Когда Фрэнк надевал ботинки, раздался телефонный звонок, вернувший его к действительности. Он прошел к телефону, оставленному на столе.

— Алло!

— Привет, Фрэнк, это я, Никола. Проснулся?

— Проснулся и готов действовать.

— Хорошо. Я только что звонил Гийому Мерсье, тому парню, о котором говорил. Он ждет нас. Хочешь поехать?

— Ну, как же! Газеты видел?

— Да. Пишут всякое. И можешь представить, в каких выражениях…

— Sic transit gloria mundi.[60] Наплюй на все. У нас есть чем заняться. Жду тебя.

— Пара минут, и я буду.

Он выбрал свежую рубашку. Когда расстегивал пуговичку у воротника, зазвонил домофон. Он прошел через гостиную, чтобы ответить.

— Мистер Оттобре? Вас спрашивают.

Фрэнк решил, что Никола, говоря, про пару минут, и в самом деле уже рядом.

— Да, знаю, Паскаль. Пожалуйста, скажите что я немного задерживаюсь. Если не хочет ждать внизу, пусть поднимется.

Надевая рубашку, он услышал, что приехал лифт.

Он открыл дверь и увидел ее.

Перед ним стояла Елена Паркер — серые глаза, созданные, чтобы отражать звезды, а не скрытую боль. В полумраке коридора она молча смотрела на него. Фрэнк еще не успел одеться.

Ему показалось, будто повторяется сцена с Дуайтом Дархемом, консулом, только взгляд женщины дольше задержался на его шрамах. Он поспешил запахнуть рубашку.

— Здравствуйте, мистер Оттобре.

— Здравствуйте. Извините, что я в таком виде, но я ожидал другого человека.

Легкая улыбка Елены развеяла минутную неловкость.

— Не беспокойтесь, я поняла это по ответу консьержа. Так можно войти?

— Конечно.

Фрэнк посторонился. Елена прошла, чуть коснувшись его плечом и овеяв легким ароматом тонких, как воспоминание, духов, и словно заполнила собой все пространство.

Ее взгляд упал на пистолет, лежавший на консоли рядом со стереоустановкой. Фрэнк поспешно сунул его в ящик.

— Мне жаль, что это первое, что вы увидели здесь.

— Ничего страшного. Я выросла среди оружия.

Фрэнк представил ее девочкой в доме Натана Паркера, несгибаемого солдата, которого судьба посмела разозлить, подарив двух дочерей.

— Надо думать.

Он стал застегивать рубашку, радуясь, что можно чем-то занять руки. Появление этой женщины в его доме сразу породило множество вопросов, ответить на которые Фрэнк не мог. Натан Паркер и Райан Мосс представляли для него серьезную проблему. Их слушали, им повиновались, их шаги оставляли следы, у них имелись ножи, а руки готовы были нанести удар. До сих пор Елена лишь безмолвно присутствовала рядом с ними, вызывая волнующую мысль о красоте и страданиях. В чем их причина, нисколько не интересовало Фрэнка, да он и не хотел, чтобы этот интерес возник.

Фрэнк прервал молчание. Его голос прозвучал резче, чем хотелось бы.

— Думаю, существует какая-то причина, которая привела вас сюда.

Елена Паркер была сама реальность — и глаза, и волосы, и лицо, и аромат… Фрэнк повернулся к ней спиной, заправляя рубашку в брюки, как будто достаточно было отвернуться, чтобы она исчезла. Он услышал ее голос из-за спины, когда надевал пиджак.

— Конечно. Мне нужно поговорить с вами. Боюсь, что мне необходима ваша помощь, если вообще кто-то в силах помочь мне.

Прежде чем обернуться к ней, Фрэнк нашел сообщников — пару темных очков.

— Моя помощь? Вы, дочь одного из самых могущественных людей Америки, нуждаетесь в моей помощи?

Горькая улыбка появилась на губах Елены Паркер.

— Я пленница в доме моего отца.

— Именно поэтому вы так боитесь его?

— У меня много причин бояться Натана Паркера. Но я боюсь не за себя… За Стюарта.

— Стюарт — это ваш сын?

Елена слегка поколебалась, прежде чем ответить.

— Да, мой сын. В нем вся проблема.

— А я здесь причем?

Неожиданно Елена приблизилась к нему и, вскинув руки, сняла с него очки и пристально посмотрела ему в глаза. Ему показалось, будто в него вонзился нож куда острее, чем был у Райана Мосса.

— Вы единственный известный мне человек, кто способен сейчас противостоять моему отцу. Если кто-то и может помочь мне, так только вы…

Прежде чем Фрэнк сообразил, что ответить, зазвонил телефон. Он схватил трубку с облегчением человека, нашедшего наконец оружие, которое может его спасти.

— Да.

— Никола. Я здесь, внизу.

— Хорошо. Спускаюсь.

Елена протянула ему очки.

— Наверное, я тут не в самый подходящий момент.

— Да, у меня сейчас дела. И я буду занят допоздна, и не знаю…

— Вам известно, где я живу. Можете прийти ко мне, когда угодно, хоть среди ночи.

— Вы полагаете, Натану Паркеру был бы приятен мой визит при подобных обстоятельствах?

— Мой отец в Париже. Он уехал переговорить с послом и поискать адвоката для капитана Мосса.

Фрэнк промолчал.

— Он забрал Стюарта с собой как… За компанию. Вот почему я здесь одна.

Фрэнк понял, что Елена хотела сказать «как заложника».

— Хорошо. Но сейчас мне надо идти. По ряду причин я не хотел бы, чтобы человек, который ждет внизу, видел нас вместе. Подождите несколько минут, прежде чем спуститься, хорошо?

Она согласилась. Последнее, что он увидел, закрывая дверь, ее светлые сияющие глаза и слабую улыбку, какую могла вызвать лишь крохотная надежда. В лифте, Фрэнк посмотрел на себя в зеркало при неестественном освещении. В его глазах все еще таилось лицо его жены. Не было там места для других лиц, других глаз, других волос, других страданий. И самое главное — он никому не мог помочь, ибо никто не в силах был помочь ему самому.

Он вышел не солнечный свет, сквозь стеклянные двери заполнявший мраморный вестибюль «Парк Сен-Ромен». За ними его ожидала машина Юло.

Открывая дверцу, он заметил на заднем сиденье пачку газет и огромный издевательский заголовок на верхней: «Меня зовут Никто». Другие заголовки были, очевидно, в том же духе. Вряд ли Никола спалось лучше, чем ему.

— Привет.

— Привет, Ник. Извини, что заставил ждать.

— Ничего. Тебе звонил кто-нибудь?

— Никто. Не думаю, чтобы в твоем управлении кого-то посетила сумасбродная мысль видеть меня, даже если Ронкай официально приглашает меня на брифинг.

— Ну, рано или поздно все же придется там показаться.

— Это уж точно. Но сначала, думаю, нам нужно завершить одно частное дело.

Юло завел мотор и поехал по короткой подъездной аллее к площадке, где можно было развернуться.

— Я заглянул в свой офис и взял там оригинал кассеты, заменив ее копией.

— Думаешь, заметят?

Юло пожал плечами.

— Всегда можно сказать, что ошибся. Не такое уж это тяжелое преступление. Будет куда хуже, если обнаружат, что у нас есть след, а мы никому о нем ни слова не сказали.

Когда двинулись вниз по рю Жирофле, Фрэнк посмотрел в заднее окно, и мельком увидел Елену Паркер, выходившую из вестибюля «Парк Сен-Ромен».

Когда они подъехали к дому Мерсье в Эз-сюр-мер, Гийом ожидал их в саду. Увидев «пежо», он включил дистанционное управление, и ворота медленно раскрылись. За ними находилось белое одноэтажное здание с темной крышей и голубыми деревянными ставнями, слегка провинциальное, без претензий, но основательное и удобное.

Сад был довольно обширным — почти что небольшой парк. Справа за окруженная невысоким вечнозеленым кустарником росла высокая пиния. Подальше, за ее тенью, цвела белая и желтая калина, возле лимонного дерева, плодоносящего круглый год. Территорию сада обегала живая изгородь из лавра, высоко поднималась над железной оградой с каменным основанием, так что снаружи ничего не было видно.

Повсюду пестрели клумбы и цветущие кустарники. Дорожки, как и двор, где их ожидал Гийом, были выложены камнем.

Все вокруг создавало ощущение покоя, надежности, и приветливого благополучия, достигнутого без каких-либо особых усилий, что, судя по всему, было на Лазурном берегу чем-то само собой разумеющимся.

Въехав во двор, Юло остановил машину под навесом из деревянных реек, где уже стояли «фиат» и мощный кроссовый мотоцикл «БМВ».

Гийом, высокий молодой человек крепкого сложения не спеша направлялся им навстречу. Его нельзя было назвать красавцем, но было в нем что-то весьма располагающее. Судя по загару, он много занимался спортом на открытом воздухе. Сильные мускулы на руках, покрытых светлыми, выгоревшими волосами, тоже подтверждали это. Он был в майке и «бермудах» из зеленой армейской ткани, с накладными карманами по бокам, в парусиновых туфлях на босу ногу.

— Привет, Никола.

— Привет, Гийом.

Парень пожал комиссару руку.

Никола кивком указал на своего спутника.

— А этого молчаливого мистера зовут Фрэнк Оттобре. Он специальный агент ФБР.

Гийом протянул ему руку, слегка присвистнув.

— Ах, вот как? Выходит, сотрудники ФБР существуют в реальности, а не только в кино. Рад познакомиться.

Пожимая руку, Фрэнк невольно почувствовал облегчение. Он посмотрел в глаза Гийома, темные и глубокие, на его лицо с веснушками, и невольно подумал, что это как именно тот человек, какой им нужен. Он не знал, чего стоит Гийом как профессионал, но понял, что парень будет держать рот на замке, если ему должным образом объяснить ситуацию.

— Да, мы — неотъемлемая часть голливудских фильмов и американского пейзажа. А теперь вот, как видите, еще и на экспорт пошли, о чем свидетельствует мое присутствие на этом побережье.

Гийом улыбнулся шутке, но улыбка не скрыла любопытства, вызванного появлением этих двух мужчин в его доме. Возможно, он догадался, что речь идет о чем-то весьма серьезном, раз уж Никола приехал к нему как полицейский, а не как друг семьи.

— Спасибо, что согласились помочь нам.

Гийом слегка пожал плечами, обозначив тем самым нечто вроде молчаливого «не за что», и прошел вперед, показывая дорогу.

— У меня сейчас немного работы. Готовлю два документальных фильма о подводном плавании, это не требует ни особых усилий, ни много времени. И потом, я ни в чем не мог бы отказать этому человеку…

Он указал большим пальцем назад, на комиссара, шедшего сзади.

— Ты сказал, твои родители в отъезде?

— В отъезде? Да нет, они в свадебном путешествии! Сошли с ума на старости лет мои старички. Когда отец перестал работать, они подули, что называется, на пепел, обнаружили в нем горячие угли страсти, раздули их, ну, и… Сейчас, у них, наверное, уже десятое путешествие. Последний раз звонили мне из Рима. Завтра должны вернуться.

Они направились по каменистой тропинке к флигелю. Справа находился бельведер, сделанный тоже из реек, с крышей-парусом из синей ткани, удобное место для обеда на открытом воздухе. На металлическом столе виднелись остатки вчерашнего ужина.

— Кошка из дома, мыши в пляс, не так ли?

Гийом проследил за взглядом Никола и пожал плечами.

— Вчера были друзья, а сегодня домработница еще не появлялась.

— Конечно, друзья… Я — полицейский, думаешь, не вижу, что стол был накрыт на двоих?

Парень развел руками, как бы волей-неволей соглашаясь.

— Старик, я не пью, не играю, не курю и не верю в искусственный рай. Так что, уж позволь мне хоть одну радость в этой жизни…

Он раздвинул деревянную дверь, возле которой они остановились, и пригласил их в дом. Потом вошел сам и старательно закрыл за собой дверь. Едва они оказались внутри, Юло поежился в своем легком пиджаке.

— А тут не жарко!

Гийом указал на аппаратуру, занимавшую всю стену напротив окон, выходивших в сад, — там довольно громко гудели кондиционеры.

— Эти приборы весьма чувствительны к теплу, поэтому и приходится включать кондиционер на полную мощность. Если у тебя проблемы с ревматизмом, могу дать тебе теплое отцовское пальто.

Никола вдруг ловко ухватил Гийома за голову, заставил согнуться, и улыбаясь, принялся шутливо бороться с ним.

— Уважать надо стариков, не то услышал бы сейчас не скрип моих суставов, а хруст своей сломанной шеи.

— Ладно. Ладно, — поднял руки Гийом. — Сдаюсь, сдаюсь…

Юло отпустил его, и Гийом упал, отдуваясь, в кожаное кресло на колесиках, стоявшие перед аппаратурой. Пригладил взлохмаченные волосы и предложил гостям расположиться на диване у стены между окнами. Нацелил на Никола указательный палец.

— Знай, я уступил только из уважения к твоим годам А не то ты у меня поплясал бы.

Юло опустился на диван и откинулся на мягкую спинку, стараясь справиться с одышкой.

— Слава богу! Потому что, признаюсь честно, с ревматизмом ты попал в самую точку…

Гийом повернулся вместе с креслом, снова оказавшись напротив Фрэнка и Юло. Лицо его стало вдруг серьезным.

Хорошо, подумал Фрэнк, у этого парня есть чувство меры.

Он окончательно убедился, что они нашли нужного человека. Теперь оставалось только надеяться, что Гийом еще и отлично знает свое дело, как уверял Никола. Наступил главный момент, и Фрэнк заметил, как учащенно забилось у него сердце. Он бросил взгляд за окно на солнечные блики, игравшие на поверхности бассейна. В безмятежном спокойствии этого райского уголка весь остальной мир невольно казался бесконечно далеким.

Его судьба, судьба Елены, судьба генерала, ни за что на свете не желающего проиграть ни одну войну, и судьба комиссара, у которого не осталось никаких желаний, кроме одного — достойно пережить смерть сына… И судьба неуемного убийцы, в жизни которого было, очевидно, столько безумия и жестокости, что они-то и превратили его в того, кем он стал.

А ведь все могло быть так легко, если б только…

Он очнулся. Голос его с трудом перекрыл гул кондиционеров.

— Ты, случайно, не следил за историей Никто?

Гийом откинулся на спинку кресла.

— Ты имеешь в виду эти убийства в Княжестве? Ну, кто же за ними не следит? Каждый вечер слушаю «Радио Монте-Карло» или «Европу-2». Думаю, что сейчас у них фантастическая аудитория…

Фрэнк снова взглянул в сад. Сильный ветер качал лавровую изгородь, прижимая ее к ограде. Но Фрэнк тут же понял, что это не ветер, а наружный вентилятор кондиционера.

Он повернулся и посмотрел Гийому прямо в лицо.

— Да, погибло пять человек. Четверо из них жутко обезображены. И мы во всей этой истории выглядим не самым лучшим образом, потому что не имеем ни малейшего представления, кто этот убийца, и не знаем, как остановить его. Кроме нескольких указаний, которыми он снабдил нас по радио, этот абсолютный безумец не оставил нигде ни малейшего следа, если не считать одной крохотной детали…

Замолчав, Фрэнк как бы передал слово Никола. Комиссар подвинулся на край дивана и протянул Гийому видеокассету, достав ее из кармана.

— Тут единственный след, какой у нас имеется. Нам хотелось бы, чтобы ты рассмотрел на этой кассете одну вещь. Это чрезвычайно важно, Гийом, от этого зависит жизнь людей. Нам требуется твоя помощь и твое умение молчать. Полная конфиденциальность — не знаю, достаточно ли хорошо я объясняю…

Кивнув в знак согласия, Гийом взял кассету из рук Юло с таким видом, будто она в любую минуту могла взорваться.

— Что здесь?

Фрэнк внимательно посмотрел на него. В его голосе он не заметил и тени иронии.

— Увидишь. Однако, должен предупредить — это зрелище не для слабонервных. Говорю, чтобы ты был готов.

Гийом ничего не ответил. Поднялся и задвинул шторы, чтобы защитить экраны от солнца. Желтоватый свет заполнил комнату. Он снова сел в кресло, включил плазменный экран и монитор компьютера. Вставил кассету в магнитофон и нажал кнопку. На экране замелькали цветные полосы, а потом появились первые кадры.

Пока убийство Аллена Йосиды разворачивалось перед глазами Гийома, Фрэнк решил, что ему надо показать всю пленку. Он мог бы без лишних объяснений перейти прямо к тому месту, которое его интересовало, но теперь, узнав Гийома поближе, решил: пусть парень поймет, с кем они имеют дело, и насколько важна его роль в этой истории. Он спрашивал себя, что же должен почувствовать Гийом, просматривая эту видеозапись, если сам он испытывает сейчас точно такой же ужас, как при первом просмотре.

Примерно через минуту Гийом остановил магнитофон. Убийца и его окровавленная жертва замерли в положении, угодном случаю и технике.

Гийом развернулся вместе с креслом и посмотрел на гостей вытаращенными глазами.

— Но… это какой-то фильм или правда? — шепотом спросил он.

— К сожалению, чистая правда. Я предупредил тебя: зрелище не из приятных.

— Конечно, но эта бойня выходит за пределы всякого воображения. Как вообще мыслимо такое, как возможно?

— Увы, возможно. К сожалению, это реальность, сам видишь. И мы пытаемся положить конец этой бойне, как ты сказал.

Фрэнк заметил, что на майке у парня выступили под мышками темные пятна. Конечно же, не от жары — в комнате было прохладно. Несомненно, нервная реакция на увиденное.

Смерть и холодна, и горяча одновременно. Смерть — это пот и кровь. Смерть, к сожалению, единственный настоящий способ, который судьбы придумала, чтобы постоянно напоминать нам, что существует жизнь. Действуй дальше, парень, не подведи нас…

Будто услышав его мысли, Гийом снова с легким скрипом крутанул свое кресло и откинулся на спинку, будто мог таким образом держаться подальше от картинки. Он включил магнитофон, и фигуры на экране вновь задвигались перед ним, пока убийца не отвесил в финале свой издевательский поклон и не появилось снежное марево, означавшее конец записи. Гийом остановил пленку.

— Что вы хотите от меня? — спросил он, не оборачиваясь.

По тону его голоса было ясно, что он предпочел бы не сидеть в этом кресле, не видеть этого танца смерти и этого поклона, которым убийца словно напрашивался на аплодисменты у проклятой публики.

Фрэнк подошел и положил руки ему не плечи.

— Отмотай назад, но так, чтобы было видно, что проматывается.

Гийом включил магнитофон, и картинка быстро побежала в обратном направлении. Карикатурность движений убийцы и его жертвы нисколько не снимала драматичность происходящего на экране.

— Вот, замедли вот тут… Теперь останови.

Гийом осторожно коснулся клавиши, картинка замерла, но несколькими кадрами дальше, чем нужно.

— А теперь чуть-чуть вперед, только медленно…

Гийом стал прокручивать пленку совсем медленно, буквально кадр за кадром. Казалось, фотографии медленно накладываются друг друга.

— Стоп!

Фрэнк пальцем указал Гийому точку на экране.

— Вот смотри, здесь на консоли стоит что-то, похожее на конверт грампластинки. Но никак не рассмотреть. Можешь выделить эту часть кадра и увеличить, чтобы прочитать надпись на конверте?

Гийом немного отъехал, дотянулся до клавиатуры компьютера, не отрывая глаз от указанного Фрэнком места.

— Гм, надо попробовать. Кассета — оригинал или копия?

— Оригинал.

— Уже хорошо. VHS — не лучший носитель, если это не оригинал. Прежде всего мне нужно оцифровать изображение. При этом немного теряется качество, зато потом легче будет работать.

Голос его звучал уверенно и спокойно. Теперь, занявшись своим делом, Гийом, казалось, преодолел шок от только что увиденного. Он подвигал «мышкой», пощелкал клавишами, и на мониторе появилось то же самое изображение, что было перед Фрэнком на экране телевизора. Гийом пошевелил «мышкой» еще немного, и картинка стала отчетливее.

— Вот. Теперь посмотрим, что получится, если выделим эту часть.

Он очертил курсором квадрат вокруг указанного Фрэнком места, нажал какую-то кнопку, и экран заполнился совершенно бессмысленной электронной мозаикой,.

— Ничего не видно! — невольно воскликнул Фрэнк и тут же пожалел об этом. Гийом повернулся к нему, подняв брови.

— Спокойно, Фома неверующий. Мы ведь только начали.

Он еще секунд десять что-то понабирал на клавиатуре, и на мониторе возник достаточно отчетливый темный конверт. В центре был виден снятый против света силуэт человека, игравшего на трубе. Его поза передавала напряжение музыканта, искавшего какую-то необычайную ноту, чтобы удивить и себя, и слушателей. Такое напряжение бывает в наивысший момент творчества, когда артист забывает, где он, кто он, и лишь стремится уловить музыку, жертвой и палачом которой он является одновременно. Внизу была видна какая-то надпись белыми буквами.

Роберт Фултон — «Stolen Music».

Фрэнк произнес это вслух, будто он один из присутствующих умел читать.

— Роберт Фултон. «Stolen Music». «Украденная музыка». Что это значит?

— Не имею ни малейшего представления. А ты, Гийом, знаешь эту пластинку?

Голос Никола удивил его. Пока Гийом возился с компьютером, тот поднялся с дивана и стоял у них за спиной, но они и не заметили этого.

Парень продолжал рассматривать изображение на мониторе.

— Никогда раньше не видел. И никогда не слышал о Роберте Фултоне. Но на первый взгляд я бы сказал, что речь идет о довольно старом джазовом альбоме и, должен признаться, это не совсем моя музыка.

Никола опять опустился на диван. Фрэнк потер себе лоб. Прошелся по комнате взад вперед, сощурившись, и заговорил, как бы размышляя вслух, и ясно было, что это монолог человека, чей фонарь освещает дорогу не впереди, а сзади.

— «Stolen Music». Роберт Фултон. Почему Никто понадобилось слушать именно эту пластинку во время убийства? Почему он унес ее с собой? Что в ней такого особенного?

В комнате воцарилась тишина, в которой словно повисли вопросы, не имевшие ответов, — тишина, которой питается мозг, пожирая бесконечные пространства в поисках какой-нибудь приметы, следа, знака, а глаза ищущего устремлены на какую-то точку, но она вместо того, чтобы приближаться, все время удаляется.

В сознании Фрэнка бродил мрачный призрак какого-то dйjа-vu[61] — их ошеломленные лица, когда они впервые увидели на пленке этот конверт грампластинки, их поистине драматическое молчание в тот момент, внезапно нарушенное телефонным звонком, сообщившим о новом убийстве…

Стрекот клавиатуры под пальцами Гийома прервал размышления Фрэнка, нарушаемые лишь шумом ничего не ведающих кондиционеров.

— Тут есть, наверное, одна вещь…

Фрэнк резко повернулся к Гийому. Тот смотрел как загипнотизированный, которого только что вывел из транса стук клавиатуры.

— Что?

— Минутку, дайте проверить…

Он отмотал пленку назад, и принялся заново просматривать ее, теперь очень медленно, то и дело останавливая изображение и увеличивая отдельные детали.

Несмотря на прохладу в помещении, Фрэнк чувствовал, как у него стучит в висках. Он не понимал, что ищет Гийом, но ему хотелось, чтобы он действовал скорее, как можно скорее.

Гийом остановил изображение в том месте, где убийца как бы доверительно наклонился к Аллену Йосиде — при иных обстоятельствах это походило бы на дружеский разговор. Похоже, он что-то шептал ему на ухо, и Фрэнк пожалел, что запись немая. Никто был слишком хитер, чтобы оставить уликой свой голос, пусть даже и приглушенный вязаной шапкой, закрывавшей лицо.

Гийом снова сел за компьютер и вот на жидкокристаллическом мониторе возникло то же изображение, которые он только что выделил на экране телевизора, такое же пятно из множества цветных кусочков, разбросанных как попало фантазией пьяного художника.

— Сейчас перед вами пиксели. Как бы кусочки мозаики, из которой состоит изображение, короче, нечто вроде деталек «паззла». Если сильно увеличить, то будет непонятно. Но мы…

Он стал быстро набирать что-то на клавиатуре и двигать «мышкой».

— У нас есть программа, которая отыскивает поврежденные при увеличении пиксели и восстанавливает их. Не случайно этот драндулет стоил мне целого состояния. Ну, давай же, мой хороший, не подводи меня…

Гийом нажал клавишу запуска на клавиатуре. Изображение слегка прояснилось, но осталось по-прежнему неразборчивым.

— Ах, черт подери? Посмотрим, кто из нас хитрее, ты или я!

Гийом решительно подкатил свое кресло к монитору, пригладил волосы и застучал по клавиатуре. Стремительно набирал что-то секунд десять, потом встал и принялся возиться с аппаратурой, стоявшей перед ним на полках, нажимал какие-то кнопки, и поворачивал какие-то ручки, отчего повсюду загорались и гасли красные и зеленые светодиоды.

— Вот, если не ошибаюсь…

Он опять сел в кресло и подвинулся поближе к экрану, на котором остановил изображение. Нажал пару кнопок, и появились две картинки рядом — та, которую он переписал с конверта, и та, которую изучал сейчас. Он указал на первую.

— Вот, смотрите сюда. Я проверил, это единственное место, где виден весь конверт. Не полностью, однако. Вот здесь, вверху слева конверт немного перекрыт рукавом человека с кинжалом. Когда я увеличил картинку, мы не заметили этого, потому что одежда такая же темная, как конверт. Однако в комнате много зеркал, и отражение конверта оказывается то в одном из них, то в другом. Мне показалось, что там оно немного другого цвета по сравнению с картинкой, которую я переписал с пленки…

Гийом опять застучал по клавиатуре.

— Мне показалось, что на отражении конверта в зеркале, там, где он виден весь, целиком, вот тут вверху, в центре, вроде бы есть какая-то этикетка.

Он нажал клавишу «Enter» осторожно, как человек, запускающий ракету, которой суждено уничтожить мир. У них на глазах расплывчатое пятно на мониторе медленно преобразилось, и на золотистом фоне возникла темная надпись, слегка искаженная и размытая, но вполне читаемая.

— Этикетка магазина, продавшего эту пластинку, к примеру. Вот он. «Диски и риски». Проспект Мирабо, Экс-ан-Прованс. Номер дома не читается. И тем более номер телефона. Мне жаль, но это уж вам самим придется выяснять.

В голосе Гийома звучало торжество. Он повернулся к Юло с жестом акробата, приветствующего публику после тройного сальто-мортале.

Фрэнк и Юло онемели от изумления.

— Гийом, ты гений!

Парень пожал плечами и улыбнулся.

— Ну, не будем преувеличивать, я просто лучше всех.

Фрэнк опустился в кресло и наклонился к экрану. Прочитал, не веря своим глазам, надпись на мониторе. После такого множества «ничего» у них появилось, наконец, хоть что-то. После стольких скитаний по морю, на горизонте показалась темная полоска. Она могла быть сушей, но могла оказаться и беспорядочным нагромождением туч. Теперь они смотрели на нее испуганно, как люди, которые боятся нового разочарования.

Никола поднялся с дивана.

— Можешь распечатать нам эту картинку?

— Конечно, без проблем. Сколько штук?

— Четырех, я думаю, хватит. На всякий случай.

Гийом отстучал команду, и принтер, громко щелкнув, заработал. Из него одна за другой начали выползать страницы. Гийом поднялся с кресла.

Фрэнк встал пред парнем и заглянул ему в глаза, понимая, что в некоторых случаях и с некоторыми людьми нет никакой надобности тратить лишние слова.

— Ты даже не представляешь, что ты сделал сейчас для нас и для многих других людей. А что мы можем сделать для тебя?

Гийом молча похлопал его по плечу, достал из видеомагнитофона кассету и протянул Фрэнку, глядя ему прямо в глаза.

— Только одно. Найдите этого человека, который совершил подобное.

— Могу биться об заклад, что найдем. В этом будет и твоя заслуга.

Когда заговорил Никола, собирая распечатки, в его голосе впервые прозвучала надежда.

— Ладно, думаю, теперь у нас есть чем заняться. Очень многое нужно сделать. Не беспокойся, не провожай нас, если тебе надо работать. Я знаю, как выбраться из дома.

— Вам тоже хватит на сегодня. Закрываю все. Пойду покатаюсь на мотоцикле. После того, что видел, как-то не хочется оставаться одному…

— Пока, Гийом, еще раз спасибо.

Когда вышли в сад, показавшийся волшебным после только что виденного, солнце уже садилось. С моря дул, как всегда в начале лета, легкий теплый ветер, нежными красками светлели клумбы, поблескивала изумрудная зелень лужаек, темнела лавровая изгородь.

Фрэнк отметил, что по забавной случайности нигде не видно ни одного красного цветка, цвета крови. Он решил, что это хороший знак, и улыбнулся.

— Чему улыбаешься? — спросил Никола.

— Глупая мысль. Ничего особенного. Так, легкий проблеск оптимизма после того, что нам сейчас дал Гийом.

— Отличный парень, надо сказать.

Фрэнк промолчал. Он понял, что Юло продолжит разговор.

— Гийом был лучшим другом моего сына. Они были так похожи. Каждый раз, когда вижу Гийома, не могу не думать, что Стефан был бы таким же, как он. Необычный способ гордиться своим сыном… Даже после того, что случилось. Голос комиссара дрогнул.

Фрэнк не обернулся к Никола, чтобы не видеть его глаз, затуманенных слезами.

Они молча прошли к машине. Когда сели, Фрэнк взял оставленные на приборном щитке газеты, и принялся просматривать их, давая Никола время успокоиться. Когда Юло завел мотор, Фрэнк бросил газеты назад и откинулся на спинку сиденья.

Застегивая ремень безопасности, он заметил, что волнуется.

— Никола, а ты бывал в Экс-ан-Провансе?

— Никогда.

— Значит, купи карту, когда приедешь туда. Думаю, придется тебе совершить это небольшое путешествие, друг мой.

Автомобиль Юло остановился на углу рю Принцессы Флорестины и рю Сюффрен Раймон, в нескольких десятках метров от управления полиции. По иронии судьбы рядом висел рекламный плакат, возвещавший: «Peugeot 206 — Enfant terrible»[62]

Никола кивнул на афишу, лукаво улыбаясь.

— Вот подходяшая машина для подходяшего человека.

— О'кей, анфан-террибль. Отныне и впредь все в твоих руках. Действуй.

— Дам знать, если найду что-нибудь.

Фрэнк вышел из машины и в открытое окошко нацелил в Юло указательный палец.

— Не если найдешь что-нибудь, а когда найдешь что-нибудь. Или ты в самом деле решил, будто у тебя отпуск?

Юло бодро отсалютовал, приставив два пальца к виску. Фрэнк закрыл дверцу и некоторое время смотрел на удаляющуюся машину, которая быстро исчезла в потоке транспорта.

След, появившийся у них после работы с кассетой, привнес крохотную долю надежды в застойную атмосферу расследования, но был еще слишком слабым, чтобы можно было говорить о чем-либо существенном. Фрэнку оставалось пока только держать скрещенными пальцы.