— За мной не иди.
— Воля ваша, — пожал плечами Дмитрий.
Ольга кивнула и быстро пошла по протоптанной дорожке к озеру. Ей действительно запомнилось это место — тихое и волшебное. Оно, казалось, околдовывало, и однажды, гуляя вдоль обрыва по берегу, Ольга даже почувствовала себя сказочной русалкой. И ей захотелось прикоснуться к его стальной воде, зеркалом смотревшей на нее из круга полыньи…
— Ты сказал, что когда-нибудь мы будем танцевать вместе на глазах у всего света… — прошептала Ольга, опасно наклонившись над подернутым легкой изморозью водяным кругом.
— Что же вы медлите? Прыгайте! Иначе я замерзну, ожидая, пока вы решитесь сделать хоть что-нибудь определенное, — раздался рядом с ней чей-то очень знакомый голос.
— Корф? — узнала Ольга, оглянувшись. — Оставьте меня, сударь!
— Вода внизу очень холодная, — спокойно напомнил Владимир.
— Неужели вы думаете, что это имеет какое-то значение? Не приближайтесь ко мне!
— Я бы с удовольствием, но вы выбрали весьма неудачное место для самоубийства. Это моя земля, и я не намерен потом доказывать кому-либо, что вы сделали это по доброй воле и без моего участия.
— Откуда вы взялись? — вскричала Ольга. — Вы разрушили мою жизнь там, в Петербурге! Из-за вас меня разлучили с Александром. Из-за вас я очутилась здесь. А теперь вы еще смеете мешать мне уйти из жизни? Мадонна! Дайте хотя бы умереть спокойно!
— Черт! И почему женщинам в голову приходят такие глупости? Бросьте чудить, госпожа Калиновская! Поедемте ко мне, выпьем вина, согреемся… И подумаем, как жить дальше.
— Любовь к Александру — это единственное, это лучшее, что было у меня. Так стоит ли жить дальше?
— Успокойтесь, вы — не единственная, кто потерял любовь.
— Значит, ваша дуэль была напрасной?
— Я проиграл, — кивнул Корф. — Анна уехала в Петербург, чтобы стать актрисой.
— И как вы справились с собой? Что собираетесь делать теперь? Без нее?
— Жить! Пить вино, охотиться, играть в карты, бранить слуг, словом, делать все то, что делал всегда.
— Так просто? Так легко?
— Это зависит от отношения. Я убедил себя, что все в порядке. И, как видите, — жив, здоров! Чего и вам желаю.
— Мне страшно, — прошептала Ольга.
— Тогда давайте мне руку, и я выведу вас. Кстати, вы пришли сюда сами или…
— Карета стоит у дороги. Князь Андрей просил меня покинуть его дом.
— А что вы натворили на этот раз?
— С чего вы взяли?
— Вы смутились. Я нрав? Впрочем, мне нет до этого никакого Дела. Довольно и того, что вы раздумали топиться в моей части озера. Идемте…
Если Дмитрий и был удивлен, что Ольга вернулась из леса не одна, то виду не подал. Он угодливо склонился перед Владимиром, но тот лишь отмахнулся и велел ехать в его поместье. Корф подал Ольге руку, помогая подняться в карету, и сам сел на сиденье напротив.
— Если хочешь чего-то добиться — глупо бездействовать, — тихо сказала Ольга после непродолжительного молчания.
— Это вы о себе?
— Нет, о вас. Вы могли воспрепятствовать отъезду Анны в Петербург.
— Она — свободная женщина, и вправе сама принимать решения.
— Это все слова. Вы хотите быть с Анной, но боитесь отказа. Вы такой же трус, как и все мужчины!
— Не останови я вас возле обрыва, сейчас мне не пришлось бы выслушивать эти упреки. Пожалуй, их чересчур много для одного раза.
— Вы можете вздохнуть свободно. Я постараюсь не утомлять вас своим присутствием слишком долго.
— Надеюсь, вы намерены вернуться в Польшу?
— А вот это вас не касается! Вы толковали о свободных женщинах. Что же изменилось? Или у вас есть планы относительно меня? Чего вы хотите?
— Усадить вас в почтовую карету и отправить в Польшу.
— Ничего не выйдет! Я лучше утоплюсь!
— Если вы не решились сделать это сразу, то вряд ли броситесь исполнять свое обещание сейчас. А вот мы и приехали! Григорий! — зычно крикнул Владимир, выпрыгивая из кареты.
На зов тотчас явился огромный детина, расплывшийся в широчайшей улыбке, едва завидел в карете рядом с барином хорошенькое дамское личико. И от его улыбки Ольге стало дурно.
— Ты вот что, Григорий, — приказал Корф, — веди гостью в дом да проследи, чтобы Варвара отвела ей комнату получше. И глаз с нее не спускать!
— С Варвары? — не понял Григорий.
— С дамы! — с напускной грубостью поправил его Корф и рассмеялся. — Чувствуйте себя, как дома, сударыня.
— А я надеялась, что нашла в вас понимание. Родную душу, — Ольга попыталась спрыгнуть из кареты вслед за Корфом, но Григорий обхватил ее за талию, торжественно снял с подножки и поставил на землю.
Ольга брезгливо отряхнулась и гордо взглянула на Владимира.
— Куда прикажете идти?
— Советую прямо в столовую, — усмехнулся Корф. — Уверен, Варварина стряпня вернет вам вкус к жизни.
— А знаете, что я думаю о вас?
— Не уверен, что хочу это слышать.
— И все-таки послушайте… Вы сказали, что ваша любовь к Анне в прошлом, но на самом деле вы забыли ее так же, как я забыла Александра.
Сказав это, Ольга отвернулась от Корфа и вошла в дом.
Нельзя сказать, что Владимир был потрясен этим откровением. Он прекрасно сам давно осознавал силу своего чувства к Анне, но позволить ему управлять собой? Никогда! Это женщины могут разрешить себе зависеть от минутных капризов и неуправляемых страстей. Он не допустит, чтобы какие-то иные чувства, кроме офицерской чести и верности Отечеству, руководили его поступками. Он дворянин и хозяин своей жизни. И никаким прелестным глазкам не удастся заставить его подчиниться. Нет, нет и нет!..
Удостоверившись, что все его указания исполнены и Ольга, отужинав с ним, осталась в отведенной ей комнате, Корф решил сопроводить Дмитрия, успевшего постоловаться у Варвары на кухне. Владимир не хотел, дабы между ним и Андреем возникли недоразумения из-за того, как и по какой причине Калиновская оказалась в его имении.
Приехав к Долгоруким, он первым делом натолкнулся на Лизу — она выходила из гостиной, встревоженная и как будто немного не в себе. Завидев Корфа, Лиза вздрогнула и принялась грубить.
— Господин Корф наконец-то почтил меня своим вниманием! Неужели я вам интересна, как и ваша крепостная возлюбленная?
— Зачем вы так, Лиза? — побледнел Корф. — Вы всегда мне интересны.
— Но все же не настолько, чтобы жениться на мне?
— Вы сами отказали мне, когда я сделал вам предложение.
— Стыдитесь, Владимир! Тогда вы думали только о том, чтобы спасти свое имение. И это мое счастье, что я не ответила вам согласием. Я видеть вас больше не могу! Я прокляла все, что связано с вами. Тот день, когда я полюбила вас, когда ждала свадьбы… Вы сломали мне жизнь!
— Елизавета Петровна, не стоит винить во всех бедах других людей! Да, мы были близки, мы любили друг друга. Но, к сожалению, все изменилось. И прежнее увлечение…
— Так я была для вас лишь увлечением? Жаль, что не знала этого раньше… Вы больше не существуете для меня. Прощайте!
— Постойте, Лиза, — растерялся Корф. — Я не это хотел сказать… Вы все не правильно поняли!
— С меня довольно ваших объяснений! Все они привели только к тому, что я стала ненавидеть вас. И даже сильнее, чем Забалуева.
Корф пытался остановить ее, но она вырвалась и убежала.
— Владимир? — на шум из гостиной показался Андрей. — Что ты делаешь здесь? Проходи!
— Я ненадолго. Ты не знаешь, что случилось с Лизой?
— Мне трудно ее понять. Она становится все более неуправляемой. Эта неудача с Забалуевым…
— О чем ты говоришь?
— О письме из канцелярии императора. Нам отказано в просьбе о разводе. И вчера судья оправдал Забалуева по всем статьям. Все выглядело так, как будто ему приказали это сделать. Мы ничему не могли помешать. Слава Богу, что судья не решился предъявить обвинение и отцу. Лиза очень переживает.
— Я так виноват перед ней, — сокрушался Корф, — но, поверь, я не клялся ей в любви и верности до гроба.
— Думаю, ты вообще не способен на такой подвиг, — усмехнулся Андрей. — И все же ты не сказал, что привело тебя сюда…
— Хочу уведомить тебя, что сегодня я случайно предотвратил одно самоубийство. Это была Ольга Калиновская. Я привез ее к себе…
— Тебе мало прошлых неприятностей? После того, как я узнал, кто она, то велел ей немедленно уехать. Если она нарушила запрет императора, ее ищут.
— Поэтому я и решил проследить за ней. Я намерен сам отвезти ее до границы.
— По-моему, ты поступаешь безрассудно. Калиновская весьма искушена в придворных интригах. Ты не боишься, что она обманет тебя?
— Пусть попробует!
— Мне бы твою уверенность, — покачал головой Андрей. — Но ты взрослый человек и мой друг, и я не вправе указывать тебе, как и что делать в этом случае.
— А я и не спрашивал совета. Я приехал сообщить тебе о том, что встретил Ольгу, и сейчас она находится в моем доме. Я хотел, чтобы ты понимал, почему это вышло.
— Не надо так, Владимир… Ты поссорился только с Лизой. Не все Долгорукие тебе враги…
Когда Корф вежливо, но холодно откланялся, Андрей вернулся в гостиную. Наташа и Соня по-прежнему сидели на диване и рассматривали семейные реликвии.
— Угадайте — чей это первый локон? — играя, спрашивала Соня.
— Лизы. Не угадала? Твой?
— Андрея. В детстве он был светлее.
— В детстве, наверное, он был премилым ребеночком?
— Да, но очень упрямым, — пояснила Соня. — А кого вы хотите первым — девочку или мальчика?
— Девочку, — улыбнулась Наташа.
— Мальчика, — поправил ее Андрей, с умилением наблюдавший от двери эту сцену.
— Девочку! — поддержала Наташу Соня.
— Вот выйдешь замуж, тогда и командуй! — шутливо нахмурился Андрей.
— Вот и выйду! — воскликнула Соня. — И прежде тебя!
— А вот это ты хватила, сестренка! — Андрей по-учительски погрозил ей пальцем. — Лучше проведай Лизу, она опять плакала.
— И почему я не могу быть там, где все хорошо? Почему меня обязательно надо отправлять на выручку к несчастным?
— Потому.., потому… — Андрей не нашелся, что ответить сестре.
— Не надо ничего придумывать, — надулась Соня. — Лучше бы ты честно признался, что хочешь быть с невестой наедине.
— Устами младенца… — рассмеялся Андрей.
— Он все время меня дразнит! — шутливо пожаловалась Наташе Соня.
— Но это любя, сестрица, — ласково сказал Андрей.
— Так я тебе и поверила! Наташу ты тоже любишь, но никогда над ней не подшучиваешь!
— Подожди, вот поженимся… — Андрей сделал многозначительную паузу.
Соня фыркнула и ушла, демонстративно закрыв за собою двери.
— Странно, — мягко сказал Андрей, обращаясь к Наташе, — мне кажется, что мы уже женаты, женаты давно и бесконечно счастливы.
— Я чувствую то же самое, — кивнула она. — Но, знаешь, это меня совсем не пугает.
— А почему счастье должно пугать? — удивился ее настроению Андрей.
— Не знаю, — тихо ответила Наташа, — и не пойму, что чувствую. Как будто ты собираешься покинуть меня…
— Но я действительно намерен уехать… Нет-нет! Не волнуйся! Я решил отправиться ко двору, чтобы лично просить императора о снисхождении для Лизы. Жаль, что отец еще не совсем здоров, пока он не готов перенести столь утомительную поездку. Да и я не хотел бы оставлять маменьку только на твое попечение, а Соня еще маленькая, она не в счет.
— А как же Лиза?
— Она поедет со мной. Быть может, ей удастся развеяться, и эта поездка принесет ей счастье.
— Как скоро ты вернешься?
— Так скоро, как ты этого захочешь. Тебе надо только посильнее позвать меня, и я тотчас прилечу на твой зов.
— Нет, не спеши, — Наташа обняла его, — помоги Лизе. Ты прав, нам трудно будет чувствовать себя счастливыми, когда твоя сестра лишена простых человеческих радостей.
— Ты у меня такая добрая…
* * *
— «Милая Анна! Я живу в доме, в котором все еще звучит ваш голос, и, каждый раз отворяя двери в библиотеку, я надеюсь увидеть вас у окна с излюбленным букетом полевых цветов!» А вы настоящий поэт, барон! Сколько лирики, сколько чувства! А еще говорите, что равнодушны к ней! — насмешливо сказала Ольга, размахивая перед лицом Корфа письмом, которое он не успел дописать в то утро.
— Вас не учили, что рыться в чужих бумагах и читать чужие письма нехорошо?! — закричал Владимир, бросаясь к пей, чтобы выхватить из рук Ольги заветный листочек.
— Оно само упало мне под ноги, и я не смогла перебороть любопытство, — , хищно улыбнулась Ольга, отбегая в другой угол библиотеки. — Впрочем, я нисколько не стесняюсь своего дурного поступка. Вы обманывали меня! Ваша любовь к Анне не исчезла!
— Мои чувства вас не касаются! — Владимир, наконец, настиг Калиновскую и отнял письмо.
— Так же, как и вас — мои! — воскликнула она, растирая запястье, онемевшее после железной хватки Корфа. — Я собираюсь увидеться с Александром и уезжаю в Петербург! Завтра же!
— А если эта встреча разочарует вас? Опять попытаетесь сделать то, что сегодня не получилось? — криво усмехнулся Корф.
— Не беспокойтесь! — Ольга высокомерно взглянула на него. — Я выберу для этого другое место — не ваш дом и не вашу землю.
— Отчего же — милости просим! — шутовски поклонился ей Владимир. — Буду рад вам помочь и устрою роскошные похороны!
— Буду счастлива доставить вам побольше хлопот!
— Довольно! — вдруг рассердился Корф. — Хорошо, вы отправитесь в Петербург, и я поеду с вами.
— Боитесь, что без разносолов вашей кухарки Анна умрет там с голоду?
— О чем вы?
— Не стоит лгать мне, барон! — голос Ольги даже зазвенел от возмущения. — Вы — такой же, как и я! Вас гонит в Петербург та лее причина, что не дает спокойно спать и мне.
— Не понимаю, о чем вы… — смутился Корф.
— О том, что ни вы, ни я не думаем ни о ком, кроме себя, и никакие другие чувства, кроме собственных, нас не волнуют.
— Вы сошли с ума!
— Нет-нет, вам правится мучаться, — азартно доказывала ему Ольга. — Вы — воин, вам скучно без борьбы. А сейчас линия фронта переместилась в Петербург. Вот вас и тянет на передовую!
— Однако последствия этой войны для каждого из нас могут быть разными.
— Не поверю, что вы готовы к поражению.
— Поражение ожидает вас! — тон Корфа стал почти судейским.
— Нет-нет, я не сомневаюсь в чувствах Александра. А вот вы… — самодовольно улыбнулась Ольга. — Вы можете только надеяться на взаимность Анны.
— По крайней мере, за это мне не грозит арест и ссылка в Польшу.
— Слывете ловеласом и совершенно не знаете женщин!
— Эти слухи явно преувеличены, — нахмурился Корф.
— Так докажите это! Помогите мне! Помогите себе! — Ольга не выдержала и принялась размахивать руками, как будто взывала к Небесам.
— Один раз я уже рисковал ради вас жизнью…
— Жаль. Я могла бы помочь вам сблизиться с Анной.
— Каким же образом? — растерялся Владимир.
— Ревность, — вкрадчивым тоном сказала Ольга. — Ревность — великий двигатель любви. Обратите на меня внимание, а я вам подыграю. Анна подумает, что у нас роман. Станет ревновать и проявит к вам свои настоящие чувства.
— Я — весьма посредственный актер.
— Любовь творит чудеса.
— И каковы же ваши условия? — после непродолжительной паузы выдохнул Корф.
Ольга подошла к нему и зашептала, почти касаясь губами его лица.
— Вы должны оказать мне услугу…
Глава 6. Дворцовые игры
Дни, прошедшие с момента удаления от двора княжны Репниной, отправленной в имение к своему жениху, принцесса Мария провела в усердных попытках занять хотя бы чем-то ту пустоту, что образовалась в ее душе с отъездом Наташи, успевшей легко и незаметно за столь короткое время стать ей и подругой, и покровительницей. Мария с тоской вспоминала непринужденность и сердечность своей первой русской фрейлины, помогавшей принцессе во всем — от выбора платья до тонкостей русской речи.
Ныне приставленная к Марии Нарышкина тоже претендовала на роль наперсницы, но вела себя то вызывающе бесцеремонно, то столь откровенно подобострастно, что у принцессы не было и тени сомнения в лицемерности этой особы. Мария была уверена, что более не может полагаться на доверительность в разговорах и проявление своих эмоций. Нарышкина подмечала все перемены в ее настроении, но утешения фрейлины звучали столь приторно и выспренно, что казались, скорее, насмешкой над чувствительностью принцессы, чем подлинным сопереживанием.
И по тому, с каким вниманием Екатерина вслушивалась в запале сказанные слова своей будущей государыни, Мария подозревала, что все они запоминаются и доносятся. Кому? Скорее всего — императрице, которая так и не смирилась с выбором сына. Но Мария не исключала, что у княжны есть и более высокий покровитель — слишком уж заметной была вседозволенность ее действий. И однажды принцесса сравнила свое пребывание в Зимнем дворце с домашним заточением — мнимой свободой под неусыпным присмотром красивой и хитрой надзирательницы.
Отъезд Наташи повлиял и на Александра, непредсказуемость которого угнетала Марию. Иногда он вдруг становился мрачен и шутил до обидного резко, а то — оживал на глазах и веселился с азартом, совсем не свойственным его возрасту и положению. Нарышкину Александр избегал, а так как она неотступно следовала за принцессой, то его появления в комнате Марии сократились до присутственных встреч — по-протокольному холодных и безрадостных.
Поначалу Мария надеялась, что Александр просто бережет от посторонних глаз дорогие ему чувства, но потом задумалась: а были ли они, эти чувства, и если да, то она ли — предмет их направленности?
Вчера, правда, вернулся Жуковский, но и он появился как-то наспех — с обычной для него вежливостью и с необычной встревоженностью во взгляде. Его, казалось, что-то угнетало, но поделиться своими мыслями Жуковский явно был не намерен. Наоборот, отводил глаза в сторону и как будто старался ободрить Марию интонациями и жестами. Его забота ей всегда была приятна, но никогда прежде это внимание не скрывало какую-то тайну и не вызывало столь очевидной обеспокоенности.
А по мере приближения приема с послами иностранных государств, где Марию должны были впервые представить двору и посольскому корпусу в качестве невесты наследника престола, это напряжение росло, отнимая у хрупкой принцессы остатки здоровья и вконец изматывая ее мужество. Разглядывая себя по утрам в зеркало, Мария каждое следующее утро находила у себя на лице следы этих волнений — круги под глазами потемнели и образовали уже заметные невооруженным взглядом различимые припухлости, некрасиво выделялся рот, и резко обозначились скулы.
Энергичная Нарышкина не оставляла принцессу заботами и по-военному руководила ее подготовкой к предстоящей церемонии. Она заказывала портных и выбирала с ними фасоны платья для торжества и костюмов для объявленного через несколько после приема дней бала-маскарада. Екатерина велела вызвать к принцессе придворного ювелира и обувщика и лично взялась подготовить Марию к столь важному для нее событию, объясняя все детали обязательного ритуала.
Утомленная ее наставлениями Мария все же взбунтовалась и потребовала передышки. Обиженная Нарышкина выгнала всех из ее комнаты и, приказав дожидаться в коридоре, пока у этой взбалмошной девчонки пройдет приступ ипохондрии, расположилась на часах подле дверей.
Единственным, кому удалось пробиться сквозь кордон, оказался Великий князь Константин, младший брат Александра. Мария была ненамного старше Константина, но даже несколько лет разницы, когда тебе уже исполнилось десять, но еще нет пятнадцати, равна возрастной дистанции между Двадцатилетием и сорокалетием. И поэтому для Марии Константин был милым, прелестным ребенком — в чем-то взрослым, но все еще наивным в своей детскости с ее доверчивостью и склонностью к забавам.
Костя, которому едва сравнялось двенадцать, был обаятельным и легким существом. Он, как и отец, обожал военные игры и радовался каждому, кто содействовал ему в них, а потому ликовал, встретив в лице Марии неожиданного соратника. Безыскусность их отношений сделала принцессу его желанным другом, в то время как сестры и, тем более, старший брат Великого князя витали делами и мыслями в иных сферах. Мария же, с рождения лишенная братской симпатии, теперь с удовольствием окунулась в новые для нее семейные отношения.
И поэтому, когда Константин в специально сшитом для него флотском мундирчике с видом триумфатора вошел в ее комнату, а следом его слуга вкатил тележку с фигурами для напольной игры в солдатики, Мария разулыбалась, постаралась отбросить свои грустные мысли, на мгновение забыла об обидах и перестала печалиться…
— Я попрошу отца, чтобы и для вас, Мария, заказали мундир. Императрица-воительница для России не новость, — отвлек их насмешливый голос Александра.
— Посмотрите, что вы наделали! — недовольно воскликнул Костя, когда брат прошел в центр комнаты, разом сломав всю диспозицию его войск. — Вы испортили нам игру!
— Это всего лишь игра — пустые фантазии на паркете! — Александр не больно щелкнул брата по носу.
Костя вскочил с пола и бросился на наследника с кулачками.
— Ты противный! Злой! Ты.., ты…
— Господа, не ссорьтесь! — Мария тоже поднялась с колен и мягким жестом увела Константина от брата. — Константин Николаевич, прошу вас, не обижайтесь! Я думаю, виной всему напряжение, которое испытываем мы все перед предстоящим приемом. Должна вам признаться, я тоже изрядно взволнована.
— Однако, — все же надулся Костя, — вы не деретесь и не портите другим настроение.
— Это потому, что принцесса еще слишком мало живет при дворе, а вот когда она освоится здесь, тогда и посмотрим, — кивнул Александр.
— Вы всерьез думаете, что жестокость окружающего мира способны поколебать мое смирение? — тихо спросила Мария.
— И более сильные колебались, если только вы — не Иисус Христос, — Александр с вызовом посмотрел на нее.
Мария глаз не опустила, но в ее взгляде он увидел столько боли, что немедленно почувствовал неловкость за свою неоправданную резкость.
— Велика важность — прием! — пробурчал Константин, подавая знак слуге собрать с пола фигуры кавалеристов.
— Нелепость ваших суждений может извинить лишь ваша молодость, дорогой брат, — Александр решил отыграться на младшем.
— Зато я — не такой жестокий! — бросил ему Константин. — Пойду к фрейлинам — у них всегда есть конфеты, и они всегда приседают передо мной!
— Еще бы, — криво усмехнулся Александр.
— Это невежливо, ваше высочество, — сказала Мария, едва за Константином и его слугой закрылась дверь. — Вы пользуетесь своим положением старшего. И совершенно напрасно ополчились на Костю.
— Похоже, я всем испортил настроение? — без чувства сожаления спросил Александр.
— Я уже привыкла к тому, что вы постоянно думаете только о себе и подразумеваете в общении исключительно свое настроение, — пожала плечами Мария. — Но позвольте все же напомнить вам — Константин ребенок, и его обижает подобное небрежение. Я прошу вас впредь сдерживать свои эмоции. Хотя бы в моем присутствии.
Александр нахмурился — принцесса была права, но признать это — значило расписаться в собственном бессилии, сознаться самому себе, что не удается справиться с разъедавшей его любовной тоской. Увлечение Наташей оказалось для Александра столь неожиданно сильным, что он растерялся. В его жизни все уже было предрешено — он затаил в глубине сердца память об Ольге и душою обратился к Марии. Наташа же стала испытанием его порывистой и эмоциональной натуры, и эта ноша, судя по всему, оказалась Александру не по силам.
— Надеюсь, вы простите меня? — извиняющимся тоном спросил он.
— Я не могу обижаться на свойства вашего характера.
— Так вы видите во мне солдафона?
— Я вижу в вас человека, готовящегося к нелегкому бремени власти, а потому тяжело переживающему необходимость отрешиться от простых радостей и обычных чувств, — с поклоном сказала Мария.
— Ваша мудрость поразительна, — побледнел Александр. — И вы опять явили мне пример добродетели и благородства. Господи, я совсем недостоин вас!
Промолвив это, он бросился к принцессе и принялся целовать ее руку с той почтительностью, которую в прежние годы оказывал лишь матери.
— Что вы, Александр Николаевич, — смутилась Мария, — я понимаю вас. Мы все немного напряжены. Ожидающее нас событие действительно может оказаться переломным в нашей судьбе.
— Нашей? Значит, вы не обиделись на меня и по-прежнему готовы соединить свою руку и жизнь с моей?
— Я уже призналась вам в своих чувствах, и, поверьте, я способна умолчать о них, но не изменить им.
— Благодарю вас, — вздохнул Александр. — И смею полагать, что ваша грусть вызвана волнением… Хотя мне почудилось, вас тревожит что-то другое. Может быть, вам одиноко? Вы были очень привязаны.., к своей прежней фрейлине.
— Я рада, что княжна Репнина уехала. Уверена — она уже встретилась со своим женихом и счастлива, — на лице Марии появилось мечтательное выражение, ее глаза повлажнели.
— Да, — кивнул Александр и еле слышно добавил, — возможно, я ошибался…
— Для меня так важно то, что она выходит замуж! Это вселяет и в меня надежду на будущее.
— Мари! Наше будущее определено, и мне непонятны ваши сомнения на этот счет!
— Но экзамен, что ожидает меня, очень важен. И я искренне озабочена тем, как произвести хорошее впечатление на приеме и заслужить уважение Императора и его августейшей супруги. Я хочу, чтобы вы гордились мной.
— Но я и так горжусь вами! — воскликнул Александр, чувствуя угрызения совести. — День ото дня вы все больше удивляете меня, Мари. Я преклоняюсь перед вашей мудростью и великодушием и испытываю к вам глубочайшее уважение. Я убежден — вы добьетесь всего, о чем мечтаете.
— Благодарю вас, — кивнула Мария, — и не смею долее задерживать вас — у меня еще так много дел!
Откланявшись, Александр вышел, по не успел и двух шагов сделать по коридору, как был остановлен вездесущей Нарышкиной.
Екатерина пребывала в каком-то загадочном настроении и прямо-таки льнула к наследнику. Александр незаметно поморщился, вынужденно ощущая ее прикосновение. Нарышкина с видом знатока в портновском искусстве провела рукой по силуэту его мундира и одобрительно покачала головой.
— Вам так к лицу этот мундир, ваше высочество…
— Не думал, что вы еще и модистка, сударыня, — отстранился от нее Александр.
— У меня значительно больше внутренних достоинств, и они еще далеко не все вам ведомы.
— Сомневаюсь, что захочу удостовериться в справедливости ваших слов — просто поверю вам, — Александр сделал попытку обойти Нарышкину, но она не смутилась и продолжала настойчиво преследовать его. — У вас ко мне какое-то дело, сударыня?
— Минуточку, ваше высочество, — Екатерина сладострастно запустила руку за край лифа и, пошуршав там пальчиками, извлекла на свет маленькую записную книжицу в бархатном переплете с золотом на концах и полистала ее, — кажется, у меня свободны два танца — третья мазурка и четвертая кадриль.
— Вы — и опасаетесь остаться без достойного партнера на балу? — с иронией поинтересовался Александр, невольно следя взглядом за ее нехитрыми манипуляциями.
— Боевые офицеры — все такие увальни! — игриво улыбнулась обольстительная Нарышкина.
— Государь считает, что на балах в Зимнем должны присутствовать прежде всего доблестные воины, а не светские кавалеры.
— Так вы согласны? — атласный коготок фрейлины тут же принялся перелистывать странички записной.
— Увы, — развел руками Александр, — сегодняшние танцы я обещал принцессе.
— А вдруг вам не захочется столько с ней танцевать? — в руках у невозмутимой Нарышкиной откуда-то появился миниатюрный золотой карандашик.
— На что вы намекаете?
— Дама вполне может наскучить, если танцевать с нею весь вечер.
— Даже если эта дама — моя невеста? — Александр прищурился и искоса посмотрел на фрейлину.
— Однако невеста — еще не жена, — Нарышкина сложила губки бантиком и вытянула их вперед, как для поцелуя. — Стоит ли заранее себя закабалять?
— Закабалять? Так вот как вы думаете о предназначении императрицы?!
— Я не думаю, я рассуждаю, абстрактно, так сказать, — пожала плечами Екатерина. — К тому же не каждая невеста становится женой.
— А вы весьма смелы в своих рассуждениях! Не боитесь, что кто-нибудь уловит в ваших мыслях крамолу?
— Крамола — это то, что запрещено, а я имею далеко идущие полномочия…
— И насколько далеко? — спросил Александр, властно притягивая Нарышкину к себе.
— Настолько, что позволю себе еще немного осмелеть, — Екатерина прижалась к нему и подставила лицо для поцелуя.
Устоять перед нею было невозможно, и Александр с грубой страстью приник к ее губам. Нарышкина ответила ему с завидным пылом и безотказностью, всем существом демонстрируя готовность к самоотдаче. Но Александр прервал поцелуй так же бесцеремонно, как и ответил на ее порыв.
Более не сказав ни слова, он отстранил Нарышкину от себя и ушел, не оглядываясь. Наследник разозлился — податливая Нарышкина была ему неинтересна. Ее ухищрения выглядели чересчур простыми, а уловки — наивными. Александр же всегда хотел иного — тайны, флера, романтических встреч и немного волнения. Но ни одна из женщин, способных дать ему желаемое, не могли остаться с ним. И почему любовь — это только потери?!..
Проводив Александра самоуверенным взглядом, Нарышкина вошла к Марии. Принцесса стояла у окна и пыталась разглядеть что-то под ледяным рисунком на стекле.
— Я так сожалею, что решилась высказать вам свои наблюдения о цесаревиче и княжне Репниной… Вероятно, вы вздохнули с облегчением, когда мадмуазель Натали покинула дворец, — от двери скорбным тоном сказала Екатерина.
— Мадмуазель Нарышкина, я полагаю, вас прислали для того, чтобы исполнять мою волю, а не для того, чтобы обсуждать мои чувства.
— Прошу прощения, ваше высочество, — Нарышкина присела в поклоне. — Мое назначение было настолько стремительным, что я не успела получить детальные указания о своих прямых обязанностях. И действовала, скорее, по велению сердца, нежели по уставу. А потому буду вам крайне признательна, если вы подскажете мне, что делать и с чего начать.