выработать правильную линию общения с туземцами. Она согласилась со мной. Несмотря на нашу обоюдную неприязнь, должен признаться, что ума и смелости ей не занимать. Можно было даже простить некоторую ее нервозность. В конце концов, на то были серьезные причины.

Люди повели себя не так, как я предполагал. Вместо того, чтобы помочь раненому, они сбились в кучу, явно не зная, что делать. Сначала я ничего не мог понять, но приглушенный гул голосов помог мне понять причину столь странного поведения — они просто опасались вмешиваться в дела полубога, даже такого ничтожного, как Поливиносел.

Почитатели Осла были очень молоды — среди них не было ни одного мужчины или женщины старше двадцати пяти, и все без исключения отличались великолепным сложением.

Внезапно на тропе позади нас раздался громкий треск. Мы с Алисой подпрыгнули от неожиданности. Группа почитателей Осла пустилась наутек, как стая перепуганных кроликов. Мне невероятно хотелось присоединиться к ним, но я остался, лихорадочно молясь в душе, чтобы это не оказалось еще одним щекочущим нервы чудищем.

Слава Господу, это был всего-навсего обнаженный туземец, худющий, высокий, с длинным тонким носом. Можно было представить его в прошлой, цивилизованной жизни преподавателем колледжа. Тем более, что носом своим он уткнулся в какую-то книгу. Как я уже упоминал, свет луны был достаточно ярок, чтобы можно было свободно читать, но меня, честно говоря, удивило, что кто-то в здешних краях воспользовался этим.

Его ученую внешность некоторым образом портила мертвая белка размером с колли, висящая у него на плечах. Наверное, туземец возвращался с охоты, хотя я никогда прежде не слышал о том, чтобы на белок охотились ночью. Да и оружия у него не было. Размеры белки меня не удивили — я уже видел фотоснимки огромных животных, сделанные в пограничных участках этой местности.

Меня интересовало, что туземец предпримет, заметив Поливиносела. Однако, подойдя к распростертому телу, он, нисколько не колеблясь и ничем не показывая того, что зрит бога, спокойно переступил через его вытянутые ноги и последовал дальше, продолжая читать книгу.

Я прикоснулся к руке Алисы.

— Идем за ним!

Мы шли за чтецом при луне примерно с полмили, прежде чем я решился окликнуть его. Он остановился, опустил белку на землю и спокойно дождался, пока мы приблизимся.

Я спросил у него, не заметил ли он лежащего на тропинке Поливиносела. Незнакомец в ответ только недоуменно покачал головой.

— Я видел, как вы переступили через него, — не унимался я.

— Я ни через кого не переступал, — уверенно ответил сей ученый с виду муж. — Тропинка была совершенно свободной. — Он более пристально поглядел на меня. — Насколько я понимаю, вы — новичок. И, видимо, только-только попробовали Отвар. Иногда при первом его потреблении возникают странные ощущения и видения. Понимаете ли, нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к нему.

Я, как дурак, продолжал настаивать в отношении Поливиносела. И стоило мне упомянуть имя, как весь он как бы озарился, улыбнулся покровительственно и даже удостоил меня взглядом второй раз с момента знакомства.

— О, милый мой, не следует верить всему, что слышишь, понимаете? Только из-за того, что большинство, которое всегда невежественно и простодушно, предпочитает объяснять новые явления, опираясь на древние суеверия, человеку умному, вроде вас, нет никакой нужды принимать все это на веру. Я предлагаю вам не обращать ни малейшего внимания на все, что вы слышите — за исключением, разумеется, того, что говорю вам я — и полагаться в дальнейшем только на здравый смысл, которым вы, к вашему счастью, наделены в достаточной степени от рождения, и на ту способность логически мыслить, которую развили, обучаясь в университете. При условии, разумеется, что заведение, которое вы посещали, не было всего-навсего тренировочным залом для членов Торговой Палаты, Клуба Ротарианцев, Любителей Старины, Рыцарей Колумба, обществ по охране волков, лосей, львов или каких-либо других покровителей диковинных зверей. Я едва ли...

— Но я видел Поливиносела собственными глазами! — тупо повторил я. — И, если бы вы не подняли ногу вовремя, то упали бы прямо на него!

Не поднимая глаз от книги, он одарил меня покровительственной улыбкой.

— Ша, ша! Самогипноз, массовое наваждение и все такое. Скорее всего, вы — жертва внушения. Поверьте мне, неразберихи в этой долине еще хватает. Нельзя позволять, чтобы тебя одурачил первый встречный шарлатан, у которого есть простое, если не надуманное, объяснение происходящему здесь.

— А каково ваше объяснение?

— Профессор Дурхэм изобрел какую-то машину, которая вырабатывает неизвестное химическое вещество, с помощью которого он сейчас отравляет воды реки Иллинойс. Со временем, мы надеемся, то же произойдет с водами всего мира. Одно из присущих ему свойств — разрушение многих общественных и психологических условных рефлексов, которые некоторыми обобщенно обозначаются как сдерживающие начала, мораль или страх греха. Но веществу этому присущи и многие хорошие свойства. Оно оказалось универсальным антибиотиком и тонизирующим средством — какова комбинация! — не говоря уже о многом другом.

Тем не менее, должен признаться, профессору удалось окончательно разделаться с такими социальными и политико-экономическими структурами и их представителями, как заводы, магазины, больницы, школы, которые до сих пор посвящали почти все свое время энергичному воспитанию кретинов-недоучек, а также покончить с бюрократией, автомобилями, церковью, кино, рекламой, алкоголем, армией, проституцией, телевидением и другими бесчисленными институциями, которые до недавнего времени считались совершенно необходимыми.

К несчастью, инстинкт рационального объяснения явлений в человеке трудно подавить. Так же трудно, как и стремление к власти. Поэтому-то и объявились шарлатаны, выдающие себя за пророков и основавшие самые разные религии, спекулируя на массах и на идиотской простоте, на трогательной жажде ухватиться за любое мало-мальское объяснение неизвестного.

Мне хотелось верить этому псевдоученому, но, увы, я был совершенно уверен в том, что у профессора не было ни умения, ни средств для того, чтобы сконструировать такую машину.

— А как же эти простаки объясняют воздействие Отвара? — спросил я.

— Единственное имеющееся у них объяснение — что источником Отвара является Бутылка, — ответил Человек Рациональный, как окрестил его я про себя. — Они божатся, что Дурхэм черпает свои силы из этой Бутылки, которая, судя по описаниям — всего лишь самая обычная бутылка из-под пива. Некоторые же утверждают, что на ней имеется изображение быка.

Лоб мой покрылся испариной. Значит, это все-таки мой подарок! А я-то считал, что с моей стороны это лишь небольшой безобидный розыгрыш своего обожаемого, но чудаковатого профессора античной литературы!

— Вся эта история, видимо, каким-то образом связана с его фамилией, — поспешил я заметить. Ведь студенты частенько называли его «Быком». И не только потому, что его фамилия, Дурхэм, совпадает с наименованием знаменитой породы крупного рогатого скота, но и потому, что жена водила его как бы за кольцо, продетое сквозь ноздри.

— В таком случае, он хорошенько проучил своих студентов, — сказал Человек Рациональный. — Потому что за его кроткой и невзрачной внешностью скрывался настоящий призовой бык, похотливый самец-производитель. Не знаю, известно ли вам, но он содержит огромное количество красавиц в своем гареме, который называет Цветочным Дворцом, не говоря уже о прекрасной Пегги Рурке, ныне известной как...

— Значит, она жива! — изумленно воскликнула Алиса. — Жива и живет с этим Дурхэмом!

Человек Рациональный поднял брови.

— Ну, это как сказать, в зависимости от того, лгут или нет эти шарлатаны. Некоторые утверждают, что она видоизменилась каким-то таинственно-мистическим образом — размножилась, как они говорят. То есть, что каждая из этих нимф в гареме и есть Пегги Рурке, но в то же самое время она не является ни одной из них и существует только в одном-единственном воплощении. — Он покачал головой. — О, вы понимаете, что существа, склонные мучительно рассуждать о чем угодно, обязательно придумывают себе богов и всякие религиозные догмы.

— А что представляет из себя Мэхруд? — спросил я.

— Да это просто Дурхэм, если произносить это слово с конца. Любой религии характерна тенденция не упоминать Истинного Имени бога. Тем не менее, я абсолютно убежден, что все эти жулики, языкоплеты придумали ему такое имя главным образом из-за того, что не в состоянии были произнести Истинного. Толпа подхватила его сразу же. Скорее всего, им понравилось звучание. В нем есть что-то восточное, в представлении этих простаков — мистическое.

Данных набралось столько, что я совершенно запутался.

— А сами вы когда-нибудь видели Мэхруда?

— Нет, и никогда не увижу. Эти так называемые боги просто не существуют, так же, как Осел или Аллегория. Никто здравомыслящий не поверит в них. К несчастью, Отвар, несмотря на многие его, достойные восхищения, качества, очень усиливает в людях тенденцию к отказу от логического мышления, к отсутствию здравого смысла и, следовательно, повышает внушаемость. Я же воспринимаю все хорошее и отвергаю остальное. И поэтому весьма счастлив.

Тут мы вышли на шоссе, которое я сразу узнал.

— Мой дом поблизости, — сказал Человек Рациональный. — Если хотите, можете у меня остановиться. У нас есть белка и сколько угодно Отвара в колодце во дворе. Ко мне придут друзья и до того, как начнется оргия, мы сможем провести время в интересной беседе. Увидите, мои друзья истинные интеллектуалы — атеисты и агностики.

Я содрогнулся при мысли, что мне предложат столь ненавистное пойло.

— Мне очень жаль, — как можно убедительнее произнес я, — но нам нужно идти дальше. Только вот я очень любопытен, и буду благодарен вам, если вы объясните, каким образом вам удалось поймать эту белку.

— Кант, — ответил он, помахав книгой.

— Я что-то не замечаю на ней никакой окантовки, — удивился я, присмотревшись повнимательнее.

— Да нет же. К-а-н-т. Эммануил Кант. Видите ли, Отвар необычайно стимулирует рост этих животных. И, более того, в чем я не сомневаюсь, воздействует также на их нервную систему. Похоже, они становятся разумными. Сочетание увеличения размеров мозга и изменения структуры нервной системы неизбежно должны к этому привести. Впрочем, это можно подвергнуть сомнению. Но, какова бы ни была истинная причина, Отвар наиболее замечательно воздействует на грызунов. Это очень неплохо. Ибо, как вы понимаете, появился еще один, практически неисчерпаемый источник пищи.

Он сделал паузу, но, заметив мое растущее нетерпение, продолжил:

— Я обнаружил, что нет никакой необходимости ни в винтовке, которая все равно не стреляет в этих местах, ни в луке и стрелах. Нужно только найти место, изобилующее белками, сесть под дерево и начать громко читать. Это само по себе приятно и полезно в познавательном плане, а белка, привлеченная монотонным чтением, медленно спускается с дерева и подползает все ближе и ближе. Не обращая на нее внимания, нужно читать дальше. Любопытный зверек садится совсем рядом, медленно помахивая пушистым хвостом и вперившись своими большими глазами в читающего. Через некоторое время остается только встать, закрыть книгу и схватить белку, которая к тому времени уже полностью впадает в транс — хоть тащи ее домой и перерезай глотку.

Экспериментально я определил, что наилучшие результаты дает чтение «Критики чистого разума». Животное становится совершенно оглушенным. А вот кроликов легче всего прельстить «Тропиком Козерога» Генри Миллера. Во французском переводе, разумеется. Один из моих друзей рассказывает, что для ловли птиц лучшей книгой является «Дианетика» Хаббарда. Каждый хвалит, сами понимаете, свой инструмент. Я же всегда ловлю фазанов и гусей с помощью «Трех начал теории секса».

Мы подошли к дому Человека Рационального и распрощались с ним. Потом ускорили шаг и прошли по усыпанной гравием дороге мимо множества, в большинстве своем, покинутых ферм. Некоторые из них сгорели, и обитатели перебрались в сараи. Или, если и их пожрало пламя, соорудили шалаши.

— Фотоснимки, сделанные с армейских аэростатов, показывают, что в городе сгорело много домов, — сказал я. — А улицы снова заросли травой. Поначалу я недоумевал — куда же делись погорельцы? Теперь знаю. Они просто стали жить, как дикари.

— А почему бы и нет? Похоже, им вовсе не приходится трудиться в поте лица своего, чтобы жить в достатке, — заметила Алиса. — И еще я обратила внимание, что нас совсем не кусают комары. Значит, эти назойливые насекомые, должно быть, уничтожены. Санитарное состояние местности тоже не доставляет обитателям этой долины особого беспокойства — Отвар убивает любые болезнетворные микробы, если верить этому просветителю белок и другой живности. Отсутствие бумаги и консервов для них — не проблема. Все они на вид кажутся очень счастливыми и гостеприимными. Нам раз за разом приходится отклонять предложения перекусить и попить Отвар. И даже, — добавила она, злорадно улыбаясь, — поучаствовать в следующих за этим оргиях. Похоже, что ныне это — весьма респектабельное действо. Я не преминула обратить внимание на то, как одна красавица-блондинка на одной из ферм пыталась затащить вас за сарай. Не правда ли, за пределами этой местности такое вряд ли могло случиться.

— Может быть, я и лысый, — огрызнулся, — но еще не настолько уродливый, чтобы привлекательная девушка не могла в меня влюбиться. Жаль, у меня нет при себе фотографии Бернадетты. Мы вот-вот должны пожениться. Ей всего лишь тридцать лет и...

— А у нее все зубы целы?

— Абсолютно все, — отпарировал я. — Осколок мины не попал ей в рот, а остатки зубов нижней челюсти не выпадали во время болезни, когда под рукой не было антибиотиков, потому что огонь противника держал в окопах в течение пяти суток...

Меня трясло от злости.

— Даниэль, — смутилась Алиса, — извините. Я не знала этого.

— Что вы имеете против меня? — не унимался я, не обращая внимания на ее извинения. — Оставим в стороне мои зубы, волосы и тот факт, что именно я, а не кто-то другой, додумался до этого фокуса с условным рефлексом, а у моего начальства, включая и самого Президента, хватило ума оценить мои способности и послать в эту местность без поддержки со стороны десяти тысяч морских пехотинцев, прокладывающих впереди дорогу. А вот вас почему сюда заслали? Потому что ваш папочка-генерал решил наскрести немножко славы для вас и себя, прилепившись ко мне? Разве это не есть тот пресловутый паразитизм военных? И, более того...

Я неистовствовал, и всякий раз, когда она открывала рот, подавлял ее своим криком, уже не соображая, как громко ору, пока не заметил, что за нами внимательно наблюдают стоящие посреди дороги мужчина и женщина, и сразу же примолк, но поправить положение было уже невозможно.

— Новенькие, чего это вы так громко ругаетесь? — спросил мужчина и протянул мне бутылку. — Вот, попейте. Прекрасное средство. Как раз для вас. Здесь, на земле Мэхруда, мы позабыли, что такое грубость.

— Нет, спасибо, — отказался я и попытался проскользнуть мимо них, но женщина, брюнетка, являющая собой нечто среднее между Сильваной Пампанини и Джиной Лоллобриджидой, обняла меня за шею и страстно зашептала:

— О, пойдем, лысенький. Мне кажется, что ты — большой милашка. Выпей и идем с нами. Мы держим путь на ферму Джонеса, на праздник Плодородия. Сам Поливиносел намерен почтить нас своим присутствием. Он снизошел до того, что согласился ночью повеселиться с нами, простыми смертными. И ты можешь любиться со мной, сколько захочешь, лишь бы было хорошее потомство. Я, видишь ли, одна из нимф Поливиносела.

— Очень жаль, но мне нужно идти.

Я настойчиво попытался высвободиться, и тут почувствовал, как что-то теплое и влажное потекло по моему черепу.

Это был Отвар!

Рефлекс сработал молниеносно. Еще прежде, чем я осознал происходящее, мышцы мои сократились. Мужчина и женщина упали на землю. Не дожидаясь пока они поднимутся, я схватил Алису за руку и мы понеслись по дороге.