Древнегреческий философ Гераклит утверждал, что судьбу определяет характер.
      Бертон вспомнил об этом, расхаживая взад и вперед по своей спальне. Впрочем, Гераклит немного ошибался, поскольку, несмотря на бесспорное своеобразие, характер каждого человека формировался под влиянием окружения. Любое окружение тоже являлось уникальным, и каждое место во вселенной по-своему отличалось от других. Более того, характер человека можно было рассматривать как часть среды его обитания. Таким образом, судьбы людей зависели не столько от их характера, сколько от частных возможностей и воздействий окружения, которое включало в себя и весь человеческий род. Эго человека содержало в себе память о каждом месте, в котором тот когда-либо обитал. В каком-то смысле эти воспоминания состояли из более плотной эктоплазмы, и поэтому именно они определяли направления и пути, по которым двигался их передвижное обиталище, то есть человек, считавший себя независимым.
      Еще один мудрец, на этот раз еврей, сказал, что «нет ничего нового под солнцем».
      Древний проповедник никогда не слышал об эволюции и не знал, что под этим самым солнцем время от времени возникали все новые и новые виды. Кроме того, он не учитывал уникальности каждого новорожденного ребенка – существа доселе невиданного под солнцем и луной. Как и все мудрецы, проповедник говорил лишь полуистины.
      И все же, он сказал правду, заявив, что есть время для действия и время для бездействия. Хотя некоторые греческие философы не согласились бы с ним, настаивая на том, что бездействие уже само по себя является действием. Философские разногласия греков и евреев определялись их отношением к миру. Гераклита интересовала абстрактная этика, а проповедника – ее практическое приложение. Первого озадачивал вопрос «почему», второго – вопрос «как».
      Бертон решил, что в этом мире проще жить под лозунгом «как». Но для понимания всего потенциала человечества им требовалось исследовать «как» и «почему». Отбросив второе, они вели бы себя неверно и с первым.
      Вместе с семью другими землянами он пробрался в башню, возведенную на полюсе посреди северного моря. Этот огромный водоем, диаметром в шестьдесят миль, окружала горная гряда, высота которой достигала двадцати тысяч футов. Великая Река, впадая в море, отдавала ему почти все свое тепло, а затем вытекала с другой стороны, чтобы вновь продолжить свой бег по планете. Густой туман, подобный мгле у входа в ад, скрывал башню до самой вершины, несмотря на то что она возносилась на десять миль от поверхности моря. Основание башни находилось ниже вод – глубоко под землей на уровне пяти-шести миль.
      Центральная шахта башни вмещала в данный момент несколько миллиардов ватанов. Этот термин, обозначавший искусственные души, этики заимствовали у существ, которые исчезли миллионы лет назад. Неподалеку от башни, глубоко под землей, располагались огромные помещения, где хранились записи тел тридцати пяти миллиардов землян, которые жили между 100000 годом до нашей эры и 1983 годом от Рождества Христова.
      Когда в этом мире умирал кто-нибудь из людей, главный компьютер направлял соответствующую запись в конвертер, и тот воспроизводил воскрешенное тело на берегу Реки. Ватан, или невидимая синтетическая душа, которая содержала в себе все, что делало человека чувствующим существом, притягивалась к телу, как железо к магниту. В момент их соединения мужчина или женщина, умершие сутки назад, оживали.
      Из тридцати пяти миллиардов людей Бертон умирал, пожалуй, чаще всех. Как человек, переживший семьсот семьдесят семь смертей, он мог бы считать себя рекордсменом. Лишь несколько других отчаянных храбрецов вели на Земле и в Мире Реки такую же активную жизнь, как он. Ему явно недоставало триумфов и сладких мгновений, но зато с избытком хватало неудач и тревог. И хотя он любил говорить, что плохого и хорошего случалось с ним поровну, книга его жизни писалась, в основном, красными чернилами, то есть цветом крови. Весы его судьбы все время склонялись в сторону бед, но, несмотря на это, он отказывался объявлять себя неудачником. Бертон и сам не знал, что заставляло его сражаться и цепляться за жизнь. Возможно, он все еще надеялся выправить судьбу и внести в нее провозглашенное равновесие.
      А что потом?
      Он даже представить не мог своего будущего. Однако это «что потом?» питало пламя его свечи.
      И вот, после сотен воскрешений, подгоняемый силами, которые ускользали от его понимания, Бертон оказался в огромной башне на вершине мира. Насколько он знал, это здание воздвигли для того, чтобы дать землянам какой-то шанс бессмертия – не физической вечности, а возвращения к Творцу или, вернее, растворения в том, что породило их сознание.
      Создатель, если таковой действительно имелся, по каким-то причинам не наделил разумные существа бессмертными душами. На самом деле это понятие, которое так долго фигурировало в религиях, оставалось прекрасной мечтой, то есть желанным, но нереальным явлением. Однако разум превратил сказку в быль, и этики создали души. По правде говоря, Бертон и другие земляне не возражали против их проекта. Людей возмущало лишь тот факт, что у них не спросили согласия. Этики никому не оставили выбора. Нравилось это человеку или нет, он все равно становился Лазарем. Более того, ему никто не объяснял причин и способа воскрешения.
      По словам Логи, им просто не хватило бы времени для таких предварительных бесед. Если бы, к примеру, тысяча их агентов тратили по часу на опрос тысячи человек, то на все мероприятие потребовалось бы тридцать пять миллиардов часов. При увеличении числа агентов до пятидесяти тысяч на подобные интервью ушло бы полмиллиона часов. Причем, их людям пришлось бы работать по двадцать четыре часа в сутки примерно пятьдесят семь лет.
      А что бы изменил подобный опрос? Почти ничего. От воскрешения отказалось бы, максимум, десять или двенадцать миллионов. Даже такой пессимист, как Сэм Клеменс, не задумываясь, выбрал бы жизнь, несмотря на свои заверения, что он нуждается лишь в вечном покое и безмолвии смерти. Ему наверняка захотелось бы взглянуть на другую планету, условия которой отличались от земных, а сотня различных доводов заставила бы его изменить свои взгляды на тщетность и суетность существования. То же самое касалось и всех других людей, которые по тем или иным причинам считали, что их жизнь на Земле была неудачной, жалкой и недостойной воспоминания.
      – Нам приходилось рассматривать все человечество как однородную массу,– рассказывал Лога.– Иначе мы просто не управились бы с таким количеством людей. Тем не менее, я настоял на нескольких исключениях, одним из которых стал ты. Много лет назад мы дали тебе возможность увидеть тела людей перед их воскрешением, и твой рассказ положил начало первому мифу в истории Мира Реки. Чуть позже наш человек посетил канадца Ла Виро и поделился с ним сведениями, на основе которых возникла Церковь Второго Шанса. Ее миссионеры, распространяя учение, раскрывали людям некоторые истины относительно их нового положения. Они ставили акцент на этических причинах воскрешения в этом мире и утверждали, что только духовное и моральное развитие личности может привести человека к окончательной свободе и бессмертию.
      – Почему же вы сами не сказали нам правду? – спросил его Бертон.
      И прежде чем Лога заговорил, он уже нашел ответ на свой вопрос.
      – А-а, понимаю! По той же причине, по которой вы не могли провести предварительный опрос.
      – Все верно. Но даже если бы мы появились в долине и рассказали вам об истинном положении дел, нам поверило бы только несколько процентов от общего числа людей. Более того, наши учения были бы извращены и по этой причине отвергнуты почти каждым человеком. Я не спорю, данный подход имел свои плюсы и минусы. Тем не менее, мы считали его наилучшим, поскольку помнили об ошибках, совершенных нашими предшественниками во время таких же процедур на других планетах. Помимо прочего, в День Воскрешения нам пришлось бы говорить с землянами на сотне тысяч языков, но и тогда нас многие просто бы не поняли. Весть об истинном пути развития разошлась по Миру Реки лишь после того, как Церковь Второго Шанса сделала эсперанто общим языком планеты.
      – Я даже боюсь спрашивать о предыдущих проектах…– замялся Бертон.– Но все-таки скажи, какой вы имели там процент «продвинувшихся».
      – В Мире Садов он составил три четверти от числа перенесенных туда людей,– ответил Лога.– Оставшуюся четверть… Одним словом, их записи были изъяты из памяти компьютера, когда отведенный им период подошел к концу.
      – Они умерли, или их убили?– спросил Бертон.
      – Многие из них действительно убили друг друга или покончили жизнь самоубийством.
      – Многие, но не большинство. Я правильно тебя понял?
      Лога пропустил это замечание мимо ушей.
      – Всего в предыдущих проектах на стадию «продвижения» перешла одна шестнадцатая часть воскрешенных. Я имею в виду взрослых, а не детей. Каждый из этих проектов имел, по крайней мере, две фазы. Здесь мы оживили сначала тех, кто умер до 1983 года. Второй и заключительной фазой должна была стать работа с оставшейся частью человечества.
      – Но после твоего вмешательства первая фаза растянется на более долгий срок, чем планировалось в начале эксперимента,-напомнил Бертон.
      – Мне кажется… Я уверен, что процент «продвинувшихся» будет намного выше, если воскрешенным дать больше времени. Я не мог примириться с духовной гибелью, на которую обрекались миллиарды претендентов, и, чтобы отсрочить их смерть, мне пришлось стать отступником и убийцей. Я предал своих товарищей, приговорив себя к тому, что уже никогда не буду «продвинувшимся». И моим единственным оправданием является тот факт, что я сделал это из любви к людям.
      В физическое воскрешение верили и христиане и мусульмане. И вот оно действительно наступило. Однако замысел этиков больше соответствовал буддизму – они добивались слияния души с Всесущим Первоначалом.
      Во время того разговора Лога уловил ход его мыслей и с улыбкой спросил:
      – Скажи мне, Дик, только честно… Неужели ты действительно не веришь, что можешь стать «продвинувшимся»? Неужели надежды на это нет даже в самом сокровенном уголке твоего ума?
      Бертон с удивлением посмотрел на Логу и, помолчав, задумчиво ответил:
      – Вера есть, но не в то, о чем ты говоришь. Я просто не могу принять такие вещи, как переход на новый уровень бытия. Кроме того, нет никаких доказательств, что стадия «продвижения» существует.
      – Она существует, Дик! Когда разумное существо умирает, достигнув особой стадии – давай назовем ее добротой, а не этическим совершенством,– наши приборы больше не воспринимают его ватан, или то, что вы считаете душой.
      – Это означает только исчезновение ватана,– произнес Бертон.– На самом деле ты не знаешь, что с ним происходит дальше.
      – В конце концов мы снова возвращаемся к вере, не так ли? – с улыбкой спросил Лога.
      – На Земле я часто видел, к чему приводит слепая вера, но это были, в основном, неприятные впечатления,– ответил Бертон.-И вообще, почему бы нам не предположить, что ватан просто истощается? Каждая искусственная вещь имеет свой предел, и вряд ли ватан отличается в этом отношении от природных явлений. Кроме того, он может представлять собой какую-то особую и неизвестную нам форму материи. Почему же тогда не допустить, что ее видоизменение выходит за допустимые пределы вашей измерительной аппаратуры?
      – Пойми, ватан действительно может переходить на другой уровень бытия! – настаивал Лога.– И он может сливаться с Неопознаваемым! Как, например, ты объяснишь, что ватан исчезает только тогда, когда его обладатель достигает высшей стадии этического продвижения? Почему остальные существа могут умирать хоть каждый день, а их ватаны всегда возвращаются в воскрешаемые тела?
      – Здесь могут быть объяснения, о которых ты даже не подозреваешь.
      – Сотни тысяч умов, более великих, чем наши, пытались найти другое объяснение! Но им не удалось этого сделать!
      – Всегда может найтись умник, который сделает то, что не удалось другим.
      – И все же тебе теперь придется полагаться на веру,– сказал Лога.
      – Нет. Я буду полагаться на исторический опыт, логику и свои возможности.
      Лога расстроился. Его глубокая вера в этический путь развития не допускала никаких сомнений, но он тревожился о том, что Бертон может упустить свой шанс и не выйти на стадию «продвижения».
      И вот теперь оказалось, что на эту стадию не вышел сам Лога. Его телесная матрица была уничтожена, и он потерял любую возможность добиться финальной цели. Хотя вся вина за такой печальный конец ложилась на него самого. Если бы Лога не менял сроки проекта, его жизни ничто бы не угрожало, а матрица, записанная в памяти компьютера, гарантировала бы ему дальнейшее продвижение к тому мистическому событию, которое называлось «Великим продвижением».
      Незнакомец, осудивший Логу на смерть и забвение, мог оказаться этиком, который уцелел во время массового убийства, когда Лога расправлялся со своими коллегами. Но почему тогда этот праведный мститель по-прежнему скрывался от землян? Неужели он их боялся? Или просто выжидал благоприятный момент, чтобы перестрелять их по одиночке и отправить в долину, где они больше не будут мешать выполнению первоначального проекта?
      При полном контроле над работой компьютера этот человек мог сделать с восемью землянами что угодно. Но, возможно, его оборона имела какой-то изъян, о котором гости башни пока ничего не знали. Пока! И значит, незнакомец не будет рисковать. Он попытается избавиться от них как можно быстрее.
      А что если исчезновению Логи способствовал один из них? Или двое, что более возможно?
      Едва Бертон подумал об этом, как на экране появилось лицо Нура.
      – Я хотел бы поговорить с тобой,– произнес мавр.
      Бертон велел компьютеру наладить двустороннюю связь и встревоженно спросил:
      – Что случилось?
      Зеленый тюрбан мавра свидетельствовал о том, что его владелец совершил паломничество в Мекку. Конечно, выбор цвета мог оказаться случайным, но Нур был не из тех людей, которые относились к таким вещами небрежно. Его длинные черные волосы ниспадали на худощавые коричневые плечи. На узком лице застыла напряженная улыбка.
      – Как я и ожидал, программа воскрешения Моната, всех этиков и их агентов по-прежнему задерживается. Однако случилось нечто непредвиденное и важное!
      Он замолчал и посмотрел на Бертона.
      – Так говори же! Не томи!– вскричал тот.
      – Три недели назад Лога пообещал нам начать воскрешение восемнадцати миллиардов человек, чьи телесные матрицы дожидались этого. Мы все считали, что он действительно отдал такой приказ. Но это не так! По той или иной причине Лога изменил свое решение. Возможно, он хотел дождаться момента, когда мы покинем башню. В любом случае компьютер не воскресил еще ни одного человека.
      На секунду Бертон потерял дар речи. Оправившись от изумления, он быстро спросил:
      – Сколько там этих телесных матриц?
      – В данный момент 18001337199. Хотя нет… Теперь еще на восемь человек больше.
      – Мне кажется, ты…
      Как это часто случалось и прежде, Нур уловил его мысль с полуслова.
      – Да. Я убежден, что главный компьютер находится в подчинении незнакомца. Именно он и возобновил задержку воскрешения.
      – Подумать только! Еще три недели назад мы считали, что долгая и тяжелая битва подошла к концу. Но вот мечты рассеялись, как дым. И с этих пор все наши проблемы могут иметь только личный характер.
      Нур ничего не ответил.
      – Ладно,– хрипло произнес Бертон.– Прежде всего мы должны проверить друг друга на «детекторе лжи». Пока мы не убедимся в надежности каждого из нас, все предположения о существовании незнакомца будут, мягко говоря, необоснованными.
      – Это не понравится нашим друзьям,– с усмешкой сказал Нур.
      – Но такой шаг диктует логика!
      – Людям не нравится логика, когда она беспокоит их и становится опасной,– ответил Нур.– Однако нашим друзьям придется подчиниться и согласиться на проверку. Они не захотят попасть под подозрение.

      Если человек не лгал, а говорил только правду, тест давал положительный результат. Если же человек лгал даже для того, чтобы выразить истину, результаты были отрицательными.
      Несмотря на различие ответов, все восемь доказали свою непричастность к исчезновению Логи.
      Каждый из них по очереди входил в небольшую комнату с прозрачными стенами и отвечал на вопросы Бертона или Нура. Электромагнитное поле, генерируемое внутри кубического помещения, выявляло ватан опрашиваемого человека, который крепился к макушке нитью алого света и парил над его головой. Сияющая сфера ватана раздувалась и сокращалась, вращалась, скручивалась в жгут и переливалась радугой ярких красок. Она сопутствовала телу с момента воскрешения и не оставляла его до самой смерти. Эта невидимая часть содержала в себе все, что делало человека чувствующим существом, дублируя содержание мыслей и наделяя разум тела так называемым самосознанием.
      Бертон проходил тест первым и, как ему казалось, правдиво отвечал на вопросы Нура.
      – Ты родился в Англии в городе Торки 19 марта 1821 года?
      – Да,– ответил Бертон, и в тот же миг компьютер сделал снимок его ватана.
      – Когда и где ты умер в первый раз?
      – Я умер в Триесте воскресным днем 19 октября 1890 года. Эта часть Италии в ту пору принадлежала Австро-венгерской империи.
      Компьютер сделал еще один снимок и сравнил обе фотографии. Вся процедура проверки проходила так же, как много лет назад, когда Бертона допрашивал Совет Двенадцати.
      Нур взглянул на экран дисплея и сказал:
      – Твой ответ подтверждает, что ты убежден в своих словах. Но как нам узнать, насколько он верен?
      Здесь и коренился один из недостатков теста – если человек верил в правдивость своих слов, ватан указывал, что он говорил правду.
      – Пока все точно,– произнес Фрайгейт.– Я читал биографию Дика, когда жил на Земле.
      – Ты когда-нибудь обманывал других людей? – спросил Нур.
      – Нет,– с усмешкой ответил Бертон.
      На поверхности ватана возникла черная извилистая полоса.
      – Субъект говорит неправду,– сообщил Нур компьютеру.
      На экране появилась надпись: «ПРЕДВАРИТЕЛЬНО ПОДТВЕРЖДАЮ».
      – Ты когда-нибудь лгал другим людям?– еще раз спросил Нур.
      – Да.
      Черная полоса, похожая на молнию, исчезла.
      – Это ты способствовал исчезновению Логи?
      – Нет.
      – Ты знал о том, что кто-то планирует уничтожить Логу?
      – Я ничего об этом не знал.
      – Пока твоя искренность не вызывает сомнений,– сказал Нур, взглянув на экран.– Ты догадываешься о том, кто мог убить Логу?
      – Нет.
      – Ты рад, что Лога исчез?
      – Вот же дьявол!– воскликнул Бертон.
      Он мог видеть на экране изображение своего ватана. При последнем вопросе тот засиял оранжевым цветом, который на миг перекрыл все остальные оттенки.
      – Ты не должен задавать такие вопросы!– сказала Афра Бен.
      – Да, черт возьми, здесь ты перегибаешь палку!– возмущенно добавил Бертон.– Нур, ты такой же негодяй, как и все другие суфии!
      – Итак, ты рад исчезновению Логи,– спокойно констатировал Нур.– Я это подозревал. Но твои чувства разделяют многие. Когда мы поменяемся местами, ты смело можешь задать мне этот вопрос. Возможно, где-то глубоко в своем животном уме я тоже рад его смерти.
      – Ты, наверное, хотел сказать, в подсознании,– шепотом поправил его Фрайгейт.
      – Как его ни называй, суть одна и та же – животный ум.
      – А я не понимаю, чему здесь можно радоваться,– сказала Алиса.
      – Так уж и не понимаешь?– язвительно вскричал Бертон.
      Алиса отшатнулась и поспешно отошла в сторону.
      Доказав свою непричастность к убийству, Бертон вышел из стеклянного куба и приступил к допросу Нура. Когда мавр очистил себя от подозрений, в комнату с прозрачными стенами вошла Алиса. Бертон не осмелился спрашивать ее о чувствах, вызванных смертью Логи. Но он сомневался, что гибель этика доставила ей какую-то радость. Скорее всего, она еще не задумывалась об огромных возможностях, которые сулила им башня, иначе ей стало бы ясно, почему некоторые из ее спутников к своему стыду находились в приподнятом настроении.
      Когда остальные поочередно ответили на предложенные вопросы, Нур покачал головой и бесстрастно сказал:
      – Во время допроса Лога тоже прошел этот тест, хотя он лгал налево и направо, словно заправский дипломат. Возможно, один из нас знает, как управлять своим ватаном?
      – Я в это не верю,– ответил Терпин.– Чтобы обмануть тестирующие устройства, необходимы навыки и знания, которых у нас нет. Нам не удалось изменить ни одной команды в компьютере. Так что уж тут говорить об управлении ватаном! Я думаю, мы просто теряем время, оскорбляя друг друга беспочвенными подозрениями.
      – Если я тебя правильно понял, ты сетуешь на то, что мы недостаточно умны,– сказал Нур.– Однако это не совсем верно. Мы умны и сообразительны, но нам не хватает определенных знаний.
      – Об этом я и говорил. Мы пока еще тут ничему не научились.
      – Три недели – это большой срок,– произнес Бертон.– За такое время усердный человек мог многое узнать от главного компьютера.
      – Я не верю во всю эту чепуху,– ответил Терпин.– Компьютер не стал бы учить тому, как хитрить и переделывать команды Логи.
      – Мы можем пройти сканирование наших мыслей за последние три недели,– сказал Фрайгейт.– Оно займет много время, но, возможно, ответит на некоторые вопросы.
      – Нет, я не согласна!– страстно возразила Алиса.– Это осквернение чувств, еще более мерзкое, чем изнасилование! Мне даже противно думать о таких вещах. И я не позволю рыться в своих мыслях!
      – Мы понимаем ваши страхи,– сказал Нур.– Но…
      Компьютер мог отобразить их воспоминания в виде непрерывного фильма, который прокручивался бы в обратном направлении вплоть до момента зачатия. Процесс имел некоторые ограничения, поскольку мысли воспроизводились на экране как неопределенные образы и символы. Кроме того, память вела селекцию событий и часто исключала информацию, которую считала неважной для человека. Тем не менее, такой пересмотр отражал почти все, что субъект проверки видел, говорил и слышал. При желании особые устройства передавали зрителю запахи, вкусовые и тактильные ощущения, а также эмоциональный настрой, которой присутствовал в воспоминании.
      – Я не хочу, чтобы вы рассматривали меня, сидящую на унитазе,– продолжала возражать Алиса.
      – Никто из нас не хочет видеть там ни тебя, ни себя,– ответил Бертон и смущенно засмеялся.
      Его смех напоминал шлепание камня, который прыгал по воде.
      – Каждый из нас время от времени издает интимные и порою неприличные звуки, а некоторые, возможно, занимаются онанизмом от тоски. Я думаю, Марцелин и Афра тоже будут против демонстрации их ратных подвигов в постели. Но нам и необязательно на все это смотреть. Мы прикажем компьютеру выбирать для просмотра только то, что нас интересует, а все остальное будет опущено как ненужный материал.
      – Это пустая трата времени,– сказал Фрайгейт.– Судя по предыдущим действиям незнакомца, он наверняка предусмотрел сканирование воспоминаний.
      – Я согласен с тобой,– ответил Бертон,– хотя наши мнения редко совпадают. Тем не менее, нам надо провести эту рутинную процедуру на тот случай, если убийца Логи понадеялся, что мы сочтем ее бесполезной.
      – Он не стал бы так рисковать,– возразил Ли По.
      – И все же я настаиваю на просмотре воспоминаний,– сурово произнес Бертон.– Нам придется выполнить его, если мы не хотим и дальше подозревать друг друга.
      – Никакое сканирование доверию не научит,– угрюмо проворчал Фрайгейт.– Впрочем, если это так необходимо…
      Поначалу проверку решили проводить одновременно в восьми кубах. Однако возник вопрос: кто будет присматривать за каждым из них, чтобы предполагаемый злоумышленник не внес в компьютер очередные изменения и не скрыл факты, касавшиеся убийства Логи? Предложив поочередное тестирование, Бертон первым прошел процедуру. Компьютеру понадобилось три часа, чтобы просканировать его воспоминания за последние три недели. На протяжении всей проверки экран оставался пустым.
      Такой же результат показало сканирование и остальных семи землян. Последним кубическую комнату покинул Ли По. Поскольку проверка заняла двадцать пять часов, большинство ее участников успели выспаться и отдохнуть. Бертон и Нур наблюдали за процедурой от начала до конца. Когда они решили отправиться спать, остальные уже вышли в общий зал. Прежде чем удалиться в свою спальню, Бертон сделал все возможное, чтобы предотвратить вторжение из коридора.
      – Наш неизвестный противник может подобрать пароль и войти.
      – Ты предлагаешь забаррикадировать дверь?– сладко зевая, спросил Фрайгейт.– Мы можем подпереть ее кроватью, а затем навалить сверху побольше мебели.
      – Дверь открывается внутрь, поэтому идея с кроватью неплохая. Однако я планирую заказать у компьютера датчики и оборудовать входной проем тревожной сигнализацией.