Снежинки и их хлопья падали на деревья, землю и людей. Снег падал на пол моей комнаты и превращался в лужицы. Я был голый, в одних только трусах, снег облеплял мое тело и приятно его охлаждал. Я не боялся того, что могу заболеть. Я хотел контакта со снегом, хотел его холода, хотел его, в общем. Чуть ли не в сексуальном плане хотел. У нас был с ним сейчас контакт, почти что секс. Знаете, есть люди, которые любят сексом с деревьями разными заниматься? Так вот, я их всех переплюнул, со снегом никто еще сексом не занимался. Только кончить на таком холоде было проблематично.

Потом я закрыл окно и пошел на кухню. Начал рыться в холодильнике, чтобы найти себе что-то на завтрак. Вчерашнюю колбасу я уже давно съел, нашел только кусок сыра и полбутылки домашнего вина, привезенного их Каховки Греком.

— Вадик, можно допить?

— Ты вчера не напился, что ли?

— Не-а.

— Ну, бери.

Сажусь в комнате перед ТиВи и начинаю кусать сыр прямо от куска и пить вино жадно впиваясь в горлышко пол-литровой бутылки из-под минералки губами. Завтрак интеллектуала.

Сегодня у меня долгий день и я не знаю, чем мне заняться.

Надо убивать время. Писать ничего не хочется, в голове каша, так что написать я могу только кашу, не более того.

Можно поехать в центр в трубу и попробовать снять себе какую-нибудь девочку-панка, потом привезти ее сюда и выспаться с ней, за что она наградит меня «букетом». Можно поехать к своему старому знакомому Леше по кличке Кабан. Он маргинальная личность, поэт и художник. Написал с два десятка стихотворений и нарисовал несколько картинок маслом. Стихи у него нормальные, могу об этом говорить, как бывший поэт, про полотна говорить не буду, я в этом ничего не шарю. Он живет в другой части города, в центре блин, на Печерске. Дорога к нему займет у меня около часа. У него можно будет похавать и выпить. Можно будет сходить с ним на какое-то частное пати.

Начинаю искать, что бы одеть. Беру старую армейскую куртку, одеваю ее и иду в сторону восемнадцатого троллейбуса.

На улице холодно, прячу руки в карманы и втягиваю голову в холодный ворот куртки. Некоторые любят говорить про такую погоду: «Свежо!», тогда как погода эта просто-напросто хуевая. Ко мне подбегает какой-то бомж и просит десять копеек. По его морде видно, что у него уже давно не все дома. Мне так холодно, что даже не хочется делать лишних движений, поэтому просто посылаю его нахуй. Он скулит как собака и скрывается в темной подворотне.

Сажусь в троллейбус и молча еду прикрыв глаза. Холодные потоки воздуха дуют на меня из всех щелей. Выхожу на станции метро «Лукъяновская», прохожу мимо тележки с лотерейными билетами и бабками, торгующими пирожками — тошнотиками. Спускаюсь вниз. В это время людей в метро мало. Все на учебе или на работе. Тут приятно и тепло. Вообще, люблю киевское метро, маленькое и уютное. Помню долго путался в туннелях московского, офигев после киевского.

Выхожу на станции метро «Печерская». Перебегаю проспект и оказываюсь прямо возле дома Кабана. Снег становиться мелким и режет лицо как куски стекла. Одним рывком поднимаюсь на пятый этаж и начинаю лупить ногой в деревянную дверь без обшивки. У Кабана самая страшная дверь во всей парадной. В этой части города живут люди с достатком, такие маргиналы, как Леха, тут, скорее, исключение. Звонок у Лехи не работает с лета.

Леха открывает мне двери и долго молча, своими грустными глазами смотрит на меня. Ясно, что я приехал без звонка и поэтому он не очень-то и рад сейчас меня видеть. Может у него планы были? Ничего, сейчас с ним бухнем и станет рад мне. Леха был огромным, около 190 ростом и более центнера весом кекс, с густой рыжей бородой и длинными сально-рыжими волосами.

— Привет, Леха! Мне так что и стоять тут?

— Нет, входи.

Его лицо, как всегда, имеет нездоровый зеленоватый оттенок. Леха ужа давно подсел на ширку, говорит, что без нее не может творить, искусство требует жертв. По запаху от Лехи я понял, что вчера он пил и пил немало. Человека мучило жестокое похмелье.

Квартира Лехи была классической квартирой сумасшедшего и одинокого маргинала. В ней всегда стоял запах женщин, спиртного, свежей ширки, плана и разложений. И сейчас, воздух был набит алкогольными парами. Стены его были изрисованы его же картинами, надписями его богемных любовниц, перемазаны местами зелеными соплями, кровью и кусками фекалий. Однажды, пьяные в жопу и обосранный Леха сидел дома и рисовал на стене картину. Потом ему видно шизануло и он, пардон, обосрался. Схватив куски своего же дерьма, он начал пальцем наносить мазки на картину, вместо красок. Подумав, что этого мало, он схватил нож для бумаги и, расковыряв им вену, начал мокать палец в свою кровь и наносить мазки уже ей. Потом, обессиленный, он рухнул на пол в собственное дерьмо и уснул. Ранка на руке была не глубокая и быстро затянулась, так что Леха не помер. Сейчас это творение украшало одну их стен его мастерской. Во второй комнате стояли ТиВи и кушетка. В мастерской, кроме стола, стула и мольберта лежал матрац и находилась куча какого-то хлама.

На стенах были не только надписи и картины, но и стихи, которые пьяный Леха предпочитал писать прямо тут, красками. Они у него никогда не терялись и, со временем, он собирался переписать их на бумагу.

Рабочий стол Лехи был завален мятыми бумагами, книгами (книги были разбросанны по всей квартире, даже в ванной и туалете, Леха относился к тому типу людей, который одновременно читал семь-десять книг). Иногда Леха садился за стол и, все же, писал стихи на бумаге. Но эти стихи, по его словам, получались у него хуевыми, поэтому он свирепел, рвал их на куски и швырял в кучу хлама, которая была навалена в углу его мастерской. В куче хлама, находились, так же, куски его гардероба.

Пол его мастерской был устлан гандонами, кусками сырного пирога, битым бутылочным и стаканным стеклом, пустыми бутылками, какой-то одеждой, рваными бумажками. Иногда попадались засохшие куски фекалий и блевотины. Вонь стояла жуткая, не смотря на почти всегда открытые окна.

В углу, на матраце, лежала девочка, на вид лет четырнадцати. Она еще спала. На столе стояла полу-пустая бутылка коньяка и два стакана.

— Садись.

Сам Леха сел на единственный в комнате стул. Я оглянулся вокруг и сел рядом со спящей девушкой.

— Хочешь, можешь выебать, — сухо предложил Леха, показывая пальцем на ранетку и открывая бутылку коньяка.

— Может быть, но позже.

Леха разлил нам остаток по стаканам, вышло грамм по сто. Мы выпили, не закусывая. Лицо Лехи стало приобретать здоровый розовый оттенок.

— Чего тебе в такую рань, блядь, не спится?

— Ты же знаешь, я не буду врать. Скучно до смерти, вообще не знаю чем заняться. Вот приехал к тебе, может ты хоть что-то придумаешь. И я сейчас на нуле, еще и тебе должен, так что приехал и с надеждой на твою финансовую помощь.

Леха снова налил. Мы выпили. Потом кряхтя, под своим весом, он полез в какой-то ящик, достал оттуда партмане, из которого извлек пачку баксов — купюрами по десять и двадцать. Протянул одну двадцатку мне:

— Отдашь, когда будет возможность.

Девушка, которая все это время спала, перевернулась на другой бок и начала просыпаться, открывая глаза.

— Где ты ее взял?

— Вчера подобрал тут в парадняке. Неферша какая-то. Я валил с диско, смотрю сидит прислонившись к стене, будто спит. Ну ты знаешь, я не могу пройти мимо вот такой малютки. Ей лет четырнадцать наверное, они все такие чистые в этом возрасте, как небо летом. Хотя она уже была не целка. Но сладенькая такая. Бля, советую, выеби ее.

Леха продолжал в том же духе.

— Я знаю, что меня за развращение посадить могут, но что я сделать то могу?

Он как будто оправдывался.

Девочка открыла глаза удивительной небесной голубизны и с интересом посмотрела на меня.

— Как ее зовут?

— Ты думаешь я помню?

— Солнце, как тебя звать.

— Маша.

Маша улыбнулась мне своими крепкими белыми зубками.

Маша скинула с себя простынь и оказалась полностью голенькой.

Леха пошел варить нам кофе, а я остался помогать одеваться девушке. Мы совместными усилиями нашли среди хлама ее белые трусики, которые она тут же кокетливо натянула, засунув сначала одну ножку, потом другую, а потом худенькими ручками натянула их на миниатюрную попку.

Совсем девочка маленькая. Рост может сантиметров 160, худенькая как скелетик. Но попка не костлявая, акуратненькая, и две грудки-персика. Волосы средней длины, черные. Прядь упала на глаза и она поправила ее ручкой. Потом я подал ей футболку и смотрел на то, как она улыбаясь, натягивает ее через голову, скрывая от меня грудки-персики. У меня непроизвольно встал. Член больно уперся в молнию через трусы.

Потом я подал ей джинсы и куртку-кенгуру.

Потом мы пошли пить на кухню кофе, после чего, девочка чмокнув Леху и одарив меня улыбкой покинула нашу кампанию. Уже в дверях Леха сунул ей пять гривен на такси.

— Какие теперь будут идеи? — спросил я у Лехи.

— Да есть тут одна.

Леха улыбнулся.

— Есть у меня тут одна чикса знакомая, живет под Киевом, десять километров до Борисполя. У нее родаки мажоры. Купили ей там домик так нехуевый и отпустили девочку на вольные хлеба. Мы у нее там собираемся иногда. Она тоже маргиналка, рисует всякую хуйню, картины мне ее не нравятся, а вот трахать ее — самый кайф. Ты ее тоже трахнуть можешь, мне не жалко. Можно к ней поехать, думаю будет не скучно, гыгыгы.

— Как ее звать? Я типа может знаю ее.

— Эльза Лок.

— Не, не слышал о такой, а она что, еврейка?

— Кажется у нее польские корни. Если у тебя есть сомнения, можно позвонить и попросить, чтобы она позвала какую-нибудь подружку.

Леху страшно бесило то, что я категорически отказывался спать с девушками-еврейками.

В общем, плевать! Леха схватил радиотелефон и начал бешено набирать нужный номер. Договорился с этой киской, что мы приедем к ней в четыре дня-вечера. Сейчас уже было около полудня.

— Какие предложения на счет того, как будем добираться туда? Я ебал ехать пригородными автобусами полными старых птиц и всяких вонючих селюков.

— Не кипятись, Факовский, возьмем мою тачку. С ней все в полном порядке.

— У тебя появилась тачка? С каких пор? Нет, я конечно помню, что ты еще два года назад твердил мне о том, что собираешься покупать себе Опель, но, бля, Леха, я не верю в это! Как ты смог скопить бабки?

— Я решил ограничиться «девяткой», мне ее один козел подогнал, там свои мутки были.

— А-а, — протянул я.

— Хочешь еще чашечку кофе?

— Я бы предпочел чая с молоком.

— Хуевые английские привычки.

Леха заворчал и полез в холодильник искать молоко. Я поставил снова разогреваться чайник и, пока вода закипала, искал чайные пакетики в буфете. Леха извлек из холодильника полу-пустой пакет молока Parmalat и протянул мне. Я снял с плиты чайник с кипятком и залил им пол-чашки с чайным пакетиком. Кинул две ложки сахара, сверху залил молоком и тщательно перемешал.

— Не представляю, как можно пить эту пидорскую гадость.

— Между прочим, топ-бои в Лондоне по утрам пьют именно эту, как ты сказал «пидорскую гадость».

— Ты же знаешь, мне плевать на футбол, а особенно на всяких топ-боев, хуйня все это.

— С тобой бесполезно спорить.

Потом Леха пошел за тачкой, которую он оставил на платной стоянке недалеко от своего дома. Я же поленился в такую погоду лишний раз выходить из дома. В те тридцать минут что его не было, я ходил по его квартире, читал надписи на стенах и рассматривал картинки. Сделал попытку найти среди хаоса бутылку с горючим, но попытка оказалась неудачной. Нашел я только зеленый кусок колбасы, который сожрал запивая прямо из пакета Parmalat-ом, а потом думал, справится ли мой желудок с этим куском.

Леха пригнал тачку. Перед тем, как зайти за мной, сбегал в магазин, купил три бутылки вина «Винодел», кусок «Новороссийского» сыра и палку конской колбасы.

Я сел на переднее сидение, он — за руль. Пакет с вином и хавчиком кинули на заднее сидение среди кучи старых газет и нескольких пустых бутылок из-под минеральной воды.

Тачка у Лехи была почти новая, пробег всего пять тысяч, черного цвета, внутри кожаная отделка пахла свежестью.

Леха врубил магнитолу SONY на волну Просто-Радио и мы выехали из двора.

Спустились на набережную и уже скоро оказались на скоростном шоссе. Машина набрала скорость в сто двадцать километров в час и, учитывая то, что Леха был уже подвыпившим, мне было далеко не комфортно. Чувство опасности усугублялось еще и тем, что снег начал валить еще сильнее, от чего видимость не превышала двадцати-двадцати пяти метров.

Такое ощущение, что мы летели, разрезая крыльями снеговую завесу.

Я хорошо помню это чувство полета. Это произошло со мной, во время моего однодневного пребывания в Амстердаме, на обратном пути из Лондона. Понятно, что в Амстердаме мы нормально накурились, а перед самым отъездом купили у нигеров пирожки с грибочками и марочки. Я всего этого наебашился прямо в автобусе, запивая из литровой бутылки пепси-колой. Потом я врубил cd-рекордер с М. Мэнсоном (подогнал его прямо в Амстердаме) и начал понемногу отрубаться. Проснулся примерно через час: автобус летел с сумасшедшей скоростью, крыша его пропала, земля тоже. В общем, типа, над башкой были звезды и вокруг, и в голове тоже звездочки летали и было жутко весело. Я, потом, стал смотреть вниз через окно и увидел там внизу лес и какие-то темные поля. Потом началась посадка. Это автобус остановился на автобане. Я вышел поссать в туалет и почувствовал себя Святым Христом! Мои ноги не касались земли, я как — будто летел на высоте пять сантиметров от асфальтовой дорожки. Я, в общем, так еле-еле дотепал до туалета, размахивая руками словно крыльями (наверное со стороны это по-идиотски выглядело), натыкаясь на людей и разные предметы. Отлил. Вернулся в автобус и начал понемногу отходить ко сну. Потом меня еще дня два плющило не по детски. Я вообще, почти двое суток спал, просыпаясь только для того, чтобы выпить пепси и схавать какой-то крекер.

Сейчас ощущения были схожими. Мы почти летели, Леха был выпившим и мы спокойно могли вылететь с трассы и провести последние минуты жизни агонизируя в разбитой машине с кишками на морде среди елочек.

— Ты блин, пупс, ты можешь ехать медленнее? Мы так нахуй разобьемся!

— Не ссы, Факович! Все будет нормально! Кстати, как на счет того чтобы закачать в себя немного пивка и сожрать чего-либо?

Леха указал пальцем на маленькое придорожное кафе по правую сторону от нас и, не дожидаясь моего согласия, стал тормозить и заруливать на заметенную снегом гравиевую дорожку перед кафе.

Мы зашли внутрь. Довольно чистенько. Кафе маленькое, всего на четыре столика. Кроме нас и приветливого бармена никого не оказалось. Мы сели за столик, который находился возле окна, как раз так, чтобы можно было видеть машину. Леха взял меню и с деловым видом его пролистал. Потом он заказал нам по порции дерунов со сметаной, бокалу светлой оболони и салату из капусты. В довершении всего, запили мы все это чаем. Леха удовлетворенно потянулся и откинулся на спинку стула. Достал из нагрудного кармана пачку красного Бонда и затянулся. Подвинул пачку мне, я жестом отказался. Докурив свою сигарету, он небрежно бросил на стол двадцатку, которая включала в себя и щедрые чаевые и мы покинули помещение.

К месту назначения мы добрались буквально в течении двадцати минут. С трассы мы свернули влево и еще ехали метров сто по узенькой асфальтовой дорожке между елочек, пока не увидели двухэтажный домик, обнесенный железной оградой. Мы подъехали к воротам и Леха пару раз просигналил. Через минуту дверь дома открылась и на пороге появилась темноволосая девушка с накинутой на плечи синей спортивной курткой. Он пробежала по дорожке и открыла нам ворота. Отошла в сторону. Мы въехали. После чего ворота были снова закрыты.

— Привет солнышко, — Леха прижал Эльзу к себе и поцеловал ее в губы, — это мой друг, великий писатель Дмитрий Факовский, — сказал он с улыбкой.

Эльза мило мне улыбнулась и я поцеловал протянутую руку.

— Очень приятно.

— Мне тоже.

Мы зашли в дом. Внизу находился зал с ТиВи и шкурами на деревянном полу, сверху — две спальни и летняя веранда. От зала шли две двери — на кухню и в туалет. Пластиковые окна не впускали холод, все было сделано со вкусом и добротно. Хороший домик, в таком можно жить. Окинув комнату взглядом, я сразу понял, что подружки нет.

— А где твоя подружка? — непонятно зачем спросил я.

— Ой, она позвонила и сказала что у нее там проблемы с сессией, она не сможет приехать, извините.

— Ничего страшного, главное что ты у нас солнышко есть.

— У вас? — Эльза улыбнулась.

Она уже сбросила куртку и была одета сейчас в розовый халатик, под которым отчетливо просматривалось отсутствие лифа и белые трусики. На ногах — кроссы.

Мы начали устраиваться в зале. Леха достал привезенный нами хавчик и вино и поставил это все на большой дубовый стол. Эльза принесла две бутылки конька и французские булочки.

Мы сели за стол. Леха рядом с Эльзой, а я напротив их. Я долго рассматривал ее лицо, пытаясь определить, является ли он жидовочкой, но так и не смог этого сделать, во всяком случае нос у нее не был горбатый.

Эльза встала, подошла к музыкальному центру и поставила диск группы «BrainStorm» альбом «Online», горячие парни с Латвии.

Мы пили, ели и пытались о чем-то говорить. Я видел, что Леха только выжидает момент для того, чтобы трахнуть Эльзу, я оказывался в данной ситуации третим лишним. Я решил отблагодарить Леху, за спиртное, поэтому встал и сказал, что выйду немного прогуляться. Леха благодарно улыбнулся.

Я вышел во двор. Темнело рано. На небе были звезды, снеговые тучи скрылись за горизонтом вместе с прошедшим днем. Я смотрел на звезды и думал о том, смогу ли при всем желании сейчас трахнуть Эльзу после Лехи. Я слишком много выпил, мазафака, могло и не встать, особенно, если не удастся выкинуть из головы паранойную мысль о том, что Эльза — жидовочка. Я вернулся в дом. Зал был пустой. Сверху слышался звериный рев Лехи. Он делал лав с Эльзой. Я пошел на кухню и стал рыться в холодильнике. Мои поиски увенчались успехом — блок на шесть баночек пива Оболонь Лагер. Я вернулся во двор, упал в пластиковое кресло, закинув ноги на перила и открыл первую баночку пива.

После третей баночки пива, которую я осушил в течении двадцати минут, я почувствовал, что ебать Эльзу не буду точно, я не мог представить себя даже мастурбирующим. У меня не встало бы. Я вернулся в дом и врубил диск «BrainStorm», песню про какого-то «Kitten». Улегся на диван, чувствуя, как от всего выпитого за сегодня начинает распирать голову. Я отрыгнул пивом, и вместе с розовыми пузырьками из носа вылетели бабочки и взвились к потолку. Сука! У этой ебаной жидовки должна быть наркота! Я свалился с дивана под звуки латвийских парней и на четвереньках пополз с какому-то ебаному шкафу. Открыл его первую дверцу и начал искать. Нихуя! Хоть бы марочку. Я обиженно зарыдал и сел на задницу, оперевшись спиной о стену. Открыл еще баночку пива и начал ее смоктать и смотреть на бабочек, которые непонятно каким образом попали в мою голову и сейчас вырывались из нее с каждой отрыжкой.

Не знаю, заснул ли я, или это был мой очередной трип, но я увидел себя на берегу моря на белом как кокаин песке. Вокруг не было ни одного человека. В воздухе парили чайки, издавая противные пугающие звуки. Их было три-четыре. Неожиданно, они начали пикировать на меня. Они клевали мои глаза и мое тело. Я пытался орать, но ни хуя не получалось. Была тупая боль, потом все начало темнеть и трип закончился, я просто отключился.

Я почувствовал, как кто-то толкает меня в живот. С трудом открыл каменные веки и стал таращить глаза в полутьме. Надо мной стоял одетый Леха.

— Поехали, суперкекс.

— Какого так рано. Который, мать твою, час.

— Шесть утра, надо валить, пока чикса спит, не спрашивай почему, свои мутки.

— Пом-медленней, я не могу воспринимать так быстро.

— Пошли, бля.

Рывком Леха поднял меня на ноги. Тело ужасно ныло. Кадык судорожно поднимался вверх в предчувствии блевания. Голова кружилась, а близорукие глаза не моглу привыкнуть к темноте. Солнце еще спало.

— Леха, бля.

— Пошли!

Леха потащил меня к выходу одной рукой, другой неся мои вещи. Мы вышли на улицу. Морозный утренний воздух приятно ударил по голове. Я глубоко вдохнул его. Леха открыл дверь тачки и кинул меня на заднее сидение. Потом сел за руль и попешно стал выезжать.

— Прикрути музыку.

Леха сделал группу «Виа Гра» почти неслышной.

— Как же мне хуево.