Притаившись в овраге за кучами песку, они дожидались ночи. Тинро держал мешочек со смоляными факелами, захваченный в гробнице. Кени высекал искры и отбирал самые твердые кремни, а Нугри отправился на разведку.
      Солнце садилось, и долина, казалось, была залита алой краской. От реки веяло прохладой.
      Укрывшись за песчаным бугром, Нугри наблюдал за местностью. Люди разошлись. Только два замешкавшихся служителя садились на коней, торопясь уехать. Они боялись злых духов, которые, по верованию египтян, бродили возле могилы.
      Наконец служители уехали. Нугри добрался ползком до гробницы. Он опасался, что верховный жрец Амона приставил к ней сторожей. Но кругом было тихо и безлюдно.
      Нугри принялся подражать крикам ястреба, ибиса, мычанью коровы, вою хищных зверей. И вдруг резко захлопал в ладоши, взвизгнул. Он надеялся, что испугает этими звуками сторожей и они разбегутся.
      Крадучись Нугри подошел к гробнице, притаился возле статуи Рамзеса. Ни души.
      Солнце зашло, наступила темнота. Крупные золотые звезды зажглись на темном небе. Когда Нугри возвращался к друзьям, было холодно. Набросив на плечи теплые покрывала, которые служили также одеялами, друзья тронулись в путь. Шли на большом расстоянии друг от друга.
      Впереди чернел вход, смутно выделяясь в темноте. Он находился выше уровня земли, и добраться до него можно было лишь с обрыва. Нугри и Кени проворно взобрались на скалу. Тинро остался внизу сторожить. Он не видел, как друзья добрались до замурованного входа. Только слышал шопот и упорную работу над своей головой. Вглядываясь, он не мог различить друзей.
      «Скорее, скорее!» волновался Тинро, опасаясь неожиданного появления сторожей или воинов.
      Вверху все затихло. Как ни прислушивался Тинро, не мог уловить ни звука.
      Вдруг он вздрогнул: кто-то ухватил его за плечо.
      – Не бойся, – шепнул Нугри. – У нас все готово. Факелы с тобой?
      – Вот они.
      – Идем. Кени высек огонь.
      Нугри помог старику подняться по выступам скалы. Дважды Тинро чуть не обрывался, но сильная рука Нугри поддерживала его.
      Очутившись у входа, Нугри подтолкнул Старика.
      – Иди. Только осторожно, не ушибись.
      – Ничего не вижу.
      – И мы не видим. Пробирайся ощупью.
      Впереди сверкнули искры. Тинро понял, что это Кени высекает огонь.
      – Ничего не выходит? – спросил старик, подходя к другу. – Дай сюда кремни. Я зажгу сено быстрее тебя.
      Он присел на корточки и взял кремни. Ему посчастливилось: сено вспыхнуло веселым желтым пламенем.
      Тинро оглянулся на Кени, но тот уже исчез.
      Слушая, как Нугри и Кени ставили плиту на место, старик задумался.
      Мелькнула страшная мысль: «Разве днем не увидят, что вход был открыт?»
      С факелом в руке он подошел к Нугри и высказал ему свои соображения.
      Нугри растерянно переглянулся с Кени.
      – А ведь правда, – тихо вымолвил он. Мы не подумали об этом. К счастью, есть другой выход, который ведет с поверхности холма в гробницу.
      Эй, живо, Кени, давай засыпать щели у плиты!
      Работали торопливо.
      – Жаль, что пропала ночь, – вздохнул Кени.
      Кончив работу, они поднялись на поверхность холма и поползли к тайному входу. Дверь оказалась скрытой за кучами песку. Нугри и Кени разрыли песок, чтобы можно было пройти, замели следы и подошли к двери.
      Уже светало, когда они подняли дверь и проникли в гробницу. Вдруг послышалось ржание лошади.
      – Скорее, – сказал Нугри.
      Опустив дверь, они прислушались.
      Всходило солнце, и с ним оживала долина. Друзья различили приближавшиеся голоса.
      – Идите вперед, я вас догоню, – шепнул Нугри и притаился у двери.
      Слышно было, как скрипел песок под ногами людей.
      – Тебе показалось, будто ты видел ночью свет у входа в чертог вечности, – говорил верховный жрец (Нугри узнал его по голосу). – Мы осмотрели с тобой вход – все в целости. Не мог же вор войти внутрь и замазать камень снаружи!
      – Твоя правда, господин и повелитель, – ответил старческий голос. – Злые духи блуждают у могил в виде огоньков. Клянусь Амоном, это были они.
      Ведь ночью я слышал крики птиц и зверей.
      – А скажи, нет ли другого входа в чертог вечности?
      – Был еще один вход, – сказал начальник зодчих (теперь Нугри не сомневался, что это старый писец), – но я велел засыпать его.
      – Внутри?
      – Внутри и снаружи.
      – А где этот вход?
      – Мы стоим возле него.
      Нугри затаил дыхание.
      Верховный жрец подошел к двери.
      – Разве это работа? – сказал он с раздражением. – Вход легко обнаружить. Не помнишь, кто работал?
      – Это можно установить у писцов по их книгам.
      – Узнай, какие люди работали и откуда они родом. Не поднять ли нам дверь? Вор мог пройти здесь.
      – Невозможно, господин! На песке были бы следы. Но если бы вор и проник, ему оттуда не выбраться. Он погибнет с голоду, прежде чем доберется до места, где лежит наш бог, царь и господин великий Рамзес-Миамун.
      Нугри, волнуясь, слушал их беседу.
      – Истина говорит твоими устами, – согласился верховный жрец. – Здесь он не выйдет, потому что мы сами засыплем дверь.
      – Сами? – вскричал начальник зодчих.
      – Да, сами, – подтвердил верховный жрец. – Звать землекопов нельзя, я не доверяю им: проболтаются.
      – Можно уничтожить их.
      – Это неразумно. Разнесутся слухи об убийстве, народ будет волноваться.
      Верховный жрец помолчал.
      – Чем будем носить песок? – спросил он.
      – Плащами.
      – Не скоро мы закончим работу. А нам нужно быть в Фивах пополудни.
      Ведь царевич-наследник, сын Рамзеса-Миамуна, повелел нам явиться сегодня во дворец.
      Нугри прислушивался, как они сыпали песок в щели опускной двери, и сердце у него сжималось.
      «Теперь не поднять дверь, – думал он. – Здесь выход нам отрезан.
      Осталась надежда на главный вход.»
      Не желая расстраивать друзей, он решил не передавать им беседу жреца с писцом. На душе его было тяжело.
      Сумрачный, он догнал друзей в конце коридора и сказал:
      – В путь! Нужно поскорее добраться до заупокойного храма.

      Нугри шел впереди со смоляным факелом. Узкий коридор почти отвесно спускался вниз, а потом упирался в стену, в которой были высечены ступеньки. Они поднимались вертикально и терялись в темноте. Нугри стал взбираться, сделав знак друзьям следовать за собою. Чем выше он поднимался, тем ступеньки становились шире. Наконец Нугри уперся головой в потолок. Осмотрев его при свете факела, он обнаружил, что над ним плита.
      Передав факел Кени, взбиравшемуся за ним, Нугри уперся руками в плиту и сдвинул ее.
      Они проникли в темный коридор. Боги и богини, высеченные из гранита, с головами львов, кошек и собак, встречали их на каждом шагу. Иногда попадались статуи богов из зеленого базальта или кедрового дерева. Тинро казалось, что боги удивлялись дерзости людей.
      Вдруг Нугри отшатнулся, факел дрогнул в его руке. На повороте, как бы преграждая путь, возвышалась мраморная статуя Озириса. Бог сидел на камне.
      Он был с узенькой бородой, в руках держал бич и скипетр. На голове его красовалась египетская корона со страусовыми перьями. Кени и Тинро с суеверным ужасом смотрели на бога. В глаза им бросилась дощечка с надписью: «Горе святотатцам и ворам!»
      – Идем, – решительно сказал Нугри, – нас не запугать!
      И он с вызовом взглянул на Озириса.
      Дальше шел светлый коридор, облицованный белым мрамором, с черными и желтыми сфинксами, хранителями гробницы. Сфинксы были с туловищем льва и лицом Рамзеса. Черный базальт и желтый мрамор резко выделялись на белом фоне.
      Вскоре они поняли, что подходят к заупокойному храму. Виднелись колонны, высеченные из красноватого гранита. Большая статуя Изиды с Озирисом на коленях, изваянная из алебастра, светлела впереди.
      Войдя в храм, они направились к кирпичной стене, воздвигнутой Тинро.
      – Нужно ломать, – сказал Нугри.
      – Я думал об этом, – ответил Тинро. – Но шум будет слышен снаружи.
      Нугри вспомнил беседу верховного жреца с начальником зодчих.
      Несомненно, за гробницей установлено наблюдение. Ведь ночью был замечен свет факела и слышны были крики птиц и животных.
      – Стену надо разобрать без шума, – сказал Нугри. – Начинай, Тинро!
      Работали осторожно, потихоньку откладывая кирпичи в сторону. Когда образовалось широкое отверстие, Нугри пролез в него. Кени подал ему мешки.
      Смоляной факел осветил саркофаг и драгоценности, наваленные на полу. Нугри бросился к самому большому сундуку и попытался взломать его. Окованный бронзовыми обручами, сундук казался неуязвимым. Как ни бился над ним Нугри, ничего не получалось. Пришлось кликнуть Кени.
      Посоветовавшись, друзья решили ломать кедровое дерево. После часа упорной работы крышка была сломана. Груда золота и драгоценных камней засверкала перед их глазами.
      Обезумев, Нугри и Кени плясали вокруг сундука. Они что-то бормотали и смеялись, хлопая в ладоши. Глаза их блестели.
      – Тише, – окликнул их Тинро. – Что случилось?
      Он подошел к сундуку и всплеснул руками. Гортанный смех вырвался из его горла. Старик опустился на колени и перебирал драгоценности дрожащими руками.
      Первый опомнился Нугри.
      – Так можно с ума сойти! – воскликнул он. Успокойтесь, друзья!
      Наполняйте мешки – и в путь!
      Но Кени и Тинро не слушали его, не спуская глаз с камней.
      Нугри встряхнул друзей за плечи.
      – Скорее! Пора выбираться отсюда!
      Кени и Тинро все еще не могли опомниться. Нугри сгребал драгоценности и полными горстями бросал их в мешок. Он тоже был взволнован, но владел собою. Минутная слабость, охватившая его при виде сокровищ, пропала. Это было не равнодушие к золоту и камням, а разумное спокойствие.
      Наконец Кени опомнился. Он принялся помогать Нугри. Но Тинро долго еще не мог притти в себя. Добыча казалась ему собственностью троих. Дрожа, он наполнял мешок жадными руками.
      – Все мое, – говорил Тинро, прижимаясь к мешку.
      – В этих мешках нет ничего нашего! – крикнул Нугри.
      – Как бы не так! – спорил старик. – Разве я полез бы в чертог вечности?
      – Опомнись, Тинро! Неужели ты забыл Ани? Разве он не бедствовал и не страдал у тебя на глазах?
      – Ани… Ани…
      – Он погиб. Так же гибнут тысячи. И ты должен во имя Ани подумать о бедняках.
      – Да, да, – заплакал старик. – Бери мой мешок… жизнь… золото…
      Зачем мне все это, когда у меня нет Ани?… Ничего мне не надо.
      Наполнив мешки, они взвалили их себе на плечи. Всех драгоценностей взять они не могли. Предусмотрительный Нугри предложил захватить с собой продовольствие.
      «Еще неизвестно, когда мы выберемся отсюда, – думал он. – Лучше взять еду и питье, чем тащить лишнюю тяжесть. Эти золотые чаши и сосуды только оттянут плечи. Было бы нас пятеро или шестеро, все бы взяли! Но, если боги нам помогут, мы еще вернемся сюда».
      Нугри обернулся к друзьям.
      – В путь! – воскликнул он.
      И они пошли, сгибаясь под тяжестью ношей.

      По расчетам Нугри, они давно уже должны были дойти до выхода, а коридору не было конца. За статуями, казалось, мелькали тени, и суеверный ужас охватывал людей.
      Нугри остановился.
      – Мы топчемся на одном месте… заблудились, – сказал он. – Помнишь, Кени, до выхода было совсем близко. Мумию Рамзеса несли не так уж долго.
      – Нужно вернуться на старое место и попытаться найти правильную дорогу.
      – Ты советуешь, Кени, итти к храму? – вскричал Тинро. – Но это такой путь… такой путь…
      – Мы очевидно, повернули вправо или влево, вместо того чтобы итти прямо.
      – Не слушай его, – сказал Нугри. – Ты прав, Кени! Нужно вернуться.
      Тинро сбросил мешок со спины.
      – Я устал таскать на себе эту тяжесть, – сказал он. – Вы, молодые, сильнее старика… А были бы на моем месте…
      – Отдохни, потом и пойдем, – прервал его Нугри. – Нужно поскорее добраться до храма.
      Тинро молчал, не желая возражать, но он сомневался в удаче.
      Опять они шли с мешками на плечах. Нугри был впереди с факелом в руках.
      Вдруг он остановился. Путь преграждала темная фигура. Кени и Тинро вскрикнули.
      – Кто ты? – спросил Нугри, и сердце его забилось.
      Ответа не было.
      Нугри подошел ближе. Это была черная базальтовая статуя Тота. Бог мудрости с головой ибиса стоял, устремив на людей блестящие агатовые глаза. В протянутой к ним руке он держал дощечку, на которой писал грифелем.
      – Да ведь мы здесь не проходили! – вскричал Кени с испугом в голосе.
      – Куда ты привел нас, Нугри?
      – Снова сбились с дороги, – подхватил Тинро и швырнул мешок на пол. – Нет, не выбраться нам отсюда! Если ты, Нугри, не знал, куда итти, зачем взялся нас вести?
      Нугри вспыхнул.
      – Если дорога тебе известна, бери факел и веди нас!
      Старик взял факел и свернул влево.
      Нугри и Кени молча шли за ним. Нугри думал о том, что Тинро идет наугад и тоже заблудится. А Кени зорко присматривался к статуям духов и богов. Он убеждался с каждым шагом, что старик ведет их по местам, где они не проходили. Так они блуждали очень долго. Еды у них давно уже не было, и они голодали. Но все шли вперед.
      Когда они дошли до стены, на которой была надпись: «Стойте, грабители! Еще шаг – и вы умрете», Нугри остановил Тинро:
      – Ты тоже, друг, не знаешь дороги.
      Старик опустил голову, и слезы закапали из его глаз.
      – Что же делать? – вздохнул он. – Бери факел, Кени. Может быть, боги милостивее будут к тебе.
      – Боги, боги! – злобно вымолвил Кени. – Они против нас. Знаешь, что написано? – И он указал на стену.
      – Что бы ни было написано, – прервал его Нугри, – мы непременно выберемся отсюда. Веди же нас, Кени!
      Кени шел неуверенно. Когда они подошли к статуе Изиды и Озириса, надежда мелькнула в сердцах каменотесов. Они ободрились, повеселели. Но не успели они пройти и ста шагов, как наткнулись на нишу, из которой угрожающе выступала ослиная голова Сета, со злыми глазами.
      Испуганные и растерянные, они не замечали, что проходили по одним и тем же местам: каждый раз коридор казался иным, принимая фантастический облик. Предметы двоились и троились в их глазах. При мигающем пламени факела боги угрожающе поднимали руки, нередко чудились позади поспешные шаги, даже голоса казались чужими. Но каменотесы крепились, скрывая друг от друга страх, овладевший ими с тех пор, как они попали в гробницу.
      – Опять заблудились, – сказал Тинро и тяжело опустился на свой мешок.
      – Что пользы ходить да ходить без конца? Нет, не выйти нам из чертога вечности, не выйти! Здесь и умрем с голоду!
      – Перестань кликать беду! – прикрикнул на него Кени. – Идем обратно к статуе Изиды и Озириса и там отдохнем.
      – Добрая мысль, – поддержал его Нугри. – Там мы ляжем спать, а потом с новыми силами будем искать дорогу. Просто, мы устали, боимся гнева богов и оттого мечемся. Да и свет факела не так уж ярок.
      Они расположились у подножия статуи Изиды и легли спать.
      Первым проснулся Тинро. Сосчитав факелы, он разбудил Нугри.
      – Вставай! – говорил он возбужденным голосом. – У нас осталось только шесть факелов. И если мы…
      Нугри испуганно сел на землю. Сверкнула мысль: сгорят факелы – не выбраться из гробницы.
      – Что же ты не предупредил нас? – спросил Нугри.
      – Просто забыл, – сказал старик.
      Кени уже проснулся. Он прислушивался к беседе друзей, и ужас овладевал им.
      – Нужно решить, что делать, – обратился он к Нугри. – Так ходить, как мы ходили, неразумно. Один ищет дорогу, а двое бездействуют. К тому же мы голодаем.
      – Ты хочешь, чтобы мы разошлись в разные стороны? – вскричал Нугри. – Но подумал ли ты, Кени, что нам придется поделить между собой факелы?
      – Об этом я хотел тебе сказать.
      – На человека придется по два факела, – продолжал Нугри. – Хватит их на два дня, может быть, на три. А потом?
      Тинро сказал с раздражением:
      – Потом – что боги дадут. А еде и питье мы возьмем у бога и отца Египта.
      – Если вы, друзья, находите, что так лучше, делите факелы и разойдемся, – говорил Нугри. – Но боюсь, как бы не стало нам хуже.
      – А чем хуже? – спросил Тинро.
      – Нашедший дорогу должен будет собирать других. А пока они подойдут, факелы сгорят.
      – Жаль, что ты, Нугри, против нашего решения, – сказал Кени. – А ведь каждый из нас будет искать дорогу, – каждый, а не один! И, конечно, кто-нибудь да и найдет!
      – А если факелы сгорят и ни один из нас не найдет? – спросил Нугри. – Подумал ли ты об этом?
      – Что спорить? Все обдумано! – вскричал Тинро. – Я рад, что мы разойдемся. Мне надоело таскать этот проклятый мешок! Мне хочется поскорее выбраться из этой темноты! Я устал, друзья, ослаб от голода… О, если бы я знал, что ждет нас!
      – Ты бы, конечно, не пошел – понимаю! – воскликнул Нугри. – Но для кого мы трудимся и терпим невзгоды? Мы взялись облегчить тяжелую жизнь людей и не должны отступать! Мужайтесь! Подумайте, какая радость для бедняков эти драгоценности! Когда я размышляю об этом, я готов на все: готов жить в темноте, умирать с голоду, бороться с писцами и соглядатаями!
      Факел догорал.
      Расставаясь с друзьями, Нугри сказал:
      – Перекликайтесь почаще. Помните, что один из нас может дойти до выхода.
      Друзья удалялись. Нугри смотрел им вслед. Потом, взвалив на спину мешок, он быстро зашагал. Факел чадил потрескивая.
      Вскоре Нугри вошел в коридор и спустя несколько минут добрался до заупокойного храма.
      Обрадованный, он весело закричал об удаче. Голоса Кени и Тинро глухо донеслись издалека.
      – Идите сюда! – звал Нугри друзей.
      – Я обессилел, – отвечал Тинро.
      – Кени, где ты?
      – Я иду, Нугри!
      Долго они перекликались. Нугри ждал их. Он проник в покой, где находилась пища, оставленная фараону. Наевшись и напившись, он прилег отдохнуть, но не спал, с беспокойством посматривая на догоравший факел. У него был клубок веревок, и ему пришло в голову прикрепить веревку к колонне.
      «Теперь, – думал он, – я смогу во всякое время вернуться к храму».
      Разматывая клубок, Нугри шел уверенным шагом вперед. Вот и опускная дверь. Она находилась за выступом, серая, незаметная.
      Нугри воткнул факел в песок.
      «О боги! Неужели факелы догорят раньше, чем нужно?» думал Нугри, пытаясь поднять дверь.
      Дверь, казалось, вросла в землю. Что случилось? Не иная ли это дверь?
      Нет, вот щель, оставленная им заранее. Он напряг все силы. Дверь не сдвинулась с места. «Мы заперты», – подумал Нугри и ему стало страшно. Он стал звать Кени и Тинро. Они слабо откликались. Нугри в отчаянии расшатывал дверь. Она не поддавалась. Он сам укреплял ее под надзором писцов, боясь навлечь на себя подозрение. Нугри продолжал расшатывать дверь.
      Вдруг посыпался песок и появились щели. Нугри выгреб песок и легко поднял дверь. Что это? Вместо коридора перед ним огромная глыба. Она загораживает проход, касается потолка. Сдвинуть ее невозможно. Нугри недоумевал, как могла такая глыба попасть в коридор. И вдруг понял: рабы спустили ее сверху, а потом их умертвили, чтобы они не разболтали.
      «Конечно, это дело рук начальника зодчих», решил Нугри, опустившись на землю.
      Голова его работала. Мысли пролетали со стремительной быстротой. Неужели не выбраться из гробницы? Неужели смерть, когда до выхода осталось несколько десятков шагов? А самое главное – мешки с драгоценностями не попадут в руки бедняков! Нет! Он будет бороться до конца. Он сделает все! Он разрушит стену, выберется на волю!
      Нугри решил пробить стену коридора рядом с глыбой. Но у него не было инструментов, а товарищи отбились. Общими силами они могли бы сделать это гораздо скорее. Он стал кричать Кени и Тинро. Долго не было ответа. Наконец голос Кени донесся издалека. Он был настолько слаб, что Нугри подумал: «Заблудились они. Пойду им навстречу». Он побежал, ощупывая веревку, проведенную к колонне. У храма он остановился и снова позвал Кени и Тинро. Голос Кени, удалился, а Тинро не отвечал.
      – Где ты? Возле каких статуй? – кричал Нугри.
      – Возле быка Аписа, – откликнулся Кени.
      Это был «священный» бык, почитавшийся египтянами.
      – Иди на мой голос! – крикнул Нугри.
      – Иду!
      Однако голос Кени не приближался.
      – Иди в противоположную сторону!
      – Не могу. Здесь стена. Я обхожу ее!
      Перекличка продолжалась несколько часов.
      Отчаяние овладело Нугри. Факел догорал. Оставался только один, последний факел. Нужно торопиться. Нужно пробиваться к выходу. А пробившись, Нугри спасет потом товарищей.
      На полу он нашел большой осколок камня. Вернувшись к глыбе, он принялся разбивать стену. Кирпич крошился. Торопясь, Нугри поранил себе руку. Он работал, выбиваясь из сил, задыхаясь, с удивительным упорством. Наконец он пробил отверстие и очутился перед второй опускной дверью. Предстояла работа, подобная предыдущей. А факел, потрескивая, уменьшался, и горячая смола капала на землю.
      Усталый, Нугри сел у двери, отломив кусок хлеба и съел его. Недостатка в еде не было – он брал еду в покоях фараона.
      Окликнув еще несколько раз Кени и Тинро и не получив ответа, он закричал громче, отчаяннее.
      – Гибну с голоду… – донесся слабый голос Кени.
      – Тинро, Тинро! – звал Нугри. – Отвечай! Где ты?
      В это время Тинро сидел на корточках перед сокровищами, разложенными на полу. Факел, воткнутый в горлышко золотого сосуда, освещал драгоценности. Старик сошел с ума. Ему казалось, что перед ним находятся люди. Он обращался к ним, размахивая руками:
      – Знаете вы, кто я? Я сам Рамзес-Миамун, повелитель земель и народов.
      Я богат и могущественен. Я все могу сделать… Число моих сокровищ несметно, как песок морской…
      А далеко от него, в другом коридоре, лежал обессилевший Кени, подложив себе под голову жесткий мешок с драгоценностями.
      Кени давно уже ни на что не надеялся. Он больше не слышал голоса Нугри. Ему становилось жарко и холодно. Он бредил, и видения сменялись видениями. То ему казалось, что он выбрался из гробницы… шел по пустыне с мешком на плечах… входил в деревушку… Выбегала из хижины старая мать и спрашивала: «Что несешь?» – «Золото, – отвечал сын, – теперь будем жить хорошо»… То ему представлялось, что он и Нугри подходят к мумии Рамзеса.
      Мумия встает из саркофага. Она указывает длинным, острым, как копье, пальцем на драгоценные камни. Они всюду: под ногами, дождем сыплются с потолка, наполняют покои… Кени стоит по колени в камнях, их становится больше и больше… Они уже доходят ему до пояса, до груди, шеи… Выше и выше…
      Задыхаясь, Кени шептал:
      – Я иду, Нугри, иду… Подожди…

      Факел зашипел и потух. Нугри остался в темноте. Время, казалось, остановилось. Руки болели. Он расшатывал опускную дверь с отчаянием, не надеясь уже на спасение. Но в голове продолжала биться упрямая мысль. Она неотвязно стучала, как молоточек: «Отдай сокровища беднякам».
      Так он работал долго-долго. Ему казалось, что прошла целая вечность. Но он готов был работать годы, лишь бы пробиться к свету.
      «Солнце, пресветлый Ра! Как можно жить без его света!»
      Пищи и питья уже не было. Небольшой запас продовольствия, оставленный фараону, пришел к концу. И Нугри давно уже ничего не ел. Голод терзал его. Хоть бы кусочек хлеба, хоть бы глоток воды!
      Нугри перетащил мешок поближе к двери и сел около него. Мысли путались. Обрывками пролетала жизнь – сплошное мучение! Перед глазами мелькали Мимута, сын-писец, дети… О, как хотелось бы увидеться с сыном и детьми, пойти на могилу жены! Потом представилась деревня – бедные хижины, оборванные, полуголодные женщины, нагие дети… И золото, сыплющееся из его мешка… Вот деревня становится богатой: возвышаются красивые домики, идут нарядные женщины, бегут веселые, сытые дети…
      Нугри встал и ощупью направился к двери. И вдруг пошатнулся – закружилась голова. Цепляясь за стену, он пытался итти. Желтые круги замелькали перед глазами. Он прислонился к стене – ноги подкосились.
      Когда Нугри очнулся, он лежал на земле. В голове была тяжесть, есть уже не хотелось. Во рту пересохло, язык казался шершавым и лишним. Нугри попытался встать, но голова опять закружилась.
      – Неужели я так и не кончу работы? – с трудом выговорил он.
      Кругом – темнота и молчание. Спит вечным сном гробница Рамзеса, тишина жадно глотает каждый звук. И нет надежды выбраться из каменной могилы; входы и выходы преграждены, чертог вечности крепко заперт хитрым царским писцом.
      Так лежал Нугри, обессилев от голода. Смерть медленно приближалась.
      Но что такое смерть в сравнении с его подвигом? Он отдал свою жизнь, желая облегчить участь бедняков. Разве он виноват, что попытка его не удалась? Он сделал все, что в силах был сделать бедный каменотес. И так же поступили друзья, умирающие где-то в коридорах гробницы.
      Долго лежал Нугри, – дней и ночей не было. Все стало темнотой, черной, как сажа. Только тишина назойливо звенела в ушах.
      За несколько часов до смерти, когда он бредил, ему почудились два луча, блеснувших в темноте. Лучи исходили от женщины, подходившей к нему. Это была она, добрая жена и мать его детей, с любящим сердцем.
      Со стоном он протянул к ней руки:
      – Мимута, как я рад, что ты пришла за мною!