Хэдон пожелал ему удачи, хотя в душе сомневался в большой вероятности успеха.

Что же до его собственных шансов, они выглядели тоже не слишком обнадеживающими.

Ни один из двух возможных открытых маршрутов не был легким или безопасным. Обычный путь в Море Опара проходил через пролив Кета. Но, по данным ветнанцев, он был блокирован в северной части. Там на якоре стояли шесть трирем, четыре биремы и множество малых военных судов. Вдобавок не менее двух сотен матросов расположились на вершинах утесов, образующих вход в пролив. Минрут приказал флоту оставаться там, хотя крайне нуждался в кораблях в Кхокарсе.

Минрут знал о честолюбивом правителе Кетны. Короли этого города всегда отличались надменной независимостью, поскольку господствовали на южной стороне пролива. Ни одно судно не могло покинуть Кемувопар, Кему, без разрешения на то флота Кетны.

В тревожные времена флот Кетны осмеливался входить в Кему и разрушать верфи и флот кхокарсан. Однажды с кораблей Кетны была совершена даже вылазка на побережье самой Кхокарсы, едва не закончившаяся взятием в плен Императора. Никаких известий из Кетны в эти дни не поступало, но власти Ветны надеялись, что флот Кетны однажды пройдет через пролив и атакует корабли Кхокарсы. Ведь в распоряжении Кетны значительно больший флот, и она могла бы снарядить сухопутную экспедицию против матросов, удерживающих скалистый выход.

На рыночной площади, в доках только и толковали, почему же Кетна до сих пор не совершает нападения. Кое-кто строил предположения, что у Кетны хватает других неотложных проблем, например, защитить себя от пиратов Микавуру. Никто толком не ведал об истинном положении дел, поскольку сообщение прервалось. Конечно, это не мешало многим распространять всевозможные дикие истории, выдавая их за правду. Слухи о событиях, которых никогда не было и не будет.

Хэдон рассчитывал, двигаясь на запад, добраться вдоль берега до небольшой деревни милях в тридцати восточнее пролива. Там высадиться на берег и, преодолев горы полуострова, выйти к Морю Опара. Можно пройти вдоль обрывистого берега к городу Кетна. А там, если повезет, оплатить места на торговом судне до Опара. Или вовсе приобрести небольшое парусное судно. Ну, а не хватит денег — попросту стащить его.

Более всего Хэдона тревожило, что это путешествие, хоть и относительно короткое, известно как очень опасное. Из двух существовавших маршрутов оба трудно проходимые, и везде путников донимали хищники и беглые преступники. Говорили даже, что встречающийся в горах вид Нукаар, волосатых питекантропов, живущих на деревьях, обитает в этих краях. Много рассказывают об этих краях, но мало хорошего.

Другой путь — прямо к югу от Ветны. И там через горы, но времени потребуется в пять раз больше. Однако, одолев трассу, группа окажется существенно ближе к Опару. Случись так, путники находились бы сравнительно близко от города Вентисуха, там подыскали бы судно или какую-нибудь лодку, пригодную для плавания вдоль берега, и добрались бы до порта, роль которого выполнял удаленный от моря город Опар. Предостаточно порасспросив завсегдатаев базара и людей на причалах, Хэдон выбрал второй маршрут. Он столь опасен, что никто благополучно его не проходил.

Пага предложил третий вариант.

— Почему бы под покровом ночи не воспользоваться небольшим судном? Если выбрать безлунную ночь и действительно малое судно, мы сможем проскользнуть мимо крупных кораблей. Они ведь не станут бросать якорь рядом с утесами или в самом створе пролива, правда ведь?

— Нет. Но пролив очень узкий — всего-то футов восемьдесят на входе. По обеим сторонам утесы, высота которых достигает двухсот футов, хотя горы сразу за ними возвышаются на несколько тысяч футов. Если матросы торчат и слева и справа, они заметят все, что будет проплывать внизу. Наверняка в створе факелы или фонари на буях, так что и ночь не поможет. А уж камнями и глыбами они непременно запаслись — так что сбросят на судно без колебаний. А то еще и горящим маслом обольют. Одна Кхо знает, что еще они придумают. Вполне могут предупредить блокирующие пролив суда колоколом, или сигнальными огнями, или чем угодно.

А кто им помешает , к примеру, протянуть сеть поперек входа.

— А нельзя ли проскользнуть мимо стражи по любой стороне у них за спиной? — предложила Лалила. — А потом пройти по гребням утесов на другую сторону пролива?

— Нет. Утесы переходят в отвесные горы. Где-то дальше есть несколько плато, но я не знаю, как до них добраться. Кроме того, в тех местах бродят дикари племени Клемкаба.

Раздумывая, что предпринять, Хэдон тем временем поступил на службу в качестве телохранителя к богатому ветнанскому купцу. Кебивейбес кое-что зарабатывал исполнением песен на улицах и в тавернах. Пага определился в учение к кузнецу. Хоть и деньги доставались ему невеликие, он преуспел в мастерстве работы с железом. Так пролетело тридцать пять дней; теперь они могли заплатить за то, чтобы их доставили в деревню Фетапоес. До покупки небольшого судна они не дотянули.

«За меленький рыбачий ялик надо работать еще три месяца, — прикинул Хэдон. — А Лалиле до разрешения от бремени осталось месяца четыре. Сомневаюсь, что мы сможем добраться до Опара за месяц. Непременно произойдут какие-нибудь приключения. Но если мы сейчас купим билеты на корабль до Фитапоеса, нам потом не выбраться оттуда. Там ведь не удастся подработать Поэтому…

Лалила прервала Хэдона:

— Поэтому мы украдем судно! Или доберемся до Фетапоеса и далее через горы!

— Я полагаю, — с расстановкой произнес Хэдон, — что мы попытаемся, несмотря ни на что, пройти через пролив. Это рискованный, но все же наименее опасный путь.

— А если это не удастся — останется преодолеть горные перевалы за Фетапоесом? — спросила Лалила.

Она выглядела встревоженной, да и как иначе, ведь и сильный мужчина выражал бы перед перспективой такого путешествия все, что угодно, кроме радости. А для беременной женщины с малым ребенком отправиться туда лишь в сопровождении барда, человечка и Хэдона — хоть и умелого воина — было безумием или чем-то близким к нему.

Хэдон злился. Так или иначе, он оказался не способным облегчить ее участь. Но что еще он может сделать? Он же, в конце концов, не герой древности — к примеру, Накадет, который похитил пару волшебных сапог у зловещего паука, прошел по небесам вверх ногами вместо того, чтобы пробираться через эти самые горы.

Лалила пристально смотрела на него.

— Не сердись, Хэдон. Ты не можешь свершить больше того, на что способен человек.

Не впервой он не переставал удивляться ее способности читать его мысли. Иногда он задумывался, а может она и вправду Ведьма с Моря. Сама мысль эта наполняла его гордостью: такая женщина любит его! Но и беспокойство не оставляло Хэдона, ведь значит, она способна проникать и в самые сокровенные его помыслы, вовсе для нее не предназначенные. Ну, к примеру, узнает Лалила, что он вообразил, глядя на прекрасную жену купца, у которого служил. Что же она сделает?

Уж если на то пошло, у нее обычно в такие моменты появляется особая улыбка.

— В чем дело, Хэдон? — спросила Лалила.

— О! — произнес он, уставясь на нее. — Ничего. Я лишь пытаюсь восстановить в памяти картину пролива. Я ведь видел его несколько лет назад.

И вновь на ее лице мелькнула странная улыбка.

Вечером, отслужив положенное у купца, он отправился к пристаням. Побродив вокруг, он разыскал начальника дока и спросил его о билетах до Фетапоеса.

— Зачем вам тащить вашу женщину и ребенка в это забытое Кхо место? — удивился начальник. — Для нуматену там работы нет. Более того, суда по пути туда то и дело пропадают. Да и пиратов хватает, уважаемый фехтовальщик. Они прячутся в каждой бухточке, в каждой пещере в прибрежных скалах, готовые броситься и перехватить любое судно, похожее на легкую добычу.

Хэдон заколебался. Первый порыв был сказать начальнику, чтобы тот не совал свой нос в обезьянью задницу[4] но он удержался, не желая злить этого парня. Если начальник заподозрит что-то, он, наверное, сообщит властям, и те могут — нет, должны — арестовать Хэдона и подвергнуть допросу. Как и во всех странах, здесь процветала шпиономания. Ветна формально была нейтральна, объявив, что не поддерживает ни Авинет, ни Минрута. Это ставило ее в затруднительное положение, поскольку любой победивший мог вознамериться наказать Ветну за то, что город не занял четкую позицию. Хэдон считал, что так и произойдет в действительности. Отцам и матерям города следовало бы стать на ту или другую сторону, даже если бы пришлось бросать жребий.

Подоплекой нейтралитета Ветны оставалась надежда, что победитель будет благодарен городу за то, что он не сражался на стороне врага. Хэдон считал эти соображения совершенно нереалистичными. Короли и королевы всегда полагали, что тот, кто не за них, тот против них. А история подтвердила, сколь жестоким бывает возмездие за недостаточно искреннюю поддержку. Целые города сравнивались с землей, а население — мужчины, женщины, животные безжалостно вырезались за отсутствие глубокой преданности.

Но это не заботило Хэдона. Да и случись такое, оно вскоре бы забылось, вытесненное внезапной непосредственной тревогой: за пять дней до намеченного отплытия группы на купеческой галере на Ветну обрушилась чума.

Никто не знал, кто занес чуму в Ветну, но большинство жителей обвиняли матросов. Да и что это меняло! Главное состояло в том, что эта особая форма чумы, так называемая потница, распространялась с устрашающей скоростью.

Первым из группы об этом услышал Кебивейбес. Он поспешил домой из таверны, где пел перед посетителями. Срочно требовалось сообщить новость: несколько дюжин больных находятся в доках, и это скрывается. Он нашел Хэдона уже в лапах болезни.

Она протекала своим чередом обычно три дня. Сперва Хэдона охватил безотчетный страх, неодолимое чувство обреченности. Через четверть часа его стало неистово лихорадить. Казалось, будто внезапно его окунули в ледяную воду горного озера. Затем появилась дурнота, он испытывал мучительную головную боль, болели также шея, плечи, руки и ноги. Он не мог поднять головы.

Спустя три часа ему стало казаться, что его охватил огонь, он обильно потел. Это длилось и день и ночь. Испарина прекратилась внезапно, но ее сменил новый приступ головной боли, сильная жажда, учащенное сердцебиение и бред.

Наконец, болезнь отступила, более не было ее симптомов, но из-за чрезвычайной слабости Хэдон не мог подняться с постели четыре дня. Все это время он оставался без присмотра врача. Лишь бард и Лалила поочередно исполняли роль целителей и ухаживали за ним. Пригласить врача они не могли. Доктора были слишком заняты, чтобы посетить его, или сами свалились от болезни; некоторых даже унесла чума. Друзья проявились внимательными и могли лишь уповать на лучшее. Лалила и Пага поочередно обтирали мокрой тряпкой тело Хэдона да поддерживали его голову, когда он много пил. Стих и шум на ближайших улицах, и разговоры, и крики прохожих, и гомон, доносившийся с базарной площади. Кроме топота ног и приглушенного боя барабанов проходящих патрулей, кроме переговоров похоронных команд, убиравших трупы, — ничего. Вот еще где-то вскрикнет мужчина или женщина, заплачет ребенок…

Через день после того, как отступила болезнь Хэдона, в неодолимом чувстве надвигающейся смерти свалился Кебивейбес. Теперь у Лалилы и Паги оказались два подопечных, хотя Хэдон уже не требовал неотрывного внимания.

Бард не скончался в первый день, что на практике означало, что он, вероятно, выживет.

Теперь Лалила и Пага попеременно ходили за водой и пищей. Базар закрылся, продавцы попрятались по домам или вовсе разбежались из города по стране. Но у кого было достаточно денег, тому хватало и еды. Несколько торговцев открыли рынок на пристанях, охраняемых солдатами, которые допускали лишь тех, кто мог продемонстрировать свою платежеспособность.

Однажды, когда Лалила шла по дороге домой, ее ограбила голодная троица. Ее сбили с ног, выхватили корзину и убежали. В этот день ей пришлось дважды отправиться на базар — второй раз в сопровождении Паги. Ей не хотелось оставлять без присмотра ни выздоравливающего, ни больного, но как быть без пищи.

Порой, когда ветер менял направление, чувствовался запах трупов, сжигаемых в большой братской могиле у западной стены. Потом огромные бронзовые колокола в храмах Кхо и Ресу начнут издавать печальный погребальный звон.

Лалила и Пага ждали, когда они свалятся сами, полагая, что это неизбежно. Но никто больше не заболел, чума пощадила и ребенка. Абет все же заболела четыре недели спустя, но недуг ее очень походил на тиф.

Потница продолжала свирепствовать в городе и унесла уже десять тысяч человек из пятидесяти тысяч населения. Не менее трети жителей города разбежались по стране ко времени самого пика эпидемии. Они, конечно же, же «прихватили» с собой болезнь, распространяя ее по сельским районам. Восемьдесят тысяч фермеров, рыбаков и мастеровых скончались. Вся территория Ветны лежала под облаком дыма от костров, на которых сжигались трупы.

Среди жертв оказалась и красавица жена богатого купца. Он остался в городе, желая заработать на поставках провизии. Она же отправилась на их виллу в горах и погибла, правда не от чумы, а от укуса змеи. Красавица, прогуливаясь вечером в саду, повстречала кобру…

Через семь недель болезнь, обшарив всю страну, отступила. Уцелевшие выбирались из убежищ, снова воссоединяясь в единый народ.

Абет выздоровела, но была все еще исхудалой и вялой. Через пару месяцев, не раньше, можно было отправляться в путь с ребенком.

Хэдон вернулся на службу к купцу — группа остро нуждалась в деньгах. Место телохранителя позволяло ему невольно подслушивать много подробностей интересующего его дела. Он узнал о том, что купец по дешевке приобрел маленькую рыбачью лодку у вдовы умершего от чумы рыбака. Осмотрев судно, Хэдон нашел его как раз подходящим по размерам. Он купил лодку за приличную. сумму, хотя кое-что осталось и для переоснащения. Человек, которого нанял Хэдон для этой работы, явно решил, что хозяин спятил. К чему этот рей, крепящийся к основанию мачты, чтобы еще ниже опустить ее? Какова цель этого? И зачем резать отменный парус так, что теперь у него образовалась пара бесполезных треугольных парусов?

Улыбаясь, Хэдон объяснил ему, что ставит опыт. Ему вовсе не хотелось говорить правду, памятуя о том, что рассказывал Русет о реакции людей при виде его Души Моря. Зачем ему подвергать себя обвинениям в колдовстве и допросам следственной комиссии.

Назавтра в час после полуночи Хэдон и его друзья вывели лодку из бухты. К рассвету они уже потеряли город из виду. Хэдона не беспокоила возможность преследования. Кому какое дело, что он покинул Ветну? Нанятый им умелец лишь пожмет плечами да сочтет, что ему повезло, и ничего не пришлось платить хозяину за кормежку за последнюю неделю, пока не раскусит, что хозяин вычел эту сумму при расчете. Обе суммы сходились, посему Хэдон счел, что поступил честно.

За пять дней группа доплыла до пролива. Еще до того беглецы поняли, что там что-то случилось. Виднелась выброшенная на берег покалеченная трирема, а еще через пару миль они наткнулись на множество плавающих повсюду трупов. Хэдон смело направил в светлое время суток судно к самому проливу. Никаких признаков флота, пока не доплыли до самого входа в пролив. Корма биремы выступила из воды, почти закрывая путь судну Хэдона. Он не мог понять, что мешает биреме утонуть, ведь глубина здесь почти четыреста футов.

Хэдон приспустил паруса, и шлюпка медленно, на веслах, прошла мимо утеса и правой стены. Солнце теперь висело отвесно над головой, потому море просматривалось на значительную глубину. Хэдон аж присвистнул, а Кебивейбес выругался. Галера удерживалась парой десятков других судов, нагромоздившихся одно на другое.

— Судя по всему, здесь случилась серьезная драка, — заметил Хэдон. — Но кто прорывался ? Флот Кетны?

— Более, чем очевидно, — откликнулся бард. — Кто-то пытался проскользнуть мимо матросов на утесах. Кому-то все же удалось проскочить, иначе флот Минрута остался бы здесь. Очевидно противники сошлись в ближнем бою и перебили друг друга.

Казалось, это единственное логичное объяснение. Однако с флотом Минрута могли схватиться и пираты, проходившие через пролив, а вовсе не кетнанцы. Ну да ладно! В конце концов, какая разница — путь свободен. Матросы, располагавшиеся на утесах либо оставили свои посты, либо перебиты вторгшимся флотом. Не исключено, что один-два корабля кхокарсан уцелели в сражении и, удирая, прихватили матросов домой. Одно судно ведь не в состоянии блокировать пролив.

Какое-то время пролив останется непроходимым для любого корабля, размер которого больше малой рыбацкой шлюпки. Рано или поздно течение снесет обломки в более глубокие воды, или кетнанцы уберут останки тех судов, что сверху.

Тем временем Хэдон и вся его группа, не исключая и Лалилу, далеко «продвинувшуюся» в своем положении, сидели на веслах уже пятьдесят безмолвных миль извилистого пролива. Гребцов было маловато, шли медленно, по ночам кое-как спали. Целую неделю, опасаясь при этом наткнуться на пиратов или кетнанцев, преодолевали пролив. Группа была бы обречена, повстречайся ей судно любого размера: удрать не удалось бы.

Но в проливе никого не оказалось, и на десятый день шлюпка, преодолевая течение, выплыла из темноты и тишины. Словно Кет, герой древности, первый вошедший в Южное Море, все на борту были ослеплены ярким экваториальным солнцем.

Хэдон сказал:

— Лалила, я боялся, что наш ребенок не появится на свет в Опаре. Теперь же у нас добрые надежды дождаться этого часа. Да поможет нам Кхо, и мы окажемся вовремя в моем родном городе.

Лалила устало улыбнулась, бледная и встревоженная.

А вечный пессимист Пага проворчал:

— Дети не всегда рождаются по плану, Хэдон.